скачать книгу бесплатно
Я торопливо поставила чашку на стол и, взяв письмо из его рук, быстро вскрыла конверт. После короткого молчания четырнадцатый принц ядовито произнес:
– Я слышал, что Люйу сидела на коленях у ворот резиденции четвертого брата, но никто так и не вышел, и лишь тогда она в отчаянии пошла ко мне. Вот уж действительно…
Вскинув голову, я пристально взглянула на него. Холодно усмехнувшись, принц замолчал.
Дочитав письмо, я погрузилась в безмолвное оцепенение.
– Если хочешь написать ответ, поторопись, и я отнесу его ей, – проговорил четырнадцатый принц. – Пусть ее несбыточные надежды умрут как можно скорее.
– Откуда тебе известно содержание письма? – спросила я.
– Люйу уже просила меня, – равнодушно отозвался он. – Я повторил ей слова царственного отца о том, что «никому не позволено навещать его без высочайшего дозволения», а уж ей с ее просьбой кто позволит? Я пытался уговорить ее отказаться от своей затеи, но она не желала успокаиваться и умоляла меня передать тебе письмо. Хоть она не говорила, но я и так могу угадать, что там. Поначалу я не хотел относить тебе это послание, но затем мне правда стало жаль ее и я подумал: вы с тринадцатым братом были так близки – может, она тебя послушает? Хорошенько постарайся уговорить ее! Иначе, боюсь, она скончается раньше, чем тринадцатому брату станет несладко.
Немного помолчав, он со вздохом добавил:
– Сейчас Люйу ужасно страдает, чахнет на глазах. Даже мое каменное сердце – и то смягчилось при виде ее мучений.
– Вы действительно ничего не можете предпринять? – спросила я.
– Жоси, само по себе это вовсе не мешает нашим интересам. Почему бы не сделать доброе дело? Неужели ты правда считаешь меня настолько бессердечным? – искренне отозвался четырнадцатый принц. – Но тут ничем уже нельзя помочь. Царственный отец уже издал высочайший указ, и третий брат выбрал людей для охраны тринадцатого брата. Царственный отец самолично просмотрел список и утвердил его, так что, чтобы внести туда кого-то еще, непременно потребуется одобрение императора. Но если сейчас установить связь с тринадцатым братом, царственный отец неизбежно начнет подозревать, что идея распустить ложные слухи принадлежала не одному тринадцатому принцу. Даже четвертый всеми силами старается разорвать все связи с ним – что же говорить о нас? Сейчас никто не осмелится и слова сказать в его защиту.
Я промолчала, лишь неприязненно хмыкнув. Конечно, вы стараетесь избегать всего этого, ведь сами и заварили эту кашу. На самом деле я все прекрасно понимала, но в моей душе еще теплилась надежда.
Некоторое время я пребывала в задумчивости. Затем поднялась и прошла в дом, где достала тушь, бумагу, взяла кисть и написала:
Что поделать, коли силы мои невелики? Навряд ли можно помочь, но я непременно приложу все усилия. Смиренно ждите известий.
Немного подумав, добавила:
Не обделите вниманием свое здоровье, иначе как вы сможете позаботиться о тринадцатом господине, не говоря уже об остальном?
Закончив, тщательно запечатала конверт.
Приняв из моих рук письмо, четырнадцатый принц заметил, как плотно запечатан конверт, и презрительно улыбнулся:
– Боишься, что я прочитаю?
– Оно написано для Люйу, притом языком, на котором говорят обитательницы женской половины, – бесстрастно ответила я. – Не хочу, чтобы ей было неловко.
Четырнадцатый принц непринужденно улыбнулся, спрятал письмо за пазуху и поднялся, собираясь уходить.
– Четырнадцатый принц! – позвала я, и он обернулся, спокойно ожидая, пока я продолжу.
– Прикажи привратникам, чтобы вели себя полюбезнее с Люйу, если увидят ее.
