скачать книгу бесплатно
Мама тут же рывком дергает Женьку назад, пытаясь спрятать ее за свою спину, яростно набрасывается на растерявшуюся «принцессу».
– Вы это называете «собаки заперты»? Совсем с ума сошли? Выпускаете на нас этого убийцу! Немедленно уберите собаку! Тут ребенок! Нам потом что, уколы делать?
– Катюша, успокойся, видишь, он хвостиком виляет!
Неумелое заступничество бабушки только подливает масла в огонь.
– Наталья Михайловна, да подождите вы! Это же безобразие просто: какой хвостик виляет, он запросто может Женьку на части разодрать! Как можно бойцовых собак держать без привязи?
Женька ловит на себе взгляд стриженой. Та отводит глаза. Почему-то остается ощущение, что именно на нее, Женьку, только что была направлена необъяснимая ярость этой странной женщины. Женька вздрагивает от ее низкого, насмешливого голоса, источающего яд. Женщина растягивает слова, словно ленясь разговаривать с чужаками.
– Да будет вам известно, уважаемая, что псы виляют не только от радости. Подрагивающий кончик хвоста питбуля – предвестник нападения, часто с целью убийства. Чтобы, как тут выразились, разодрать на части врага. А ваше, женщина, знание бойцовых собак меня восхищает, жаль, что вы не можете при этом отличить суку от кобеля. Обратите внимание, у моей собаки нет яиц и члена.
– Да что ты такое говоришь, Анюта?
Раздавленная виной «принцесса» испуганно бросает на подругу непонимающий взгляд, пропускает свои прекрасные пальцы под ошейник затихшей собаки, заставляя ее сесть.
– Джерси никогда никого в жизни не укусит, ты же знаешь! Зачем ты? Она просто актриса у нас, понимаете? Я про Джерси. Любит строить из себя охранника, сама только лижется потом. Не бойтесь! Это все притворство ее, собачье. Ань, ну скажи!
Холодная вежливость маминого ответа – вырезанная изо льда фигура – обжигает, исключая близость:
– Послушайте, нам все равно. Уберите собаку немедленно. Пожалуйста. Нам не нужна ничья помощь. Не могли бы… вернуться к себе… э-э-э… домой. Наталья Михайловна, вытащите вы ключ уже, пожалуйста. Это дурдом какой-то просто.
Женька с сочувствием смотрит, как сникают плечи девушки. Заталкивая Джерси за ворота, та чуть не плачет. Помедлив, девушка вновь возвращается к Жениной маме, явно хочет вновь рассыпаться в извинениях. Но великанша перехватывает «принцессу» на полпути.
– Забей, милая! Видишь, у людей тут сумасшедший дом, они сами это признают. Иди-ка ко мне, малыш.
После этих слов женщина аккуратно кладет топор на землю, не торопясь обнимает девушку и страстно целует ее в губы.
Кто-то – то ли мама, то ли бабушка – сдавленно охает.
Глава 9. …Анной
Притягивая к себе Наташу,
сжимая крепкими пальцами ее мягкие ягодицы,
страстно впиваясь в любимые губы,
настойчиво просовывая в податливый рот язык,
Анна невольно спрашивает себя, с чего это она проделывает все это именно сейчас?
Порыв желания? Нет. Срочная необходимость утешить расстроенную подругу? Возможность взбесить трусливую незнакомку? Нет. Нет. Демонстрация свободы?
Да нет. Все дело в чертовом ребенке.
Какого хрена они сюда приперлись?!
Наташка вырывается из ее объятий и поспешно убегает во двор. Анна поднимает топор, вытирает его о джинсы, затем вразвалочку следует за любовницей, даже не взглянув на приезжих. Без лишней спешки закрывая за собой ворота, она в последнюю секунду подмигивает опешившему инвалиду. Тот осторожно улыбается в ответ, удивляя этим Анну.
Надо возвращаться к дровам. Наташка теперь долго будет дуться – не любит ее малышка прилюдные нежности. Да и собаки буквально бьются в истерике. Пока она не займется каким-нибудь привычным для них делом, вой не утихнет.
