скачать книгу бесплатно
Братство Революционного Декаданса (БРеД)
Иван Викторович Быков
«Братство Революционного Декаданса» («БРеД») – третья, заключительная часть триптиха «Змее-Week», повествующего о мирах Трилоки. В романе «Унаги с маком» читатель познакомился с Конторой Раджаса, огненного мира позитивных деяний. Вместе с агентом Раджаса Нагом Нестором принял участие в апокалиптической битве у Белого ясеня. В романе «Бюро Вечных Услуг» Нестор потерял друга и Наставника, но сумел разоблачить козни Германа, спасти сына и найти-таки свою кошку Ка-Цэ. Конечно же, не без помощи мира светлых замыслов Саттва. В третьем, заключительном, романе «Братство революционного декаданса» Нагу Нестору и его проводникам предстоит спуститься в темное хранилище памяти, в мир Тамас, и отыскать секрет древнего смертоносного оружия – «Молота Нагов».
Иван Быков
Братство Революционного Декаданса
(БРеД)
Кормите своих демонов. Нажимайте до пола педаль акселератора, целуйте до боли в скулах желанных женщин, делайте татуировки, бейте стаканы об стены и морды хамам, распевайте пьяными песни на улицах, прыгайте с парашютом и улыбайтесь детям в соседних машинах через стекло автомобиля. Кормите своих демонов, потому что ваши демоны это и есть вы. Вы настоящие, не пастеризованные, не рафинированные, не дистиллированные и не профильтрованные моральными устоями, семейными ценностями, общественным мнением, отеческим порицанием. Кормите их, иначе они съедят сами себя и останется лишь обертка от того, чем является человек. Эпидермальная оболочка личности, надутая комплексами, а не чувствами, нереализованными желаниями, а не эмоциями и несбыточными фантазиями вместо уверенности в себе. Кормите их, и не ждите, пока они сами, без вашего ведома и желания в один момент вырвутся наружу. Разорвут вашу душу, и, ярко вспыхнув от переизбытка кислорода, сгорят навсегда или увлекут вас на самое дно, где вы станете вечным исполнителем своих пороков, а не режиссером своих авантюр. Кормите своих демонов, а не стыдитесь и не бойтесь их. Пусть их боятся другие, те, чьи демоны давно мертвы.
Ксенька Гук
ПРОЛОГ
Вот такой крик в социальной сети. Крик обыкновенной девушки из небольшого городка, амбициозной, деятельной, креативной. Забавный крик, пронзительный. Девушка написала, воскликнула «Sic volo!», «Так хочу!». Бросила волеизъявление в податливую ткань Вселенной. И вдруг закружилось все, исполнилось.
Каждый из нас маг. Не знали об этом? А ведь есть еще и Наги, и Драконы. Да и маги бывают разные. Есть, например, городские маги, с которыми лучше и чище не встречаться, но это уже другая история.
И вот завертелось, исполнилось. Пьяные подростки, юноши, мужики да старики стали горланить на улицах непристойные песни, бить о стены (и не только – где уж там отличишь стену от иных акциденций?) стаканы и бутылки, а также кровавить морды хамам – то есть каждому, кому не нравится, что под его окнами поют пьяные песни, а в его стены и окна летят стаканы.
Желанных женщин стали целовать до боли в скулах, причем чаще всего – против воли этих самых желанных женщин. Втопленные до пола педали акселератора стали причиной множества травм и смертей, превратили движение на дорогах в хаос.
Наплевать на моральные устои, на семейные ценности, на общественное мнение и отеческое порицание! Это ведь наши демоны! Пусть их боятся другие. Те, чьи демоны давно мертвы.
«Поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом», – гласит категорический императив Канта. Поступай, а значит и думай, и говори, и уж тем более пиши. Мы зачастую забываем об ответственности сказанного, написанного и сделанного. Где уж нам до Великой Ответственности Драконов за все, происходящее во Вселенной?
Это безумное, эгоистичное, безответственное «Я так хочу!», брошенное в небо, умноженное на количество вот таких волеизъявителей, может в одночасье накормить всех демонов, вместе взятых, и превратить наш мир в демоническое пастбище. И тогда наша Взвесь неминуемо осядет илом.
Амеба, целиком и полностью состоящая из селфи, думает, что познала счастье, потому что делится. Делится на части, расшвыривая куски собственного тела по питательному субстрату, полагая таким образом начала новых примитивных жизней. И каждая новая амеба, напичкав подобие души порциями жирного, калорийного, соусированного и ароматизированного селфи, делится своим креативом в социальных сетях, на страницах форумов и блогов, – везде и всюду, куда могут дотянуться ее псевдоподии, отчаянно, экстатически лупящие по кнопкам клавиатуры. И вновь – по расползающимся кругам – распространяются ошметки этой субстанции и липнут к другим амебам, чьи разумы, чьи вдохновенные порывы унылы и бесплодны, чьи порывы не могут порождать ничего, кроме очередного селфи, поскольку облучены тем, что один известный писатель назвал боевым НЛП…
Когда амеба делится особенно активно, она создает тренд. Они создают новый тренд, новую культуру. Культуру агрессивную, расползающуюся мазутными пятнами, что убивают все истинно живое. Стоит расслабиться, отвлечься на век-другой, и не заметишь, как твоя Взвесь осядет мутным илом. Носители прежних культурных ценностей вдруг становятся мамонтами – их время ушло. Но между ними, мамонтами, возникает некая взаимосвязь, братство. Это братство – последний бастион, который противостоит революции амеб, агрессии культурного упадка.