– Не беспокойся, я уже отдал это распоряжение, – сказал принц. – Независимо от того, вижу я или нет, им не следует быть неучтивыми.
Я поблагодарила его церемонным жестом.
Улыбнувшись мне, он развернулся и зашагал было к воротам, однако на полпути остановился. Он долго колебался, прежде чем произнести:
– Есть нечто, о чем мне, рассуждая здраво, не следует болтать лишнего, но…
– В таком случае не стоит говорить об этом, – перебила я.
Четырнадцатый принц бросил на меня пристальный взгляд и, взмахнув рукавами, пошел к выходу. У ворот он снова остановился и, обернувшись, сказал:
– Неважно, истинны твои чувства к четвертому брату или нет, – остановись на этом. Ты умна, и тебе нет смысла создавать себе проблемы.
С этими словами он быстро скрылся за воротами.
Очень долго я стояла в тишине. Затем взяла чашку с давно остывшим чаем и выпила его одним глотком. Оказывается, не имеет значения, насколько хорош чай: остывший, он независимо от сорта будет горьким и невкусным.
Взяв в руки письмо Люйу, я вновь перечитала его и погрузилась в раздумья, бродя по двору из угла в угол. Прикидывала и так, и эдак, но смогла придумать лишь один способ. Неизвестно, выйдет или нет, все равно поступить можно только так. Я вспомнила, как сильно разгневался в тот день император Канси, и мне стало жутко. Однако затем мои мысли вернулись к тринадцатому брату, к тому, как он был счастлив в былые годы, мчась верхом на коне по просторам, а сейчас сидит за решеткой один-одинешенек. Я подумала о Люйу, о ее глубоких, искренних чувствах и множестве талантов – ведь она могла бы заниматься вместе с тринадцатым принцем музыкой, каллиграфией, поэзией и живописью, помогая скоротать долгий срок. Для нее это было бы величайшим счастьем на земле, а для тринадцатого принца – частичкой тепла посреди череды тяжелых дней одиночества и тоски. Кроме того, это единственное, что я могу для него сделать.
Снова взяв письмо Люйу, я иероглиф за иероглифом перечитала его еще раз, вспоминая о нашей дружбе с ней и тринадцатым принцем. Улыбнувшись, я приняла окончательное решение.
Дражайшая барышня Жоси!
Пишу вам я, ваша наипокорнейшая служанка Люйу, родом из уезда Учэн провинции Чжэцзян. Я появилась на свет и выросла в женских покоях достойной и добропорядочной семьи. Под аромат дорогих благовоний я изучала труды мудрецов. Большой, высокий дом моих предков с просторным двором примыкал к прекрасному саду. Залы нашего поместья были отделаны золотом и нефритом, у садовой ограды шумели зеленые ивы, а в пруду цвели красные лотосы. Однако никакое счастье не может длиться вечно. Дороги судеб неисповедимы: в один из дней внезапно налетела жестокая буря, и высокий дом в одно мгновение рухнул в клубах пыли! Я стала куртизанкой и осрамила свой род, попав в публичный дом, хотя вовсе не желала этого. Я познакомилась с тринадцатым господином в те годы, когда мы оба еще были совсем молоды. Мы вместе пили вино, беседовали о поэзии, играли на цине и флейте. Тогда мы с ним говорили только о литературе, но какой удачей это было для меня, Люйу! Я благодарна тринадцатому господину за то, что он не гнушался меня и на протяжении многих лет заботился обо мне. Лишь благодаря этому я, несчастная, смогла дожить до сегодняшнего дня. Я, слабая и беспомощная, словно дымок на ветру, отличалась от тринадцатого господина так же сильно, как глина отличается от облака. Хотя я берегла себя и хранила целомудрие, но все же была подобна жемчужине, что лежит во тьме и оттого не может сиять, прямо как белый нефрит, покрытый пылью. Разумеется, я должна была помнить о положении, которое занимала. Разве могла я осмелиться подумать о чем-то ином? Недавно же я получила письмо, из которого с удивлением узнала, что Сын Неба разгневался на тринадцатого господина. Гнев Его Величества был подобен ужасному шторму, император заточил тринадцатого господина в темницу в переулке Янфэн. Как громом пораженная, вечером я не смогла уснуть и без устали размышляла о том, как и почему подобное могло произойти. Одеяло и подушка промокли от моих слез. Я ненавидела себя за свою слабость, за то, что мне с моим хрупким телом не под силу забрать себе все его невзгоды. Тринадцатый господин изнежен – разве сможет он вынести трескучий мороз, от которого трава покрывается инеем?