Итак, ребенок. К ним в Лисичкино пожаловал ребенок. Девочка, родившаяся (навскидку) лет десять-двенадцать назад. Угловатая, угрюмая, длинные русые волосы скрывают половину лица, оставшееся на виду – калька с лица тощей. Правда, в отличие от мамаши не боится собак. Хорошо хоть, эта Катя не обмочилась при виде Джерси – Анна плохо переваривает изнеженных трусливых барышень, взвизгивающих при виде любой собаки размером больше болонки.
А мелкая-то… Разве что руку в пасть Джерси не засунула! Тоже мне, еще одна любительница питбулей.
Лезвие колуна предательски соскальзывает в сторону. Полено так и остается целым – тонкая щепка не спеша падает в песок. Анна в бешенстве пинает колоду, отбрасывает в сторону топор. Ее трясет от ярости и отчаяния.
Изо всех сил Анна пытается выкинуть приехавшую семейку из головы.
Понятно, что колбасит ее вовсе не из-за них. Это просто недосып.
До четырех утра Анна отбивалась в форуме от этого бреда про приют. В шесть уже встала отжимать парализованных собак. Бедолаги сами не пописают: у кого две, а у кого и все четыре лапы не работают.
А всякие уроды еще смеют говорить, что она – живодер и наживается на страданиях обреченных собак. Сволочи! Посмотрела бы она, как эти сердобольные блогеры прожили бы хоть денечек их с Наташкой жизни.
Подъем затемно, туалет паралитиков, порубить мясо, разнести еду по трем собачьим корпусам, капельницы больным, выгул здоровых, паралитики, дрессура, паралитики, мясо, кормежка, капельницы, паралитики, заготовка корма, выгул…
Это если ничего экстраординарного не произойдет. А хрень всякая случается каждый день: то драка с разорванными вдрызг ушами, то судороги. То связь с электричеством пропадают на несколько дней. То собака старая умрет. Или молодая. Пропади оно!
Анна закусывает губу, пытается успокоиться. Собирает куски поленьев – надо успеть оттащить их ко второму сараю прежде, чем Наташка выпустит на выгул собак желтого корпуса.
Что за бабье кудахтанье Анна с утра развела в башке? Она любит своих полудохлых псов, любит агрессоров и бестолковых лизунов, любит эту убогую деревню с десятком ее слабоумных жителей.
Любит Наташку, любит всю эту жизнь.
Наконец-то снова любит жизнь.
И плевать, кто теперь будет жить в доме по соседству.
Так что причина плохого настроения – всего лишь усталость.
Ну и Герта.
Герта появилась в Анниной жизни три месяца назад.
Наташка натолкнулась в сети на историю про старую парализованную борзую, которую собрались усыплять из-за целого списка диагнозов-приговоров.
В молодости псина была многократным призером охотничьих турниров – идеальная выучка, телепатическое общение с хозяином. Потом хозяин попал в аварию, уехал на реабилитацию в другую страну, остался в итоге там жить, забыл про свою партнершу по охоте. Герта старела на попечении его родственников, сдавала быстро и необратимо. Милосердное решение в данном случае – усыпить, чтобы не мучилась. О чем, собственно, и распинались в соцсетях племяннички, получившие в наследство бывшую собачью чемпионку. Ух, как же Анна ненавидела эти публичные псевдоугрызения совести! Душу они, видите ли, изливают. Страдают…
Короче, Анна забрала Герту к себе. Перевезти сорокакилограммовую тушку, неподвижную, но огрызающуюся, помог Андрей. Не сам, конечно, архаровцы его узбекские. Андрей – вообще неплохой мужик, хоть и коммерсант. Вернее, хоть и мужик. Понятное дело, его задвинутость на лошадях – та еще ахинея. Но животных любит, с этим не поспоришь. Кстати, даже любопытно, выйдет что из его затеи создать эко-отель в Лисичкино? Анна невольно усмехается – так нелепо звучит это словосочетание. Впрочем, за полгода с момента своего первого визита в деревню Андрей нехило развернулся: настругал конюшен, завез лошадей, достраивает деревянные коттеджи, луг разровнял и засеял. Ни камня, ни гвоздя, как говорится. Сплошная экология. Чудак еще тот. Лезет к селянам с финансовой помощью и деловыми советами. Вот только не ясно, надо ли это все деревне? Лисичкинцы привыкли быть отрезанными от мира дикарями-одиночками. Какой отель? Какая цивилизация? Туристы? Здесь только паломников зомбированных признают. Да и то… Лисий холм разжует и выплюнет этого простодушного отельера-мечтателя, сколько бы деловой хватки он ни выказывал. И колдун не отмолит…
Герта… Увидев, как болезнь уродливо испещрила шишками длинный рыжий нос, Анна вздрогнула. А потом встретила ясный взгляд собаки. И что, что четырнадцать лет и онкология? Псина явно хочет жить и готова ради этого потерпеть.
