Сатисфакция

скачать книгу бесплатно

Сатисфакция
Лев Клиот

Герой повести, успешный бизнесмен, неожиданно для себя становится членом организации «Сатисфакция», предложившей остроумный способ решения любых споров. Сильные мира сего – бизнесмены и политики, – чтобы определить победителя, играют в военную игру – страйкбол, – в войну, в которой никому не суждено погибнуть. Игра достигает в своем развитии неслыханного размаха и совершенно неожиданным образом воздействует на взаимоотношения власти и народа, на осознание людьми своих прав, на достижение справедливости, лишенной лицемерия правящих элит…

Глава 1

Двести пятьдесят тысяч долларов на депозите зависли так же, как и партия солнечных очков на складе в Гуанчжоу. Параметры линз в инвойсе производителя не соответствовали новым европейским требованиям, и на таможне по этим документам их категорически отказались принимать.

С мистером Ю, моим давним партнером, мы работали более 15 лет, и к какому-то компромиссу, я уверен, смогли бы прийти. Но он передал дело сыну, молодому парню, окончившему Йельский университет, – амбициозному и прагматичному мистеру Ли.

В общем, хрен договоришься. Прагматичный китаец – это безнадежно.

Если к середине июля вопрос не решится, я теряю двести пятьдесят штук и рынок. Эстонский конкурент «Сан-Кайтс» давно рвется на мое место в прибалтийских сетях – и вот он, их звездный час. Тыну Лаакс – замечательный парень, но если бы он, скажем, подавился косточкой от вишни, я не долго бы горевал. Это во мне холодное бешенство злобствует от глупой безысходной ситуации. Пусть Тыну живет, черт с ним, но мне-то что делать? Ходить по офису? Об стенки головой стучать? Персонал пугать? И так все глаз не подымают. Но их винить не за что. Европа издала новые регулы, как раз в промежутке между заказом и исполнением. Чиновничья безнаказанная инициатива, непробиваемая стена неприкасаемых.

На экране – невозмутимое круглое лицо одного из полутора миллиардов жителей Поднебесной.

– Хэллоу, мистер Ли!

Он хозяин положения, он может скинуть очки тем, кого новые евростандарты не касаются. Ну, потеряет он процентов тридцать, а двести пятьдесят тысяч моих кровных останутся в банке навечно. Для меня этот месяц и есть вечность. Еще год назад я мог бы выкрутиться, но не сейчас, когда в России и на Украине благодаря геополитике все рухнуло, и такая сумма может стать фатальной.

Слушаю мистера Ли. У него хороший английский. Он и сам весь хороший: голубая рубашка, свежий вид, как будто только что из спа-салона, из парикмахерской, из бассейна, с лыжного склона. Да, так о чем он?

Мой английский работает с задержкой. «Дуэль… Satisfaction…» Что он несет? Хоть бы улыбнулся. А то так серьезен, и что-то про дуэль. Ли, погоди. Не так быстро: может, в мэйле напишешь – и я разберу, о чем ты.

Это игра какая-то? Ты об этом? Мне, понимаешь, как-то хотелось бы деньги вернуть. Пусть не все, пусть процентов восемьдесят, – и решим вопрос. Я ведь собираюсь продолжать с тобой бизнес, а бумаги на следующую партию оформим уже правильно.

В общем, я мямлю сто раз повторенную мантру, а он снова: дуэль по контракту, какая-то лабуда, не могу вникнуть. И вдруг говорит: тогда все верну, и возникшие издержки тоже. Стоп, мистер Ли! С этого места не могли бы вы повторить? Игра-дуэль! Он хочет со мной поиграть, подраться, постреляться? На мои деньги? Он умный, крепкий, молодой, весь как кожаный ремешок. Сразу вспомнился рассказ времен Второй мировой. На острове Окинава японский офицер-самурай дал американскому пленному меч, заставил его вступить с ним в бой и, конечно, превратил несчастного в ровно нарезанный рулет.

В общем, дышу животом, успокаиваюсь и прошу повторить медленно еще раз. Ли ровным тоном, не сбиваясь ни на одном слове, повторяет предложение. Он является членом клуба «Сатисфакция», он большой патриот этого клуба, он стоял у истоков создания этого клуба, и он приглашает меня вступить в этот клуб всего за тридцать тысяч долларов. Я мысленно проговорил несколько фраз, состоящих из строго ненормативной лексики, стараясь сохранить на лице достойную невозмутимость. Я ведь тоже, черт возьми, крутой бизнесмен, и тут со мной ведут речь о вступлении в какой-то важный, видимо, клуб, за тридцать, мать их, тысяч зеленых.

Короче, дальше было непонятно: что-то вроде бойцовского клуба, в котором решают проблемы бескровным способом. Видимо, он разглядел за предыдущие наши беседы на этом моем «невозмутимом» лице отблески кровавого апокалипсиса. B общем, я попросил его прислать подробное описание этого предложения.