Однако я часто думала о том, что, хотя и не происхожу из знатного рода и прочла не так уж много сочинений древних мудрецов, все же мне известно, что значит выражение: «Если кто-то поделился с тобой каплей воды, в благодарность подари ему целый родник». Мне не под силу вытащить тринадцатого господина из пучины страданий, и я лишь уповаю, что мне представится возможность разделить их с ним. Если бы я только могла стать его служанкой, жить в месте, где он заточен, выполняя самую грязную работу! Мести двор, прислуживать ему после пробуждения и перед сном – днем и ночью заботиться о нем, чтобы он имел возможность продолжать изучать ученые труды и там. Если бы только мои чаяния могли исполниться, о чем еще в этой жизни просить мне, Люйу?
Несмотря на то что мы с вами, барышня, виделись всего единожды, я часто слышала, как тринадцатый господин хвалил вас, отмечая, что вы не только талантливы, но и не боитесь поступать по-своему. Ни к кому другому, кроме вас, я не могу обратиться со своей просьбой. Мне известно, что вы, барышня, хоть и женщина, а в храбрости превзойдете иного мужчину и в мудрости не уступили бы и Мэнчань-цзюню[15 - Мэнчань-цзюнь (кит. ???) – выдающийся политический деятель периода Сражающихся царств, премьер-министр царств Ци и Вэй.]. Вы, без сомнений, сможете почувствовать искренность моих намерений и протянете мне руку помощи. Вы, барышня, прислуживаете самому Сыну Неба, и он души в вас не чает. Исполнить мою просьбу будет весьма непросто, но другого решения придумать я не могу, лишь лелею крошечную искорку надежды, в слезах моля вас, барышня, о помощи!
Сегодня, похоже, император Канси пребывал в хорошем настроении. Мы с Ли Дэцюанем и Ван Си сопровождали Его Величество на прогулке в саду Юйхуаюань. Пройдя круг, император присел на каменную скамью передохнуть и со спокойным, мягким выражением лица устремил взгляд куда-то вперед. Как раз началась золотая осень, все листья на деревьях пожелтели и под солнечными лучами казались прозрачными. Каждый листочек был воплощением красоты и изящества.
Повернувшись к Ли Дэцюаню, император Канси с улыбкой произнес:
– Сумалагу больше всего любила осень. Она говорила, что «осень гораздо пестрее весны».
– Именно так, – с поклоном ответил Ли Дэцюань, улыбаясь. – Ваш покорный слуга помнит, как тетушка стояла под пожелтевшим деревом гинкго и пела, сияя улыбкой.
Его Величество глядел на золотые листья, лежащие на земле.
– Верно, она знала много песен! – проговорил он, едва заметно улыбнувшись. – Соловей, лучший певец степей, и тот бы не сравнился с ней!
И император глубоко задумался.
Сейчас сердце императора Канси, должно быть, смягчилось, ведь он вспоминал светлые дни своей юности, а вместе с ними – мягкую и добрую девушку с нежным голосом, что пела ему. Собравшись с духом, я выступила вперед, упала на колени и, коснувшись лбом земли, спросила:
– Будет ли дозволено покорной служанке развлечь Его Величество интересной историей?
Император Канси весело взглянул на меня и ответил:
– Рассказывай. Будет интересно – награжу, неинтересно – получишь наказание.