Герту поселили в доме. Наташка разложила на старом диване теплый потертый кафтан – куда там царскому ложу. Ни о каких уличных корпусах речи, конечно, не шло. Началась борьба.
Сколько таких битв они с Наташкой уже выиграли. Слишком уж часто современные ветеринары отправляют зверюг на покой, не давая шансов ни их характерам, ни самой природе. Которая, кстати, способна на чудеса. Аннины паралитики начинали бегать – пусть даже и с пристегнутыми к заднице колесами, дряхлые старики обретали вторую молодость и басовито брехали на охамевшую молодежь, эпилептики стойко переносили припадки, а через день сумасшедшими лосями носились по участку. Наташка считает, что собак лечит человеческая любовь. Ее девочка безнадежно романтична.
Трижды в день Анна ставила Герте капельницы с лекарствами, которые при каждой поездке в город коробками закупал новоявленный деревенский бизнесмен-меценат. Наташка блендером взбивала мясные каши, узкой ложкой вливала питательную смесь в пасть борзой. Герта смотрела на них ясными желтыми янтарями и слабо виляла хвостом. Каждый взмах Анна считала победой; пряча радость, ворчливо подбадривала собаку. Относила к временным осложнениям каждый стон – просто надо переждать, болезнь отступит.
Чуда не произошло. Любовь и природа в этот раз не справились. Не справилась и Анна.
Позавчера Герта умерла.
А следом началась травля в интернете. Аннин приют давно не дает покоя районным зоозащитникам. Пуская завистливые слюни на перечисляемые Анне пожертвования, любители сетевых склок кем только ее за все эти годы не обозвали: мошенницей, сумасшедшей, старой девой, калечащей животных.
Теперь вот смогли уверенно набрать на клавиатуре: «Садистка, ради денег издевавшаяся над умирающей собакой». Какой же вой поднялся! Заварили кашу, конечно, все те же племяннички. Анна была вынуждена сообщить им о смерти Герты (право собственности, то-се, обязательства, ответственность чертова). Они и заголосили. Еще бы, собственный стыд легко переплавляется в праведный гнев: борзая была обречена, Анна использовала ее, чтобы собрать с сочувствующих как можно больше бабла, да у нее в приюте половина собак – паралитики, и думаете, зачем они ей?
Этой ночью Наташа силой отнимала у Анны ноутбук, злясь на интернет, который обычно в Лисичкино вообще не работает, а тут на тебе, несколько суток подряд стойкая связь. Анна рычала на все и всех: на новые сообщения в сети, на упрямую Наташку, на путавшихся под ногами собак. Называла форумчан идиотами и беззвучно выла в туалете от правды написанного. Герта и правда была обречена. И только Аннина самоуверенность заставила собаку адски промучиться целых два месяца. С чего она решила, что сможет победить альянс возраста и метастаз? Зачем вообще ей эта бесконечная донкихотская борьба со смертью?
Нет уж, она не будет отвечать на этот вопрос.
В руку Анны мокро вставляется собачий нос. Снова Джерси. Самый неуправляемый питбуль в мире. Ее слабость. Богиня непослушания. И Анниной души заодно. Так ее Наташка и не привязала. Как ни вопили новоявленные соседи… Молодец, девочка. Надо, кстати, выбраться в город – купить Наташке новые ботинки на зиму. А то осень мигом пролетит. Да и скидки пока есть. С гортексом. А что? Да, деньги переводят на собак! На корм, лекарства, дрова… Так не подыхать же теперь! Другого заработка у них с Наташкой нет, а упахиваются они, уж поверьте, похлеще Андрюхиных узбеков. Ну вот… и тратят иногда на себя…
Затылок Джерси неожиданно напрягается, складки кожи между жесткими треугольниками ушей начинают вибрировать. В глотке питбуля зарождается хриплое рычание. И тут же ответом – очередная возбужденная какофония всех Анниных постояльцев. Что же это такое?
