Призрак в кожаных ботинках

Сначала Саше показалось, что он все еще спит и видит продолжение своего сна. Он и во сне видел Сережу. Тот ездил по Василькам на запряженной тремя овцами разукрашенной тележке и придурковато смеялся. На голове у Сережи был шутовской колпак с бубенчиками, а одет он был в скомороший костюм. Потом упряжка развалилась, овцы разбежались в разные стороны. Тележка превратилась в роскошный внедорожник, за рулем которого сидел Сережа и весело улыбался.

Впрочем, сейчас Сережа и не смеялся, и не улыбался. Наоборот, он плакал.

– А-а-а…

Стоял и размазывал по лицу грязным кулаком слезы. При виде этой сцены сердце у Саши дрогнуло. Вместе с Сережей на пороге стояли и дядя Вася с дядей Федором. Вид у обоих был хмурый.

У них Саша и спросил:

– Что это с ним?

– Переживает. Бабка у него померла.

– Бабушка Глаша?

– Она самая. Другой родни у парня не имеется.

– Погодите. Вчера баба Глаша тоже помирать легла, – неуверенно произнес Саша. – А оказалось, ошибка. Может, и сегодня? Тоже ошибка?

Но мужики мрачно помотали головами.

– Она еще ночью померла. Остыть уже успела.

– А как? Почему?

– Кто ее знает. Старая она уже была. Почему старые люди помирают? Наверное, ее час пришел.

– Заходите.

Саша посторонился, пропуская гостей в дом. Сам он пошел одеваться, но долго не мог найти штанов. Запропастились куда-то. Саша присел на кровать, руки у него дрожали. И все тело тоже сотрясала мелкая дрожь. Коля еще спал. Его не разбудил ни лай Барона, ни приход гостей.

– Барон, ищи штаны! Где мои брюки?

Джинсы нашлись там, где их вчера ночью Саша и кинул. Под кроватью. Саша их натянул и смог вый-ти к гостям в приличном виде. Но дяде Федору с дядей Васей было не до условностей. Оба они сидели на стульях и в самых мрачных красках описывали свои ощущения от вида мертвой старухи.

– Нарочно пораньше встали. Знали, что бабка засветло уже на ногах, корову доит, курей кормит. А тут во дворе ни души. После вчерашнего тревожно как-то стало. Постучали, она не открывает. На шум Сережа с сеновала выглянул. Рожа заспанная, мычит, ничего не понимает. Умылся, пошли втроем в дом ломиться. Но ничего не вышло. Хотели окошко на первом этаже высадить, да они у бабки все решетками забраны. Что толку стекло разобьешь, а внутрь все равно не пролезешь.

– И как вы в дом попали? – спросил Коля, которого к этому времени Саше удалось растолкать.

Делом это оказалось непростым. С Колей что-то случилось, он никак не хотел просыпаться. А проснувшись, не хотел вставать и настаивал, что человек хоть раз в неделю имеет право поспать. Насилу Саша его убедил, что чрезвычайные обстоятельства требуют от Коли проявить силу воли. И вот теперь Коля сидел вместе со всеми, слушал и зевал.

– Как в дом-то попали, коли заперто все?

– Наверное, через чердак залезли? – подал голос Саша.

– Точно. Через чердак. А ты откуда знаешь?

Саша промолчал.

– Спустились мы с чердака, кличем бабку, а она уже мертвая лежит. Полицию с врачами вызвали, да что толку? Не вернется к нам уже Глафира Андреевна, отжила свое.

– А завещание?

Дядя Федор хлопнул себя по колену.

– Да! С завещанием-то какая штука приключилась! Мы к тебе чего, Сашок, пришли. Ты не помнишь, куда я вчера листок этот треклятый сунул?

– К себе в карман.

– В куртку?

– В куртку.

– Вот и Вася тоже говорит, что я в куртку его положил. А его там нет.

– Потеряли?!

– Кабы потерял, дело другое. Но не мог я его потерять. Я нарочно очень аккуратно листок свернул, убрал да еще и молнию застегнул. И по куртке погладил, на месте ли, шуршит ли? И оно шуршало. И когда домой пришел, еще раз перед тем, как раздеться, проверил, все одно – шуршало. А сегодня утром встаю, карман на куртке расстегнут, а завещания этого и след простыл.

– Кто же мог его взять?

– Вот и я думаю, кто? Живем мы с Мальвиной вдвоем. Еще Дик, но ему завещание без интересу. Выходит, Мальвина взяла.

– А она что говорит?