Снова коснувшись земли лбом, я поднялась на ноги и после короткого молчания неторопливо повела рассказ:
– Во времена Западной Цзинь жила девушка по имени Люй Чжу, которая в то время была содержанкой богача Ши Чуна…
– Мы знаем эту историю, – улыбнулся император Канси. – Расскажи другую.
Я снова начала:
– Жила-была девушка по имени Линь Сынян, певичка из Циньхуая, которая впоследствии стала любимой наложницей хэнвана Чжу Чаншу…
– Эту мы тоже знаем, – равнодушно прервал Его Величество.
Я ненадолго замолчала, а затем произнесла:
– Ваше Величество, хоть все эти девушки и пали столь низко, что были вынуждены уйти в певички, их души остались храбрыми и благородными. Они не жалели собственной жизни, чтобы отплатить за проявленную к ним доброту. Можно ли их также считать достойными уважения и восхищения?
– Вполне, – кивнул император. – Все они были добродетельными женщинами, верными своему долгу, и в сотни раз превосходили большинство мужчин.
Тут я упала на колени, коснулась земли лбом и проговорила:
– Ваше Величество, в наше время также живет одна удивительная девушка, которая готова отдать жизнь в борьбе, лишь бы отплатить за проявленную к ней доброту.
Я красноречиво поведала ему всю историю многолетней дружбы Люйу и тринадцатого принца, упомянув и о том, какое впечатление произвела Люйу на меня саму. Лицо Его Величества оставалось бесстрастным, и невозможно было понять, какие чувства вызвал у него мой рассказ.
– Умоляю Ваше Величество явить милость, – сказала я, снова касаясь лбом земли, – и позволить Люйу стать служанкой, что будет мести двор тринадцатого принца.
Император Канси долго молчал, пристально глядя на меня. В конце концов он холодно сказал:
– Ты прямо-таки пользуешься тем, что мы души в тебе не чаем. Осмеливаешься вести любые речи и делать что пожелаешь!
Мое сердце разрывалось от горя. Вовсе не за себя: умоляя императора, я уже мысленно приготовилась к наказанию. Мне было больно при мысли о Люйу и тринадцатом принце. Продолжая непрерывно стучать головой о землю, я умоляла:
– Ваше Величество, вы справедливый и человеколюбивый государь. Умоляю Ваше Величество помочь исполниться надеждам Люйу, и ваша покорная служанка охотно примет любое наказание.
Поднявшись со скамьи, император Канси гневно произнес:
– Ее надеждам или же твоим? Наказание? Думается мне, все эти годы мы слишком сильно любили и жалели тебя!
С этими словами он тут же двинулся прочь, даже не дав мне позволения подняться с земли. Ли Дэцюань тут же бросился вдогонку, и Ван Си, с тревогой покосившись на меня, также торопливо отправился следом. Я стояла на коленях в полной тишине, и слезы ручьями лились из моих глаз. Бесполезно! Тринадцатый принц, как же ты сможешь прожить в одиночестве эти долгие десять лет? Люйу, твоя любовь к тринадцатому принцу так сильна, что даже малые его страдания ранят твое сердце, будто острые шипы. Как же ты сможешь это пережить?
Я стояла на коленях с того времени, когда солнце еще висело высоко в небе, до самого заката, а затем до глубокой ночи. Поначалу я еще чувствовала боль в затекших коленях, но та не шла ни в какое сравнение с душевной болью, что я испытывала. Затем ноги мало-помалу онемели, но мне это, так же как и все остальное, было глубоко безразлично. Слезы давно высохли, осталась лишь глубокая печаль.
Прибежал Ван Си и, глядя на меня, со вздохом сказал:
– Добрая сестрица, ну почему ты так неразумна? Кто же сейчас осмелится заговорить о тринадцатом принце? Почему ты…
Отупевшая от сидения на коленях, я не обратила на него никакого внимания. Ван Си вновь вздохнул.
