скачать книгу бесплатно
Лестница якобы
Константин Иванович Кизявка
Ваши стихи отверг редактор? Да что он смыслит в народной поэзии! Людям же нравится, и это главное! Главное ли? В этих странных вопросах пытается разобраться автор книги.
Глава первая
Рыжий закат лениво полыхал в комнате Архипа Семеновича Якобы. Чарующими полутенями выплясывали на стареньких обоях желто-красные протуберанцы. Мутное пятно проекции тела занудной жирной мухи на светящееся золотом полотно стен уверенно выписывало функцию канонической гиперболы, соединяющей силуэты цветка герани, треснувшего заварного пирожного и греческого профиля самого Якобы.
Обладатель профиля, умудренный опытом и временем седой человек, уже час искал рифму к слову «потеря». Три варианта зудели в голове, пристраиваясь в конец сочиняемой строки: «не верю», «отмерен» и «тетеря». «Тетеря» отбрасывалась сразу по причине явной вульгарности, а «не верю» и «отмерен» не хотели вписываться по смыслу.
В коридоре звякнуло и царапнуло. Щелкнул замок, скрипнула открывающаяся дверь.
– Архипушка, это я!
Архип улыбнулся ясной тихой радостью. Сестрица Нинель!
– Да, родная, – крикнул он в сторону коридора. – Я тут работаю! Над рифмой бьюсь!
– Хорошо, хорошо! Если что, я на кухне, кушать готовлю!
– Добро!
Архип повернулся к монитору. Текст посвящался умершей два года назад любимой жене Леночке.
Забылось многое давно
Уже прошла та потеря,
Но я смотрю в своё окно
На двор, который мне отмерен…
Что за глупость! Как это двор отмерен! Кто его мерил? Не пойдёт. Нужно что-то другое. Может быть, всё-таки «не верю».
Например:
Но я смотрю в своё окно
И в то, что вижу, я не верю…
Нет. Я же не верю в её смерть. При чём тут то, что я вижу. Поэт должен быть честен. Кто это сказал? Не помню. Может, Высоцкий?
До Архипа дошло, что он не видит комнату, потерявшуюся за яркостью экрана. Ночь вползла в дом.
– Борщ готов!
Прекрасные слова! Мало кто знает, как выматывает поэтический труд. Серьезнее перекопки огорода. Аппетит зверский разгорается.
С наслаждением, усиленным зубчиком чесночка, Архип умял пару порций, довольно крякнул и авторитетно заявил:
– Божественно! Ты просто мастер кулинарии!
– Да ладно, – смутилась Нинель. – Обычный борщ…
– Не скромничай! Всё точно, как мама готовила в Пятигорске. И сало старое толчёное, и капуста в самый раз доварена. Умничка! Семейные традиции соблюдены от и до.
– Стих у тебя получился? – перебила Нинель.
– Почти. С последней строкой заморока.
Архип по памяти прочел.
Нинель прослезилась.
– Лену вспомнила. Так хорошо написал. Будто снова ее вижу. Ты не переживай про концовку. Получится. Не забыл, что послезавтра в пятой школе перед школьниками выступаешь?
– Спасибо, Нинелечка, помню. Стихи о любимом городе. Патриотическая встреча.
– Да, с директором договорилась, ждут.
Они отхлебнули дымящегося, обжигающего терпкого чая.
– Архип!
– Да.
– Ты когда издаваться начнёшь? Денег бы заработал. Машину купил, квартиру новую. Прославился бы. А то пишешь, пишешь, а никто толком про твои стихи и не знает.
– Я ж не для славы пишу! – вскинулся Архип. – Душа просит поделиться радостью, болью. Я делюсь.
– Ну и делись. Со школьниками на встречах делишься, надо так же через газеты, книжки, журналы со всеми людьми поделиться. Пусть знают, что есть такой замечательный поэт Архип Якоба. Фамилию нашу людям откроешь. А если еще денег заплатят, так разве плохо? На пенсию не особо проживешь.
– Нинеля, я ж не понимаю в этих делах ничего. Стихи писать могу. А вот пробивать их, печатать…
– А чего знать? Братишка наш меньший Мишка как пробивался в Пятигорске? В газете его напечатали. В «Пятигорском рабочем». С того момента слава и пошла. Вон уже три книжки издал.
– Так у меня книжек двадцать!
– Где? Это я тебе на принтере печатаю и скрепками соединяю. Это разве книжки? Надо, чтобы издательство, чтоб солидно. Завтра же берешь свои распечатки и в газету.
– В «Пятигорский рабочий»?
– Архипушка, что за шутки! В местную газету, конечно, на Горького. В «Батайскую правду». Отнесешь все, глядишь, хоть что-то да напечатают. Вот и слава. А там до книжки рукой подать.
– Но я ж хотел завтра на даче…
– Не пропадет без тебя твоя дача! Не пересохнет за день. Поэзия важнее. Понял?!
– Понял.