– Что говорит… Нету ее, чтобы спросить. С утра встал, нету Мальвины. И сумки ее нету. Выходит, умотала. Звоню ей, она трубку берет и кричит, не могу сейчас с тобой разговаривать.

– Вот дурная баба! – хмыкнул дядя Вася.

– Если не можешь разговаривать, зачем трубку тогда берешь?

Это уже добавил Коля. Дядя Федор снисходительно отнесся к тому, как соседи чихвостят его супругу. И тому была своя причина.

– Я ей тогда сообщение послал. Ответь, пишу, брала ты у меня из кармана завещание или нет. Знаете, что она мне ответила? А? Вот! Почитайте.

Сообщение было совсем коротким. «Дурак! Пошел на…» Вот и все, что в нем значилось.

– Разве это дело так разговаривать?

– Невоспитанная у тебя баба.

– В старину таких грубиянок вожжами учили. Пригибали к земле да по заднице и отхаживали, покуда почтительность обратно в них не входила.

Поговорили немного о том, как было хорошо раньше и как плохо стало сейчас. Каждому из четырех мужчин пришлось уже пострадать от женской непочтительности. Помалкивал один Сережа. Он сидел в углу и все так же утирал рукавом текущие у него из глаз слезы. В итоге он своими слезами фактически умылся и его лицо сделалось чистым. И Саша с удивлением обнаружил, что парень почти миловиден. Если убрать с его физиономии эту придурковатую гримасу, то Сережа выглядит вполне приемлемо.

– Что с ним теперь будет?

– С кем? С Сережей? Вряд ли он один сумеет выжить. Бабка Глаша его всю жизнь опекала. Он без нее пропадет. Умом парень слаб.

Внезапно Сережа встал и вышел.

– Эй! Куда пошел? – окликнул его дядя Федор, но парень не оглянулся.

Дядя Федор растерянно взглянул на друзей:

– Обиделся, что ли?

– Скажешь тоже! Да он и не понял, что ты сказал!

Вскоре приехала полиция. Услышав гудение сирены, все остальные жители деревни поспешили к дому бабы Глаши. Полицейские возились недолго. Они лишь выяснили, была ли закрыта дверь изнутри, спросили, где ночевал внук, а потом заявили:

– Расследовать тут нечего. Старухе было под девяносто. Странно не то, что она померла. Странно то, что она до таких лет дотянула.

Когда тело забрали, Саша заглянул в хлев. Он ожидал увидеть тут Сережу, но того не было. И скотины не было. Оказалось, что Сережа давно перегнал корову с овцами на выгон, где уже пробивалась молодая травка и где животные сейчас и паслись. А сам Сережа нашелся в курятнике, где он проверял гнезда для несушек. В каждом таком гнезде находилось от одного до семи яиц. Каждый белый овал Сережа бережно складывал в выстланную соломой корзинку. Похоже, что и без своей бабушки он неплохо справлялся с работой.

Чуть позже из города вернулась Мальвина. Ее снова подвез кто-то из родственников. И на этот раз Мальвина была настроена по-боевому.

И вылезая из машины, она уже кричала на всю округу:

– У меня, может, тоже завещание имеется! Не на ту напали!

Словно метеор пронеслась она через деревню, и вскоре из дома бабы Глаши раздались ее крики:

– Все тут мое! Убирайся вон, дурень!

Потом крики стали громче, но из воинственных они сделались жалобными. А затем Мальвина также быстро пронеслась через всю деревню в обратном направлении. Но на сей раз она двигалась не по собственному почину, ее подгонял Сережа, в руках которого был увесистый дрын, которым он и подпихивал Мальвину пониже спины, когда она слегка притормаживала.

– Отстань, урод! Утихни!

Но Сережа успокоился, лишь загнав Мальвину во двор ее мужа. После этого парень развернулся и с видом человека, выполнившего тяжелую, но полезную и необходимую работу, неторопливо побрел назад к себе. Спрашивать у Сережи, что случилось, было пустой тратой времени. Все равно он по большей части обычно мычал, а нормального разговора у него не получалось. Поэтому все прибежали к Мальвине, надеясь от нее услышать подробности. И долго ее просить не пришлось.

Ее так и трясло от обиды.

– Молочко от коровки, как же! По пятьдесят литров в день продавала. И так круглый год. Да столько ни одна корова-рекордсменка не доится! Никогда в жизни! А тут круглый год! А масло! Они же мое масло под видом деревенского продавали! И творог использовали!

– Вот уж деревенский творог никогда с покупным не спутаешь.

– Творог Глафира в сыр добавляла. Ушлая была бабка, мой творог со своим мешала, проваривала и под видом домашнего сыра клиентам продавала.

С огромным удивлением друзья узнали, что, оказывается, связывало этих двух женщин. Мальвина сбывала бабе Глаше продукты из школьной столовой, а та выдавала их за экологически чистую продукцию, до которой в последнее время стало столько охотников.

– Я же этой гадине и яйца, и масло, и творог тащила! Они же с внуком на моих харчах бизнес делали! Молочко от Зорьки вовсю с моим столовским мешали. Если бы не мои харчи, смогла бы старуха столько заработать? Никогда!

– Только на этом основании ты не можешь имущество бабы Глаши своим считать.

– Я ей за копейки все отдавала. Договорились, что как помрет, дом и хозяйство моими будут. А я за Сережей приглядывать должна. Там все мое! Я в этот дом столько денег вложила! И сайдингом его обшила тоже я. У меня и квитанции есть. Пусть мне мои деньги назад возвращают!

В общем, как вскоре стало ясно из скомканных обрывков фраз и жалоб, Мальвина уже давно сдружилась с бабой Глашей на почве совместных махинаций с молочно-мясной продукцией, когда под видом экологически чистых деревенских продуктов клиентам сбывались далеко не самые качественные столовские.

– Глафира Андреевна большая умелица была. Так столовские яйца в сыр намешает, что и не поймешь, что это не от здешней курочки яички, а с птицефабрики привезли.

Слушая признания Мальвины, Коля постепенно бледнел. И было отчего. Ведь добрую половину своих «деревенских» продуктов баба Глаша сбывала через него его клиентам.

– Что теперь будет? – шептал Коля в ужасе.

А потом набросился на Мальвину:

– Как вы могли! А если узнают?

– Кто?

– Люди! Клиенты! Это же мошенничество!

Но Мальвина от его упреков отмахнулась вроде как даже с пренебрежением.

– Ты, например, знал? Да люди и забыли, как настоящее молоко пахнет. А что до детей, так те настоящее сливочное масло и не пробовали. Думаешь, мы одни такие? Все так работают! Приобретают по дешевке, соединяют – и вуаля, вроде как деревенский продукт получается. Люди берут и довольны.

– Они же не знают, что это подделка!

– Мы только хорошие продукты добавляли, – упрямо возразила Мальвина. – В школу детям дерьма не шлют. Масло на маслобойне, как полагается, сыр на сыроварне. Что с того, что в промышленных масштабах их сделали, а не в индивидуальном хозяйстве? И разве же мы виноваты, что люди сейчас на фермерских продуктах помешались? Всем поголовно экологически чистую продукцию подавай. А о том не думают, как одна-единственная Зорька может столько молока давать, чтобы по пятьдесят литров в день продавать да еще сыр с этого молока наварить, и творог наделать, и сливки успеть снять, чтобы их потом на сметану поставить или в то же масло сбить!

– Так они же не знали!

– Люди сами дураки! Надо было знать. Какой с нас спрос?

Саше стало неприятно это слушать. Высокий, визгливый голос Мальвины буквально впивался ему в мозг. И как-то так получалось, что постепенно Мальвина перетягивала одеяло на себя. Вроде бы и понимал Саша, что неправильно и нехорошо было то, чем втихомолку занимались баба Глаша с этой женщиной, а вот уже и Коля задумался, и дядя Федор притих. Что касается дяди Васи, тот в спор даже и не вмешивался. Сидел себе в сторонке и тихонько покуривал папироску.

– О! – произнес он, внезапно вглядываясь в даль. – Кажись, Хлебаковы прикатили. Суетятся. Чего-то в дом тащат. Мебель, что ли, какую при-везли?

Хлебаковы и впрямь выгрузили из своей машины несколько продолговатых ящиков, которые занесли в дом. Назад они выскочили очень быстро.

– Сюда чапают, – произнес дядя Вася, поежился и опасливо прибавил: – Пойду к себе, что ли.

– Стоять!

– А? Ты чего, Федь?

– А того! Будто не знаешь, почему Хлебаковы сюда чешут. Стой с нами. Вместе отдуваться будем.

Хлебаковых оказалось трое человек. Все мужики. Все здоровущие. Рожи у всех троих были разной степени озлобленности, но приветливости не наблюдалось ни на одной. Здороваться не стали. Сразу напали с упреками.

– Кто в наш дом входил?

