скачать книгу бесплатно
Я неохотно выдавила:
– Это очень долгая история, Андрис… Там полно чужих тайн, поэтому я бы не хотела ее рассказывать.
– Йоу, ну конечно! Или ты просто не хочешь, чтобы это я вытащила Полынь. Но и самой тебе неохота стараться. Помнишь сказ про собаку на сене?
Сиплая злость внутри меня снова всколыхнулась… Я замерла, пытаясь подавить эту манящую ярость в душе. Прах, мне что, теперь всю жизнь с соблазном разрушения бороться?!
Андрис, не отводя от меня взгляда, искривила губы так сильно, что они уплыли вбок, будто у рисованных персонажей. В эту скособоченную ухмылку Андрис привычно воткнула трубку, пыхнула дымом и вдруг начала меня отчитывать:
– Молчишь, Тинави? Удобная у тебя позиция – обмотаться не своими тайнами, будто поясом смертника. Как бы все по принуждению. Ты такая маленькая, слабенькая, миленькая, с этими огромными глазищами, и жутко хочешь всем помочь, но не можешь – иначе злоумышленник, хозяин пояса, подорвет все к праховой бабушке. Отличный предлог для ничегонеделанья. Это работает раз. Это работает два раза. Но трижды… Не знаю. Ты мне нравишься – боги видят, ты мне нравишься, – но что-то мне уже надоело. Многовато вокруг тебя вопросов, даже если смотреть с отдаления, как это делаю я. Полынь, может, и готов был с тобой нянчиться, он слишком уж падок на прикопанные секретики, но со мной так не пойдет. Выкладывай начистоту – или смирись с тем, что ведешь себя недостойно.
В ее медово-ореховых глазах был такой вызов, что мне захотелось убежать – чтобы случайно не сделать чего-то, о чем пожалею… Но я лишь глубоко вдохнула, прогоняя блики. Спокойствие, только спокойствие.
Я склонилась к Андрис, девочке-отвертке, и тихо повторила:
– Вам некуда торопиться. Не надо идти под курган. Полынь не казнят. Лучше придумать другой план.
– Придумывай. Расскажешь, когда я вернусь из некрополя.
Башенные часы на Ратуше начали вызванивать полночь. Звук постепенно подхватывали все остальные куранты и колокола столицы. Традиционное ночное шоу, главный объект ненависти всех любителей тишины.
Йоукли воспользовалась долгим перезвоном как предлогом и, попрощавшись, выскользнула из нашего уголка и мгновенно затерялась среди посетителей Рокочущих рядов.
Я застонала и закрыла лицо руками.
* * *
Когда я вернулась в поместье Мчащихся, Кадия еще не спала, судя по горящим окошкам ее спальни.
Всю дорогу до этого Патрициус продолжал радоваться нашему с ним «новорожденному дуэту, прекрасному союзу», совершенно игнорируя тот факт, что я не проронила ни слова. Кентавра так воодушевляла идея бравой команды «Езжай и Стражди», что он даже собрался рисовать о нас комиксы, подрядив в качестве художниц своих многочисленных дочурок.
– Кажется, я опять наделала глупостей… – простонала я, вваливаясь в комнату.
– О, ну хоть что-то в этом мире стабильно! – отозвалась Кадия. Подруга сидела в удобном бархатном кресле и хихикала. В кресле напротив сидела моя подводная ночнушка.
– Ты посмотри, Тинави! Эта штука повторяет все мои жесты! – восторженно взвыла Кад.
Для демонстрации волшебства она показала мне кукиш. Рукав серебристого балахона тотчас свернулся в такую же фигу. Кадия заржала. Ночнушка мелко затряслась, переливаясь чешуйками.
– Кажется, вы отлично сработались! – улыбнулась я.
