скачать книгу бесплатно
Машины Российской Империи
Иван Крамер
Стимган
Мир пара и дизеля, дирижаблей и паровозов. Эра великих открытий и чудовищных преступлений…
Кто желает поставить этот мир на колени? Подчинить народы, захватить природные ресурсы, завладеть технологиями и с помощью сверхоружия покорить планету? Может быть, это великая Российская Империя? Соединенные Штаты Америки? Европа? Или существует другая сила, про которую пока никто не знает? Черная буря приближается. Стена зловещих туч уже встала над миром, и скоро из нее ударит первая молния.
Агент-нелегал русской разведки, гимназист – грабитель банков и молодая авантюристка… странная троица. Как им бороться с тайными хозяевами мира? Но они готовы рискнуть. Ведь у них есть все, что нужно: смекалка, изобретательность, ловкость… и шестизарядные револьверы :) Осталось лишь заручиться поддержкой удачи. А она любит смелых!
Иван Крамер
Машины Российской Империи
© Крамер И., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Часть первая
Великолепные грабители банков и поездов
УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ!
ЛЕТАЮЩИЙ МЕРТВЕЦ НА БРОДВЕЕ!
Коллеги из газеты «Нью-Йорк уорлд» сообщают:
«Вчера необычное и пугающее происшествие взбудоражило жителей Нью-Йорка. Около семи часов вечера посреди Бродвея на мостовую упало человеческое тело. По словам очевидцев, оно появилось в воздухе и рухнуло под ноги ошарашенных прохожих, совершающих вечернюю прогулку.
Возникла паника. Оказавшийся поблизости репортер нашей газеты Ирвин Мартинсон первым обследовал тело. Это оказался немолодой смуглый мужчина в костюме из пятнистой кожи и сапогах с каучуковыми подошвами. По словам г-на Мартинсона, ногти мужчины были выкрашены черным лаком, а волосы заплетены в две косы. На них висели амулеты в виде черных шариков и того, что репортер описал как «шестерни с глазами». На груди незнакомца зияла смертельная рана, однако он был еще жив. Когда репортер, желая оказать помощь, склонился над ним, человек произнес два слова. Первое прозвучало как «сплетение», а вторым было нечто вроде «миринэ» или «мирини».
Затем странный человек скончался. Увы, провести более тщательный осмотр не удалось, так как появившиеся полицейские оттеснили людей. Место происшествия было оцеплено, а тело увезено на автомобиле с удивительной поспешностью. Ирвин Мартинсон утверждает, что автомобиль этот не принадлежал полицейскому департаменту, и его окна были покрыты серебром, мешая разглядеть, что находится внутри».
Газета «Новое время», Санкт-Петербург
Глава 1
У мамы есть пистолет
1
Мама достала пистолет и сказала:
– Собирайся, малыш, поедем грабить «Царь-Банк».
Я только вошел в дом со свежей газетой в руках. Мне ее заявление сразу не понравилось. Во-первых, какой «малыш» – завтра мой день рождения, мне стукнет шестнадцать. Во-вторых, вот-те на, «Царь-Банк»! Не чересчур ли?
Но я не стал возражать. Одно дело – отец, который склонен внимать вескому голосу разума в моем лице, и совсем другое – мама, она у нас несгибаемая и непробиваемая. Папа так ее и зовет иногда: Стойкая Джейн.
Отец у меня наполовину ирландец, наполовину русский. А мама – англичанка и когда-то была акробаткой в знаменитом Солнечном Цирке Гарибальди. Я родился в Европе, но уже около десяти лет мы живем в России, изображая семью иностранных коммерсантов средней руки. Родители скрываются тут от сыщиков нескольких европейских стран. По-русски они говорят совсем без акцента, а я так и с самого начала без него говорил.