Уже ночью, в кровати, в полусне Архип поймал краем сознания еще одно слово, рифмующееся с «потерей». «Растерян». Хорошее же слово! Тут тебе и потеря, и растерянность. Удачное слово. И выстроилась вся строка:
Но я смотрю в своё окно
Не сломлен жизнью, но растерян.
Глава вторая
Утренний Батайск гудел спешащими на работу автомобилями, трясся и дребезжал «магнитовскими» грузовиками, шалел пряным запахом разлагающихся октябрьских каштановых листьев и немилосердно слепил красными отсветами магазинных витрин, демонстрируя городу бесплатный анонс восходящего солнца.
Архип запахнул пиджачок плотнее. Не мороз, но бодрость в воздухе пронзительная.
Редакция встретила теплом. В фойе среди дипломно-календарных стен за стареньким ресепшеном женщина послебальзаковского возраста внимательно изучала вошедшего поэта.
– Здравствуйте, – просто приветствовал Архип.
– Доброе утро! По какой-то проблеме?
– Я стихи принес.
– Публиковать?
– Да.
– Давайте, я вам пропуск оформлю. Зайдете к главному редактору. А он вас определит к журналисту. Покажите, что у вас там.
Архип положил на ресепшен папку с сотней распечатанных на принтере стихов. Посмотрел на женщину. Похоже, не удивилась объему. Наверное, такие количества текста – дело привычное.
– Распишитесь здесь. Ага. Хорошо. Теперь по коридору, первая дверь направо. Постучитесь и пропуск покажите.
Постучался, толкнул дверь, вынырнул из проходного полумрака в роскошную светлость начальственного кабинета.
Сидящий за широким столом человек поднял голову, обнаружив черные усики и внимательные щелочки-глазки.
– Вот, – Архип показал пропуск-индульгенцию, оправдывающую внезапное вторжение.
– Так-так, – отрывисто стрекотнул редактор, принимая бумаги поэта. – Стихи? Прекрасно! Давно пишете?
– Всю жизнь.
– Молодца! А чего к нам? Почему не в Союз писателей?
– Москва не сразу строилась, – Архипу показалось удачной эта всплывшая из глубин бессознательного фраза. – Сначала в любимой газете, а потом всё остальное.
Редактору понравилось. Расплылся в улыбке.
– Отлично! Направлю вас к Некрасову. Он у нас поэзией занимается.
Архип смутился. Отсылка к классику показалась какой-то издевкой. Редактор понял растерянность посетителя.
– Это журналист у нас такой работает, – пояснил он. – Некрасов его фамилия. Игнат Валерьевич. Не тот, что «в лесу раздавался топор дровосека». Наш, местный.
Сзади кто-то тихо красиво дышал. Архип обернулся, обнаружив стройную молодую женщину с ворохом документов в руках.
– Ирочка! – обрадовался редактор. – Тут поэт к Некрасову. Покажешь, куда идти. А потом я тебя приму.
Архипу померещилось, будто по лицу Ирочки пробежало темное облачко недовольства.
– Хорошо, Вадим Викторович, – лицо девушки все же осветилось улыбкой. – Идите за мной, покажу.
Темный коридор пах старой бумагой и сыростью. Минув несколько закрытых дверей, перешагнули избитый посетителями порог и вошли в просторный кабинет. Сразу три журналиста – мужчина и две женщины – звонко шлепали пальцами по клавиатурам.
– Игнат! – позвала Ирина мужчину. Тот неохотно оторвался от монитора. – К тебе. Стихи.
Ушла.
Игнат с интересом смотрел на Архипа. Глубокий шрам делил неровной линией левую щеку журналиста пополам. Зловещий такой шрам. И человек показался Архипу смутно зловещим, где-то в самой глубине сущности, далеко за вот этой добродушной и открытой улыбкой.
– Присаживайтесь, – почти ласково показал Некрасов на пустой стул. – Давайте ваши произведения.
Архип протянул папку, присел.
Глаза Некрасова загорелись нехорошим интересом, но чем дольше он листал распечатки, тем меньше искр оставалось во взгляде.
Даже не тронув вторую половину стихов, журналист небрежно отбросил папочку на стол и посмотрел на Архипа с нескрываемой тоской.
– Не пойдёт! Очень плохо.
Это было странно и обидно. Такого отношения к труду души Архип не встречал нигде. Немногочисленные читатели – друзья и родственники не страдали ни черствостью, ни бездушием. Они разделяли боль, радость, юмор Архипа… Многие хвалили. Некоторые плакали. А тут абсолютное бессердечие. Набравшись смелости, Якоба перешагнул гордость:
– А что именно Вам не понравилось? Скажите, я исправлю.
Журналист натурально удивился.
– В самом деле? Вы готовы что-то менять? Готовы расти как поэт?
– Готов!
– Поразительно! Обычно приходят законченные гении. Они восхитительны. Их стихи великолепны. А все, кто их критикует, бездарные тупицы. Вы первый, кто готов что-то менять.
Архип смутился.
– Ну, мы же не боги! Никто не совершенен. Всем надо развиваться.
– Отлично! Тогда давайте начнём.
Некрасов схватил папку и, не заморачиваясь, распахнул где-то на середине.
– Вот, например:
