скачать книгу бесплатно
…игнорировать соблазны и провокации;
…держать эмоции под контролем;
…терпеть мучительные трудности.
Самодисциплина – это способность отдавать все, что у вас есть, и воздерживаться от соблазнов. Есть ли в этом какое-то противоречие? Нет, только равновесие. Мы чему-то сопротивляемся, что-то преследуем; всегда поступаем сдержанно, осознанно, разумно, не увлекаясь.
Умеренность – это не лишение, а владение собой: физически, умственно, духовно. Это значит требовать от себя максимум, когда никто не видит и вроде бы можно позволить себе расслабиться. Чтобы так жить, требуется мужество, – и не просто потому, что это трудно, а потому, что это выделяет вас среди других.
Дисциплина, таким образом, одновременно является понятием прогностическим и предсказуемым. Она повышает вероятность того, что вы добьетесь успеха, и гарантирует, что в любом случае – при удаче или поражении – вы будете великолепны. Верно и обратное: отсутствие дисциплины подвергает вас опасности, одновременно влияя на то, кто и что вы есть.
– –
Вернемся к Эйзенхауэру и его идее о том, что свобода – это возможность для самодисциплины. Разве его собственная жизнь не доказывает это? Прежде чем он получил звание генерала, ему пришлось примерно 30 лет служить на малопривлекательных военных должностях и смотреть, как коллеги завоевывают медали и признание на полях сражений.
Когда в 1944 году его назначили верховным главнокомандующим войсками союзников во Второй мировой войне, под его началом и в полной его власти неожиданно оказалась армия численностью около 3 миллионов человек – и это была только вершина всей военной экономики, где трудилось более 50 миллионов человек.
Всего же союз наций насчитывал более 700 миллионов граждан, и Эйзенхауэр обнаружил, что не только не свободен от правил, но и должен спрашивать с себя больше, чем когда-либо. Он пришел к выводу, что лучший способ руководить – не принуждение или приказ, а убеждение, компромисс, терпение, контроль над своим характером и, самое главное, личный пример.
Эйзенхауэр вышел из войны победителем из победителей, добился невиданного доселе успеха, которого, надеюсь, никогда не достигнет снова ни один воитель. А затем, уже в качестве президента обеспечивая контроль над арсеналом ядерного оружия, он был буквально самым могущественным человеком в мире. Практически никто не мог указать ему, что делать. Не было ничего, что могло бы остановить его. И никого, кто не смотрел бы на него с восхищением или не отводил взгляда в страхе.
Однако президентство Эйзенхауэра не повлекло ни новых войн, ни применения этого ужасного оружия, ни эскалации конфликта. Президент покинул пост, дальновидно предупредив о механизме, порождающем войну, – о так называемом военно-промышленном комплексе.
Действительно, наиболее примечательное применение силы при исполнении Эйзенхауэром служебных обязанностей – отправка подразделения 101-й воздушно-десантной дивизии для защиты группы чернокожих детей по дороге в школу[12 - В 1954 году суд признал незаконным раздельное обучение белых и черных детей, однако во многих местах этому решению не подчинились. В 1957 году губернатор штата Арканзас распорядился окружить школу в г. Литл-Рок, чтобы не пропустить в нее девять чернокожих учеников. Толпа белых запугивала детей, и они несколько недель вынужденно провели дома. Мэр обратился к президенту, и Эйзенхауэр приказал ввести в город войска. В течение двух месяцев десантники сопровождали детей в школу и охраняли их. Вся девятка получила образование, хотя в школе их продолжили травить и после ухода солдат.].
Были тогда скандалы? Обогащение? Нарушенные обещания?
Не было.
Его величие, как и всякое истинное величие, коренилось не в агрессии, не в эго, не в неуемном аппетите или огромном состоянии, а в простоте и сдержанности – в том, как он управлял собой. Это, в свою очередь, давало ему право руководить другими. Сравните его с завоевателями того времени. Гитлер. Муссолини. Сталин. Сравните Эйзенхауэра с его современниками. Макартур. Паттон. Монтгомери. Сравните его с коллегами прошлого. Александр Македонский. Ксеркс. Наполеон. И у нас останется то, чему мы действительно удивляемся, – не честолюбие, а умение владеть собой. Самосознание. Умеренность.