Анна прослеживает взгляд питбуля и сквозь сетку забора видит удаляющийся детский силуэт. Опять она. Подсматривала, конечно.
Анна больше не может врать сама себе.
Да, ей жаль Герту, ее бесят тупые завистливые писаки.
Но разрывает душу именно дурацкая маленькая девочка, которая любит собак.
Слишком долго Анна возводила эту стену, чтобы сейчас…
Верная Джерси проводит шершавым языком по сжатому кулаку Анны.
Сентябрь
Глава 10. …Натальей Михайловной
Очередная расстановка бытовых приоритетов.
Кипяток с остатками имбиря и лимона, чтобы хоть каплю повысить не проснувшееся после ночи давление? Это поможет захотеть начать день. Или каша для пользы Женькиного желудка?
Совместить невозможно: электричество в Лисичкино – субстанция капризная, а зачастую даже эфемерная. Либо чайник, либо конфорка, либо интернет. Либо проигрыватель. Не смешивать, не взбалтывать, в общем. Да и оливок нет.
Еще надо успеть пожарить яйца Костику, пока он не начал обиженно подвывать (теперь по утрам сын ритуально исполняет роль привередливого голодного ребенка). Или сварить невестке кофе, который та проглотит привычно торопливо, морщась от его температуры и горечи? Не улыбнется, не поблагодарит. Скорее всего, даже не заметит, что вообще что-то пила. Разве что едва заметно с облегчением выдохнет, отставляя в раковину пустую чашку. Да слегка расслабит плечи.
На протяжении тридцати лет стращала пациентов вредностью кофеина, зная, что он может подло сбить все твои тонкие гомеопатические настройки. Особо упрямых кофеманов даже отлучала от кабинета. Где же твои принципы, милая моя?
Наталья Михайловна отходит от кухонного стола, наощупь находит спрятанную за пыльной занавеской розетку, опускает иглу на пластинку. Этот островок роскоши – новомодная аудиосистема сына – сводит на нет все потуги кухни выглядеть… ну хоть как-нибудь. Преломляясь в полировке хайтековской панели управления, солнечный луч безжалостно прыгает по обветшалым дверцам рассохшихся шкафов.
При Косте музыку включать нельзя: звуки проигрывателя чем-то раздражают сына, возможно, даже причиняют телесную боль.
Но Катя не разрешила продавать Костин музыкальный центр.
Ты же рада этому, престарелый меломан, не так ли?
Мурлыча под нос свою версию «Эха любви», Наталья Михайловна замирает у окна. С тоской наблюдает очередное Катино сражение. Какая эмоция стискивает зубы невестки? Злость или упрямство? Спотыкаясь в резиновых сапогах, не по размеру огромных, девочка перетаскивает в сарай дрова. Безуспешно пытается разгрести гору распиленных бревен, сваленную на днях к их воротам огромным грузовиком. Наталья Михайловна с Катей так и не поняли, что это было – спонсорская помощь неизвестного благодетеля или возле их участка просто сгрузили строительный мусор?
Впрочем, дрова нужны в любом случае. Зимы в Лисичкино наступают внезапно.
Избавившись от очередной ноши, Катя массирует шею. Наверняка не первый час работает. Во сколько же девочка встает? Вернее, так: когда она спит? А можно еще короче: она спит?
В небе – сверкающая клякса солнца, на улице точно не меньше пятнадцати градусов, но Катя зябко кутается в шерстяной объем кофты, длинные рукава которой безнадежно мешают любой работе. Из окна кажется, что волосы ее слиплись от пота, при этом Катя дрожит от холода.
За последние месяцы Наталья Михайловна еще ни разу не видела, чтобы невестка согрелась. Один из бесчисленных Костиных постинсультных симптомов – непрекращающийся озноб его жены.
