banner banner banner
Прекрасные господа из Буа-Доре
Прекрасные господа из Буа-Доре
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Прекрасные господа из Буа-Доре

скачать книгу бесплатно

Прекрасные господа из Буа-Доре
Жорж Санд

Собрание сочинений #22
Жорж Санд (1804–1876) – псевдоним французской писательницы Авроры Дюпен-Дюдеван, чье творчество вдохновлялось искренними идеями борьбы против социальной несправедливости, за свободу и счастье человека. В ее многочисленных романах и повестях идеи освобождения личности (женская эмансипация, сочувствие нравственно и социально униженным) сочетаются с психологическим воссозданием идеально-возвышенных характеров, любовных коллизий. Путеводной нитью в искусстве для Жорж Санд был принцип целесообразности, блага, к которому нужно идти с полным пониманием действительности, с сознанием своей правоты, с самоотречением и самозабвением.

В данном томе представлен роман «Прекрасные господа из Буа-Доре», относящийся к позднему периоду творчества писательницы. Действие его происходит в годы начала правления короля Людовика XIII, когда еще не отгремели последние залпы Религиозных войн и кардинал Ришелье пока не стал всесильным правителем Франции. Давний соратник Генриха IV престарелый маркиз де Буа-Доре благодаря счастливой случайности находит племянника, сына покойного брата. События, способствовавшие возмужанию юного дворянина, обретению им любви составили сюжет этого произведения.

Жорж Санд

Прекрасные господа из Буа-Доре

Том первый

Глава первая

[1 - Первое книжное издание романа: Sand G. Les beaux messieurs de Bois-Dore. Paris: Cadot, 1858.На русском языке книга впервые опубликована под названием: Санд Ж. Красавцы Буа-Дорэ. СПб.: Изд. Е. Н. Ахматовой, 1870.Роман относится к лучшим произведениям позднего периода творчества писательницы. По свидетельству друга Жорж Санд Шарля Дюверне, идея романа пришла к ней во время чтения «Истории Берри» Рейналя. Во время работы над произведением писательница прочла «Историю Франции» Анри Мартена и только что (в 1856 г.) опубликованные «Религиозные войны» Мишле, а также, для погружения в атмосферу эпохи, внимательно перечитала «Астрею» д’Юрфе. Недаром она сделала героя своего произведения маркиза де Буа-Доре ярым поклонником этого знаменитого пасторального романа, он стал как бы лейтмотивом ее творения. Слова «погружение в атмосферу эпохи» здесь ключевые – сама Жорж Санд категорически противилась тому, чтобы его называли историческим романом. Своему другу, журналисту Шарлю-Эдмону Хоецкому, она пишет 13 июня 1857 года: «Дорогой друг, это не исторический роман, это – роман эпохи и духа времени Людовика XIII. Исторический роман обещает реальные факты, значительные персонажи, широкие панорамы», добавляя: «Я очень старалась оставаться исторически точной, передать идеи и образы времени, которое служит мне основой. Я не стала привязывать свой вымысел к конкретному, строго определенному событию в истории. Но мой роман – не в духе Вальтер Скотта. Таких теперь не пишут!» Писательница полагала, что писать в середине века такие исторические романы, которые создавали в их звездную эпоху 1815–1830 годов де Виньи, Мериме, Бальзак и Гюго, уже невозможно, пусть эти традиции и поддерживали своим творчеством Дюма-отец и Эжен Сю. Она стремилась соответствовать новым тенденциям бурного века, в котором жила.По времени роман «Прекрасные господа из Буа-Доре» относится к последним отзвукам Религиозных войн, сотрясавших Францию на протяжении всей второй половины XVI века. В 20-е годы XVII века, когда происходит его действие, фактически власть в государстве берет в свои руки Арман-Жан Дюплесси, герцог де Ришелье, стремившийся к установлению абсолютной власти монарха, обеспечению главенства светской и центральной власти. Основные события происходят на фоне борьбы с регулярными гугенотскими мятежами, которые в те времена из средства борьбы за свободу вероисповедания постепенно превращаются в способ достижения аристократами-гугенотами своих корыстных целей. Автор показывает нам это, подчеркивая, что ее симпатии – на стороне таких людей, как маркиз Буа-Доре, отстаивавших идею, а не свою корысть. Несмотря на отдельные ошибки, которых не избежал ни один романист, описывавший события далекого прошлого, Жорж Санд мастерски вплетает множество достоверных исторических деталей и социально-психологических характеров, свойственных описываемой эпохе, во вдохновенное пространство своего вымысла. «Сегодня, создавая роман, я думаю не о реализме, но о реальности, – говорит она в одном из своих писем, – но, чтобы они были хороши, я нахожу, что они должны быть очень романтичными». Этому ее убеждению вполне соответствует предлагаемый вниманию читателей роман.Для российского читателя это – одно из наименее известных произведений писательницы. Отдельным изданием в России до переворота 1917 года оно было опубликовано лишь однажды, в советское время роман не переиздавался и не включался в собрания сочинений Санд, да и в новейшее время он увидел свет лишь раз (М.: МИРТ, 1995). Для настоящего издания перевод был заново выверен и исправлен.]