Глава 2

Китайский день подходил к концу, а наш, европейский, был в самом разгаре. Я поговорил с главбухом и директором о хитрых способах оплатить долги в двадцатку тремя тысячами.

– Сокращайте расходы, – это я высказываю «умную» мысль.

– Да и так все на минимумах, – заученно печалится Людмила Михайловна, элегантная пожилая дама-главбух, проработавшая у меня все лучшие, в ее понимании, годы. Надя, директор, в подтверждение разводит руками.

Не согласиться с ними не могу, как говорится: «И вы правы, и вы правы». B общем, все правы, все большие специалисты, но, черт возьми, где деньги? Обе подымают на меня печальный взор, в котором чудится ответ, что-то вроде: «Деньги наши у китайца, а не отрезать ли ему…?», – и это интеллигентнейшие дамы! Испортил бывших инженеров-строителей, переквалифицировавшихся в период крушения империи в моих сотрудников, не воландовский квартирный, а просто вопрос: как дальше жить? Впрочем, я высокомерно полагаю, что жить они стали вполне прилично благодаря мне, приютившему бесхозных инженеров на руководящих должностях в нашей небольшой, но надежной – до недавнего времени – компании.

Звонит Ирина, моя жена и по совместительству «служанка» высокородной сучки по имени Оливия Блэк Шерри, в простонародье – Катьки, нашего «боевого йорка». Катька заболела, и надо везти ее к ветеринару. Я нужен им в качестве некой устойчивой субстанции в перепуганном мире этой парочки. Катька – собачка маленькая, четырехкилограммовая, но она сумела своей мягкой лапкой крепко прихватить наши ставшие сентиментальными сердца. B общем, я иногда Ирке говорю: «Где бы эта хитрая собачка еще нашла себе такую рабыню, как ты?». Но, похоже, такая роль в их взаимоотношениях ей нравится.

Поехали к ветеринару. Катька спасалась от докторши как могла, перемещаясь по Ирине с рук на плечи, предполагая в результате оказаться у нее на голове. Но все-таки нашему доктору удалось поставить зверьку пару уколов. Вернулись к ужину.

Перед тем как усесться за стол, я подошел к компьютеру. Несмотря на позднюю ночь в Гуанчжоу, Ли прислал письмо. Есть резко расхотелось, на Ирино «остынет» согласился на холодное.

Итак, письмо… Если я выведу его на дисплей, какая перспектива откроется передо мной? Этот Ли – явно парень не промах. Если он собрался играть во что-то на четверть миллиона, сложно предположить, что он допускает возможность проигрыша. Он выигрывает, я подписываюсь о согласии безоговорочно купить товар. Он с деньгами и товаром, я без денег и без товара. Что я могу противопоставить этой ситуации? Послать бойцов в Китай разобраться, как у нас в девяностые? Смешно. Обратиться в китайский суд – это то же, что обратиться к японской матери. Да и не за что Ли зацепить – все это в чистом виде форс-мажор. А игра, какой бы она ни была, – хоть мизерный, но шанс…

От глубоких философских размышлений меня отвлекла Катька. Собачка стояла за спиной, тактично похрюкивая, заявляя о своих, как она считает, законных претензиях. Я обернулся. Оливия тут же суетливо развернулась в сторону кухни, всеми своими ужимками, всеми движениями хвоста и лап напоминая человеческому тугодуму о невыполненном ритуале: раз пришел домой, насыпь чего-нибудь бедной собачонке в кормушку. Пытаясь игнорировать растолстевшего поросенка, отворачиваюсь к экрану. Тут зверь, отбросив всякую интеллигентность, присущую высокопородистому его происхождению, разражается возмущенным воплем. Я абсолютно уверен, что Катька в такие моменты сообщает мне лаем и всей мультяшно-комической мимикой своей морды, что она обо мне думает: «Ты бессовестный, бессердечный, толстокожий и жадный представитель меркантильного ответвления земных приматов, жалеющий кинуть крошку со своего изобильного стола бескорыстно любящему, бесхитростному и беспомощному созданию». Она ломает меня на раз-два, и я иду откупаться парочкой собачьих конфет даже с некоторым облегчением. На минуту оторвусь от необходимости решать. Это слово, это понятие – «решать», всю жизнь висит над нами, как… ладно, обойдемся без банальностей. Катька за секунду все смела, нагло потребовала добавки, но, почувствовав, что перегнула, скрылась под диваном.

Итак, давлю на мышкину клавишу. Передо мной – одна страница английского текста. Читаю раз и второй раз, на всякий случай пропускаю через онлайн-переводчик – нет, не ошибаюсь, все понял верно. На русском это звучит просто, да и по-английски незамысловато: «Я, …, изъявляю желание вступить в клуб «Сатисфакция», для чего должен принести присягу, гарантирующую мое беспрекословное подчинение решению судейской коллегии, вынесенное по итогам боестолкновения, в рамках правил клуба. Для заключения контракта я должен прибыть в Нью-Йорк 15 июня, где по адресу: Парк-авеню, N …, меня будут ждать с тридцатью тысячами долларов в чеках American Express».