Кадия лишь ликующе закивала, радуясь, как ребенок. Мне не хотелось портить ей настроение своими проблемами. Я села поодаль и стала придумывать планы – миллион планов по спасению Полыни из тюрьмы. Ни один не выдерживал критики…
На сто двадцатой дурацкой идее я сдалась и рухнула на кровать лицом вниз. Мне было стыдно перед Андрис. Кадия продолжала экспериментировать с рубахой, громко удивляясь и восторгаясь ее знаниями-уме- ниями.
– Ну вообще! Она даже сама на меня надевается, с лету! А-ха-ха, ты что щекотишься, поганка!
Я уже спала, когда Кад заботливо подоткнула мне одеяло.
– Утро вечера мудренее, подруга. Все наладится. Обещаю, – сказала она, и в ее голосе звучала непривычно мягкая улыбка.
Мой сон тотчас стал гораздо светлее.
День цветов, Сайнор и Карл
День цветов – один из пяти летних праздников Лесного королевства. По статистике, у четверти туристов, приехавших на фестиваль, начинается аллергия – в Шолохе развешано слишком много цветочных гирлянд. Поэтому рекомендуем вам положить в саквояж толченый корень ларош-травы или эссенцию квадральисты. Вы ведь тоже не пропустите карнавал?
Энциклопедия «Доронах»
– Тинави, ты меня слышишь? Эй?
– Дай ей пару минут, Карл.
– Она плохо выглядит. Может, слишком резко выдернули?
– Она человек. Они хлипкие. Подожди немного.
– Ави, это грубо. Касательно живого существа говорят «слабые». Слабые, а не хлипкие. Хлипкий – это стол. Или алиби. Или сюжет в этом новом блокбастере.
Я открыла глаза. И сразу закрыла обратно.
Карл, сиятельная Авена и я сидели за шатким трехногим столиком в уличном кафе. По дороге мимо нас проносились ревущие механизмы, похожие на железные алхимические капсулы, с грохотом взрывающие тонкую пленку пространства. На обочинах росли шершавые деревья, чьи круглые коричневые плоды были втрое меньше плодов ошши. Странная музыка откуда-то сбоку – слишком быстрая, слишком резкая – коробила слух: будто каменный великан энергично боксирует с твоей ушной перепонкой на роли груши…
– Тинави! Ты как? – Заметив мое движение, Карл смягчился.
Его детский голос отнюдь не соответствовал бешеной обстановке вокруг.
Подкатившая тошнота мешала как следует осмотреться, хотя мир вокруг был безумно интересным. Везде – стеклянные дома из давних видений Карла – нереальные, невозможные здания, крышами подпирающие небо.
Над самым ухом раздался героический голос богини Авены:
– Что ж, добро пожаловать в Форт-Лодердейл, девочка.
– Это не сон, да? – прошептала я, зажмуриваясь еще сильнее.
– Нет. Не совсем.
Сначала я протянула руку вперед, потом нащупала теплое запястье Карла и только затем снова открыла глаза.
Мы сидели на жаркой, очень жаркой улице.
Авена. Богиня – она и есть богиня, белокурая, величавая; Карл в знакомой мне ипостаси мальчишки; Лиссай и я.
Лиссай! Тонкое, изможденное тело принца обмякло в инвалидной коляске, какие встречаются в портах Саусборна. Лиссай был будто всплывший труп на ночной поверхности озера: глаза закрыты, руки безвольно раскинуты на подколотниках, а лицо обращено наверх, к безупречной синей выси.
– Лис здесь? Он что, мертв?! – Я одурела от собственной смелости, задавая этот вопрос.
Светло-рыжие, будто рассветные волосы Лиса непослушно торчали во все стороны. Прозрачная белая кожа светилась, такая чужая всей этой загорелой роскоши кругом. Многочисленные веснушки дрожали перед глазами.
– Жив. – Карл не стал мучить меня предисловиями. – Повезло.
– Куда же его выкинуло Междумирье?..
– Куда нас выкинуло Междумирье, – поправила Авена. Глаза богини прятались за огромными очками с блестящими стеклами-зеркалами. – В предместья Хаоса, если тебе это о чем-то говорит, девочка. Принцу хватит впечатлений на целую жизнь.
Я ахнула.