Как-то мать процитировала молодому Эйзенхауэру стих из Книги притчей: «Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города»[13 - Пр., 16:32.]. Она преподала сыну урок, какой Сенека пытался дать правителям: «Самый полновластный – тот, кто властвует собою»[14 - Луций Анней Сенека «Нравственные письма к Луцилию», 90.34. Перевод С. А. Ошерова.].
Эйзенхауэр буквально покорил мир, сначала победив себя.
И все же существует какая-то часть нашего «я», которая восхищается теми (а может быть, и завидует им), кто позволяет себе больше, кто придерживается сниженных стандартов, – рок-звездами, знаменитостями, злодеями. Кажется, так проще, так веселее. Возможно, это даже способ преуспеть.
Но так ли это?
Нет, это иллюзия. При ближайшем рассмотрении оказывается, что никому не достается больше трудностей, чем лентяю. Никто не испытывает больших мучений, чем обжора. Ничей успех не оказывается короче, чем у безрассудного или бесконечно честолюбивого. Неспособность реализовать свой потенциал – ужасное наказание. Жадность меняет правила игры, мешая человеку насладиться тем, что у него есть. Даже если внешний мир восторгается, то внутри – только страдание, отвращение к себе и зависимость.
Что же касается умеренности, то древние любили метафору возничего, управляющего колесницей. Чтобы победить в скачках, нужно не только заставить коней бежать быстро, но и держать упряжку под контролем, успокоить свои нервы, унять дрожь животных, крепко держать поводья, чтобы управлять лошадьми с предельной точностью даже в самых сложных условиях.
Возничий должен понимать, как сбалансировать строгость и доброту, когда нужно легкое, а когда жесткое касание. Он должен контролировать себя и животных, чтобы при необходимости выжимать каждую каплю скорости. Ездок без контроля поедет быстро, но неизбежно потерпит катастрофу. Особенно на крутых поворотах арены и на изгибах неровной жизненной дороги. Особенно когда этого жаждут толпа и конкуренты.
Только дисциплина дает возможность все создавать, она же дает возможность и все совершенствовать.
Назовите по-настоящему великого человека без самодисциплины. Назовите хотя бы одно несчастье, которое, по крайней мере частично, не коренилось бы в недостатке самодисциплины.
Суть жизни больше содержится не в таланте, а в нраве. И в умеренности.
Люди, которыми мы восхищаемся и с которыми встретимся в этой книге (Марк Аврелий, королева Елизавета II, Лу Гериг, Ангела Меркель, Мартин Лютер Кинг – младший, Джордж Вашингтон, Уинстон Черчилль), вдохновляют сдержанностью и самоотдачей.
Поучительные исторические примеры (Наполеон, Александр Македонский, Юлий Цезарь, король Георг IV) ошеломляют нас ущербом, который известные личности нанесли сами себе. В каждом из нас скрыто множество личностей, и иногда мы видим в одном и том же человеке и чрезмерность, и сдержанность – и мы можем учиться у обеих.
Свобода требует дисциплины.
Дисциплина дает нам свободу.
Свобода и величие.
Ваша судьба там.
Возьметесь за поводья?
Часть I. Внешний вид (тело)
Наше тело – это наша слава, наш риск и наша забота.
Марта Грэм[15 - Марта Грэм (1894–1991) – американская танцовщица и хореограф.]
Мы начинаем с себя – с физической формы. В Первом послании Павла к коринфянам нам указано усмирять и подчинять свое тело[16 - «Но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1 Кор., 9:27).]. Римская традиция, согласно стоикам, заключалась в выносливости, неприхотливости в еде и умеренном использовании материальных благ. Стоики носили функциональную одежду и обувь, ели из простых тарелок, умеренно пили из обычных бокалов и искренне соблюдали обычаи древней жизни.
Мы сочувствуем им? Или восхищаемся их простотой и достоинством?
В мире изобилия каждый должен бороться со своими желаниями, побуждениями, а также вести вечную битву, чтобы укрепить себя перед жизненными превратностями. Речь не о прессе кубиками и не о том, чтобы избегать всего, доставляющего удовольствие, а о развитии силы духа, необходимой для избранного нами пути. О способности преодолевать дистанцию и избегать на этом пути тупиков и миражей.