Перечитав все это в третий раз, я издал непроизвольное хихиканье, привлекшее внимание моей жены. Она заглянула в кабинет, с заинтересованностью врача-психиатра – и, видимо, не зря. Потому что я, развернувшись всем корпусом навстречу ее вопрошающему взгляду, сообщил низким голосом, что лечу в американский город на Гудзоне.

Ира, моя верная спутница, пережила со мной немало кризисов. Сначала была подружкой непутевого курсанта, потом – женой уволенного офицера, прошла через нищету перестроечных скитаний. Никогда ничего не требовала и позволяла мне быть таким, какой я есть. И в нынешние времена, живя на берегу синего моря, катаясь на синем «Кайене», она осталась отстраненной от соблазнов бомонда, символизируя собой скромное обаяние буржуазии. Слушая меня, она продолжала держать в руке любимую еду – свежепочищенную морковку, затем, не переставая ее потихоньку грызть, удалилась на кухню, не говоря ни слова. Это означало только одно: она понимает, что я влезаю в какую-то авантюру, и она это не одобряет, но останавливать меня бессмысленно, так как она меня знает, и т. д. Стоит прожить друг с другом столько лет, чтобы не нуждаться в многословных тирадах, а так по-особенному удалиться с морковкой в руке.

Глава 3

Нью-Йорк! Люблю этот город. После полутора десятков лет ежегодного трехнедельного пребывания в Штатах (неделя в Нью-Йорке, две – в Майами, для участия в совместном с американцами бизнесе) сложилась ситуация, которая нашу многолетнюю традицию прервала. Умер мой партнер Борис Коэн, основавший в свое время этот американский бизнес, и компания разделилась на восточную и западную, а позже и вовсе была перепродана.

Парк-авеню, отель «Doral», в котором я постоянно останавливался. Улица, залитая утренним солнцем, словно свежевыжатым оранжем, клерки, направляющиеся в офисы с расстегнутыми воротничками голубых рубашек и перекинутыми через плечо галстуками. А уже вечером весь желто-таксичный Манхэттен отражается разноцветными огнями реклам в крутых боках желтых фордов».

Мне уютно в Нью-Йорке. Если бы мне пришлось по каким-то причинам поменять место жительства, Нью-Йорк был бы на первом месте.

Завтра – 15-e. Ожидание встречи с людьми, мне неизвестными, но способными повлиять на мою последующую историю, сродни ожиданию приговора.

Вечером иду в стейк-хаус на 43-й, между 2-й и 3-й авеню, – лучший ресторан этого жанра из тех, которые мне довелось посещать. Мы с партнером наведывались туда каждый мой приезд. Он был дружен с хозяином, пожилым ирландцем, которого можно было принять за бомжа – так скромно он выглядел и так я и подумал, увидев его впервые на входе в ресторан, где он стоял в серой толстовке и мятых джинсах. Тут меня ему и представили. Было бы забавно увидеть его хозяином в одном из московских супер-пуперов, с какой-нибудь ерундой в желе из устриц за 200 долларов.

Аромат жареного мяса, особенный привкус приправ в ресторанном воздухе, патина мебели пятидесятых и знакомое лицо пожилого официанта, расплывающееся в улыбке.

– Мистер Коэн! Здравствуйте, ваш столик как раз свободен.

Надо же, до чего приятно. Помнят! По дяде, конечно. Я посещал это место лет десять, а Борис – все пятьдесят.

Глава 4

Утром просыпаюсь в восемь часов, выхожу прогуляться по направлению к офису этого загадочного клуба. Почему-то ассоциативно крутится в голове «клуб самоубийц».

Адрес приводит к зданию, расположенному в двух кварталах от отеля. Небоскреб этажей в сорок выглядит престижным, впрочем, на Парк-авеню других и не бывает.

Завтракаю на сорок первой во французской кондитерской. Это место полюбилось нам с женой еще в прежние времена. Круассаны, французские булки, горячий шоколад, кофе – все как прежде: от запахов до посетителей, годами встречающихся здесь и тихо беседующих за чашкой утреннего кофе. Устоявшаяся уютная жизнь – и все это в центре бушующего, стремительного города.

В 9:15 поднимаюсь на 22-й этаж небоскреба и сообщаю в переговорное устройство свое имя. Отъезжает, освобождая вход, дверь из толстого стекла. Офис, похоже, занимает весь этаж здания. В холле во всю стену ковер ручной работы, беж с голубым. В центре – стилизованный прицел и надпись вверху большими красными буквами: «SATISFACTION», ниже – помельче – черными: «Hereticle». Девушка проводит меня через огромное помещение со стеклянными перегородками и множеством людей за дисплеями компьютеров.