Дон Антонио д’Альвимар, испанец итальянского происхождения, называвший себя и подписывавшийся Скьярра д’Альвимар, был одним из наименее заметных протеже фаворита Кончини[2 - Кончини Кончино, маркиз д’Анкр (1575–1617) – итальянский авантюрист, фаворит матери и регентши французского короля Людовика XIII (1601–1643, на троне с 1609 г.) Марии Медичи (1575–1642, на троне с 1600 г.), вдовы короля Генриха IV, маршал (1613). Убит в результате заговора.], хотя и выделялся умом, воспитанием и изысканными манерами. Это был красавец мужчина на вид лет двадцати, хотя и говоривший, что ему уже тридцать. Роста скорее низкого, чем высокого, очень сильный, правда, это не бросалось в глаза, ловкий, он привлекал женщин блеском живых и пронзительных глаз, а также приятностью беседы, всегда легкой и очаровательной с дамами, но содержательной и увлекательной с людьми серьезными. Он почти без акцента говорил на многих европейских языках и обладал немалыми познаниями в области древних языков.

Несмотря на все эти похвальные достоинства, Скьярра д’Альвимар не смог завязать самостоятельной интриги при опутанном интригами дворе регентши. Ближайшим друзьям он сообщил, что хотел понравиться ни много ни мало, как самой Марии Медичи, вдове Генриха IV[3 - Генрих IV (Генрих Наваррский) (1553–1610) – король Наварры (государство в Пиренеях с IX века, южная часть которого в 1513 г. завоевана Испанией, а северная в 1589 г. вошла в состав Франции) с 1572 г. и лидер гугенотов (французских протестантов) в конце Религиозных войн во Франции (1562–1594), король Франции с 1589 г., основатель династии Бурбонов.], и занять в сердце королевы место своего хозяина и покровителя маршала д’Анкра.

Но Ла Балорда[1 - Возможно, итальянский вариант французского слова «balourde» – тупица, увалень, невежа.], как называла ее Леонора Галигай[4 - Галигай Леонора (1571–1617) – молочная сестра Марии Медичи, супруга Кончино Кончини. Имела огромное влияние на регентшу.], не обращала внимания на маленького испанца, видя в нем лишь стройного офицера, выслужившегося из рядовых, навсегда обреченного на второстепенные роли. Да и вообще, заметила ли она его искреннюю или поддельную страсть? История об этом умалчивает, да и сам д’Альвимар никогда об этом так и не узнал.

Он мог привлечь к себе внимание умом и приятными манерами. Истинную причину, по которой Кончини оставил сердце регентши равнодушным, надо искать в другом. Конечно, не в его происхождении или недостатке ума. Препятствие к высокой фортуне куртизана[5 - Куртизан – придворный любовник.] крылось в нем самом, препятствие, которое его честолюбие не смогло преодолеть.

Будучи ревностным католиком, он обладал всеми пороками свирепых испанских католиков времен Филиппа II[6 - Свирепые испанские католики времен Филиппа II. – Время правления Филиппа (1527–1598, на троне с 1556 г.) было золотым веком инквизиции (учреждений католической церкви для борьбы с ересью).]. Подозрительный, неугомонный, мстительный, беспощадный, он верил в Бога искренне, но без любви и без света, вера его была искажена страстями и ненавистью, свойственными политике, идентифицировавшей себя с религией, к великому неудовольствию доброго и милосердного Бога, завоевания которого свершаются в моральной сфере путем милосердия, а не жестокости в мире фактов.

Как знать, может, и Франции довелось бы изведать режим инквизиции, если бы Скьярра д’Альвимар покорил сердце регентши. Но этого не случилось, и Кончини, вся вина которого состояла в том, что он не родился достаточно знатным, чтобы безнаказанно воровать и грабить, как высшие вельможи, до самой своей трагической смерти обречен был только наблюдать за переменчивостью и продажностью политики регентши.

После убийства маршала д’Анкра д’Альвимар, скомпрометировавший себя на его службе во время дела парижского сержанта[7 - Дело парижского сержанта. – Сержант буржуазной милиции сапожник Пикар не позволил Кончини нарушить правило, за исполнением которого Пикар наблюдал; за это слуги фаворита избили сапожника палками, что вызвало народные волнения, вынудившие Кончини бежать из Парижа, а избившие Пикара слуги были повешены. (Примеч. авт.)], вынужден был исчезнуть, чтобы не оказаться втянутым в процесс Леоноры[8 - Процесс Леоноры – после смерти мужа Леонора Галигай была обвинена в колдовстве, осуждена и обезглавлена.].

Он был бы не прочь переметнуться к другому фавориту, фавориту короля господину де Люиню[9 - Де Люинь Шарль-Альбер (1578–1621) – фаворит Людовика XIII, один из организаторов заговора, в результате которого был убит Кончини. В придворных кругах к нему относились враждебно, считая вторым Кончини. Умер от лихорадки в ходе экспедиции против протестантов.], но дело не выгорело. Хотя он был не более щепетилен, чем любой придворный своего времени, он понял, что не сможет смириться с обычаями королевской политики, идущей на уступки кальвинистам, дабы купить покорность принцев, вертевших реформистской религией в угоду своим интересам.