Если мы не управляем собой, то кто и что управляет нами? Внешние силы. Лень. Напасти. Энтропия. Атрофия. Мы трудимся сегодня и всегда, потому что именно для этого пришли в этот мир. И мы знаем: потакать своим центрам удовольствия – легко и приятно, но на деле этот путь оказывается очень болезненным.
Власть над телом…
Он играл, несмотря на лихорадку, головные боли и мучительные боли в спине, на растяжения мышц и травмы голеностопа. На следующий день после того, как со скоростью 130 километров в час ему в голову влетел мяч, он надел на игру бейсболку Бейба Рута[17 - Бейб Рут (1895–1948) – один из величайших бейсболистов в истории.], потому что на шишку не налезла его собственная.
Лу Гериг[18 - Лу Гериг (1903–1941) – выдающийся бейсболист, за выносливость получил прозвище Железный Конь.] провел в качестве защитника первой базы в клубе New York Yankees 2130 игр подряд, и этот рекорд физической выносливости продержался еще пять с половиной десятилетий. Он просуществовал так долго, что даже перестал выглядеть невероятным.
Регулярный сезон в Главной лиге бейсбола (MLB) в то время состоял из 152 игр. Yankees выходили в плей-офф почти каждый год и целых семь раз добирались до Мировой серии[19 - Финальная серия игр в Главной лиге бейсбола (сейчас – до четырех побед).].
Гериг играл с апреля по октябрь 17 лет без отдыха – на самом высоком уровне, какой только можно представить. В межсезонье игроки устраивали показательные матчи, иногда отправляясь для этого даже в Японию. С Yankees Гериг проехал по стране не менее 300 тысяч километров – в основном на поезде и автобусе – и сыграл 350 даблхедеров[20 - Два матча в один день между теми же соперниками.].
Он не пропустил ни одной игры.
И не потому, что никогда не получал травм или не болел, а потому, что был Железным Конем. Он отказывался сдаваться, преодолевал боль, пересекал грань физических возможностей – для других это было бы оправданием. Однажды ошеломленные врачи насчитали на рентгеновских снимках рук Герига семнадцать сросшихся переломов. За карьеру он ломал почти все пальцы, но это не только не замедлило игрока – он не говорил о травмах ни слова.
В каком-то смысле даже несправедливо, что Гериг знаменит в основном серией сыгранных подряд матчей – этот факт затмевает остальные выдающиеся статистические показатели.
Среднее количество отбитых за карьеру ударов составляет у Герига невероятные 34 %; в важных матчах цифра была еще выше: во всех матчах Мировых серий – 36,1 %, а в двух из них – больше 50 %. Гериг сделал 493 хоумрана, в том числе 23 гранд-слэма[21 - Хоумран – удар, после которого бьющий игрок сумел пробежать все базы. Гранд-слэм – хоумран в ситуации, когда все базы заняты игроками нападающей команды (в этом случае команда получает сразу четыре очка).]. Этот рекорд продержался более семи десятилетий. В 1934 году Гериг стал третьим игроком, получившим Тройную корону MLB[22 - Достижение отбивающего. RBI (run batted in) – количество очков, которое заработала команда после удара отбивающего (бэттера).] – за лидерство в лиге по среднему проценту отбитых мячей, числу хоумранов и RBI. Он занимает шестое место в истории по RBI (1995), и это фактически делает его одним из самых эффективных бейсболистов всех времен.
Знаменитая серия началась в июне 1925 года, когда Гериг заменил Уолли Пиппа – легенду Yankees. Гериг дважды стал MVP (самым ценным игроком сезона), семь раз участвовал в Матче всех звезд, шесть раз выиграл Мировую серию. Его ввели в Национальный зал славы бейсбола, и он – первый игрок, чей номер навсегда был выведен из обращения.
Богатырская выносливость Железного Коня проявилась уже в раннем детстве. Гериг родился в Нью-Йорке в 1903 году в семье немецких иммигрантов, он был единственным выжившим из четверых детей. При рождении он весил колоссальные 14 фунтов[23 - Примерно 6,35 кг.], а немецкие блюда, которые готовила его мать, похоже, только способствовали упитанности. Именно насмешки в школе укрепили решимость мальчика, и он отправился в turnverein – немецкий гимнастический клуб, где начал тренировать нижнюю часть тела. Впоследствии это и обеспечило ему такое количество пробежек. Один школьный приятель как-то пошутил, что не скоординированное от природы тело Герига часто «ведет себя как пьяное».