Комната для переговоров пуста. Длинный полированный стол, дюжина кожаных кресел, на двух параллельных стенах – по три больших 60-70-дюймовых экрана. На столе вода со льдом, блокноты и ручки. Эти американцы — ice and air conditioning. В их офисах мне всегда было зябко, все время хотелось накинуть на себя куртку или плед. Но постепенно привыкаешь и уже сам заказываешь напитки со льдом.

Ожидание! Нервничать и бояться надоело, я свое отбоялся. Пережил немало: советско-русский бизнес, братки, менты, шпана. В меня и стреляли, и отстреливаться приходилось. Что они тут, живьем меня сожрут? Буду сопротивляться по мере сил, но мои попытки превратиться во льва под впечатлением от этого миллиардерского офиса с кучей работников, со всей этой атмосферой таинственности и необычности предложения, закончились превращением Левы в стайку разбегающихся мышек – и мышки эти едва смогли увернутся от вошедших в комнату трех мужчин. Черные костюмы, белые рубашки, красные галстуки, коричневые папки, лица – будто вчера с Карибского побережья.

Я и так невысокого роста, а тут… В общем, я сел, а они гордо заняли свои места.

* * *

Пока джентльмены раскрывали свои папки, которые оказались ноутбуками, я лихорадочно примеривался к камертону своего внутреннего настроя, и если в начале мне казалось, что небрежно-насмешливая позиция будет верно отражать странность происходящего, то окружившая меня несколько минут назад реальность, равно как и эти господа, и весь их вид, круто развернули меня к будоражащему убеждению в том, что я оказался в нужном месте в нужное время – в этой золотой формуле джек-пота.

Первым представился и заговорил со мной сидевший напротив меня мистер Лукас Бейлин. Он заговорил на обыкновенном русском языке и объяснил мне, что во главе стола сидит руководитель отдела ознакомления – мистер Харвард Браун, который введет меня в курс дела, и если у меня возникнут проблемы с языком, то Лукас окажет мне немедленную помощь.

Вторым сидящим напротив господином оказался юрист компании, мистер Джейсон Уильямс. Первое, что сказал на американском английском, абсолютно доступном моему пониманию, мистер Браун, – это чтобы я ни о чем не волновался и что все находящиеся в этой комнате представители клуба настроены ко мне в высшей степени дружественно и единственной своей целью ставят подробное ознакомление меня с тем предложением, которое я получил в сверхлаконичном виде. При этом я имею полное право принять решение о согласии или отказе от их предложения, и мои материальные затраты, связанные с посещением их клуба, в случае моего отказа будут немедленно мне возмещены. Одновременно юрист господин Уильямс попросил меня передать ему документы и чеки American Express – как он тактично заметил, для ознакомления.

Все эти действия, голос Харварда Брауна и оказавшаяся мягкой, вопреки ожиданию, манера общения привели меня в хорошее расположение духа, и ушедшее напряжение освободило место все возрастающему интересу к тому, что произойдет в самые ближайшие часы.

– Мистер Коэн, – обратился ко мне Харвард Браун. – Начнем с того, что ваш пример возникшей проблемы не единичен. Напротив, такие часто повторяющиеся истории, как и иные ситуации, возникающие между людьми, объединяет зачастую один сюжет, их не способны разрешить существующие институты властных государственных структур. Это, в первую очередь, применимо к тем отношениям в человеческом обществе, которые стороны не желают решать сами в косных чиновничьих тисках, к которым во многих странах просто нет доверия, и в тех случаях, когда решением разногласий является не строгая и бездуховная буква государственного закона, а моральная составляющая. Та самая, с которой в былые годы ходили к батюшке или обращались к раввинскому суду, а мусульмане и в наши дни с той же целью пользуются шариатом. Но в прежние времена споры решались и еще одним способом, распространенным повсеместно и наиболее полно удовлетворявшим представлению о чести и достоинстве. Этот способ назывался сатисфакцией, или дуэлью. Насколько такой способ возможен в нынешнее время, об этом и задумались создатели нашего клуба.

Лукас – его я первым стал называть по имени, – этот человек тридцати – тридцати пяти лет, оказался из троицы самым добродушным и легким в общении. Курносый, с широко расставленными серыми глазами, открытым лицом, он выражал готовность помочь мне в случае малейшей заминки в переводе того, о чем довольно быстро говорил мистер Браун, и то и дело вставлял в нить рассказа русские значения, как ему казалось, наиболее сложных оборотов и словосочетаний. И хотя я без труда вникал в суть разговора, вмешательство переводчика не мешало, и я был благодарен Лукасу за это желание помочь.

– Три года назад, – продолжил Браун, – группа студентов Йельского университета на южной окраине Нью-Хейвена, у самого побережья, среди четырех акров заваленной мусором земли на заброшенной армейской базе, от которой осталось два складских ангара, основала старт-ап. Его цель звучала так: вывести решение всех видов споров между людьми, сообществами и любыми другими группами и структурами в новую парадигму. Ее сутью будет альтернатива существующим порядкам – дуэль, ее широкая трактовка с применением современных технологий и, разумеется, исключающая летальный исход. За основу взяли существующие военные игры: страйкбол и пейнтбол. Сразу остановились на первом. Если говорить о максимальном приближении к реальности, то пейнтбол все-таки выглядит несколько шутовским – из-за баллончиков с краской, растекающейся цветными кляксами по камуфляжу серьезных мужчин.

