скачать книгу бесплатно
Глаза цвета твоих. Сборник миниатюр
Княженика Яноровна Волокитина
В сборник вошли самые яркие миниатюры, созданные с 2015 по 2017 год, а также открытый в прошлом только узкому кругу читателей рассказ «Награда».
Глаза цвета твоих
Сборник миниатюр
Княженика Яноровна Волокитина
Иллюстратор Княженика Яноровна Волокитина
© Княженика Яноровна Волокитина, 2017
© Княженика Яноровна Волокитина, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-4277-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глаза цвета твоих
Я укрыта горячим бархатом. Спасена от жуткого холода теплом твоего голоса.
На моих глазах – сургучная печать тьмы.
Твой голос льется мягко и неспешно, как янтарное масло из узкого горлышка бутылки, и я вязну, вязну и прошу тебя: «Не умолкай, говори! Ты только говори – и я прощу все, пойду за тобой, хмельную, нагую меня понесут люди, распятую на кресте твоего голоса!»
С каждым твоим звуком моя одежда скользит вниз, к моим судорожно сжатым ступням. А гордость плавится, тает, как мороженое в горячей детской руке…
Я забыла, как дышать.
Ну же, давай, это просто – сделай глоток воздуха, почувствуй, как он подсушивает губы, как жидким гранитом льется внутрь и застывает навечно комком в горле, так что ни плакать, ни говорить…
Пленница в собственном теле, безвольном и покоренном.
Но у меня еще остался мой взгляд – мое оружие.
Острый, словно слово, брошенное сгоряча – и такой же опасный.
Я собираю всю себя и бросаю на тебя этот свой последний взгляд – и вижу твои мертвые пустые глаза цвета зеркала, цвета жестокости, горячего цвета, властного цвета, цвета твоих.
Изгнанница
На руках моих вышиты татуировки, символы древние, никто из ныне живущих не прочтет их никогда.
Я медленно иду вдоль влажной стены тумана, ледяного пара, прячущего острые зубы и когти неведомых зверей. Здесь нет ничего яркого – ни цветка, ни растения – только грязное молоко тумана, и я в самой сердцевине страшного водоворота стихии, не сильная и не защищенная никем.
Я всем чужая, они прогнали меня, вытравили собаками, палками, криками из своих жизней, простых и понятных.
За то, что я парила ночами над их крышами и заборами, за то, что я так и не привыкла ходить на ногах, за то, что я говорила с птицами и травами – а не с ними.
Они вышвырнули меня в Стороннее пространство, куда входа нет ни живым, ни мертвым.
Я вошла.
И тьма пожрала мои картинки, мои мысли, она пировала долго, смачно, по-хозяйски разрывая мои вены и любуясь калейдоскопом магии в них.
Вскоре она вышвырнет меня отсюда, из Всемогущего и Безысходного Стороннего пространства, и я снова буду о двух ногах, почти целых.
Мои ноги обглоданы, и это так избито…
А сравнивать туман с молоком – не избито ли?
Брошенка
Вот оно, мое минорное восприятие, моя неопределенная реальность.
Слезы – непрошеные, дым – колечками, я бьюсь в агонии, и она – блаженна. Тоскою сочится все мое существо. Мое знание – это мое клеймо, мое ярило.
На самом тонком мостике своего сознания я стою, как черная балерина, на носочках, тянусь ввысь, а внизу, подо мной, захлебывается собственной мерзостью мое прошлое унижение.
Там, в пошлых любовных клятвах – мой персональный ад, мое пекло. И моя дрожащая неуверенность, моя шизофазийная стихия разверзнется вскоре – я делаю шаг.
Другой или третий – я уже лечу.
Лечу вверх, подхваченная неумолимым тайфуном времени, зачарованная порочностью собственных чувств. Пронизана остриями зрачков, вынесена за скобки пространства.
В полыхающей тьме я набираюсь силы, жестокой силы, неистовой. Я – огненный Хаос, жгучая злоба, счетчики и термометры взрываются от передоза моей яростью.
Пусть безмолвствует Земля!
Пусть изольется слезами Небо, тщась затушить меня! Я теперь – катастрофа, живу местью, дышу зверством, исступленно вздымается моя грудь. Некому покрыть ее поцелуями, остудить, унять зарево пожара в ней.
И вот, на самой субтильной ноте, рванет сердце туда, куда я не достану рукой, и замрет там, нежное и спокойное, пока меня будут накрывать плотной тканью и бормотать: «Не пережила… Не пережила».
Маленькая
Я бы хотела скользить в вязаных носочках по нагретому полу, по дорожкам солнечных бликов.
Ты бы шептал мне бессвязные слова, надрывно, горячо выдыхая сквозь сомкнутые губы.
Мой Гумберт Гумберт, твои глаза цвета моря на том берегу, что люди зовут Лазурным, и будь я чуть старше – я бы не пропустила начало истории.
Ты иллюстрируешь собственные сказки теплыми сухими поцелуями – я не могу не любить тебя за них.
За губы или сказки? Мне нет разницы в этом.
Я сижу у тебя на руках, и колени твои острые и жесткие, как и мои.
Мне неудобно – я не слезу.