– Дело очень серьезное, такого раньше не было, – добавила мама, вставляя в кобуру большой блестящий револьвер, чью рукоять украшали «щечки» из черного агата с инкрустацией белым серебром – буквой «S». У отца такой же, только на рукояти другая буква – «Н». Эти пятизарядные револьверы – чей-то подарок, и с ними в жизни родителей связано нечто важное, послужившее причиной их бегства в Россию, тайна, о которой они никогда не рассказывают.
– Ясно, что дело серьезное, – сказал я. – Вы вообще хорошо подумали, прежде чем на такое решиться?
– Еще как подумали, – кивнула она.
Я в этом, честно говоря, сомневался, о чем говорить не стал, только спросил:
– Ну ладно, а что надеть?
– Комплект Номер Два: Тихое Скрытное Проникновение в Особо Грязных Условиях, – объявила мама, застегивая плащ и поправляя шляпку, похожую на букетик цветов. Шляпка эта очень идет к ее крашеным белым кудрям и вздернутому носу, о чем она, конечно же, прекрасно осведомлена. А еще в шляпке спрятано гибкое лезвие, которое удобно выхватывать, потянув за короткий шнурок.
– Мы поедем в другой одежде, чтобы не вызывать подозрений, а ты сразу переоденься, – добавила мама.
– Номер два… – недовольно повторил я и отправился в свою комнату на втором этаже, про себя ругая родителей за то, что заранее не предупредили о готовящейся операции. Ограбить «Царь-Банк»! Ведь такое на ровном месте не провернешь, они наверняка долго готовились – и все молчком, мне ни слова. Почему хотя бы утром было не сказать?
Поднимаясь по лестнице, я кинул взгляд на первую страницу газеты и встал столбом. В заглавной статье говорилось, что Всемирная Механическая Выставка, открытие которой было назначено через две недели, торжественно открывается завтра в десять утра. Ух! Напрямую не писали, но ясно было, что спешка вызвана желанием утереть нос французам, у которых в Париже вот-вот начнется своя Всемирная Выставка. В конце статьи был фотоснимок невысокого усатого человека в котелке – известного британского конструктора Вилла Брутмана. Он помогал русским железнодорожным инженерам в создании самого главного экспоната Российской империи, каковому экспонату еще только предстояло прибыть на Выставку из Санкт-Петербурга.
Ну вот, подумал я, входя в комнату, там Выставка начинается, столько всего на ней будет, а я тут торчу, потому что родителям, видите ли, приспичило грабить банк! В сердцах скомкав газету, швырнул ее на стол и начал переодеваться в комплект для Скрытного Проникновения в Особо Грязных Условиях: темный комбинезон из грубого сукна, который тяжело порвать и не жалко испачкать, черные ботинки и куртку. Форму свою, свидетельствующую о том, что я гимназист Первого Технического Училища, аккуратно повесил в шкаф. На учебе в Техническом настоял я. Родители были не то чтобы против, просто зачем им сын-инженер? Но не идти же мне в Полицейское Училище, этого бы они совсем не поняли. Да и люблю я всякие устройства, шестерни, клапаны и насосы. Люблю механику.
Эх, а ведь были серьезные планы на этот день! Во-первых, почитать учебник. Во-вторых, вместе с Петькой Сметаниным отправиться смотреть воздушные шары. И все, и конец моим планам, давай теперь, Алек, езжай с родителями, грабь банк. Есть все же в судьбе сына преступников большие минусы.
В общем, я собрался и вышел во двор. Стояла середина теплой осени, было пасмурно, но не холодно. Посреди двора отец разводил пары в карете. Она похожа на большую луковицу из желтого металла на четырех колесах. Сзади – котел, паровой двигатель и бак с автоподачей для угля, по бокам окошки, решетчатые, прикрытые занавесками. Серьезная машина, в квартале больше ни у кого такой нет. Здесь все больше разъезжают на семейных паровозках вроде «москвича», «строганова» и «доброконевой» производства фирмы «Паровые Машины Кулибина».