Когда королева Мария попала в откровенную немилость[10 - …королева Мария попала в… немилость… – После смерти своего фаворита Кончини Мария Медичи была вынуждена покинуть Париж; вернулась в 1621 г. после смерти де Люиня и находилась во главе Государственного совета, боролась с влиянием кардинала Ришелье, но в 1630 г. вынуждена была бежать в Брюссель, затем в Англию, потом в Кёльн, где и умерла.], Скьярра д’Альвимар решил, что в его интересах сохранять ей верность. Королева, даже в изгнании, могла делать щедрые подарки верным ей людям. Все в мире относительно, а д’Альвимар был так беден, что милости даже разоренной королевы могли дать ему шанс.

Он участвовал в подготовке бегства из Блуа, как несколько лет назад играл третьи и четвертые роли в различных политических комедиях, разыгрываемых то Филиппом III[11 - Филипп III (1578–1621) – король Испании и Португалии с 1598 г., сын Филиппа II.], то Марией Медичи, дабы осуществить королевские браки[12 - Королевские браки – имеются в виду женитьба в 1615 г. Людовика XIII на дочери Филиппа III Анне Австрийской (1601–1666) и одновременный брак испанского принца Филиппа (1605–1665), будущего короля Филиппа IV (с 1621 г.) и сестры Людовика XIII Елизаветы (1602–1644) (в Испании – Изабелла Французская).].

Господин д’Альвимар, работая во благо других, был довольно ловок, честен и трудолюбив. Его можно было упрекнуть лишь в мании высказывать собственное мнение в тех случаях, когда вполне достаточно следовать мнению других и оставлять лавры победителя на долю более значительных лиц, когда сам ты лицо незначительное.

Поэтому, несмотря на все свое усердие, он не смог привлечь к себе внимание королевы-матери. Пока Мария жила в изгнании в Анжере, он продолжал оставаться безвестным младшим офицером, которого скорее терпели, чем привечали.

Д’Альвимар тяжело переживал свои многочисленные неудачи. Сначала он производил приятное впечатление, но вскоре начинала раздражать горечь, прорывавшаяся у него, или вызывало подозрение честолюбие, которое он некстати проявлял. Он не был в достаточной степени ни испанцем, ни итальянцем, вернее, он слишком был и тем и другим. Сегодня общительный, вкрадчивый, изворотливый, как молодой венецианец, назавтра он представал высокомерным, упрямым и мрачным, как старый кастилец.

К вышеупомянутым недостаткам примешивались тайные угрызения совести, причину которых он открыл лишь перед смертью.

Несмотря на наши изыскания, мы неоднократно теряем его из виду в промежуток между смертью Кончини и последним годом жизни Люиня. В нашем манускрипте лишь несколько слов о его пребывании в Блуа и Анжере, в его смутной и причудливой истории мы не находим ни одного факта, достойного упоминания, до 1621 года. В то время как король столь неудачно осаждал Монтобан[13 - …неудачно осаждал Монтобан… – Осада города Монтобан, одного из оплотов гугенотов, в 1621–1622 гг. закончилась неудачей.], маленький д’Альвимар находился в Париже, по-прежнему в свите королевы-матери, помирившись с ее сыном после дела Пон-де-Се[14 - Дело Пон-де-Се – битва при городе Пон-де-Се (7 августа 1620 г.), в которой королевские войска разгромили мятежников, сторонников Марии Медичи, после чего произошло примирение матери с сыном.].

К тому времени д’Альвимар оставил надежду ей понравиться и, возможно, в своем «разбитом» сердце тоже стал называть ее тупицей, хотя она впервые проявила здравый смысл, оказав доверие и, как говорят, отдав свое сердце Арману Дюплесси[15 - Дюплесси Арман-Жан, герцог де Ришелье (1585–1642) – французский государственный деятель, кардинал. Государственный секретарь (с 1616 г.) и главный министр короля (глава правительства) (с 1624 г. до своей смерти). Проводил политику укрепления абсолютизма, обеспечения главенства светской власти над церковью и центра над провинциями, ликвидации аристократической оппозиции, противодействия испано-австрийской гегемонии в Европе.]. Одолеть подобного соперника д’Альвимару и мечтать было нечего. К тому же, следуя советам Ришелье, королева направила свою политику в то же русло, что Генрих IV и Сюлли[16 - Сюлли Максимилиан де Бетюн (1560–1651) – французский государственный деятель, соратник Генриха IV. Занимал посты министра финансов, смотрителя путей сообщения, главного начальника артиллерии и смотрителя всех крепостей. Вышел в отставку в 1614 г.]. В данный момент она боролась против испанского влияния в Германии[17 - Испанское влияние в Германии. – Речь идет о Священной Римской империи, государстве, существовавшем с 962 по 1806 г… С середины XV в. в ее составе остались практически только германские земли. С 1438 г. и до конца существования империей правила династия Габсбургов, представители которой также находились во главе Австрии (с 1282 г.) и Испании (в 1516–1700 гг.).], и д’Альвимар оказался почти в опале, когда к довершению всех несчастий попал в неприятную историю.