Он не родился атлетом – он сделал себя им.
Жизнь бедного иммигранта нелегка. У отца Герига, пьяницы и бездельника, постоянно были наготове нелепые оправдания и отговорки. Мальчик стыдился отца и потому стремился сделать своими неоспоримыми плюсами надежность и выносливость. (Словно предвидя будущую карьеру, он не пропустил ни дня в школе.) Обожающая сына мать подавала ему невероятный пример тихого неутомимого трудолюбия. Она работала кухаркой. Она работала прачкой. Она работала пекарем. Она работала уборщицей. И все в надежде обеспечить сыну путевку в лучшую жизнь.
Но бедность не отступала. Один из одноклассников Герига вспоминал: «Никто из тех, кто учился с Лу, не может забыть холодные зимние дни, когда он появлялся в школе в рубашке цвета хаки, брюках цвета хаки и тяжелых коричневых ботинках, но без пальто и без шляпы». Он был ребенком бедняков. Такой судьбы никто не захотел бы, зато она сформировала Герига.
Рассказывают, философ-стоик Клеанф как-то шел по Афинам, и порыв ветра сорвал его ветхий плащ. Ошеломленные горожане увидели, что под плащом, несмотря на холод, ничего нет, и разразились аплодисментами, вознаградив стойкость[24 - В оригинальном рассказе Диогена Лаэртского речь идет исключительно о бедности, а не о стойкости. «А однажды, когда он вел молодых людей смотреть на зрелища, ветер сорвал с него плащ и все увидели, что на нем даже нет рубахи; за это афиняне наградили его рукоплесканиями и стали дивиться ему еще больше» (Диоген Лаэртский «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». Перевод М. Л. Гаспарова).] философа.
Так же поступал и Гериг. Заработок в Yankees сделал бейсболиста одним из самых высокооплачиваемых спортсменов в Америке, но его редко можно было увидеть нью-йоркской зимой в шляпе или хотя бы в жилете. Только женившись на доброй и любящей женщине, Гериг ради нее согласился носить в холод пальто.
Большинству детей просто нравится спорт. Но Лу Гериг видел в бейсболе более высокий смысл. Игра была профессией, требовала контроля над телом и заботы о нем: тело одновременно являлось и средством для достижения успеха, и препятствием для этого.
Гериг учитывал и то и другое.
Он усерднее всех работал. «Тренировки были для него почти религией», – вспоминал один из игроков команды. «Я раб бейсбола», – отмечал сам Гериг. Добровольный раб. Раб, любивший свою работу и навсегда оставшийся благодарным ей просто за возможность поиграть.
Подобная преданность приносит плоды. Выходя на удар, Гериг будто приобщался к чему-то божественному. Он был невозмутим в тяжелой шерстяной форме – в такой сегодня не смог бы выступать ни один бейсболист. Покачивался, переносил вес с ноги на ногу и наконец принимал позу бьющего. Когда Лу замахивался битой, именно его мощнейшие ноги выполняли основную работу, отправляя мяч далеко-далеко, куда-то за пределы стадиона.
Некоторые бэттеры имеют для удара оптимальную точку – Гериг мог ударить откуда угодно. А после? Он бежал. Весьма примечательно, что парень, которого дразнили за «ножки, как у рояля», более дюжины раз за карьеру украл домашнюю базу[25 - Кражей базы называется перемещение игрока атакующей команды на следующую базу без удара бьющего, для чего нужна высокая скорость.]. Он был не только мощью. Он был еще и скоростью. Энергией. Мастерством.
История знает игроков с большим талантом, большей индивидуальностью, большим блеском. Однако никто больше Герига не вкалывал: никто больше него не заботился о физической форме и никто больше него не любил игру.
Занимаясь работой, которая нравится, вы не хитрите и не жульничаете, а принимаете и выполняете все ее требования, даже самые обыденные и малозначительные: Гериг, например, никогда не швырял и даже не подбрасывал биту. Один из немногих случаев его трений с менеджментом команды произошел, когда стало известно, что Лу в своем старом квартале играл в стикбол[26 - Уличная игра, похожая на бейсбол.] с местной детворой, причем иногда даже после матчей Yankees, – он просто не мог упустить возможности поиграть.