– Да вы чего, ребята! – залебезил дядя Вася. – Белены объелись? Как бы мы к вам попали? Да и зачем? Мы же соседи.

– Ладно, пусть не вы. А кто?

– Да что случилось-то?

Вид у дяди Васи был до того невинный, что Хлебаковы накал снизили.

– Вы в Васильках посторонних никого не видели?

– Вроде бы нет. Клиенты иногда к бабе Глаше и Кольке приезжают, так мы за ними не следим. А чего случилось-то?

– Кто-то замок на двери сбил.

– Пропало чего?

– Зеркало разбили. И на полу натоптали.

– Всего-то? – обрадовался дядя Вася. – Наплюйте. Хорошие люди приходили. Ни микроволновку не взяли, ни телевизор, даже на холодильник не позарились. А он у вас здоровущий.

Но Хлебаковы почему-то не считали, что им феноменально повезло. Они продолжали злиться.

– В наш дом какие-то уроды приперлись, а вы даже не заметили! Чем вы тут занимаетесь!

Можно подумать, все вокруг были обязаны следить за их домом!

– Как тут заметишь, – примирительно вздохнул дядя Вася. – Слышали новость?

– Какую?

– Баба Глаша нынче ночью померла!

Саша думал, что Хлебаковы отмахнутся, но они, напротив, проявили к делу нешуточный интерес.

– Склеила бабка ласты? – произнес один из них. – Значит, дом теперь мой.

– Почему это твой? – немедля откликнулся другой. – Дом она мне завещала.

– О чем вы тут говорите? – вмешался третий. – Все свое имущество бабка мне отписала!

Разумеется, Мальвина в стороне остаться не смогла.

– Да что вы тут мелете ерунду всякую! – заверещала она. – Дом мой! Хозяйство мое! Я с Глафирой Андреевной в родстве состояла.

– В каком родстве?

– Я ее внука, считай, уже усыновила. А вы кто такие? Вас тут и не было никогда! Приедете, уедете, к бабке и не зайдете. Она мне сама жаловалась на то, какие вы нелюбезные. Что у вас ни попросишь, все вам некогда. Кровлю перекрыть – не до того вам. Окна поменять – нету у вас свободных денег. Я все делала! А вы теперь на наследство заритесь?

– Ты кто такая? – поперли на Мальвину всем строем Хлебаковы.

– А вы? – подбоченилась та.

– Да мы тебя!..

– А я вас!..

Тут поднялся такой крик, что у Саши даже голова разболелась. А Барон и вовсе начал трясти головой, а потом спрятал ее под крыльцо. Но громкие голоса добрались и туда. И Саша начал потихоньку отступать. Коля за ним.

– Тебя бабка наследством осчастливить не обещала? – вполголоса спросил он у Саши. – Тогда нам с тобой тут делать нечего. Пусть эти сами между собой разбираются.

И они с Колей побрели к своему дому. Дел им еще предстояло переделать видимо-невидимо. Да еще Коля хотел переклеить обои в спальне, чтобы освежить комнату. Саша его от этой затеи отговаривал, снова настаивая сразу на постройке нового дома. На этой почве они с Колей немножко поругались. И Саша вышел на улицу, чтобы остыть после неприятного разговора.

– И чего Колька так за этот дом цепляется? Ведь настоящая развалюха!

Дом и впрямь был довольно уродливым. А многочисленные пристройки, сделанные к основному зданию за многие годы, уродовали его еще больше. Приводить в порядок прогнившие бревна и покосившиеся стены было делом затратным и зряшным.

– И как Коля этого не понимает?

Барон в ответ на возмущение хозяина понимающе на него посмотрел.

– Только ты меня и понимаешь! – потрепал Саша пса по затылку.

Шерсть на голове у Барона была совсем шелковой. Длинные уши тоже болтались шелковистыми тряпочками. Трогать их было сущим удовольствием. А как славно скакал Барон за палочкой, брошенной хозяином. Бежал, находил, приносил назад. И все время радовался, вилял хвостом, хотел играть еще и еще. Уже после пяти минут возни с собакой все плохое настроение у Саши как рукой сняло.

Вдвоем с Бароном они брели вдоль дома, то сворачивая в тень, то вновь выныривая на солнце. Надо сказать, что за долгую жизнь дом этот приобрел весьма причудливую конструкцию. К нему было сделано такое великое количество разнообразных пристроек, что никто уже не мог сказать, как этот дом выглядел изначально. Теперь это было нечто расползшееся во всех трех измерениях. Потому что и под землей у дома имелось немало погребов и подвалов, соединенных или не соединенных между собой проходами.