Он поссорился с другим Скьярра, Скьярра Мартиненго, к которому Мария Медичи больше благоволила и который отказывался признать его за родственника. Состоялся поединок, Скьярра Мартиненго был тяжело ранен. До королевы дошло, что Скьярра д’Альвимар недостаточно точно соблюдал принятые во Франции правила дуэли. Вызвав его к себе, она устроила жестокий разнос, в ответ д’Альвимар излил давно копившуюся в нем горечь. В скором времени он покинул Париж, опасаясь ареста, и в первые дни ноября прибыл в замок д’Арс в Берри[18 - Берри – провинция в Центральной Франции к югу от Парижа.], в герцогстве Шатору[19 - Шатору – один из крупнейших городов провинции Берри.].

Сразу откроем вам причины, по которым он предпочел это убежище всем остальным.

Недель за шесть до своей несчастной дуэли Скьярра д’Альвимар сдружился с Гийомом д’Арсом, любезным и богатым молодым человеком, потомком по прямой линии славного Людовика д’Арса, прославившегося отступлением под Венузой[20 - Отступление под Венузой – заключительный эпизод Второй Итальянской войны (1499–1504), последовавший за разгромом в Италии французских войск испанскими под командованием Гонсало Фернандеса де Кордовы, известного как «Великий Капитан» (1453–1515), в серии битв 1503 г.] в 1504 году и погибшего в битве при Павии[21 - Битва при Павии (24 февраля 1525 г.) – ключевое сражение Итальянских войн (1494–1559) между Францией и коалицией Испании и Священной Римской империи за гегемонию в Италии, в котором французы и их союзники швейцарцы были разбиты.].

Гийом д’Арс был очарован умом д’Альвимара и приветливостью, на которую тот был способен «в свои лучшие минуты». Они не были знакомы достаточно долго, чтобы молодой человек успел проникнуться антипатией, которую несчастный д’Альвимар почти неизбежно внушал всем спустя несколько недель после тесного общения.

К тому же господин д’Арс был очень молод, почти не имел светского опыта и, судя по всему, не был особенно проницателен. Он получил воспитание в провинции и, оказавшись в парижском свете, сразу же познакомился с д’Альвимаром, который произвел на него неизгладимое впечатление своей посадкой в седле, успехами на псовой охоте и при игре в мяч. Щедрый и даже расточительный, Гийом предоставил в распоряжение испанца свой кошелек и свою дружбу, настойчиво приглашая посетить его замок в Берри, куда вынужден был вернуться по срочному делу.

Д’Альвимар в отношениях с новым другом проявлял исключительную честность. Пусть у него было много изъянов, никто не смог бы упрекнуть его в недостатке гордости, когда он принимал денежные подарки. Он вовсе не был богат, и расходы на одежду и прическу поглощали все его скудное жалованье. Он не позволял себе никаких излишеств, и благодаря строгой экономии ему удавалось не просто сводить концы с концами, но и следить, чтобы его лошадь и наряды выглядели не хуже, чем у многих более богатых.

Когда над ним нависла угроза судебного разбирательства и преследования, он вспомнил о приглашении беррийского дворянина и почел за благо попросить у него убежища.

По словам Гийома, его провинция была в этот период одним из самых спокойных уголков Франции.

Управлял ею принц Конде[22 - Принц Конде – титул младшей ветви дома Бурбонов; впервые титул был дан Генрихом IV своему дяде Людовику Бурбонскому (1530–1569), помимо него принцы носили также титулы герцогов Шатору (с 1616 г.), Монморанси (с 1632 г.), Энгиенского (с 1633 г.) и др. В период действия романа принцем Конде именовался Генрих II Бурбон (1588–1646).], живущий то в замке в Монтроне, в Сан-д’Амане, то в своем добром городе Бурже[23 - Бурж – столица провинции Берри.], где верно служил королю, а еще больше иезуитам.

В наши дни покой, царивший в Берри, был бы назван гражданской войной, так как там происходило немало вещей, о которых мы своевременно расскажем; но, по сравнению со всей остальной страной, да и с тем, какие страсти кипели здесь в прошлом веке, Берри действительно выглядел как уголок мира и порядка.

Скьярра д’Альвимар мог, таким образом, надеяться, что найдет покой в одном из этих замков в Нижнем Берри, где кальвинисты на протяжении нескольких лет соблюдали спокойствие, где господа роялисты, бывшие лигеры[24 - Лигеры – участники Католической лиги, партии, организованной в 1576 г. герцогом Генрихом Гизом (1550–1588), известным под прозвищем Меченый или Порубленный, для борьбы с гугенотами и ограничения абсолютной власти короля дворянством. Партия распалась в том же году, но позднее была воссоздана и существовала в 1585–1594 гг.], давно не имели случая или повода отправить своих людей кормиться за счет соседа, друга или недруга.

Д’Альвимар прибыл в замок д’Арс осенним утром, точнее в восемь утра, в сопровождении единственного слуги, старого испанца, который утверждал, что тоже дворянин, вынужденный из-за нищеты пойти в услужение. Он был не похож на человека, способного выболтать тайны хозяина, поскольку ему случалось не сказать за неделю и трех слов.

У обоих были хорошие лошади, и, хотя они везли помимо седоков немалую поклажу, путники добрались от Парижа до Берри за шесть дней.