И тем не менее наверняка было много дней, когда он хотел все бросить. Когда сомневался в себе. Когда чувствовал, что едва способен двигаться. Когда был разочарован и уставал от собственных высоких стандартов. Гериг не был сверхчеловеком – у него в голове звучали те же голоса, что и у всех нас. Он просто взрастил в себе силу – создал привычку – не слушать их. Потому что как только вы начинаете идти на компромисс, вы уже не надежны…[27 - Ради продления серии клуб и Гериг все же иногда прибегали к уловкам. Однажды он не мог играть из-за болей в спине и вышел не на своей позиции, после чего игрока тут же заменили; игра при этом пошла в зачет. Был случай, когда Гериг подхватил грипп, и руководство Yankees отменило ближайший матч под предлогом якобы ожидающегося дождя.]
«У меня есть желание играть, – говорил Гериг. – Бейсбол – это тяжелая работа, и напряжение тут колоссальное. Конечно, это приятно, но тяжело». Можно подумать, желание играть есть у всех, однако, конечно, это не так.
Одни из нас обходятся природным талантом, надеясь, что реальных трудностей никогда не будет. Другие преданы своему делу до определенного момента, но уйдут, как только станет слишком тяжело. Так было тогда, так происходит и сейчас – и даже на элитном уровне.
Один тренер во времена Герига назвал это эпохой алиби: у всех наготове имелись оправдания. Всегда находилась причина, по которой спортсмены не выкладывались на все сто, появлялись в тренировочном лагере не особо подготовленными.
Еще новичком Джо Ди Маджо[28 - Джо Ди Маджо (1914–1999) – один из наиболее выдающихся игроков в истории бейсбола.] как-то спросил Герига, кто, по его мнению, будет бросать в команде соперника, возможно надеясь услышать, что чьи-то удары проще отбивать. «Никогда не беспокойся об этом, Джо, – ответил Гериг. – Просто помни, что для Yankees всегда приберегают лучших». Он ожидал, что и каждый игрок Yankees будет действовать с полной самоотдачей. В этом-то все дело: кому много дано, с того много и спрашивается. Обязанность чемпиона – действовать как чемпион. Работать так же усердно, как и человек, которому нужно что-то доказывать.
Гериг не злоупотреблял алкоголем, не коллекционировал девушек, не искал острых ощущений и не гонял на скоростных машинах. По его собственному выражению, он не был «гулякой», но ясно давал понять, что «не проповедник и не святой». Биограф спортсмена Пол Гэллико, несколько раньше Герига тоже выросший в Нью-Йорке, писал: «Чистая жизнь этого человека появилась не из самодовольства и ханжества, желания приобщиться к святости. У него было упорное стремление. У него была цель, и он выбрал наиболее разумный и эффективный путь к ней».
О теле заботятся не потому, что пренебрегать им – грех, а потому, что, злоупотребляя возможностями храма, мы так же сильно оскорбляем свои шансы на успех, как и бога. Гериг был готов признать, что из-за дисциплины упускает какие-то удовольствия. Но он понимал, что и те, кто живет быстрой или легкой жизнью, тоже кое-что упускают: они не могут полностью реализовать свой потенциал. Дисциплина – это не лишение. Она приносит вознаграждение.
И все же Гериг легко мог двинуться в другом направлении. Во время раннего спада в карьере (когда играл в низших лигах) Лу однажды перебрал на вечеринке и на следующий день к выходу на поле все еще не протрезвел. Каким-то образом ему не просто удалось играть – это получилось лучше, чем в последние месяцы. Лу обнаружил, что нервозность и самокопание чудесным образом исчезают, если между иннингами[29 - Иннинг – период бейсбольного матча. Обычно в матче девять иннингов, и в каждом команды играют по разу в нападении и в защите.] приложиться к бутылке.
Опытный тренер заметил, что делает Гериг, и усадил его на скамейку. Тренер уже видел такое. Он знал о быстрых выгодах короткого пути, понимал потребность расслабиться и получить удовольствие, поэтому быстро объяснил издержки в долгосрочной перспективе и обрисовал возможное будущее, если Гериг не сумеет найти более разумный способ справиться с проблемой.