В страйкболе используется оружие, которое в основном изготавливают на заводах в Китае, на Тайване и в некоторых других странах. Но лучшее, элитное и дорогое, копии которого затем появляются и с китайскими логотипами, в основном, производят японские фирмы – «Sistema», «LayLaks», «Marushin». Это оружие практически неотличимо от настоящего но использует, разумеется, не пули, но и не краску, а керамические шарики. Оно способно стрелять на расстояние до ста метров (при прицельной стрельбе – до пятидесяти-шестидесяти) шарами разного назначения: от тяжелых снайперских до трассирующих. В ходу все виды стрелкового оружия, а также минометы, гранатометы и множество позиций подобного рода. Однако главная проблема страйкбола состоит в том, что фиксация попадания в противника обеспечивается его честным словом. Для игры, сравнимой с любым другим спортивным состязанием, этого может быть вполне достаточно, а в случае, если кто-то решит стать «бессмертным», к нему применяется суд чести, и он может быть изгнан из сообщества. Для нашей задачи, в ходе выполнения которой могут решаться реальные вопросы жизни и смерти, вопросы материальных, имущественных, конфессиональных и других споров, из-за которых зачастую развязывались кровавые драмы и настоящие криминальные войны, нужна была система, которая давала бы стопроцентный, железобетонный способ определения «попал – не попал».

Этот шарик может решить спор вокруг многомиллионной сделки, долга, человеческих измен, предательств, может помочь прийти к справедливости, которой до настоящего времени зачастую не получалось добиться ничем, кроме реального выстрела реальной пулей. В этом и была проблема. В группу, которая первоначально состояла из гуманитариев, привлекли технарей с физического и химического факультетов. Через два года были изготовлены костюм и состав для отливки шаров, которые перевели страйкбол с игрового на иной качественный уровень.

Ровным светом засветились экраны. На одном из них атлетически сложенный парень надевал на себя комбинезон из тонкой, но, видимо, очень плотной камуфляжной ткани серо-зеленого оттенка, покрытой еле заметным ворсом. В десяти метрах от него стоял автоматчик – кольнуло патриотическое: автомат Калашникова. Когда атлет закончил натягивать на себя костюм и принял свободную позу, автоматчик расстрелял его короткой очередью. Я вскочил со стула – мишень согнулась пополам, громко проорав по-английски что-то нецензурное. Троица, с явным наслаждением наблюдавшая за моей реакцией, расхохоталась. К этому времени эти «небожители» и сами, увлеченные описанием создания сатисфакции, в располовиненных костюмах, сбросив пиджаки на спинки кресел, с расстегнутыми воротами рубашек, превратились в нормальных пацанов. Атлет на экране выпрямился и сообщил оператору в камеру, что он, fuck you, в порядке, но, fuck you, больно, блин!

К полудню нам принесли сандвичи, пиццу и кофе. К этому времени мне объяснили, как устроен костюм и как он взаимодействует с шариком. Если просто, то материал шара обладает химическими свойствами, благодаря которым при соприкосновении с усиками, выступающими из ткани костюма, возникает реакция, передающаяся на часть усика, расположенную на внутренней стороне ткани и представляющую собой подобие шляпки гвоздя. Активизация самой реакции происходит только при ударе определенной силы – это позволяет не иметь проблем при взятии этих боеприпасов в руки, их переноске и хранении. В момент попадания шарика в костюм реакция вызывает у человека ощущение, напоминающее реальную боль ранения. Достижение этого эффекта являлось одной из главных задач приближения боя к реальности. Второй задачей было осуществление контроля над поражением противника, и это решение было разработано фирмой «Hereticle» с использованием вживленных в ткань костюма датчиков, способных передавать электронный сигнал на дисплей, за которым в штабе игры наблюдали члены судейской коллегии. Они видели силуэт бойца и то место, в которое попал выстрел. Разработка этой системы была запатентована компанией «Hereticle», головной офис которой находился в Нью-Джерси и которая работала в тандеме с основным поставщиком оружия для страйкбола в Японии.

Дополнительную сложность создавала необходимость решить вопрос с теми частями тела, которые были защищены бронежилетами. Для фиксации поражения в этом случае использовались ворсовые ловушки, которые реагировали только на шарики большей массы. Пришлось повозиться и с тем, что внутренние стволики и магазины ко всем видам оружия с внутренней стороны необходимо было гальванизировать нейтральным к химии шаров составом.

Итак, пока Харвард переходил от одного экрана к другому, Джейсон разливал кофе, Лукас дорезал недорезанную пиццу, а я слушал Харварда.