Первым человеком, которого они встретили во дворе замка, оказался Гийом. Он уже садился в седло, и еще несколько человек с дорожным багажом готовились составить ему компанию.

– Ах, как вы кстати! – воскликнул он, обнимая д’Альвимара. – Я как раз собираюсь в Бурж на праздник, который принц Конде устраивает по поводу рождения сына, герцога Энгиенского[25 - Герцог Энгиенский – будущий принц Конде, Людовик II Бурбон (1621–1686), вошедший в историю как Великий Конде, один из знаменитейших французских полководцев. Титул герцога Энгиенского он носил при жизни отца, Генриха II Бурбона.]. Там будут танцы, представление комедии, стрельба из аркебуз, фейерверк и много других развлечений. Я отложу свой отъезд на несколько часов, чтобы мы могли поехать вместе. Пойдемте в дом, вам надо поесть и отдохнуть с дороги. Я тем временем найду для вас свежих лошадей, поскольку ваши лошади, хоть и выглядят бодрыми, вряд ли готовы пройти сегодня еще восемнадцать лье.

Оставшись наедине с хозяином замка, д’Альвимар объяснил ему, что он не может показываться на празднике, напротив, он хочет спрятаться в замке на несколько недель. В те времена, чтобы забылось столь незначительное прегрешение, как смерть или ранение противника на дуэли, вполне достаточно было на некоторое время исчезнуть с глаз долой. Надо было только найти влиятельного защитника при дворе. Д’Альвимар рассчитывал на скорое прибытие в Париж герцога де Лерма[26 - Гомес де Сандоваль-и-Рохас Франсиско, герцог де Лерма (1552–1625) – испанский государственный деятель, фаворит короля Филиппа III.], которого считал своим родственником, по крайней мере так говорил. Это было достаточно влиятельное лицо, чтобы не только добиться прощения, но и в целом улучшить свое положение при дворе.

Неизвестно, как наш испанец расписывал свою дуэль со Скьярра Мартиненго[2 - Несомненно, речь идет о сыне или племяннике авантюриста, которому Катерина Медичи поручила управление городом Жья. (Примеч. пер.)], извинялся ли за нарушение правил дуэли или же клялся, что оболган перед королевой Марией и господином де Люинем, в любом случае Гийом д’Арс слушал его вполуха. Честный дворянин, он был в восторге от д’Альвимара и ни о чем плохом не думал. Кроме того, ему не терпелось отправиться на праздник, так что момент для каких бы то ни было серьезных разговоров был явно неподходящим.

Так что Гийом не особо вникал в сущность проблемы и думал лишь о том, что его отъезд на праздник в столицу Берри может отложиться еще на день.

Заметив его затруднения, д’Альвимар поспешил заверить д’Арса, что ничего в его планах менять не надо, и попросил лишь указать на деревню или ферму в его владениях, где он мог бы чувствовать себя в безопасности.

– Нет, вы будете жить не на ферме или в деревне, – возразил Гийом, – а в моем замке. Однако я боюсь, что вам здесь будет скучно в одиночестве. Мне в голову пришла удачная мысль. Ешьте и пейте, затем я отвезу вас к одному из моих друзей, который живет неподалеку, в часе езды отсюда. У него вы будете чувствовать себя в безопасности и приятно проведете время, насколько это возможно в нашей деревне. Дня через четыре или пять я за вами приеду.

Д’Альвимар предпочел бы остаться один. Но поскольку Гийом настаивал, вежливость не позволила ему возразить. Отказавшись от еды, он снова сел в седло и последовал за Гийомом д’Арсом и его спутниками, вынужденными сделать крюк по дороге в Бурж.

Глава вторая

Выехав из замка, они через охотничьи угодья д’Арса доехали по проселочной дороге до дороги, ведущей в Бурж, затем, оставив ее слева, лесными тропинками добрались до большой дороги, ведущей в Шато-Мейан, и, оставив справа баронский город Ля Шатр, поехали дальше прямо по полям к замку и поселку Бриант, цели своего путешествия.

Поскольку в этих краях действительно было спокойно, молодые дворяне обогнали своих спутников, чтобы спокойно поговорить. Молодой д’Арс счел своим долгом сообщить следующее:

– Друг, к которому мы едем, – одна из самых выдающихся личностей христианского мира. В его присутствии вам, возможно, иногда придется сдерживать смех, зато вы будете вознаграждены за терпение, которое проявите к его странностям, познакомившись с великой добротой его души. Настолько, что обратись вы к первому встречному благородного или низкого происхождения с вопросом, где живет добрый господин, все в один голос укажут на него. Следует объяснить вам все поподробнее. Поскольку ваша лошадь явно не хочет бежать, а сейчас никак не больше девяти утра, я расскажу вам о человеке, у которого вам предстоит прожить несколько дней. Итак, я начинаю, слушайте!