Известно, что на том все и закончилось: «не из-за ханжеских представлений о праведности, о том, что выпивка – это зло или просто плохо, а потому, что его вело непроходящее стремление стать великим и успешным игроком; все, что мешало этому, представлялось ему ядом».
Для Герига было важно играть в бейсбол, выступать за Yankees, быть американцем в первом поколении и человеком, с которого дети берут пример.
Первые десять сезонов Гериг продолжал жить с родителями и часто добирался до стадиона на метро. Позднее, несмотря на более чем благополучное финансовое положение, он ограничился небольшим домом в Нью-Рошелле, пригороде Нью-Йорка.
Деньги для бейсболиста были в лучшем случае инструментом, в худшем – искушением. Yankees доминировала в лиге, поэтому вместо старой спартанской скамьи получила модернизированную скамейку запасных с мягкими сиденьями. Как-то тренер заметил, что Гериг отковыривает кусок обивки. «Я устал сидеть на подушках, – он имел в виду шикарную жизнь атлета в расцвете сил, – подушки в машине, подушки на стульях дома – везде, куда ни пойду, есть подушки».
Он знал, что комфорт враждебен, а успех – это бесконечная череда приглашений устроиться поудобнее. Когда у тебя ничего нет, легко быть дисциплинированным. А если у тебя все есть? А если ты настолько талантлив, что можешь не тратить все силы?
Лу Гериг предпочел взять ситуацию под контроль – ему не навязывали дисциплину небеса или команда. Внутренняя сила, исходившая из глубины души, породила его воздержанность. Он выбрал это, несмотря на необходимость жертвовать, несмотря на то что другие позволили себе отказаться от такой епитимьи, и им это сошло с рук. Жертвенность Лу не признавалась окружением. По крайней мере, еще долго после того, как он ушел.
Вы в курсе, что сразу после легендарного «обещанного хоумрана Бейба Рута»[30 - В пятом иннинге третьей игры Мировой серии против Chicago Cubs 1 октября 1932 года Бейб Рут, игравший за Yankees, показал, куда пошлет мяч, и сделал хоумран. Жест зафиксирован на пленке, однако смысл его неизвестен: Рут сначала заявил, что дал понять скамейке противника, будто у него есть удар в запасе, однако со временем стал рассказывать, что показывал направление удара, и все сильнее расцвечивал эпизод, который в итоге превратился в легенду.] Лу Гериг сделал еще один? Причем без драматических телодвижений, и это был его второй хоумран в той игре. Или что у них поровну титулов лучшего отбивающего? Или что у Рута почти вдвое больше страйк-аутов[31 - Страйк – ошибка бэттера. После трех страйков бэттер выбывает из игры – это страйк-аут.], чем у Герига? Лу контролировал не только свое тело, что не удавалось Руту (он со временем стал весить 110 килограммов), но и сдерживал свое эго.
Гериг, как напишет репортер, был «неиспорченным, без малейшего следа эгоизма, тщеславия или самомнения». На первом месте у него всегда была команда – даже выше его собственного здоровья. А заголовки пусть достаются желающим!
Мог ли Гериг поступать иначе? Да. Но при этом и нет. Он никогда не смог бы смириться с этим в себе.
Его тренер однажды в шутку пожаловался: «Если бы все бейсболисты были такими, как Гериг, для тренеров в бейсбольных командах не осталось бы работы». Лу сам готовился и сам заботился о своих тренировках. Он неукоснительно занимался этим и в межсезонье и редко нуждался в массаже или восстановительных процедурах. Единственное, о чем он просил персонал, – чтобы перед игрой в его шкафчик клали пачку жевательной резинки, а в день даблхедера – две. Как отметил один наблюдатель, Гериг легко относился к славе, но серьезно воспринимал обязательства, которые она налагает.
Спорт – это больше, чем просто мышцы и талант. Только крутой парень мог сыграть столько игр подряд.
Однажды плохой бросок с третьей базы вынудил Герига броситься за мячом в грязь, и он ткнулся большим пальцем в землю. «Похоже, перелом», – только и произнес Гериг, а виновный игрок приготовился к тому, что его обругают. «Лу промолчал, – с изумлением рассказывал он потом. – Ни слова жалобы на мой гнилой бросок и на то, что из-за него случилось с пальцем». И конечно, Гериг вернулся в состав на следующий же день.
