banner banner banner
Фаворит. Полководец
Фаворит. Полководец
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фаворит. Полководец

скачать книгу бесплатно

Фаворит. Полководец
Константин Георгиевич Калбазов

Фаворит #4
Хорошая жена, хороший дом… Что еще нужно, чтобы встретить старость? Да в общем-то и ничего. Разве что удержать все то, что досталось кровью и потом. Оно бы забиться в дальний угол да жить себе спокойно, не выпячиваясь. Но… Иезуиты прочно встали на след странного человека, обладающего невероятными познаниями в различных областях. Хм. Еще бы Ивану Карпову, в прошлом Ивану Рогозину, представителю двадцать первого века, не поражать жителей века восемнадцатого. Карл, который Двенадцатый – не смотри, что молод, – затаил обиду нешуточную, спит и видит, как разорить Псковскую землю да наложить руку на вотчину молодого боярина. И что тому остается делать в этой ситуации? А бить первым. Бить нещадно и от всей широкой русской души. Бить так, чтобы впредь неповадно было точить зубы на Псков.

Константин Калбазов

Фаворит. Полководец

Глава 1

Все только начинается

«Шлеп, шлеп, шлеп», – резво и как-то даже игриво бьют по воде плицы. Сбоку от защитных кожухов висит водная взвесь, в которой плещется веселая радуга. «Чух, чух, чух», – басовито и бодро вторит плицам машина, изрыгая из трубы клубы бурого дыма. Вот только скорость каравана при этом едва ли дотягивает до пяти верст в час.

– Василий Родионович, а что, прибавить никак нельзя? – недовольно поглядывая на медленно проплывающий мимо него берег, поинтересовался новгородский купец Ерохин.

– Не получится, – покачал головой капитан. – Чай, не шутка, четыре дощаника на кукане[1 - Имеется в виду на буксире. – Здесь и далее примеч. авт.] вверх по течению тащить. Не озеро же со стоячей водой.

Это да. От Великого Новгорода прошли малость по Волхову, а дальше уж по Ильмень-озеру. И вот теперь вверх по Шелони. Не сказать, что скорость так уж мала. Бурлаки груженое судно хорошо как за день на двенадцать верст протянут. А тут и все шестьдесят получится. А то и больше. Ночи-то нынче светлые.

Но о чем еще думать купцу, едва разминувшемуся с бедой неминуемой, как не о скором ходе? Шведы подступили как-то неожиданно и разом. Карла Двенадцатого вообще отличали решительность, быстрота и напор. Вроде и мальчишка восемнадцати годков, а как лихо разобрался с Данией, выйдя в результате дерзкой десантной операции прямиком к ее столице. Датскому королю только и осталось, что запросить мира и отказаться от союза с саксонским курфюрстом и новгородцами.

После этого молодой король и предпринял наступление на Новгород. И обнаружили-то шведа вроде вовремя. Да только сделать ничего не успели. Оно беда, конечно, но не так чтобы страшная, доводилось уж выдерживать долгие осады, собираться с силами и отваживать ворога. Да только не в этот раз. Нашлись доброхоты, что открыли ворота, в перехлест их через колено.

Хорошо хоть давний компаньон и товарищ, псковский боярин Карпов, отправил за Ерохиным своих лешаков на пароходике. Как они выводили купца из города, в который под гром пушек и трескотню мушкетов уже ворвались шведы, не хочется вспоминать. Натерпелись – жуть. Но недаром ходят легенды о карповских особых воях. Вывели всех домочадцев и казну.

Правда, дома и имущества купец все же лишился. И потери были немалыми. Едва не четверть всего его состояния прахом пошла. И коли не подпустят красного петуха, то кому-то оно в пользу обернется. А лучше бы поперек глотки встало! Ну да хорошо хоть в последние годы Ерохин почти все дела вел с Карповым. Через него же основной прибыток имел. И дом белокаменный поставил в Пскове, где главную казну и хранил.

Вообще-то держаться за Новгород особого смысла не было. Но… Велика сила привычки. Не просто вот так, в одночасье, отринуть отчий дом и перебраться в новые края. А вот теперь приходится бежать, все время оглядываясь назад в ожидании погони.

– Так а чего те дощаники было цеплять? – недовольно пробурчал купец. – Чай, надобности в них никакой. На первом людишки мои да скарб. А остальные-то порожними идут.

– То не ко мне. Эвон Захар Ильич, его и пытай, – тут же перенаправил купца капитан к молодому сержанту в гражданском платье и взялся за рупор: – Эй, на дощаниках, не зевай! Вишь, на стремнину относит!