Саша с собакой обошли дом и внезапно наткнулись на груду веток, сложенных у стены. Саша остановился возле них и задумчиво их осмотрел. А Барон еще и понюхал. Ветки ему почему-то не понравились, он даже пару раз на них гавкнул. И лишь после окрика хозяина замолчал, виновато помаргивая своими блестящими круглыми глазами. Мол, не сердись, это же я так, для порядка.

Но хозяин не обращал на Барона никакого внимания. Саша стоял и думал. Откуда тут взялись эти ветки? Вроде как вчера их тут не наблюдалось. Коля, что ли, накидал? Ну да, он собирался освежить фруктовые деревья, спилить с них лишние ветки. Да, но все равно не понятно, с какой целью он перетащил эти ветки к самому дому? И когда успел поработать в саду, если они с Сашей вчера после обеда работали вдвоем и ни на минуту не расставались?

Под ветками были видны свежая земля и следы тачки. И Саше стало еще любопытней. Он даже забыл про свою ссору с Колей и вернулся в дом, чтобы расспросить родственника, что это за раскопки тот вел под своим домом. Но Коля, когда они встретились, не позволил Саше и рта раскрыть.

Он уже тоже успокоился, вышел Саше навстречу и сразу же перебил его своим вопросом:

– Я вот все думаю, а чего это бабка ни тебе, ни мне в наследстве поучаствовать не предложила, а?

– Не знаю. Слушай, там за домом…

– Ты еще ладно, – не слушая, продолжил Коля, которого эта тема с наследством всерьез задела. – Ты приезжаешь в Васильки редко, да и молод еще. Но мы с Катей с бабкой дружили. Молоко у нее покупали. Могла бы и нам предложить. Дом у нее хороший, уж за него мы бы с Катей для нее расстарались.

– Ты же слышал, дом таким хорошим Мальвина ей помогла сделать.

– Так и чего? Помогла – и спасибо ей. А по документам дом бабке принадлежал. Что там Мальвина в этот дом вкладывала, это между ней и бабкой осталось. А нам бы с Катей этот домик очень бы пригодился.

Саша с недоумением взглянул на Колю.

– Значит, ты бы согласился въехать в дом бабы Глаши и жил бы в нем, даже зная, что Мальвина вложила в дом свои деньги?

– А где уверенность, что это ее деньги? Баба Глаша из Васильков ни ногой, вся при хозяйстве. Она могла Мальвине денег дать, чтобы та ремонтную бригаду в городе подыскала. А теперь Мальвина врет, что это она свои деньги вложила.

Доказать что-то после смерти бабы Глаши было, конечно, затруднительно. Могло быть и так, и эдак. И все же Саше казалось, что лучше держаться от этой истории с наследством подальше. Очень уж велико число потенциальных наследников. И такие все агрессивные!

– Еще Хлебаковы эти, – продолжал Коля. – Кабы одна Мальвина, можно было бы и потягаться силами. А с Хлебаковыми свяжешься, как бы себе дороже не вышло. У них там все сплошь уголовники, ты знал?

Что-то такое нехорошее о семье Хлебаковых Саше и раньше доводилось слышать. Да и сами Хлебаковы отнюдь не скрывали, что вся их семья близка к уголовной среде. По случаю освобождения очередного сидельца или сиделицы в их доме обычно устраивался большой праздник, во время которого обязательно случалась драка. Не могли Хлебаковы без этого. Буйный их нрав требовал выхода наружу. Иногда под горячую руку попадались гости, иногда кто-то из своих. Хлебаковым было без разницы, кого мутузить, когда на них находил такой стих. В общем, народ это был опасный и неуправляемый. И правильно, что Коля предпочитал держаться от них подальше. Таким личностям переходить дорогу было просто опасно.

Но Мальвина оказалась слепленной из того же теста. То, что она уже считала своим, женщина отдавать в чужие руки не собиралась.

– Костьми лягу, а вас в свой дом не пущу! – разнесся над округой ее визгливый вопль. – Это мое! Мой дом! Не дам!

С их наблюдательного пункта Коле с Сашей было хорошо видно все происходящее возле дома бабы Глаши. Там носилась Мальвина, которая верещала, что дом этот ее. Хлебаковы в ответ шумели все громче, уверяя, что заботились о бабке и дом теперь принадлежит им. Кому конкретно, они пока что не уточняли. И в этом была их сила. Приглядевшись, Саша увидел, как Хлебаковы надвигаются на Мальвину одной сплошной стеной.