«Думаю, серия закончилась», – горько пошутил один питчер, попав в Герига мячом на подаче в июне 1934 года, из-за чего Лу потерял сознание. Ужасные пять минут он лежал недвижим, мертвый для мира: в эпоху, когда игроки не носили шлемы, смерть на поле была вполне реальна.
Бейсболиста срочно доставили в больницу. Многие ждали, что он пропустит пару недель, даже если рентген покажет, что череп цел. Однако на следующий день Лу снова стоял на месте бэттера.
Можно было ожидать, что теперь при виде летящего мяча он начнет колебаться или уклоняться. Питчеры время от времени иногда бросают мяч в голову бьющим, чтобы заставить их осторожничать: инстинкт самосохранения заставляет отпрянуть, а в этой игре все может решить даже миллиметр.
Но Гериг принял вызов и сделал трипл[32 - Удар, после которого бэттер перемещается сразу на третью базу.]. Через несколько иннингов – еще один. А пока игру не прекратили из-за дождя, еще и третий. И это после почти смертельного удара по голове! «Подобные штуки не могут остановить нас, немцев», – сказал он после игры.
Что заставляет человека так себя вести? Иногда всего лишь желание напомнить организму, кто здесь главный. «Мне нужно было сразу проверить себя, – сказал Гериг. – Хотел убедиться, что удар по голове не сделал меня трусом на поле».
Возможно, Гериг и не стремился стать святым, но в реальности он фактически этого добился. «Замечательнее не было человека на земле, – заметил один из его товарищей по команде. – Он не пил, не жевал табак и не курил. Каждый вечер ложился спать в половине десятого или в десять».
Вроде бы совершенно простые привычки, но они принесли Геригу невероятное уважение. Почему? «Когда человек может контролировать свою жизнь, свои физические потребности, свое низшее «я», – скажет позже Мухаммед Али, – он возвышает себя».
О первой игре Герига в составе Yankees, когда он начал свою серию, рассказывают такую историю. Якобы в тот день в него тоже попали мячом. «Хочешь, мы снимем тебя с игры?» – предложил тренер. А Лу воскликнул: «Черта с два! Мне потребовалось три года, чтобы попасть в эту игру. Чтобы убрать меня отсюда, потребуется много больше, чем просто удар по голове».
Однако через 17 лет нечто гораздо более серьезное, чем сильная подача, все-таки вывело его из игры.
Гериг долго жестко контролировал себя, и, должно быть, его озадачило, что тело вдруг перестало реагировать так, как раньше. Замах стал терять скорость – медленно, но неотвратимо. И вот однажды он с трудом натянул рукавицу. Упал, надевая штаны. Начал подволакивать ноги при ходьбе. Воля поддерживала его – мало кто замечал, насколько плохи дела. Какое-то время Лу удавалось обманывать даже самого себя.
Вот пример расписания Герига в августе 1938 года: Yankees за 35 дней сыграли 36 матчей, среди них 10 даблхедеров, причем однажды – 5 дней подряд. Лу проехал на поезде через 5 городов, преодолев тысячи километров. Он отбил 32,9 % бросков при 38 RBI и 9 хоумранах.
Даже если бы такое сделал обычный спортсмен в возрасте за тридцать, это впечатлило бы: не пропустить ни одной игры и ни одного иннинга! А ведь у Лу Герига уже была ранняя стадия бокового амиотрофического склероза (БАС) – болезни, ослабляющей мышцы, замедляющей моторику и вызывающей судороги в руках и ногах.
Прошел почти целый сезон, прежде чем организм Герига отказал. Пока этого не случилось, серия продолжалась. Гериг совершал удары и пробежки, несмотря на нехарактерные для себя ошибки на поле.
Человек, знающий свое тело, может толкать, толкать и толкать его, стараясь раздвинуть свои границы, однако он должен понимать, когда нужно остановиться.
– Джо, – сказал Гериг тренеру Yankees в обычный майский день 1939 года, – я всегда говорил, что уйду, как только почувствую, что больше не могу помогать команде. Думаю, это время настало.
– Когда ты хочешь уйти, Лу? – спросил Маккарти.