– Боюсь, вся ситуация со Зверем оказалась хуже, чем я мог представить. – Карл сквозь трубочку потянул темную пузырящуюся жидкость из запотевшего стакана. – Зверь не только выжил – Зверь стал сильнее, черт бы его подрал. И с Междумирьем беда…
– Не забивай смертной голову. – Авена, сдвинув очки на кончик носа, строго посмотрела на Карла.
Он покосился на величественную сестру и незаметно от нее подмигнул мне. Потом снял с себя кепи с жестким козырьком и нахлобучил Лиссаю на голову. Он одернул ее так, чтобы казалось, что принц просто спит, размякнув на полдневной жаре.
– Мы вернем Лиссая в Шолох, но пространственно-временной континуум потребует пару дней на его перемещение. Можно было бы сделать временную воронку – но ни Авена, ни я не специалисты, это сфера Теннета. Впрочем, разберемся. Какое у вас сейчас число?
– Ночь на двадцать пятое июня.
– Отлично. Двадцать седьмого июня в одиннадцать вечера тебя выкинет ко мне, и принц уже будет готов к возвращению домой.
– Но почему я не могу забрать его сейчас?
– Потому что тебя тут нет, Тинави. Ты спишь в Шолохе. Здесь только проекция, твое отражение. Ты чувствуешь себя живой, но местные не ощущают твое присутствие, разве что как холодок, непрошеные мурашки на шее. А вот Лиссая нужно вернуть целиком – ну если ты не рассчитываешь на еще одного милого шолоховского призрака…
– Двадцать седьмое июня, одиннадцать вечера, я поняла.
– Супер. – Карл улыбнулся.
Авена кивнула мне:
– Всего хорошего. – И богиня бросила на Карла недвусмысленный взгляд: ты тоже закругляйся.
Хранительница отодвинула металлический стул и пошла к внутреннему помещению кафе. Когда Авена скрылась за стеклянными дверьми – они разъехались перед ней по сторонам сами, словно по заклинанию, – мальчик наклонился ко мне и быстро зашептал:
– Тинави, учти, Междумирье продолжает барахлить. Очень сильно. Несмотря на то что я закрыл входы и подчистил логи, оно бесится и жадно втягивает в себя всех, кто похож на хранителей. А ты похожа – моей магией. Так что, пожалуйста, будь аккуратна и не вздумай поддаваться ему, если попробует притянуть.
– Хорошо, Карл. Слушай, а насколько все плохо со Зверем? Один мой друг по имени Ол`эн Шлэйла боится, что мир падет…
Но Карл уже рассеянно смотрел на то, как к нам возвращается Авена, листающая меню. Мальчик кивнул в ее сторону:
– Она очень расстроена из-за моего поведения, и это справедливо… Увидимся, Тинави. – Карл поднял холодный бокал с трубочкой-зонтиком мне навстречу, будто хотел чокнуться.
Обжигающе-красочный мир закачался и ухнул куда-то вниз.
* * *
Нежные припудренные потоки солнечного света акварельными мазками разукрашивали летнюю спальню Кадии.
Высокая этажерка с воинскими дипломами, бархатная лиловая тахта и туалетный столик составляли треугольник композиции, открывшейся моему осоловелому взгляду.
Серебристо-салатовые ивовые грозди непрошеным изобилием вваливались в распахнутое окно. За ним с плеском дурачились краснобокие карпы в декоративном пруду. Вдалеке, пока еще тихо, приборматывая, распевалась садовница – краснощекая кудрявая душечка с кнасским акцентом, немилосердно затянутая в корсет.
Я перевела дух. Потом вытащила из-под невесомого одеяла руку и с опаской ощупала лицо, шею, плечи. Вроде все на месте. Сев в кровати, я сбросила ступни на каменный пол, привычно постаравшись не наступать на трещинки между розовато-оранжевыми, цвета апельсиновой меренги, плитками.
Бом-м-м-бом-бом… Старинные ходики вскинулись на стене, дважды повторили свой трехдольный напев.