Собственное бессилие злит Наталью Михайловну так, что даже привычный страх стыдливо прячется. На что ты вообще еще способна, развалюха старая? Думаешь, ей так уж нужны твоя пресная готовка да нелепое вязание? До колодца километр ходу, разваливается забор, ведра тяжелы, а крыша над задней спальней прохудилась. Кате нужна нормальная физическая помощь. В одиночку заброшенное хозяйство хрупкой городской малышке не вытянуть.
Но – делаю, что могу.
Хилость.
Страшно допустить, что и Костик понимает про себя…
Наталья Михайловна не хочет заканчивать мысль.
И мне до тебя, где бы я ни была, дотронуться сердцем не трудно, опять нас любовь за собой позвала. Мы – нежность, мы… Все-таки возраст впускает в душу сентиментальность. Наверняка еще и дверь забывает прикрыть. А вдруг под шумок выскользнет жизнь?
Глупости лезут в голову. Глупости гнать прочь.
Что мы пока имеем? Всего лишь – низкое давление по утрам. Совсем даже и не густо. Избыток, заставь ждать! Заставишь ведь? Да? Нет?
Наталья Михайловна вытаскивает из отвратительно шуршащего пакета последний обрубок имбиря. Отстаивая свою силу перед самой собой, размашисто насаживает корень на зубцы терки.
…Три дня назад Наталья Михайловна решилась встретиться с Витей.
С Виктором Николаевичем.
До этого, конечно, была небольшая разведвылазка. Сбор предварительной информации, так сказать. Еще удачно закончилось масло. Виктория, разбитная продавщица местного сельского магазина (если этот безумный склад вообще можно называть магазином) бодро рассказала, что Николаевич все еще живет в Лисичкино (жив!), десять лет, как овдовел (все-таки был женат), сын живет отдельно (сын…). Потрясающий старикан. Настоящий душка, умник, на любой вопрос ответ в башке найдется. Он же тут главным учителем был! Ну, когда в Лисичкино еще было кого учить. Иногда вечерами такие сказки рассказывал – взрослые оторваться не могли, чего уж про мелочь говорить. Потом, понятно, все поразъехались, нас здесь осталось-то – несколько бедолаг одиноких да красотки-лесбиянки. Успели уже настоящую бабскую страсть лицезреть? С языком прямо, а?
Надо признать, бодрящая говорливость Виктории больше смахивала на опьянение. Яркие розы щек, лихорадка блестящих черных глаз. Да и запах… Протягивая Наталье Михайловне скользкую бутылку подсолнечного, новая знакомая потеряла равновесие, завалилась пышной грудью на прилавок, тут же раскатисто рассмеялась над своей неуклюжестью.
Чего Наталья Михайловна точно не собирается делать, так это осуждать местных жителей. Всякое бывает. Она вот почти ребенком сбежала из расслабляющей ограниченности Лисичкина. А кто-то, наоборот, выбрал домом эту безоценочную глушь, возможно, сбежав откуда-то еще. Алкоголь размывает само понятие бегства, дарит сознанию передышку. Непонятно только, где бойкая Вика раздобывает спиртное – на полках сельпо бутылок не наблюдалось. Наверное, для продажи не хватает какой-то специальной лицензии, хотя какие проверки в Лисичкино?
Другая загадка, когда это Наталья Михайловна успела стать такой терпимой к чужим слабостям.
А продавщица, кстати, протрезвела к концу разговора. Услышав, что Наталья Михайловна знает Виктора Николаевича еще с детства и собирается навестить старика, Вика нахмурилась, явно стараясь призвать свои мысли к дисциплине. Прервала поток разухабистых шуток и вполне серьезно попыталась предупредить.
– Старость-то сильно людей меняет, вы ж понимаете? Всякое происходит…
Наталья Михайловна хмыкнула в ответ, мол, да, кое-что в этом понимаю, из-за некоторой близости темы, так сказать. А в целом не придала осторожным эвфемизмам Виктории никакого значения, кивнула на прощание приунывшей работнице торговли и понесла масло домой.
Пластик бутылки треснул – пятно на плаще, скорее всего, не отстирается.