Карета пыхнула паром, а отец повернулся ко мне. Мы с ним не особо похожи. Он жгучий брюнет, у меня же волосы чуть ли не белые, он – крупный, на две головы выше меня, движения у него размашистые, голос зычный, а душа широкая, как Невский проспект. Непонятно, в кого я такой пошел со своими тонкими чертами лица и худобой… А еще со склонностью все для начала обдумать, в то время как родители бросаются в очередное свое похождение, предпочитая обмозговывать детали на ходу.
Отец, выглядевший еще более озабоченным и встревоженным, чем мама, похлопал по выпуклой дверце кареты. Наша паровозка модели «федот-22», созданная умельцами московского завода «Дукс», способна брать до десяти русских миль в час, то есть примерно до семидесяти – восьмидесяти километров – это же просто невероятная скорость!
– Готов, Алек? – спросил он.
– Готов, Генри, – ответил я.
Родители у меня совсем молодые и предпочитают, чтобы я называл их по именам, а не «мамкал» и «папкал». А мне не трудно, мне так даже легче, потому что вот идешь если с мамой по улице или стоишь в лавке, где незнакомые кругом, и скажешь случайно ей «мама?н» – так все на нас сразу пялятся, потому что родительница при ее маленьком росте и симпатичном личике смотрится совсем девчонкой. То есть на мою девчонку она все же не тянет, но вот на старшую сестру – запросто. Поэтому я называю их по именам, это давняя привычка, совершенно для меня естественная.
– Вы что, собираетесь на нашем «федоте» прямо к банку подкатить? – уточнил я.
Он сдержанно улыбнулся:
– Вроде того.
– Удачная задумка. А визитки свои сунете охраннику в карман, когда уложите его лицом на пол, или директору банка на письменный стол подкинете?
Родитель, давно привыкший к вулканическим выбросам моего остроумия, в ответ подмигнул:
– Сейчас все поймешь.
Почему все-таки оба такие напряженные? Не свойственно это моим родителям, ох, не свойственно. И дело не только в ограблении «Царь-Банка», тут что-то другое, непонятое. Что-то их гложет.
Только мы сели в карету, как во дворе появилась Джейн. Под плащом у нее был строгий темный костюм, что в сочетании с жутко кокетливой шляпкой-букетом производило неизгладимое впечатление. Наша мама вообще состоит из контрастов. Большой револьвер – и шляпки-букетики, нож в чулке, стилет в муфте… А еще она любит всякие яркие украшения, но природный вкус помогает ей блюсти меру.
Усевшись позади, возле Джейн, я вдруг понял: надо прямо сейчас сказать им то, что уже несколько дней хочу сказать, да все не решаюсь. Потому что если не скажу – потом вообще не соберусь. А я должен объявить родителям о своем решении, просто обязан. Сколько можно тянуть?
Я открыл рот, но тут Генри спросил:
– Отопрешь ворота?
Пришлось выбираться из кареты, раскрывать их, потом закрывать. Когда мы поехали по улице, из-за угла показался околоточный Игнат, брат моего друга Петьки Сметанина. Игнат на пятнадцать лет старше Петьки, имеет изрядное пузо и добродушное лицо. Он шагал вдоль заборов, на одном боку – дубинка, на другом, в кобуре с гербом полицейских сил Санкт-Петербурга, – однозарядный пистолет. Увидев нашу карету, приостановился и махнул рукой.
– Принесла нелегкая! – отец поехал быстрее.
– Сделай вид, что не видишь, – посоветовала мама.
– Именно такой вид у меня сейчас.
– Ты левее держи…
– Джейн!
– Ну, все, все, сам разбирайся.
И тут я решился. Просто-таки расперло всего от желания наконец выступить с важным семейным заявлением. И я выступил:
– Джейн, Генри, я хочу пойти в сыщики.
Наступила тишина. То есть карета катила дальше, стучала подвеска, урчал котел, но внутри «федота» сгустилась такая плотная, осязаемая тишина, что на ней можно было повеситься, как на суку.