Шесть утра.
Я вышла в сад: босая, припухшая со сна, со встрепанными волосами. Утро в Шолохе было до боли прекрасно…
Я застыла на резном крыльце летнего домика Кад, не в силах вдохнуть: мешали то ли остатки межпространственного сна, то ли так некстати припершая к стенке ностальгия.
Сметанные облака аппетитными ложками сгущали высокий лазурный небосвод. В скрупулезно подстриженной траве с безбашенной смелостью тарахтели кузнечики. Блестящие, как самоцветы, стрекозы расчетливо вспарывали шелка утреннего воздуха, слоями поднимавшегося от земли: холодно, теплее, совсем тепло… Я глубоко вдохнула эту пьянящую шолоховскую быль.
Жизнь.
Привет, жизнь!
Как же я тебя люблю, дорогая моя, драгоценная моя, моя главная страсть и главная радость. Куда бы ни мчались безумные кони фатума, как бы далеко ни было настоящее от моих детских мечтаний, знай, жизнь, – ты прекрасна. Каждым вздохом своим я славлю тебя, каждой секундой бытия. И неважно, кто я, что я, что сделала, а что – увы, но нет. Неважно, любит ли меня хоть кто-нибудь, я люблю – тебя, моя жизнь, тебя, мой Шолох, и значит, все это уже не зря.
Где-то там красивый, золотой, как старинная монета, Лиссай спит под палящими лучами такого знакомого, а все же чужого солнца. Послезавтра его вернут домой. А значит… это значит, что… Ох!
Я аж подпрыгнула, когда у меня в голове с ясной отчетливостью нарисовался слегка безумный, слегка самонадеянный, но все же план – план, который мог дать сто очков вперед Андрис с ее дурацкими тролльими игрищами и переходом на личности.
От избытка чувств я послала воздушный поцелуй садовнице, копавшейся в зарослях шиповника, и вприпрыжку бросилась обратно в спальню.
* * *
– Кад, Кад, просыпайся! – расталкивала подругу я, с ногами забравшись на кровать и пытаясь отобрать у нее подушку. Свою подушку, ведь стоило мне покинуть наше ложе, Кадия заграбастала мою сатиновую думочку и нежно сжала ее в объятиях, сладко посапывая. На мои толчки – весьма интеллигентные, надо признать, – она не реагировала. Ситуацию спасла ночнушка из Рамблы, которая стремительно бросилась на лицо подруги и сжала той нос и глаза, будто припадочная профессиональная лобызательница.
– Хей! – Не успела я испугаться, как подруга уже очнулась.
Рывком сорвав с лица серебристую тряпку, Мчащаяся расхохоталась:
– Ой, не могу! Эту штуку можно использовать как будильник! Ну чего, чего тебе надобно, неугомонная? – ласково обратилась она уже к рубашке. Та замерцала, смущаясь.
– Слушай, Кад, а хочешь, я тебе ее подарю? – внезапно предложила я. Обе, стражница и ночнушка, повернулись ко мне в счастливом изумлении.
Я усмехнулась:
– Бери!
– То-о-очно? – Глаза Кадии возбужденно полыхнули голубым. Чешуйчатая рубашечка метнулась на шею подруги, обмотавшись вокруг нее, как диковинный шарфик.
– Точно. Вы идеальная пара, а вот у нас не сложилось, – фыркнула я.
Кадия возликовала. Рубашка с лету напрыгнула на нее, наползла через голову прямо поверх нормальной, неживой комбинации – черной, шелковой, жутко красивой, сшитой на заказ. Я, довольная, отправилась умываться.
Как же здорово дарить! Просто брать – и дарить. Вы возмутитесь: велика наука – дарить то, что тебе самому не нужно. А все-таки – неважно. Дать человеку то, от чего сердце его радостно подскочит, – это величайшее наслаждение. Чувствуешь себя таким свободным, таким благополучным… А кем себя чувствуешь, тем и становишься. Закон наивный, но действует. Прах побери, на сто процентов действует.