Гуляя по экрану, его указка перелистывала страницы истории «Сатисфакции». Лица разработчиков идеи, цеха производства аксессуаров к оружию, само оружие: десятки, если не сотни пистолетов, автоматов, штурмовых винтовок, механическое, газобаллонное, несколько видов снаряжения, магазинов, различного калибра шариков, гранаты, дымовые шашки, холодное оружие. Все абсолютно реально, неотличимо от настоящего.

Я, в прошлом кадровый офицер, был поражен этой индустрией. Конечно, я знал о пейнтболе, что-то слышал и о страйкболе, но открывшаяся картина меня потрясла: бесконечная вереница элементов снаряжения, все виды защиты, разгрузки, камуфляж, рации…

Затем картинка сменилась географической картой. На шести экранах засветились шесть частей света: Европа, Азия, Америка, Африка, Австралия и Антарктида. Указка Харварда летала по просторам земного шара, останавливаясь на красных, зеленых и белых флажках. Красных было с пару десятков, зеленых – около сотни, белыми были усыпаны все части света, включая Антарктиду. Красные флажки – это базы, на которых есть постоянный контингент и на которых хотя бы раз происходили бои, зеленый цвет означает, что идут переговоры с местными властями об аренде и производится предварительная маркетинговая подготовка, белые флажки обозначают планы «Сатисфакции» в долгосрочной перспективе.

Еще некоторое время Харвард описывал особенности районов базирования, преимущества и сложности, связанные с местными условиями, юридическими, финансовыми и политическими препятствиями. Закончили смеркающимся вечером, оставив на завтра вопросы, связанные непосредственно с моим участием в игре.

Глава 5

Улица встретила прохладной гарью, шумом двигателей, гудками, музыкой, «огнями большого города». Я стоял задрав голову, вдыхая весь этот коктейль запахов, звуков, слепящих фар, и думал: «Со мной ли это происходит, как я попал в это?!». Не находя подходящего объяснения, я вглядывался в окружающее бурление жизни, будто искал ответ в проносящихся мимо сверкающих автомобилях, в какофонии звуков, в звездном мерцании.

Из этого умственного оцепенения меня вывел хлопок по плечу. Лукас сообщил, что так же, как я, остановился в «Doral» и, если я не против, хотел бы пригласить меня на ужин. Я был рад провести вечер в его компании. Оставаться в одиночестве, будучи переполненным таким количеством впечатлений, не хотелось. На его «Есть пожелания – куда?» я вспомнил, что я русский, – и предложил «Русский самовар». Несколько вульгарно, но кухня превосходная.

Столик в самом углу длинного зала, к счастью, нашелся. Заказали селедочку под водочку, лобстеров и пельмени. Сочетание, прямо скажем… Но ведь и денек выдался непростой!

У Лукаса дом в Бостоне. Приехал он специально ради русского гостя, но – польстил мне, – «практически не пригодился». Он был из тех йельских ребят, что все это замутили, и под водочку и селедочку зазвучал его рассказ о тех днях, когда все начиналось.

После того, как им удалось создать костюм и химию шаров, встал вопрос финансирования. До этого момента тратили свои сбережения, некоторые подрабатывали, но в основном – то, что присылали родители. Дальше – инфраструктура и все, что с этим сложным словом связано. Среди них был русский парень Яша Бордовский. Лукас улыбнулся: да, такой же русский, как и ты. Так вот, отец Яши в России – большой бизнесмен: заводы на Дальнем Востоке по переработке леса, Сибирский инвестиционный банк, много чего белого, серого, черного. В общем, Яша попросил у папы денег, рассказав ему всю эту историю. Папа отнесся с пониманием и пообещал дать миллион долларов, но при одном условии. У него во Франции был знакомый польский еврей, богатый человек, и папа сказал, что, мол, если его знакомого эта тема заинтересует, то и он денег даст, и другие дадут. Я, говорит, неслабый парень, но Феликс – так польского приятеля звали – жутко крутой мужик, круче не бывает.

И Яша поведал историю этого Феликса.

Глава 6

Мальчишкой Феликс попал в концлагерь – и не в какой-то там третьесортный, а в самый главный, во всяком случае, в один из жутчайших – в Бухенвальд. Выжил, что уже о многом говорит.

После того как американцы освободили узников, он оказался в Мюнхене и в 1946 году встретил на улице полковника СС, который занимал высокий пост в администрации Бухенвальда. Феликс пошел за ним и увидел, как тот входит в офис мюнхенского отделения «Lufthansa». Позднее ему удалось выяснить, что эсэсовец является начальником отдела снабжения компании. Через несколько дней он взял парабеллум, с которым не расставался с той секунды, как отобрал его во время восстания в Бухенвальде в апреле 45-го у одного из офицеров лагеря, и направился в офис «Lufthansa». Никем не остановленный, он вошел в кабинет полковника, сел перед ним на стул и положил перед собой парабеллум.