Здесь мне место сегодня, в твоей душной ночи, в твоих бархатных пальцах, твоя, твоя, не чья-то…
Слова твои вкусны, как самый смертельный из ядов.
Ты умолкаешь – это мое время, необсуждаемый сигнал. Я вожу пальцами по твоему лицу, по каждому выступу, по закрытым векам. И ты упиваешься мной, свежей, юной – долго ли мне быть еще такой для тебя? Всю жизнь? Ах, лжец….
Твое удовольствие начинается в моем страхе, страхе быть игрушкой в умелых руках кукловода, да чего же тут бояться?
Другие – с мальчишками, неумелыми, грубыми, я же – с тобой, искусным, проворным, нежным-нежным.
В тебе – сотня моих жизней, и не надо мне другого пути.
Маленькая-2
Да плевать мне на Новый Год на эти салюты и хлопушки, если нет тебя рядом.
Я лучше запру себя в ванной, там, где мои соли из Body Shop. Флотилия бесстрашных резиновых уточек рассекает поверхность воды.
Ты – круглый дурак. Круглый, как мир, круглый, как тот отличник, который ухаживает за мной так неуклюже…
Как вышло, что я осталась наедине с самой главной ночью в году так незаметно?
Как же длинна она, словно полушарие мое – южное, а твое – другое, тяжелое и недосягаемое.
С улицы слышен смех детей – у каждого из них есть папа, такой, как ты. В волшебных умных очках, со всегдашней шоколадкой для озорников в кармане солидного вкусно пахнущего пальто.
Давно ли ты слышал мой смех? Давно ли играл на мне свои увертюры?
Я сплю одна, охочусь на неуловимые сны, в которых ты гладишь меня по щекам, и никогда не уходишь с сумерками, в которых ты никогда не оставляешь меня, неблагодарный.
Я буду лежать в ванне, пока не остынет вода, пока не смолкнут голоса людей за окном. До самого позднего из всех зимних рассветов.
Изо всех сил стискивая зубы, чтобы не зареветь.
В клубе
Имя – выстрел в упор, навылет.
Я вся горю неоновыми огнями города, стреляю глазами мимо, в сторону – не упустила ли кого? Истерично мигают вывески, пульс все чаще, быстрее…
Ты. Ты сегодня тот, кто останется со мной.
Танец под музыку твоих денег – отражение в поверхности безупречно гладкого льда в твоем бокале.
Я пью виски.
Всегда – только виски. Так я показываю прозрачность своих намерений. Я люблю виски так же, как адово пекло – там, где много градусов, остро пульсирует моя кровь.
Черные, словно пиратский флаг, локоны струятся-змеятся по моим обнаженным плечам.
У меня есть тактика: я всегда открываю что-то одно – плечи, грудь, спину.
Ноги – никогда.
Два безупречно гладких ствола моего главного оружия спрятаны до поры в сатиновом чехле.
Девочки в тряпочках, голые, беззащитные – они уйдут с мальчиками, трусливыми, слабыми.
Я уйду с тобой. Насколько я – Женщина, настолько и ты – Мужчина.
В мыслях нет плана, лишь зацепки на будущую ночь. Самую незабываемую ночь в твоей жизни.
Поторопись, чего же ты медлишь, уйдем же. Скоро наступит утро. Скоро меня не будет.
Хочу в Альпы
Солнце – сильное, безграничное. Ветер стеной, упругий, воет хрипло на склоне.
Я верю только себе, тело сильное, гибкое. Зрачки за стеклами плотных очков – с кончик иглы.
Здесь нет духоты кабинетов и мягкой пыли подушек, хронического тоннельного синдрома – лишь бархатная сладость нового снега, выбранные маршруты и трассы, румянец пятнами на щеках, крепчайший сон до утра после горячего вечернего душа.
Снег поглощает все и выплевывает снежинки прямо в лицо…
Привыкшая к холоду, я не сразу согреваюсь у каминного огня. Снимаю шарф, открываю белую шею.
Мне подносят широкий бокал с жарким напитком, я благодарно улыбаюсь. Как же хорошо здесь, в маленькой комнате, полной теплом до самого потолка.
Выдох – расслабление. Сигариллы здесь вкусные. Вива ла Куба.
Сладок мне вкус дольчевиты – знойная мякоть ломтиков апельсина на дубовом столе, тарелка – Веджвуд, всё только самое лучшее.
Толк в хороших вещах я знаю, этот фарфор даже лучше лиможского.
Насмехаются надо мною часы, ночь еще не пришла.
Вечер будет длится столько, сколько горит шальной огонь в высоком камине, и не гаснет моя сигара, и напиток мой не остынет до утра.
Лицо Бога
Через зеркальный космос я выбрасываю вперед руку и касаюсь лица Бога.
У Бога – золотые скулы, гладкие словно опалы. Бог разрезает чужие сны красками тропических ветров.
Глаза его искрятся льдами Арктики, чистые, прохладные. Бог живет в черничных пещерах, гладит по открытым макушкам недвижных Самадхи, вдыхая капли жизни в их ржавеющие суставы.
Каждое слово Бога множится игривыми солнечными зайчиками, тугими песчинками на берегах вечных океанов.