История доброго господина из Буа-Доре

– Поскольку вы чужой в этих краях и живете во Франции лет десять, вы не могли раньше с ним встречаться. Иначе вы, несомненно, его бы заметили, старого, доброго, храброго, безумного, благородного маркиза де Буа-Доре, ныне сеньора Брианта, Гинарда, Валиде и многих других мест, кроме того, аббата Варенна по фидеикоммиссу[27 - Фидеикоммисс – поручение наследодателя наследнику совершить что-нибудь (выдать вещь, часть наследства и даже все наследство) в пользу третьего лица, им указанного.].

Несмотря на такое обилие титулов, Буа-Доре не относится к высшему дворянству наших краев. Это рядовой дворянин, которого покойный Генрих IV отметил своей личной дружбой и который, не знаю как, разбогател во время войн, которые вел Генрих Наваррский. Возможно, в какой-то степени он обязан своим состоянием грабежу, как было принято в то время по праву войн. Не буду рассказывать вам сейчас о кампаниях господина Буа-Доре, это займет слишком много времени, остановлюсь только на его семейной истории. Его отец, господин де…

– Подождите, – прервал его д’Альвимар, – получается, что этот господин де Буа-Доре – еретик?

– О дьявол, – со смехом ответил его провожатый, – я и забыл, что вы ревностный католик, настоящий испанец! В наших краях придают не очень много значения религиозным разногласиям. Провинция слишком от них пострадала, и мы ждем не дождемся, когда вся Франция будет от них избавлена. Мы надеемся, что в Монтобане король наконец-то покончит со всеми этими фанатиками с юга. Мы желаем, чтобы он как следует их поколотил, но в отличие от наших отцов не желаем им виселицы или костра… Но я вижу, мои слова вам неприятны, поэтому спешу довести до вашего сведения, что маркиз де Буа-Доре в наши дни столь же правоверный католик, как и те, что не переставали ими быть. Когда Беарнец решил, что Париж стоит мессы[28 - …Беарнец решил, что Париж стоит мессы… – По легенде, фразу «Париж стоит мессы» произнес Генрих Наваррский, соглашаясь перейти в католичество, чтобы быть признанным в качестве короля Франции Генриха IV. Беарнец – его прозвище в связи с происхождением из области Беарн на юге Франции.], господин де Буа-Доре рассудил, что король не может ошибаться, и без лишнего шума, но окончательно отрекся от кальвинизма.

– Вернемся к истории семьи господина де Буа-Доре, – сказал д’Альвимар, перебив Гийома, желая скрыть презрительное недоверие, с каким он относился ко вновь обращенным.

– Вы правы, – согласился молодой человек. – Отец нашего маркиза был одним из самых упорных лигеров в этих краях. Он был верным сподвижником Клода де ля Шатра[29 - Де ля Шатр Клод (1536–1614) – губернатор провинции Берри в 1569–1588 гг., активный сторонник Католической лиги.] и де Барбонсуа, этим все сказано. В своем замке он хранил набор пыточных инструментов для гугенотов. Случись им попасть к нему в руки, он непременно их применял, но мог поднять на дыбу[30 - Дыба – орудие пытки посредством растягивания тела жертвы, представляло собой специальное ложе с валиками на обоих концах, на которые наматывались веревки, удерживающие запястья и лодыжки жертвы.] и кого-нибудь из своих вассалов, если тот не уплачивал в срок свои оброки. Люди настолько его боялись и ненавидели, что он получил прозвище chetti-месье, и по заслугам.

Его сын, нынешний маркиз де Буа-Доре, получивший при крещении имя Сильвен, столько страдал от его жестокого характера, что с младых ногтей относился к жизни наоборот и обращался с пленниками и вассалами отца с мягкостью и сочувствием, возможно, не совсем уместными у военного человека по отношению к мятежникам и у дворянина к людям низшего звания. Эти качества вместо того, чтобы возбуждать любовь к нему, напротив, вызвали у многих почти презрение, и крестьяне, люди, как известно, неблагодарные и недоверчивые, говорили о нем и его отце: «Один весит больше своих прав, другой не весит вовсе ничего».

Они полагали, что отец – человек жестокий, но решительный, храбрый, сможет защитить их от лихоимства бандитов с большой дороги, порождения войны. А господин Сильвен, по их мнению, оставит их на растерзание злодеям, поскольку не имеет ни мозгов, ни храбрости.

В один прекрасный день господин Сильвен сильно скучал, и уж не знаю, что пришло на ум молодому человеку, но только он сбежал из замка Бриант, где света божьего не видел, от своего отца. Тот обращался с юношей как с умалишенным. Сильвен отправился к умеренным католикам, которых в то время называли третьей партией. Вам известно, что эта партия неоднократно протягивала руку помощи кальвинистам. Господин Сильвен постепенно стал кальвинистом, а также слугой и другом молодого короля Наваррского. Узнав об этом, отец его проклял и, чтобы разорить сына, надумал, несмотря на преклонный возраст, жениться и произвести на свет еще одного сына.

Это означало уменьшение вдвое и без того небогатого наследства господина Сильвена, который, будучи гугенотом, мог потерять право старшинства при дележе наследства. Chetti-месье был не особенно богат, к тому же его земли неоднократно разорялись кальвинистами.

Но посмотрите, как добра природа этого человека! Вместо того чтобы рассердиться или хотя бы посетовать на судьбу по поводу женитьбы собственного отца и рождения ребенка, вдвое уменьшающего его наследство, он гордо поднял голову, когда ему принесли эту новость.