– Ты узнаёшь меня? – спросил он ошарашенного эсэсовца, и тот, как загипнотизированный, ответил, что узнаёт. Тогда Феликс сказал: – Первое, что я хочу сделать, – это выстрелить тебе в лоб. Второе, что бы я сделал, так это сдал бы тебя в полицию. Но мы сделаем вот что.

И это «вот что» вылилось в пятнадцать лет инвойсов, за коими не было ничего, кроме бумаги с напечатанными на ней перечнями материальных ценностей в виде топлива, запчастей, механизмов и продовольствия. Пятнадцать лет «Lufthansa» платила за эти бумажки и выплатила полтора миллиарда долларов. Через пятнадцать лет полковника разоблачили и он застрелился, а Феликс бежал в Южную Америку. Его поймали и посадили в тюрьму.

Он вышел через год, заплатив двадцать миллионов. «Жалкие остатки» вложил в бизнес с недвижимостью и стал мультимиллиардером еще в те сказочные времена, когда шампанское пили из женских туфелек, а в кубинских отелях этим же шампанским наполняли ванны. В настоящее время Феликс несколько месяцев в году проводит на Французской Ривьере, является почетным консулом одного из небольших государств Карибского бассейна и имеет там большое поместье. На Ривьере у него вилла в Кап д’Антиб.

Глава 7

– В общем, – продолжил Лукас, – туда мы и отправились. Когда Яша назвал имя своего отца, в переговорном устройстве раздалось Welcome dear guests, тяжелые чугунные створки резных ворот медленно раскрылись, открывая вид на широкую аллею, по которой нам навстречу катил белый электромобиль – таким пользуются на полях для гольфа. Приблизившись к нам, этот механизм разделился на то, что осталось стоять, и на то, что катилось к нам в объятия. «Крутой мужик» был ростом метр шестьдесят и приблизительно таким же в ширину. Короткие шорты обнажали розовые ножки, такого же цвета была и лысина, покрытая кучерявым пухом. Лицо подкатившегося к нам шара расплылось в улыбке радушного хозяина. Но глаза!.. Чего вообще стоит вся наша плоть без глаз – все в глазах, все и обо всем. Яша позднее сказал: «Вот видишь такого и чувствуешь: это веселый противник. Такой противник, который убьет, но перед смертью ты не изменишь о нем мнение – он веселый парень».

Итак, – продолжил Лукас, разламывая здоровенного лобстера, – с этим веселым человеком нам нужно было говорить о серьезных вещах. Для нас, разумеется, серьезных, а для него…

Он начал с того, что показывал нам владения, которые нужно было объезжать, а не обходить: пять гектаров сада, наполненного ароматом семи тысяч растений со всего света, за которыми ухаживали пять садовников. Саму виллу и бассейн – если лежишь в нем, водная поверхность будто сливается с морем.

И затем обед. Феликс слушал наш рассказ, разливая вино и раскладывая на наши тарелки половинки вкуснейших оранжевых мини-дынек – обязательный атрибут средиземноморского обеденного старта. Дослушав до конца, он принялся объяснять, что за белая рыба была подана к столу и что за потрясающий майонез эксклюзивно готовит его личный повар. И белое нежное мясо рыбы, и желтый, как топленое молоко, майонез, вкусны были невероятно, и мы изо всех сил и вполне искренне хвалили эту потрясающую трапезу, а Феликс довольно сопел и, посмеиваясь, все подкладывал, не вспоминая о нашем разговоре, как будто его и не было. Кофе Феликс, отослав обслуживающий персонал, разливал в изящный старинный фарфор сам, вполглаза наблюдая за нашими впечатлениями от напитка, который был, как и все предыдущее угощение, совершенно замечательным. Он подцепил пластинку белой рыбы с неубранной тарелки и, смазав ее майонезом, отправил в рот. Не успев дожевать, произнес не вполне членораздельным шамкающим языком, что он купит наши акции.

Чашки одновременно звякнули о блюдца, и мы в два голоса удивленно сообщили о том, что у нас нет никаких акций.

– Будут, – твердо заявил Феликс, успев справиться с майонезной рыбой.

Перед нами действительно сидел крутой парень. Губы плотно сжаты, и взгляд тот самый, от которого ежишься.

– Мой юрист подготовит контракт. Первая серия акций, которую вы предоставите рынку, будет принадлежать ему в эквиваленте суммы, указанной в чеке. Чек вы получите через несколько дней, – подытожил Феликс.

Провожал нас прежний радушный хозяин:

– …и привет папе, и сами не забывайте старика, – говорил на прощание веселый, добродушный, круглый замечательный Феликс.

Если бы он хоть намекнул, о какой сумме идет речь… Но все закончилось «бай-баем».

Перед тем как перейти к десерту, мы вышли на улицу перекурить. Лукас с этой вредной привычкой завязал, но за компанию вытянул из моей пачки сигарету и с явным удовольствием затянулся. Кофе и чизкейк выполнили задачу продления нашего ужина для завершения его рассказа об этом этапе становления «Сатисфакции».