Потом отец резко затормозил, а мама повернулась ко мне:
– Что?!
Нет, на самом деле все было не так. Карета ехала себе, отец рулил, мама глядела в окно. Потому что в действительности я ничего не сказал, только ярко, зримо представил себе, как говорю. В отличие от мужества воображение у меня хорошо развито. Я его намеренно развивал, решив, что это полезно для полицейского сыщика. Логика, аналитика – конечно, основное, но и воображение для этой работы необходимо, потому что оно помогает осознать психологию преступника, влезть в его шкуру. И воображение мое пошло в рост так, что я даже жалею, что дал ему волю. Ведь теперь я состою будто из двух половин: воображения и разума, которые временами спорят так, что аж голова гудит. Мешают нормально жить.
В общем, я в очередной раз не решился разбить сердца своим родителям, промолчал. А Джейн сказала:
– Пора рассказать тебе, что к чему.
И потом изложила их план. Над которым они, надо полагать, долго думали, ночами не спали, головы ломали, добывали нужные схемы… Примитивный такой план, я так им обоим и сообщил. И грязный. И в то же время – почему бы и нет? Это могло сработать.
Родители всегда, рано или поздно, излагают мне свои планы, потому что, как говорит Генри, у меня рассудительный и критический ум. То есть я рассуждаю и критикую, а это хотя и раздражает, зато полезно. Необычные у нас с ними отношения. Кто я им – вроде ученика, подмастерья в преступных делах? Раньше так и было, но в последние полгода роли изменились: я стал партнером. Мы теперь на равных, хотя в некоторых практических вопросах я разбираюсь хуже их, зато по части планирования все наоборот.
Этот план был таким простым, что и покритиковать нечего. Я только уточнил, верны ли сведения, и они заверили меня, что да, все так и есть, «Царь-Банк» и вправду можно ограбить. Не центральное отделение, а так называемое Береговое, что на Курляндской улице.
Карета остановилась в рощице возле оврага, за которым был пустырь, а дальше – река Екатерингофка. За ней лежали небольшие острова, где приличным господам появляться не след, хотя мы с Петькой неоднократно появлялись, невзирая на запрет его родителей (мои-то были не против), чтобы поглазеть на обитающий там простой люд. Так называют всяких бездомных, бродяг, владельцев и работников дешевых притонов, беглых каторжан да спившихся матросов.
Отец поставил «федота» между деревьями, чтобы не было видно со стороны набережной Обводного канала. Родители переоделись в свои Комплекты Номер Два, и мы спустились в овраг. Генри захватил из паровозки небольшой ранец.
Овраг весь зарос, на дне его было сумрачно, и мне вручили электрофонарь. Вообще-то у меня есть свой, гораздо лучший, но я его, как выяснилось, забыл. Луч озарил залепленную грязью решетку на дне оврага. Мы вскрыли ее и спрыгнули в каменную трубу, уходящую под небольшим уклоном в ту сторону, где стояло Береговое отделение «Царь-Банка».
По дороге отец объяснил, что раньше трубу использовали для дренажа, но она давно заброшена, про нее все забыли. Двигаться пришлось на четвереньках. За Генри следовала Джейн, расставшаяся, слава богам, со своей шляпкой, которая бы совсем чудно? выглядела на даме, ползущей по дренажной трубе. Я замыкал.
Хорошо, что осень выдалась совсем без дождей, и в трубе было относительно сухо. Миновав пару забранных решетками отверстий и вспугнув нескольких крыс, мы достигли помещения с железной лестницей у стены. Генри выпрямился, поправил ранец.
– За мной, злодеи! – велела Джейн и первой взбежала по лестнице.