Одинокий путник замер на берегу болота. С тоской обозрел непроходимые массивы бурой, поросшей мхом жижи и задался триадой онтологически неизбежных вопросов. Могу ли? Хочу ли? Должен ли? Постоял, подумал, отбросил сомнения и дал сам себе ответы. Должен, могу и хочу. Ведь тот, кто сказал «хочу», уже задумался о «могу», а далее только один путь – в исключительное «должен».
Вновь и вновь спускаются Наги на самое Дно, вновь и вновь воспаряют Драконы к самому Небу, чтобы сохранить эту Взвесь от многочисленных волеизъявлений, таких ярких, таких заводных, таких манящих и таких безответственных.
Много вопросов, мало ответов: задавший вопрос пробудил в себе Дракона, ответивший на вопрос – погубил его. Не будем губить Дракона? Не будем. Тем более, уже стучат каблучки судьбы…
ПОНЕДЕЛЬНИК
1
Каблучки размеренно стучали по паркету. Этот стук был слышен на другом конце длинного коридора, он пронзал тишину девятого этажа офисного здания. На этаже работало множество людей, но все они прятались за тяжелыми, звукоизолированными дверями студий, над каждой из которых пылали электрические мантры: «Тихо! Идет вещание!» или «Тихо! Идет запись!». Поэтому коридор был пуст и целомудренно тих в те минуты, когда паркет оживал и начинал благодарно откликаться на точечные удары металлических набоек.
Случалось это ежедневно: каблучки начинали стучать без двух минут девять – цок-цок, и секундная стрелка больших настенных часов, стилизованных под уробороса, змея-поедателя собственного хвоста, перескакивала на одно деление. Два удара по паркету – и еще одна Вселенная сжималась в компактную секунду, секунда же уходила в вечность, архивировалась и становилась пленницей Тамаса.
В эти две минуты директор замирал, околдованный и беспомощный, – директор мог лишь ждать, затаив дыхание, отставив чашку ароматного кофе, – ждать приближения этого неумолимого «цок-цок». Сто двадцать секунд, двести сорок шагов. И даже пульс сердца в эти минуты синхронизировался с этим уверенным ритмом, похожим на ритм медицинского прибора, благодаря которому пациент находит успокоение и забывает о своих недугах. Забывает и начинает видеть сны. Сны, вызванные стуком каблучков по паркету за две минуты до пробуждения…
Высокая, стройная от природы женщина, в элегантном и простом черном платье, без тени улыбки на лице, вошла в кабинет директора ровно в девять утра, как уже без малого шесть лет входила в эти открытые двери каждое утро буднего дня, – без отпусков, без пропусков даже по самым уважительным причинам, без опозданий. Вошла и присела без приглашения на стул для посетителей, положив на стол руководителя внушительную папку дневных материалов, – папку неизменную по объему и неизбежную по содержанию.
Собственно, женщина не нуждалась в приглашении – такова была ее работа, сложная, интересная, претенциозная: каждое утро приносить материалы, которые после утверждения в стенах этого кабинета продолжали свой путь либо в руки корректоров и далее – в эфир, либо в архив на будущее, либо в мощный уничтожитель бумаги.
Конец июля выдался жарким. В помещении работал кондиционер, окна были закрыты, а потому все запахи не выносились сквозняком в коридор или в пространство городка, а переплетались в единый узор, сливались в плотное облако: аромат кофе, терпкий букет коньяку, кислинка лимона, тон мужского парфюма. Вместе с женщиной тихо зашелестела волна летнего утреннего бриза. Облако ароматов вздрогнуло и благодарно приняло, впитало в себя новую, свежую ноту. Минуту молчали.
– Что сегодня? – очнулся директор.
– Лауреаты, – ответила женщина.
Она сложила руки на коленях, развела плечи, что сделало ее безупречную осанку чуть демонстративной. Это говорило о внутреннем напряжении: вопрос предстояло решать не в первый раз, обе стороны в споре позиции имели прочные, убеждения неизменные, но обсуждение данной темы стало уже своеобразным ритуалом, без которого работа делалась немыслима, поскольку теряла сокровенную суть.
– Их? – уточнил директор.
– Нобелевские, – подтвердила женщина. И добавила нокаутирующим ударом:
– Плюс «Оскар».
Директор вздохнул и откинулся на спинку массивного кожаного кресла. Кабинет был невелик, а потому кресло это выглядело несколько громоздко. Вновь на минуту воцарилась тишина.
– Лариса, – наконец вздохнул руководитель, – даже рыба на одну приманку дважды не идет.