– Наставник сказал, что при случае попросит о снисхождении для тебя, сестрица. Пожалуйста, потерпи немного!
Договорив, он снова тяжело вздохнул и умчался прочь.
Сад Юйхуаюань погрузился в кромешную тьму. Стояла тишина, и слышался лишь ветерок, нежно поглаживающий листву на деревьях. Ощутив холод в ногах, я ощупала свои колени и попробовала подвигаться, но мне тут же стало больно. Ноги так сильно затекли, что было очень трудно шевелить ими, и я решила, что лучше пока не двигать ими. Запрокинув голову, я взглянула на небо. Вечер был безлунным: темно-синий бархат неба был усеян стразами звезд, которые то мигали, то гасли, похожие на женские глаза, блестящие от слез. Пожалуй, и Люйу сейчас тайком горько плачет. Сидящий же в одиночестве тринадцатый принц, наверное, только и может, что поднять голову к небу и пригласить звезды составить ему компанию, верно? В тишине плачет флейта, горюя о том, что никого нет рядом.
Холод в ногах постепенно распространился по всему телу. Живот сводило от голода, а налетавший порывами ледяной ветер пронизывал до костей. Дрожа от холода, я свернулась калачиком, страстно желая, чтобы поскорее наступил рассвет. Перед рассветом холод самый сильный, и его особенно трудно терпеть.
Когда первые лучи солнца осветили золотые листья, весь сад в одно мгновение засиял необыкновенным светом. Вслед за этим тут же одна за другой радостно защебетали, зачирикали птицы. Слушая музыку природы, я прищурилась и жадно глядела на освещенную солнцем ослепительно-золотую листву, неспособная удержаться от мыслей о жаренной на масле яичнице. Я горько улыбнулась: эх, взяла и все опошлила! Но я действительно была голодна, а пребывать в возвышенном настроении можно лишь после того, как сытно поел и согрелся.
Солнце поднималось все выше. Не знаю, от голода или от сидения на коленях, но начала кружиться голова. Я закрыла глаза, чувствуя в голове полную пустоту. У меня больше не был сил на бестолковые, лихорадочные размышления.
– Сестрица, что случилось?
Едва найдя в себе силы открыть глаза, я увидела Юйтань, сидящую напротив меня на корточках. Я покачала головой, знаком веля ей уходить.
– Вчера ты, сестрица, всю ночь не возвращалась домой, – плачущим голосом произнесла Юйтань. – Только сегодня утром я узнала, что ты отбываешь наказание в саду Юйхуаюань. Сестрица, что же произошло?
– Возвращайся домой! – ответила я. – Его Величество сейчас пребывает в гневе. Если он узнает о том, что ты приходила ко мне, он может сорвать свой гнев на тебе.
Она не двинулась с места, продолжая сидеть на корточках рядом со мной.
– Ты все еще здесь? – вскричала я. – Не слушаешь меня? Этого еще не хватало!
Закусив губу, Юйтань встала. Некоторое время она молча стояла рядом, а затем развернулась и ушла, часто оглядываясь.
Вновь закрыв глаза, я продолжила сидеть на коленях. Казалось, окружающий мир исчез где-то вдалеке и осталась лишь я одна.
Ветерок, что до этого был мягким и ласковым, внезапно усилился. Под его порывами затрещали ветви, посыпались с деревьев желтые листья. С земли взметнулась и закружилась опавшая листва, и среди танцующих в небесах осенних листьев где-то вдалеке, постепенно приближаясь, загрохотали раскаты грома. Все небо заволокли мрачные, давящие черные тучи, и очень быстро стало темно. У меня не было сил даже на горький вздох, я лишь продолжала, словно одеревеневшая, отупело сидеть на коленях.
Сверкали, яростно прорывая пелену темных туч, золотые змейки молний. Гремел гром, и с неба начали падать дождевые капли размером с горошину. Вскоре раздался еще один оглушительный удар грома, и капли дождя превратились в прямые струи. И снова бах! – и хлынул ливень, такой сильный, что казалось, он обрушит сами небеса.