– Только подумайте! – воскликнул он. – Моему отцу за шестьдесят, а он произвел на свет мальчика. Великолепно! Я могу считать, что происхожу от доброго корня!

Его благодушие не ограничилось лишь словами. Семь лет спустя, когда отец отлучился из Берри, чтобы поддержать Порубленного в его борьбе против герцога Алансонского[31 - Эркюль-Франсуа де Валуа, герцог Алансонский и Анжуйский (1555–1584) – младший брат последних королей Франции из династии Валуа Франциска II (1544–1560, на троне с 1559 г.), Карла IX (1550–1574, на троне с 1560 г.) и Генриха III (1551–1589, на троне с 1574 г., до этого в 1573–1574 гг. король Польши). Титул герцога Алансонского носил до воцарения Генриха III. Участвовал во многих заговорах, легко меняя своих союзников и противников местами.], наш дорогой Сильвен, узнав, что после смерти его мачехи ребенок остался в замке почти без присмотра, тайно вернулся в наши края, чтобы в случае необходимости защитить сводного брата и, по его словам, ради радости его видеть и ласкать.

Он провел всю зиму рядом с ребенком, играл с ним, носил на руках, как кормилица или гувернантка. Люди в окрестностях насмехались, говоря, что он слишком прост, что он блаженный, что в их устах означает умалишенный.

Когда дурной отец возвратился домой после мира de Monsieur[32 - Мир de Monsieur – в ходе Религиозных войн герцог Алансонский, именовавшийся Месье, в 1576 г. встал на сторону Генриха Наваррского в его сражениях с братом, королем Генрихом III, и добился подписания в мае Эдикта в Болье, провозгласившего примирение католиков и гугенотов и признавшего право последних на свободу вероисповедания.], как вы понимаете, недовольный тем, что мятежники лучше вознаграждены, чем союзники, он был зол на весь белый свет и даже на Господа, который позволил его молодой супруге умереть от чумы в его отсутствие. Не зная, на ком бы отыграться, он заявил, что старший сын явился сюда, чтобы колдовством погубить младшего, отраду его старости.

Со стороны старого корсара это было весьма гнусно, поскольку ребенок никогда так хорошо себя не чувствовал и не был так хорошо ухожен, чем в присутствии старшего брата. Несчастный Сильвен был не более способен на злые намерения, чем новорожденный…

В этот момент Гийом д’Арс прервал свой рассказ. Путники уже почти доехали до Брианта. Навстречу им вышла молодая особа, одетая в черное с красным и серым платье с подоткнутым подолом и открытой шеей. Подойдя ближе, она сделала глубокий реверанс.

– Увы, месье, – произнесла она. – Вы, возможно, собираетесь отобедать сегодня у моего досточтимого хозяина, маркиза де Буа-Доре? Но его нет дома, он на весь день отправился в Мотт-Сейи и отпустил нас всех до вечера.

Новость расстроила молодого д’Арса, но воспитание не позволило это продемонстрировать. Он галантно сказал:

– Ну что ж, мадемуазель Беллинда, тогда мы отправляемся в Мотт-Сейи. Желаю вам приятной прогулки!

И, чтобы скрыть свое огорчение, обратился к д’Альвимару, приглашая его повернуть назад:

– Не правда ли, весьма привлекательная экономка? Ее цветущий вид должен сделать для вас более притягательной мысль о пребывании в Буа-Доре.

Беллинда, от ушей которой не ускользнуло это заявление, сделанное громким голосом и куртуазным тоном, выпятила грудь, улыбнулась, подозвала помощника конюха, сопровождавшего ее на манер пажа, и извлекла из широких рукавов двух маленьких белых собачек[33 - …извлекла из широких рукавов двух маленьких белых собачек… – Речь, вероятно, идет о модели платья с двойным рукавом, где нижний рукав плотно облегал руку, а верхний, из другой ткани, книзу сильно расширялся.], которых осторожно поставила на траву, будто бы чтобы дать им возможность погулять, но на самом деле, чтобы оставаться лицом к кавалерам и дольше представлять их взглядам красивую обновку и свои прелестные и весьма пышные формы.

Ей было лет тридцать пять. Румяная, волосы с красным отливом были довольно красивы, взбитые, они постоянно выбивались из-под шапочки, к великому неудовольствию местных дам. Но, даже стараясь выглядеть приветливой, она казалась недоброй.

– Почему вы называете ее Беллиндой? – спросил д’Альвимар. – Это имя распространено в ваших краях?

– Вовсе нет. Ее зовут Гийет Карка. А Беллиндой ее прозвал маркиз, следуя своему правилу, я объясню вам это позже, сперва закончу его историю.

– Ни к чему, – ответил д’Альвимар, остановив коня. – Несмотря на вашу любезность, я чувствую, что принес вам слишком много хлопот. Давайте поедем в замок Бриант, я останусь там с письмом, в котором вы рекомендуете меня господину де Буа-Доре. Я буду ожидать его возвращения и тем временем отдохну.