Караван как раз проходил один из крутых поворотов, которыми изобиловала Шелонь. Вот и начало сносить прицепные суденышки на стремнину. У реки не столь уж быстрое течение, но надо все же идти ближе к берегу. «Бобр» – небольшой пароход, а четыре дощаника, даже порожние, – груз изрядный. И это при том, что в любой момент на их след может встать погоня.

– Захар Ильич, слышь, ты чего нацеплял дощаников, как жадный рыбак карасей? – подошел к командиру взвода лешаков купец.

И тут же стушевался, припомнив, что фамилия его Сомов.

Парень лет двадцати шести в свою очередь только улыбнулся во все тридцать два зуба, блеснувшие на голом лице. Не носили лешаки бород. Усы еще встречались, а вот бород не водилось.

– Не боись, Авдей Гордеевич, доставим тебя в Псков в лучшем виде. А что до дощаников, так то приказ боярина. Велено вывезти столько людей, сколько получится. Оттого второй десяток двумя пятерками по обоим берегам двинулся, народ в деревнях и селах упреждая. А тех, что на шлюзах проживают и управляются с ними, так и вовсе велено грузить, не спрашивая. Потому как первое богатство любой земли – это люди, а знающие мастера – так и вовсе ее соль.

– Это-то верно. Но нешто Иван Архипович не ведает, что «Бобр» сможет ввести в шлюз только пару дощаников? – удивился купец.

– Ну насмешил, Авдей Гордеевич, – задорно произнес Сомов. – Нешто ты первый день боярина знаешь? Да он наперед все видит. Иль не говорил он тебе, чтобы ты еще в зиму перебирался во Псков? И не зазывал тебя весной? Не сказывал, что швед припожалует?

– Было такое, – вынужден был признать купец.

– Ну так и то, что трудность может приключиться на шлюзах, ему так же ведомо, – пожал плечами сержант. – Не переживай, Авдей Гордеич, чай, тут полный взвод лешаков да при четырех картечницах. Так что обороним, не сомневайся.

– Захар Ильич! – окликнул взводного один из его бойцов на идущем следом за пароходом дощанике, при этом указывая на правый берег Шелони.

Вот так взглянешь на паренька, коему едва двадцать минуло, и не особо рассмотришь в нем матерого бойца, способного в одиночку выступить против нескольких противников. Обычный парень, даже особой статью не отличается, и одет не на манер солдат боярина Карпова, а в обычный, изрядно поношенный кафтан. Разве что походка и движения у него легкие и эдакие вальяжные. Ну очень походит на уверенного в себе котяру.

– Ага, вижу, Саня, – вскидывая к глазам подзорную трубу, ответил взводный.

Вообще-то вот такая труба серьезных денег стоит, хоть и не отличается значительным приближением. Так. Серединка на половинку. А уж с морской трубой и вовсе не сравнить. Но товар это редкий, большого труда и мастерства требующий, а потому, считай, по весу серебра идет. Но Карпов не скупится на снаряжение своих воев. Опять же, трубы те недавно начали ладить на одной из его мануфактур. А боярин как возьмется за что, так работа ему в копейки обходится, а прибыток в рубли выливается.

При мысли об этом купец невольно крякнул. Потом смущенно огладил бороду, кинув взгляд на Сомова, не приметил ли тот чего. Угу. Кто о чем, а вшивый о бане. Ну вот не получалось у Авдея Гордеевича не позавидовать молодому и хваткому боярину. Даже несмотря на то, что едва ноги унес из практически захваченного города, выгоду Ивана Архиповича все же прикинул. Хотя… Чему дивиться, при таких-то потерях. Хочешь – не хочешь, а позавидуешь тому, у кого дело спорится.

Желая отвлечься от дурных мыслей, купец глянул на правый берег. Там собралось порядка полутора десятков человек, да отошла лодка, в которой находились четверо. Подробностей особо не рассмотреть. Но странно. Признаться, Ерохин не верил, что будут беженцы. Но Карпов и тут оказался дальновиднее.

– Саня, давай отправляй своих, – приказал сержант.

– Слушаюсь, – откликнулся десятник.

Свесился с борта, бросая взгляд назад, выставил один палец, и тотчас от дощаника отвалила берестяная лодка. Там было всего два гребца, однако каноэ стремительно полетело вперед и вскоре оставило небольшой караван позади. Лихо подошло к правому берегу, приняло на борт всех столпившихся и отчалило, направляясь к первому дощанику.