А та не отступает и верещит:

– Федор, что ты смотришь! Твою жену грабят! Караул! Полиция!

Хлебаковы надвигались. Мальвина подтянула к себе мужа. Завязалась потасовка. Мальвина верещала высоким голосом, извивалась, кусалась и царапалась. Но один в поле не воин, а дядя Федор был ей плохим помощником. Он в первую же минуту получил в глаз и, схватившись за него, жалобно застонал. Следующий удар по почкам окончательно вывел его из строя, и дядя Федор, даже не начав драться, уже выбыл из схватки. Мальвина проявляла чудеса ловкости, но что она могла одна против троих дюжих мужиков – любителей помахать кулаками. И пусть они постоянно промахивались и били мимо Мальвины, больше попадая друг по другу, но все равно Мальвине рано или поздно пришлось бы совсем худо.

И тут неожиданно дядя Вася воскликнул:

– Гляньте, кажись, снова менты к нам едут! И чего они тут забыли?

Драка тут же прекратилась. Все уставились на дорогу, по которой катила вереница машин. Четыре штуки. И впереди полицейская машина с включенной мигалкой.

– Вот я сейчас вас, голубчики, с потрошками сдам! – обрадовалась Мальвина. – Грабители! Пальцем о палец не ударили, а наследство им мое подавай!

– А чего мы? Сама первая начала.

И Хлебаковы начали трусливо отступать. Никому из них связываться с полицией не хотелось. Но полицейская машина проехала мимо, этой компанией не заинтересовавшись. Ехали они к Колиному дому. А следом за ними ехали еще одна легковушка, микроавтобус и еще один автомобиль.

– Кто это? К нам едут!

И Коля пошел навстречу. Они с Сашей подоспели как раз вовремя, чтобы увидеть, как из микроавтобуса выгружают камеры, прожектора и штативы. О свежей земле и груде веток, набросанных сверху, Саша совсем забыл. До того ли, когда тут такие дела делаются.

– Телевизионщики приехали.

– И что они тут у нас забыли?

К Коле с Сашей тут же подошла белобрысая тетка с тяжелой лошадиной челюстью. Несмотря на годы, она была верткой и энергия так и била из нее фонтаном. Тетка явилась в сопровождении двух высоких мужчин, с которыми она обращалась с пренебрежительной властностью.

– Это ведущая с местного кабельного, – шепнул Коля. – Противная. Не нравится она мне. И зачем прикатила?

– Местные жители? – осведомилась между тем тетка, даже не поздоровавшись и не представившись, наверное, считала, что такую знаменитость и так все знают. – Живете здесь в Васильках?

И когда Коля с Сашей кивнули, воскликнула:

– Поздравляю!

– С чем это?

– Вам неслыханно повезло. Про ваш медвежий угол нами будет снят репортаж. И вы станете его участниками. Что, рады?

Коля растерянно молчал.

– Что тупишь? – вспылила тетка. – Не хочешь прославиться?

Коля помотал головой. Тетка досадливо цыкнула зубом, а ее помощники заржали.

– Ну ты и валенок! Заказ нам с главного канала поступил. Этот репортаж у нас туда заберут. Может, на всю страну тебя покажут!

Но Коля не хотел, чтобы его показывали всей стране. На его лице отразилось смущение, потом страх, который быстро перерос в настоящую муку. Коля был человеком скромным и такой известности попросту испугался.

– Нет, нет, – бормотал он, пятясь назад. – Не надо.

– Раззява!

– Лохопет!

Коля насупился.

– А вот оскорблять меня не стоит. А то в морду дам!

– Оставьте его. Без него обойдемся, – фыркнула ведущая. – Не один ты тут живешь.

И они втроем поспешили дальше. Дядей Федором, все еще держащимся за свой глаз, она заинтересовалась особо.

– Давно тут живете?

– Давненько.

– Расскажите! – оживилась журналистка. – Расскажите обо всем необычном и загадочном, что слышали о здешних местах. Например, нам стало известно, что в здешних местах водится полтергейст.

– Не встречал.

– А как же воющий призрак?

– Ах, так вы про старика спрашиваете! Этого я видел. А уж слышали его все. Ведь как волк воет. Иной раз даже спутать можно. Только волков у нас тут не водится, даже зимой не приходят, а вот призрак и верно имеется.

Журналистка просияла.

– Подробности!

Но стоило дяде Федору раскрыть рот, как она воскликнула:

– Нет, подождите! Расскажете сразу на камеру.