banner banner banner
Болтик
Болтик
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Болтик

скачать книгу бесплатно

Болтик
Владислав Петрович Крапивин

Каким невероятно насыщенным и интересным был этот день у Максима Рыбкина! Он успел исполнить сольную партию в хоре, предотвратить пожар, поранить ногу, познакомиться с самым настоящим летчиком… Такое просто невозможно забыть!

Владислав Крапивин

Болтик

Вишневая пилотка

– Чудовищный кошмар, а не ребенок, – безнадежно сказала мама. Ты доведешь меня до сердечного приступа, а сам простудишься насмерть.

«Чудовищный кошмар», третьеклассник Максим Рыбкин, пыхтел рядом с дверью, у полки с обувью. Он застегивал новые сандалии.

Старший брат, девятиклассник Андрей, крутился у большого зеркала: расчесывал маминым гребнем отросшую гриву. Он успокоил:

– Если простудится, то, может, не насмерть. Может, похлюпает носом, почихает и выживет.

– Сумасшедший дом, а не семья, – сказала мама. – Одного не загонишь в парикмахерскую, другой делает все, чтобы схватить воспаление легких… Игорь! Скажи хоть что-нибудь!

Папа высунулся из комнаты. В одной руке он держал отвертку, в другой электробритву. От бритвы едко пахло горелой изоляцией. Половина папиного лица была блестящая и гладкая. На другой половине искрилась от коридорной лампочки светлая щетина. Папа захотел узнать, что случилось.

Что случилось? Их ненаглядный сын хочет уйти из дома раздетым. А на улице всего семь градусов!

Максим наконец справился с застежками и распрямился.

– Семь было в шесть часов. А сейчас уже согрелось.

– Ты хочешь моей погибели, – грустно сказала мама.

– Максим, – внушительно произнес папа, – ты – будущий мужчина и должен уступать женщинам в споре.

– Но если я уступлю, на кого я стану похож?! Вся форма изомнётся, и я буду как из пасти бегемота вынутый!

– Ах, как изящно? Сын интеллигентных родителей?.. Игорь, почему ты улыбаешься? Между прочим, когда среди родителей нет согласия, из детей вырастают правонарушители.

– Выходит, я почти готовый правонарушитель, – жизнерадостно заметил старший брат Андрей.

– По крайней мере, внешне, – сказала мама. – Длинноволосый гангстер из Чикаго.

– Пожалуй, что-то есть, – снисходительно согласился Андрей.

– Оставь в покое мой гребень, – велела мама и снова повернулась к Максиму: – Я уверена, что все дети придут на студию в пальто или куртках.

– Не придут. А если придут, им не так важно. Они в ряду стоят, и незаметно, если помятые. А я впереди, у самого… ми… крофона…

Последние слова Максим произнес угасшим голосом. Потому что взглянул на брата.

Андрей стоял к Максиму спиной, но его отражение смотрело на младшего братца ехидно и выразительно. Сейчас скажет: "Оставьте в покое нашего солиста! Ему нельзя нервничать, а то он в самый важный момент вместо ноты «си» возьмет ноту «до».

Ух, слава Богу, не сказал. Только хмыкнул. Максим торопливо объяснил родителям:

– Сами же станете говорить, что неряха, если увидите на экране, что я мятый.

– Не лишено логики, – заметил папа.

– А ну вас, – сказала мама. – Пусть идет хоть голый. Не ребенок, а варвар.

Андрей наконец убрался от зеркала, и Максим скользнул на его место.

Какой же он варвар? Варвары косматые, немытые, страшные, вроде разбойников. А он вполне симпатичный человек. Вообще симпатичный, а в новой форме – особенно.

Форма темно-красная, а точнее – вишневого цвета, жилетик с латунными пуговками – тугой в поясе и свободный в плечах – оставляет открытыми белые рукава и воротник рубашки. Легонькие штаны отглажены так, что торчат вперед складками, словно два топорика (а ноги у Максимки – как тонкие длинные рукоятки у этих топориков – еще незагорелые, светлые, будто свежеоструганное дерево). На ногах красные сандалии. И носочки тоже красные. Форму недавно выдали в ансамбле, а обувь купила мама. Потому что Максим будет стоять впереди хора, и все на нем должно выглядеть как с иголочки.