Вслед за каноэ подошла и лодка, в которой сидел мужик средних лет. С ним были женщина с младенцем на руках, подросток и девчушка. На дне узлы с вещами. Не иначе как семья. Судя по возрасту, должны бы еще быть детки, да, видать, Господь прибрал. Таким никого не удивишь.

Перебираться на дощаник крестьянин не стал. Просто прицепился сбоку и на том успокоился. Скорее всего, этот из кабальных. Вольный вот так не сорвался бы с места. Дом и земельный надел – они крепче любых якорей держат. Карпов же обещал помочь встать на ноги и грозился, что с Псковской земли выдачи не будет.

Не успела разгрузиться первая партия, как второе каноэ умчалось к левому берегу. Двигавшийся впереди десяток делал свое дело, оповещая крестьян об эвакуации. Правда, людей к реке выходило не так чтобы много. Да и те в основном молодые. Изредка для догляда за ними отправляли кого-то из взрослых мужиков или баб.

Угу. Поди расскажи крестьянину, что нужно бросать все и уходить с насиженных мест. Подумаешь, швед. Они, чай, не бояре, не дворяне и не купцы. Пахать землицу при любом хозяине надо. А новгородский он там, московский или швед, то без разницы. Все одно кому оброком кланяться.

Впрочем, боярин Карпов это дело предусмотрел. Поэтому в инструкциях лешакам предписывалось, чтобы они предлагали если не самим родителям подаваться на чужбину, то отправлять детей. Эдак и свое подворье с земельным клином останутся не бесхозные, и, случись надобность, детки уж обживутся на новом месте.

Оно, конечно, слова одни голые. Кто же станет так-то стараться, чтобы народ обустроить? С другой стороны, слово боярина Карпова крепкое. И о том ведают не только во Пскове или Новгороде, но и далеко окрест. Вот только тех, кто готов все оставить, оказалось мало. А потому и ручеек беженцев был весьма и весьма скуден.

– Ну что, ребятки, давайте знакомиться, что ли, – окинув веселым взглядом перебравшуюся на борт молодежь, предложил парень. – Я буду из Редькиных, Александр, сын Григорьев. Служу десятником в роте лешаков, в дружине псковского боярина Карпова.

– Брешешь, – откликнулся самый старший из парней, на вид лет девятнадцати.

– С чего бы это мне брехать? – делано удивился Александр.

– Да слышали мы, что лешаки у боярина все как один на вековые дубы похожи. И обличием недалече от тех леших ушли. Оттого так и прозываются. А ты ничего так, красавцем не назвала бы, но симпатичный, – игриво ответила одна из девиц.

– Ох, девонька, не будила бы ты лихо, пока оно тихо, – подкручивая ус, задрал голый подбородок Редькин.

– Ольга, а ну, цыть! Ишь разошлась. А ты, мил человек, неча на наших девок засматриваться.

– А ты чего так яришься, друже? Уж не невеста ли? – с открытой улыбкой спросил Александр.

Не праздный вопрос. Пусть на незнакомке и есть платок, вот только повязан он по-девичьи. Не иначе как перед дальней дорогой обрядилась. Обычно девицы носят ленты или тесьму. Но в любом случае замужем она быть не может. Этот же вроде как заботу проявлял о вон той молодке. На вид даже помладше первой, но платок как раз повязан по-бабьи.

– Сестра то моя. И я за нее любому башку оторву.

Угу. Этот может. Как есть может. Эдакая оглобля, косая сажень в плечах. Такого можно вместо лошади в соху запрягать, и разница будет невелика.

– И что, вот так всю жизнь будешь от сестры всех отгонять? – приподнял бровь Александр.

– А то не твоего ума дело, – отрезал парень.

– Хм. Ну а как я по сердцу твоей сестрице придусь? Как тогда быть?

– Да оставь ты его, Димка. Жидковат он мне в женихи. Мне того, кто меньше братца моего, и близко не надь, – с пренебрежением фыркнула девица.

– Вот зря ты так, красавица. Ить в самое сердце ранила, горше пули шведской.

– Да ты шведа-то вблизи видел? – И снова пренебрежительное фырканье, ну чисто рассерженный котенок. – Деся-атник. Леша-ак. Так чего же ты тут-то, а не на берегу бьешься? – припечатала она.

– Шведа видел, – даже и не подумал обижаться Александр. – А не бьюсь с ним, потому как пришел он не на псковские земли, а на новгородские. А у нас на Руси говорится: как аукнется, так и откликнется.

– Это ты на прошлый год намекаешь? – догадался паренек и возрастом помладше, и статью поменьше первого.