В одно мгновение я вымокла до нитки. Струи проливного дождя били по спине. Сперва я даже ощущала слабую боль, но потом кожа онемела и перестала что-либо чувствовать. Бешеный ветер обдувал мое тело, заставляя трястись от холода. Было ощущение, будто в этом мраке между землей и небом, кроме дождя и ветра, осталась лишь я одна. Одна противостояла свирепой ярости небес, одна выносила их, мечущих громы и молнии, гнев. Крепко зажмурившись, я согнулась, позволяя мириадам капель ударяться о мое тело. Сейчас я могла полагаться лишь на свою спину.
В темноте, в пелене нескончаемого дождя было сложно определить, который час. Меня беспрерывно била дрожь. Время будто замерло, и казалось, что ливень будет идти до скончания веков.
Не знаю, сколько времени прошло. Я сидела сгорбившись, прижавшись предплечьями к ногам и обхватив голову руками. Ощущала, что замерзла до невозможности и тело окоченело настолько, что уже не могло даже дрожать. В какой-то момент я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Борясь с дурманящим оцепенением, стиснула зубы и медленно подняла голову. Недалеко от меня, держа в руке черный зонт, стоял под дождем четвертый принц, прямой, как стрела. Это была первая наша встреча с того дня, как тринадцатого принца заточили в темницу.
Разделенные непогодой, мы не могли ясно видеть лиц друг друга, однако я ощущала его взгляд, полный печали, гнева и беспокойства. Мы молча глядели друг на друга. В сгущающейся темноте он стоял под черным зонтом, одетый в темно-серый халат, и лишь его лицо выделялось в сумраке своей ошеломляющей, мертвенной бледностью.
Внезапно четвертый принц резким движением отбросил зонт и, подойдя вплотную, молча встал рядом со мной. Я не отрываясь наблюдала за зонтом, который, гонимый ветром, бесконтрольно кружился на траве.
Время шло. Дождь и не думал слабеть, шквалы ураганного ветра закручивали струи ливня, делая их похожими на тысячи тонких плетей, яростно хлещущих все живое. Хотя мое тело полностью заледенело, в душе вдруг появилось и стало разрастаться теплое, уютное чувство. Ярится непогода, но есть кто-то, кто стоит рядом со мной! Терпит, томится, страдает!
Я дернула его за подол халата, и принц присел на корточки, продолжая смотреть на меня. Взгляд его темных глаз был таким же холодным и мрачным, как небо над нашими головами, но в жесте, которым он убрал прилипшие к моему лицу мокрые волосы, сквозила нежность.
– Возвращайся! – сказала я, устремив на него глаза. – Я понимаю, что ты чувствуешь!
Какое-то время он пристально разглядывал меня, а затем вдруг обнял, прижав к себе так сильно, что заболели ребра. Эта боль, однако, была приятной, но вместе с тем пробуждала чувства отчаяния и печали. Я опустила голову ему на плечо, и слезы, мешаясь с дождем, катились по моим щекам, падая на его одежду.
Над головой ослепительно сверкнула молния и испугала меня. Я опомнилась и тут же подняла голову, намереваясь оттолкнуть четвертого принца. В тот краткий миг, когда вспышка молнии осветила все вокруг, в моих зрачках отпечатались стоящие за завесой дождя плечом к плечу восьмой и четырнадцатый принцы с зонтами в руках. В первые мгновения я лишь растерянно смотрела на них, не двигаясь.
Обернувшись, четвертый принц взглянул на них, затем медленно выпустил меня из объятий, встал и повернулся к ним лицом. Трое, разделенные дождем, пристально смотрели друг на друга. Одетый в зеленый халат и держащий в руке зеленый же бамбуковый зонт, четырнадцатый принц стоял в спокойной, расслабленной позе. Его лицо было совершенно невозмутимым, и лишь в глубине его глаз можно было заметить гнев, смешанный с тревогой.