Все пока так и выглядит. А лучше всего пилотка. Тоже вишневая, из тонкого сукна, с белыми кантами на верхних швах и вышитыми серебром крылышками на левой стороне. Потому что младший хор в ансамбле называется «Крылышки».

А все вместе – два хора, два оркестра и танцевальная группа называется так длинно, что сразу и не запомнишь: «Детский музыкально-хореографический ансамбль Дворца культуры имени Чкалова».

Дворец построен для летчиков. Говорят, когда-то в этом районе был главный аэродром. Потом появились реактивные лайнеры, летное поле стало тесным, и аэропорт перенесли далеко за город. На старом месте сохранилась только площадка для маленьких аэропланов и вертолетов.

Но управление областного Аэрофлота тоже осталось здесь . А недалеко от управления – и Дворец культуры.

Максимкин отец – не летчик, он инженер на «Строймаше». А мама – завуч в художественном училище. Ну и что? В ансамбле занимаются не только дети летчиков. Где их столько наберешь? Просто приходят ребята, которые живут не очень далеко. А Максим даже и не сам пришел в ансамбль. В марте на уроке пения услыхал его суровый на вид дядя с рыжими клочкастыми бровями (все думали, что это инспектор гороно). Услыхал и грозно сказал после урока:

– А ну, голубчик, пошли со мной. Немедленно.

Максим охотно пошел, потому что сурового дядю он ничуть не испугался, а после пения ожидался диктант.

Они пришли во Дворец культуры, в большую комнату, где стоял трехногий сверкающий рояль. Его поднятая крышка напоминала косой китовый плавник, а клавиши – пасть кашалота. Дядя с клочкастыми бровями начал давить на клавиши и требовать, чтобы Максим голосом повторял их музыку. Это было совсем не трудно, и Максим повторял, только тихо, потому что стеснялся. Потом дядя стал играть песенку про кузнечика, которого сожрала бессовестная лягушка – эту песню все знают. И Максим должен был петь. Наверно, у него не очень получилось. Дядя вдруг оборвал игру, поставил Максима между колен и сказал не сердито, а как-то жалобно:

– Дружище, не смущайся, пожалуйста. Очень прошу. Ты ведь можешь петь. Ты ведь, если откровенно говорить, любишь петь.

Максим слегка осмелел тихонько сказал:

– Ага.

– Дома, когда ты один, ты наверняка поешь. Я в этом совершенно уверен.

Максим осмелел еще больше и ответил:

– Смотря что… Дядя стремительно обрадовался:

– И прекрасно! Здорово? А что ты хочешь? Что любишь? Давай!

Максим вспомнил, что после диктанта еще природоведение, которое он совершенно случайно не выучил. И спросил:

– А можно с гитарой? Я с роялем не могу как-то…

Дядя сорвался с круглой табуретки, умчался из комнаты и тут же вернулся с блестящей гитарой.

– Что будем? Давай…

– Я названия не знаю…

– Ладно, посмотрим. Ты начинай, я подыграю.

Начал Максим, наверное, не очень здорово:

Приглушенно тлеют огни,
И лагерь наш в сумраке тонет…

Но голос его догнала гитара, и стало легче. И песня была такая, что если уж запел, то надо петь как следует. Потому что сразу кажется, что кругом опасность и скоро – в атаку.

В кустах не расседланы кони,
И песня в ночи не звенит…

Дальше Максим и сам не знал, как пел. Но, видимо, голос его звучал чисто и тревожно, потому что слова в песне были тревожно-звонкие:

Средь тонкой ночной тишины
Не дремлют повстанцев дружины.
И как нервы, стальные пружины
В ружейных замках взведены…

Когда песня кончилась, дядя отложил гитару и задумчиво сказал:

– Д-да, любопытно… Это откуда такое произведение?

– У брата слышал.

– Он тоже поет? – быстро спросил дядя.

– Да нет, у него на магнитофоне…

– Ну ладно, Максим Рыбкин. Меня зовут Анатолий Федорович, я руководитель ребячьего хора. И ты, дружище, от меня не сбегай, пожалуйста.