Карпов вовсе не собирался проявлять благородство и в ответ на подлость протягивать руку помощи. Понятно, что простой люд тут ни при чем. Ясно, что вечу головы задурили. Да только Пскову от этого не проще. Вот и гуляли по Новгородской земле разговоры один краше другого о предательстве по отношению к младшему и всегда верному соседу. О продажности бояр и глупости вечевиков. А может, и не глупости вовсе. Словом, работа была проведена серьезная и вдумчивая. Ну не хотел Карпов лезть в войну со шведом из-за Новгорода, хоть тресни.

– Не, паря. Я не намекаю. Я прямо говорю, – возразил Александр. – Ить и сами нам не помогли, и московского царя Пскову помочь не допустили. А сегодня нам, значит, против шведа выступать? Харя у ваших бояр, именитых граждан да купцов не треснет?

– Ты Новгород не замай, – с нескрываемой обидой надвинулся на него здоровяк Дмитрий.

– Обидно, – горько ухмыльнулся Александр. – А как тебе то, что нашлись гниды в Новгороде, что ворота ворогу открыли? И ведь в одиночку такое никак не сотворить. Значит, кто-то из этих самых именитых иль не последних купцов расстарался.

– Слышали о том. Ваши сказывали. Да только враки это. Силой швед взял, не предательством.

– Ты вот им порасскажи. – Редькин повернулся к ерохинским домочадцам, тихонько устроившимся на корме. – Ну да ладно о том-то. Время рассудит, брехло я иль чистую правду говорю. Но что до вас, мои дорогие… Вот нехорошо как-то получается. Я-то порассказал, кто таков буду, а вы все молчком да бочком.

– Кхм. Дорохины мы. Я Дмитрий, это, – кивок в сторону парня примерно на год младше, – Агап. Он, – указал на самого младшего, лет шестнадцати, – Борис. По батюшке Гавриловичи. Сестрица наша – Ольга Гавриловна, – с нажимом на отчество и глядя прямо в глаза Александру, уточнил Дмитрий.

Тот только выставил перед собой руки в примирительном жесте. Мол, вот как скажешь, так тому и быть. Чем заслужил очередной пренебрежительный взгляд девицы и хитровато-понимающий – молодки.

– Ну а это супруга моя, Настенька, – как раз представил и ее Дмитрий. – Кхм. Анастасия Ивановна, значит, – тут же поспешил поправиться Дорохин-старший.

Н-да. Старший. Вообще, конечно, тот еще бычок-переросток. Но… Парню едва исполнилось двадцать. И ничего-то он, кроме родной деревеньки да сельских ярмарок, не видел. И женился, похоже, только недавно. Настя она, может, и в тяжести, но деток пока не нажили.

Средний на год младше и не женат. Сестрица… Ну, с девчатами всегда сложно. Как по нему, так она уж давно в возраст взошла и красуется наливным яблочком. Надкуси, и брызнет соком. Ну и младший – тот и вовсе малец, хорошо как шестнадцать годочков исполнилось. А то, глядишь, и помоложе. Все же братцы у него удались, а кровь-то одна.

Закончив разговоры с Дорохиными, Александр переключился на других. Нет, ему вовсе не нужно было заводить знакомства со всеми и составлять списки. Этим займутся писари на границе. Там уже поджидают беженцев. Мало того, на землях Карпова для новоприбывших строятся деревеньки с просторными и светлыми домами. Боярин твердо намеревался привязать новгородцев к псковским землям и готов был не поскупиться.

Лешакам надлежало только доставить людей да защитить от опасности, случись таковая. Но вот не смог Редькин пройти мимо девицы. Уж больно ладная. А что такого? Он, чай, не монах. Правда, Ольга Гавриловна колючая, что твой терновник. И братцы те еще сторожа. В особенности старший. Так что ничего-то Александру не светит. Если только жениться. Но тут уж точно не ко времени. Ему еще два года в безбрачии жить. Такая служба. Хм. А вообще, что-то его куда-то не туда завернуло.

Следующую группу беженцев расспрашивал больше для сохранения лица. Мол, он с вниманием не только к Дорохиным, но и к остальным. Хм. Здесь девицы не менее целомудренны, а вот вдовушка очень даже игрива. Кто знает, может, сама в бега подалась, может, за молодняком присматривать приставили, да только она, похоже, и поразвлечься не прочь.

Александр даже плечи расправил и привычно подкрутил усы, едва обнаружил, что его приподнятое настроение было воспринято вполне благосклонно. Ну и, ясное дело, не приметил, как ему в спину впился высокомерный взгляд Ольги. Хм. Вообще-то он о ней уж и позабыть успел…

Так, собирая людей, двигались весь остаток дня и ночь. Хорошо хоть они нынче светлые, потому как беженцы выходили на берег с завидным постоянством. Хотя и в небольших количествах. В целом не набралось и трех сотен.