– После возвращения в Нью-Хейвен мы плотно занялись доведением до ума нашего ноу-хау. «Hereticle» была готова поставить на поток шары и костюмы. Задерживали две вещи: окончательное утверждение патента и финансирование.

В лабораториях Йеля мы доводили химическую субстанцию до оптимальных параметров, разделив задачу на три части: реакция при попадании в костюм, реакция при попадании в бронежилет и возможность удовлетворить индивидуальное желание отдельных персон, которые хотели бы стреляться, как в доцивилизационные времена на персональной дуэли, соблюдая все атрибуты – дуэльные пистолеты, барьеры, секунданты, белые рубахи. И шар должен был нести такой заряд, который вызывал бы более серьезный болевой шок. Эта идея возникла после социологического опроса, проведенного нашими гуманитариями в студенческой среде. Опрос вызвал массу дискуссий среди студенческого братства. Вначале все воспринималось, как розыгрыш и шутка, но впоследствии эта тема всех завела. Студенты Йеля в основной своей массе обладали достаточным воображением, чтобы представить, во что может вылиться эта на первый взгляд фантастическая идея, и отношение к опроснику, с которым к ним приходили, стало заинтересованно-серьезным.

О нашем визите к Феликсу мы подробно доложили сообществу. Все гадали, о какой сумме может идти речь. Двоим из ребят богатенькие родители перевели на наш счет в «JPMorgan» по сто тысяч долларов, и мы смогли ускорить некоторые процедуры, связанные с юридическими вопросами клуба, привести в удобоваримый вид склады, превратив их в офис и испытательный центр. Но масштаб задач требовал постоянных вложений, и порой мы испытывали неуверенность в том, что осуществление этой нашей идеи вообще возможно. Рассуждая о том, каким может оказаться чек, обещанный этим необычным человеком с фантастической судьбой, сошлись на цифре триста тысяч, исходя из той логики, что если отец Яши, человек не чужой и широкий, готов пожертвовать аж миллион, с которым мы не то что бы горы свернем, но продвинемся значительно, то Феликс не перешагнет планку в треть этой суммы. Но чтобы сильно не разочаровываться, мы договорились, что будем рады и сотне «зеленых».

На шестой день после нашего возвращения Яше позвонил адвокат Феликса и сообщил, что он хотел бы посетить офис клуба «Сатисфакция» по просьбе господина Феликса Залмановича для заключения контракта он будет у нас завтра в 2 часа дня. Президент клуба, высокий белокурый парень, этакий красношеий американец Дэвид Гофф, подошел к Яше и сказал:

«Яша, красавец ты наш, ты умнейший и благороднейший спаситель мира, Яша Бордовский! Сделай милость, встань на колени и обратись к Господу своему, великому еврейскому Богу, и попроси его о такой малости: чтобы тот, кто зовется Феликсом Залмановичем, прислал нам для того, чтобы мы, Господи, мир, созданный Тобой, сделали еще лучше, – не менее трехсот тысяч благословенных зеленых купюр. Мы, все здесь присутствующие, даже готовы ради этого стать на некоторое время евреями!»

На следующий день все двенадцать человек – основатели, учредители и члены правления «Сатисфакции», не находили себе места в ожидании феликсова посланника. Ровно в два господин, представившийся Аланом Болдуином, раскрыл портфель крокодиловой кожи и извлек папку с контрактом. В нем многостранично излагались условия, согласно которым акции будущего акционерного общества, каковым должен был стать сегодняшний клуб «Сатисфакция», переходили в собственность одной из инвестиционных компаний, принадлежащих господину Феликсу Залмановичу, в соответствии с той суммой, которая предоставлена господином Залмановичем клубу «Сатисфакция» в виде предварительного взноса.

Страницы контракта переходили от одного члена правления к другому и в конце концов оседали у студента юридического факультета Дани Колмановски. В графе «подписи» стояли фамилии председателя клуба, секретаря и – отдельным параграфом – подпись Яши Бордовского. К условиям этого документа все были готовы после нашего рассказа о поездке к Феликсу. Оставалось только увидеть сумму чека, который лежал в белом конверте перед Аланом Болдуином. Мистер Болдуин встал из-за стола и передал просьбу своего патрона вскрыть конверт только после его ухода, добавив, что он вернется следующим утром в 10:00. С тем и раскланялся.

Дэвид придвинул к себе конверт и обвел взглядом притихших соратников. Ник, самый молодой из них, прошипел: «Клянусь, там не триста, там все пятьсот!» – и все тут же на него зашикали.

Дэвид решительным жестом оторвал цветную полоску на белом клапане и извлек чек. Все с удивлением наблюдали за тем, как с его щек сошел румянец. Он кашлянул и осипшим голосом прочитал: «Тридцать миллионов долларов».

Над столом повисла апокалиптическая тишина, и только Яша прошептал помертвевшими губами: «Аллилуйя».