– Об этом не может быть и речи! – воскликнул юноша. – Уж лучше я откажусь от поездки в Бурж, я бы даже уже от нее отказался, если бы не дал слово своим друзьям, что непременно буду там сегодня вечером. Но я ни в коем случае не оставлю вас, не представив лично своему доброму и верному другу. Мотт-Сейи всего в одном лье[34 - Лье – старинная французская мера длины; сухопутное лье равно 4445 м.] отсюда, так что не будем гнать наших коней, поедем спокойно. Я приеду на праздник на час-другой позже и найду двери еще открытыми.

И он продолжил историю маркиза де Буа-Доре, хотя д’Альвимар слушал весьма невнимательно, так как был озабочен своей безопасностью. Окрестности казались ему малоподходящими для того, чтобы здесь прятаться.

На плоской и открытой равнине в случае нежелательной встречи невозможно было укрыться в лесу или рощице. Мелкая красная почва крупными волнами лежала под солнцем. Бескрайняя равнина, печальная на первый взгляд, время от времени оживлялась красивыми холмами или небольшими замками.

Однако Бриант, который уже можно было разглядеть, показался ему более надежным.

Минутах в десяти езды от замка равнина внезапно снижалась и вела по отлогому скату к узкой тенистой ложбине.

Сам замок заметен только сверху, поскольку колоколенка аспидного цвета, самая высокая из башен, была лишь немного выше равнины, сама равнина сверкала в лучах заходящего солнца, как маленький золоченый фонарь, поставленный на край лощины.

То же самое можно сказать и о замке Мотт-Сейи[3 - В наши дни он называется Фейи, до того: Сели, Сюли, Сейи. (Примеч. авт.)], правда, не столь живописном, поскольку он печально возвышается над плоской и бесконечной равниной Шомуа.

До того, как свернуть на проселочную дорогу, ведущую к замку, Гийом успел рассказать своему спутнику о прочих превратностях судьбы господина Сильвена де Буа-Доре: отец хотел запереть его в башне, чтобы воспрепятствовать возвращению сына к гугенотам; молодой человек сбежал и вернулся к своему дорогому Генриху Наваррскому, в рядах армии которого после смерти Генриха III сражался в течение девяти лет; и, наконец, сделав все, что в его силах, чтобы Беарнец воцарился на французском престоле, он вернулся в свои края после того, как тиран-отец отошел в мир иной и перестал быть грозой окрестностей.

– А что стало с его младшим братом? – спросил д’Альвимар, чтобы проявить интерес к рассказу.

– Его больше нет, – ответил д’Арс. – Его мало знали в Буа-Доре, поскольку отец еще в нежном возрасте отправил его на службу к герцогу Савойскому[35 - Герцог Савойский – правитель самостоятельного государства в области Савойя на юго-востоке Франции. В указанный период им был Карл-Эммануил I Великий (1562–1630, правил с 1580 г.), вовлекший свою страну в многочисленные войны, прежде всего с Францией.], где он погиб довольно странным образом…

В этом месте рассказ Гийома был прерван неожиданным приключением, которое, судя по всему, весьма раздосадовало д’Альвимара, потому что, будучи испанцем, он терпеть не мог, чтобы начатое дело прерывалось.

Глава третья

Расположившаяся у обочины толпа цыган при виде наших путников вскочила на ноги, как стая потревоженных воробьев, так что лошадь д’Альвимара отпрянула в сторону. «Воробьи» эти оказались слишком ручными. Вместо того чтобы отлететь подальше, они, рискуя попасть под копыта, прыгали, кричали, жалобно-комично гримасничая, протягивали к всадникам руки.

Глядя на их ужимки, Гийом лишь рассмеялся и подал щедрую милостыню. Д’Альвимар же проявил неожиданную нетерпимость и, угрожая плеткой, приказал:

– Убирайтесь! Прочь с дороги, канальи!

Он даже замахнулся на мальчугана, вцепившегося в его стремя с умоляющим и несколько насмешливым видом, как все дети, с младенчества приученные к попрошайничанию на большой дороге. Гийом, ехавший сзади, заметил, как мальчишка, увернувшись от удара, схватил с земли камень и собирался запустить им в д’Альвимара, но другой паренек, постарше, удержал его за руку и отругал, чем-то угрожая.

На этом дело не кончилось. Женщина маленького роста, довольно красивая, хотя уже увядающая, взяв ребенка за руку и говоря с ним по-матерински, подтолкнула его к Гийому, а сама подбежала к д’Альвимару, протягивая к нему руку, но при этом глядя на него так, будто хотела на всю жизнь запомнить его лицо.

Д’Альвимар, все сильней раздражаясь, направил на нее лошадь и сбил бы ее с ног, если бы она ловко не увернулась. Он уже положил руку на рукоятку одного из пистолетов, которые вез в седле, словно ему ничего не стоило бы пристрелить одного из этих глупых язычников.

Цыгане переглянулись и, сбившись в кучу, о чем-то принялись совещаться.

– Вперед, вперед! – крикнул Гийом д’Альвимару.

– Почему вперед? – спросил д’Альвимар, не собираясь подстегивать лошадь.

– Потому что вы разозлили этих черных птиц. Смотрите, они сбились в стаю, как журавли в беде, а их не менее двадцати, в то время как нас всего семеро.