С рассветом подошли к слиянию Шелони и Узы. Еще каких-то двадцать пять верст, и начнется самый сложный участок. Канал с шестью шлюзами, через которые враз и не проскочишь.

– Глядите!

– Что это?! – послышались возбужденные крики.

– Солнышко встает? – с сомнением предположила одна из девиц.

– Да какое тебе солнышко! Оно, чай, в той стороне встает, – махнул парень на восток, где и впрямь занималась заря.

– Пожар, поди, – высказался один из мужичков постарше.

– И недалече, – поддержал его другой.

– Чего шумите? – поднялся на ноги Александр. – Не заря это. А зарево. В пяти верстах вверх по Шелони, Порхов. Слышали гром ночью?

– Так гроза, думали.

– Гроза, – согласно кивнул Редькин. – Да только пушечная. А как уже полыхает, значит, пал город, – закончил он под общее «о-ох».

На остальных дощаниках и пароходике народ тоже всполошился. Все взоры устремились на юг, в сторону зарева. Пусть и светла ночь, но видно хорошо. А как иначе-то, коли полыхает целый город. Пусть и уступает Новгороду, тем не менее поселение изрядное.

Караван начал входить в поворот очередной петли, закладываемой руслом. Послышались громкие и отрывистые приказы капитана. Команды дощаников поспешили на свои посты с шестами наперевес. Вид пожарища напрочь отбил леность, зато возбудил желание побыстрее оказаться на Псковской земле. И каравану лучше бы избегать стремнины.

Вскоре вошли в Узу, и широкое речное русло сменилось узким. Не сравниться Узе с Шелонью. Построенный между нею и Черехой канал и то куда более полноводен. Впрочем, это не имеет никакого значения. Конечно, большим судам с серьезной осадкой тут делать нечего, но в остальном река служит транспортной артерией весь период навигации.

Успели пройти с версту, когда справа затрещали кусты и на берег выбежало сразу десятка два человек. Уже окончательно рассвело, а потому беженцев распознали сразу. Вот только одежда на них подранная да в копоти. Кто-то в окровавленных повязках. И у всех на лицах тоска, надежда и мольба одновременно. До суши рукой подать, а потому видно все совершенно отчетливо.

– Елизар, Добрыня! – подойдя к борту, окликнул Александр.

Вид решительный, взгляд злой. Видно, что мается от бессилия. Сжимает свой карабин, оглаживает патронташи на груди и пистоли на поясе. Но ничего не предпринимает. И не предпримет. Инициатива среди лешаков приветствуется, но только разумная. За глупость же можно и головой поплатиться. А что горше всего, так и честным именем.

Редькин отвернулся, чтобы проследовать на нос и переговорить с взводным, вышедшим на корму. Встретился взглядом с девицей Ольгой. Сам не зная отчего, виновато улыбнулся уголками губ, легонько пожал понурыми плечами и едва заметно вздохнул, выражая сожаление по поводу собственного бездействия. И получил ожидаемо презрительный взгляд.

– Десятник, началось. Сейчас народу прибавится. Поворачивайтесь, принять надо всех, – приказал взводный.

– Слушаюсь, господин сержант! – Коль скоро к нему по званию, то и он вполне официально.

Тем временем на «Бобре» началась суета. Десяток Александра все время находился при караване. А вот второй и третий пребывали в разгоне, меняя друг друга на берегу и оповещая народ об эвакуации. Ну и отдыхая попеременно. Вот только кончился отдых у бойцов Митрофана. Настал самый ответственный момент.

Лешаки сдернули с картечниц парусиновые пологи. Тускло блеснули вороненые стволы с ребристыми радиаторами. Сыто лязгнули замки, принимая латунные гильзы с зарядами. И до этого вполне себе мирный пароходик вдруг превратился в хищника, ощетинившегося четырьмя грозными стволами.

Несмотря на весьма скромные размеры, скорострельность у этих пушечек просто запредельная. Порядка пятнадцати выстрелов в минуту, а это полторы тысячи пулевых картечин. Ничего подобного в мире нет. Даже самые скорострельные шведские пушки могли дать всего шесть выстрелов. И при этом по весу и размерам они схожи.

– Как на нас вышли? – встречая перепуганных беглецов, спросил Редькин.

– Так ребяток увидели. Сказали, что они лешаки псковские, и велели сюда идти. Мол, тут подберут, – ответил дюжий мужик с окровавленной повязкой на левой руке.