Максим не сбежал. Зачем? По крайней мере можно было петь не стесняясь. Не то что дома, где мог услышать и начать дразниться Андрей. Правда, не все песни нравились, но что поделаешь? Так не быва-ет, чтобы все на свете нравилось. Зато одна песня, про первый полет, была для Максима самая лучшая. С этой песней он и будет выступать сегодня на телевидении, на концерте, посвященном Дню пионерии.

Хорошо, что с этой песней? Пускай мама с папой не летчики, пускай он сам не летал еще ни разу, даже пассажиром, но раз он поет про летчиков, значит, хоть какое-то, хоть самое маленькое отношение к ним имеет. Значит, пилотку с крылышками носит не зря. Вот так!

Максим посильнее сдвинул пилотку на левый бок и еще раз с удвольствием оглядел себя в зеркале.

Конечно, хорошо, если бы уши были чуть поменьше и не торчали в стороны. И если бы вместо белобрысой коротенькой прически была темная и волнистая – не такая длинная, как у Андрея, но вроде. И если бы губы оказались потоньше, а нос попрямее и с мужественной горбинкой, как у папы. Но нет так нет. В общем-то. Максим и так неплох.

Что ни говорите, а внешность для человека – важная вещь. Именно из-за внешности Максим попал в солисты. Конечно, ему это не говорили, но он догадался. Он случайно слышал после репетиции, как поспорили Анатолий Федорович и начальница всего ансамбля Алевтина Эдуардовна.

Анатолий Федорович только с виду грозный был, а на самом деле очень добрый. Он на ребят никогда не кричал, даже если баловались на репетициях. Но в тот раз, с Алевтиной Эдуардовной, он разговаривал сердито. Они поссорились из-за Алика Тигрицкого.

– Пожалейте ребенка! – возмущался Анатолий Федорович. – Вы наслаждаетесь его голосом, как конфеткой, а весь хор сбивается и начинает хихикать, когда Алик поет: «Товарищ летчик, возьмите меня, я очень легкий»!

Это была правда. Хихикали. И Максим опять едва не засмеялся за кулисами. Потому что в самом деле – когда Алик, по прозвищу Шеф-повар, со своим круглым, как тугой мешок, животом и похожими на подуш ки коленями выходит к микрофону, под ним поскрипывает сцена.

– Но, дорогой Анатолий Федорович, – ласковым голосом возражала Алевтина Эдуардовна, – ведь у вас хор, а не балет. Прежде всего следует думать о звучании…

– Об искусстве надо думать! – почти зарычал Анатолий Федорович. – Целиком об искусстве! Когда посреди серьезной песни в зале начнется хохот, какое к черту звучание! И каково будет самому Тигрицкому? Нет уж, пускай поет о макаронах – там все на месте: и внешность, и голос, и содержание.

– Но как же песня о полете? Ведь мы все-таки чкаловцы!

– Будет вам песня! В хоре не один Алик с голосом…

Через день Анатолий Федорович оставил Максима после репетиции и осторожно спросил:

– Максимушка… Потянешь «Первый полет»?

Конечно, он знал, что эта песня Максиму больше всех нравится. Максим оробел и застеснялся. Шепотом сказал:

– Не знаю… И на концерте?

– Там видно будет. Попробуем?

Первый раз получилось неважно. Потому что подошла Алевтина Эдуардовна и, поджав губы, смотрела на Анатолия Федоровича. Максим сбился…

– Ну ничего, – грустно сказал Анатолий Федорович. – Ничего, Рыбкин. Потом еще… Попытаемся.

Максиму стало жаль его. И он немного рассердился. И сказал:

– А можно еще раз?

Анатолий Федорович торопливо поднял крышку рояля.

– Еще? Ты хочешь?

Максим кивнул и зажмурился. И представил, как ветер качает ромашки на краю летного поля. И какие пушистые белые облака бывают над аэродромом, когда раннее утро… Он так это здорово представил, что пропустил начало.

– Ой, простите. Можно снова?

И опять пошло вступление:

Над травами,
которые
Качает ветер ласковый,
Над кашкой и ромашками
Растет веселый гром…

Это просыпаются разноцветные спортивные самолеты. Летчики прокручивают моторы. А на краю аэродрома собираются мальчишки – те, кто очень хочет в небо. Те, кто часто летает во сне.

Максиму почти каждую ночь снится, что он летает…

Он кончил петь и опять испугался. Не получилось?