Наверху оказались площадка и дверь с замком. Мама отошла в сторону, уступив место отцу. Он у нас великий знаток отмычек и вообще искусства вскрытия. Учителем его, по словам Генри, был знаменитый немецкий ломщик сейфов Дюк Риденшнайдер. Они общались целых три дня. Дюк около десяти лет назад был проездом в каком-то европейском городке, где тогда находился отец, и с тех пор не проходит и недели, чтобы родитель мой хоть раз не вспоминал про это. Причем, по его словам, получалось, что престарелый ломщик не только успел преподать молодому Генри МакГрину уроки высокого искусства вскрытия сейфов, но и научил множеству других полезных вещей, наделив его вековой мудростью всех мировых преступных сообществ.
Теперь Генри желает, чтобы и я стал в этом деле умельцем, поэтому, снимая ранец, он подозвал меня. Я подошел и спросил:
– Что в ранце?
– Динамит, – ответил он. Скинул на руки маме сюртук и торжественно закатал рукава своей французской рубашки.
– Генри! – взмолилась мама. – Я тебя умоляю, давай без этих церемоний!
– Не торопи меня, женщина! – важно прогудел отец.
Родительница в ответ завела глаза к потолку. Родитель же извлек из кармана плоскую кожаную сумочку, похожую на портмоне. Раскрыл. Внутри в петельках лежали инструменты вскрытия: крючки разной формы, пилочки, набор ключей и прочие хитрые металлические штуковины.
– Алек, я неоднократно говорил тебе о важности осмотра места вскрытия и предварительной… – начал отец.
Иногда мне кажется, что я гораздо старше своих родителей. Они смешливы, несерьезны, воспринимают жизнь легкомысленно – как игру. Они бесстрашны, отчаянны и просты. Они вызывают восхищение этими своими качествами. Я не таков, я человек вдумчивый и опасливый. Последняя черта – следствие рассудительности. Когда родители, сломя голову, бросаются в новую авантюру, мой разум принимается изучать возможные варианты развития событий. И поскольку в делах незаконных лишь один или два пути ведут к успеху, а все остальные – к провалу, аресту, а то и смерти, разум мне об этом добросовестно докладывает, и это слышит воображение. Что тут начинается! Воображение воет и стонет, живописуя картины ужасных последствий любого нашего неверного шага. Хорошо, что у меня есть чувство юмора, иначе моя жизнь была бы совсем беспросветна.
– Итак, Алек, приступая к вскрытию, прежде всего необходимо убедиться… – вещал между тем отец.
Не дослушав речь, я вздохнул, вытащил из сумочки в его руках длинный крючок с загнутым спиралью кончиком, сунул в скважину, провернул, хрустнув древним замком, – и раскрыл дверь.
Генри замолчал с приоткрытым ртом. Джейн хихикнула.
– Поторапливайтесь, – сказал я, засовывая крючок обратно.
Мама, встав позади отца, расправила сюртук. Он моргнул. Ни слова не говоря, закрыл сумочку, положил в карман, сунул руки в рукава, взял фонарь и шагнул в дверь.
– Зачем вам динамит? – спросил я, поднимая ранец.
Мне не ответили. За дверью оказалось тесное круглое помещение: каменная стена, без дверей, зато с люком в потолке. На люке запорное колесо.
– Достаем перчатки, – сказал отец, снова раскрывая ранец.
Внутри лежало больше десятка динамитных шашек – ну, ничего себе! Они что, все Береговое отделение «Царь-Банка» собрались взорвать? В отдельном кармане были три пары кожаных перчаток, отец вытащил две и протянул нам. Мы с ним стали проворачивать колесо, пока в люке не клацнуло, откинули книзу крышку на петлях. Вперед выступила Джейн. Скинув плащ, подпрыгнула, ухватилась за край проема… раз! – и вот мама наверху.
– Давайте сюда, – позвала она.
Я залез первым, отец следом. Джейн с револьвером в руках стояла посреди короткого коридора. В конце коридора была дверь, а с другой стороны – глухая стена.
– Что дальше? – я подошел к двери и включил фонарь. Оглядев замок, повернулся: – Этот долго вскрывать, тут же…
Родители не смотрели на меня – стояли, задрав головы к решетке под низким потолком.