– Вы рыбак, Нестор Иванович? – невозмутимо спросила женщина.
– Нет, – улыбнулся Нестор Иванович. – Ловить рыбу не люблю и не умею. Я образно. Мог бы сказать «опять двадцать пять» или «снова на одни и те же грабли»…
– Я поняла, – Лариса даже не кивнула; она ждала продолжения ритуала.
– Вы же понимаете, что любой вывод информации в эфир, – неважно, позитивна ли подача или негативна, – последовало традиционное продолжение, – так вот, любой вывод информации в эфир является рекламой. Почему наш канал должен способствовать внедрению этого информационного вируса?
– Совершенно согласна, – теперь Лариса все-таки кивнула. – Любой вывод информации в эфир – реклама. Я бы даже сказала – пропаганда. Любая номинация – инструмент.
– Оружие! – усилил директор.
– Оружие, – вновь кивнула Лариса. – Речь идет о любой номинации. А потому не вижу причин для некоего избирательного отношения. Их, наши – кто компетентно может провести демаркационную линию?
– Лариса, не ёрничайте, – на этой стадии спора Нестор использовал всегда одни и те же аргументы, меняя только метафорическую оболочку. – Как можно сравнивать антикварный меч в червленых ножнах, дамасский клинок на стене коллекционера, раритетную рейтарскую саблю под стеклом в музее с финкой в руках бандита, со стилетом или ронколой в руках убийцы-каморриста или с навахой в руках баратеро?
– Вы разбираетесь в холодном оружии? – скорее констатировала, чем спросила Лариса.
– У меня отец – антиквар, – пояснил Нестор Иванович. – Да и сам я пару лет занимался ножевым боем. В качестве хобби.
– Вы разносторонний человек, – похвалила Лариса. – Но метафора мне не ясна. Просветите, будьте добры.
– Различие в том, – с готовностью пояснил Нестор, – что коллекционные, музейные экспонаты содержаться в хорошем состоянии, отточены и готовы к применению. Но их назначение – лишь демонстрация силы; они скрывают в себе потенции, скорее, эстетические, чем прикладные. А все эти засапожные и запазушные ножи – оружие коварное, их лезвия омыты кровью, а рукояти согреты теплом недобрых ладоней.
– Сложно и спорно, – не улыбнулась Лариса. – Так что будем делать с лауреатами? Про рыбу и наживку я уже слышала. Познаниями в области холодного оружия Вы меня поразили. Но вопрос нужно решать. Эфир ждать не будет.
– Наш – будет, – не согласился Нестор. – Канал «Nestor de Liver!» не новостной. Нам торопиться некуда. Наша задача – формировать концепт. Вернее, противостоять формированию концепта…
– Я помню, – Лариса поняла, что и в этот раз одержала победу, осанка ее вновь стала безупречно-естественной. – Мы часто говорили об этом с Киром.
– О чем? – уточнил Нестор.
– О деиндоктринации, – Лариса произнесла термин легко, он явно был в ее активном лексиконе. – И о том, что индоктринация – это антоним Наговой инициации. Но, насколько я помню, время еще не пришло.
– Не пришло, – кивнул Нестор.
Он смотрел на платье Ларисы, черное элегантное платье. Каждый год в этот день, в самом конце июля, Лариса надевала черное платье. Нестор так и не разобрался в полной мере, какова была официальная версия Конторы об исчезновении Кира. Но если жена носит траур, значит, надежд ей не оставили никаких.
Одно время Нестор был на перепутье: рассказать или не рассказать. Документы о неразглашении были подписаны, обещания даны, клятвы принесены. Но Кир был не просто другом – он был Наставником. И Нестор всерьез подумывал о том, чтобы передать от него весточку супруге. Как-то, спустя несколько дней после изгнания Наставника, Нестор попытался найти путь через Раджас в новое жилище Кира. Но было поздно: дом, в котором Кир и Майечка нашли пристанище, был уже локализован в альтернативной Взвеси. А в другие Взвеси путь заказан всем, даже Нагам Пятого дна. Можно было бы обратиться к одному знакомому Дракону, тем более, что этот новоинициированный Дракон и сам некогда провел ночь в том же самом доме, но Драконы не вмешиваются в дела Взвесей. Дилемма «рассказать или не рассказать?» разрешилась сама собой – в пользу долга и обязательств перед Конторой.
И вот уже шесть лет Лариса надевает черное платье в этот жаркий июльский день. И нет на ее лице улыбки, и традиционный спор в девять утра в этот день лишен шуток и отличается особенной жесткостью. Нестор вздохнул и смирился.
2
– Так что там у нас по лауреатам? Начни с Нобелевской премии.
Лариса уверенно распахнула папку в нужном месте, но заговорила, даже не глянув на страницы.
– Как Вы знаете, Нестор Иванович, вручение Нобелевской премии осуществляется десятого декабря, ждать еще пять месяцев. Но Комитет уже разослал три тысячи официальных запросов…
– Это же секретная информация, – Нестор сказал это больше для поддержания темпа разговора; он был прекрасно осведомлен о тех источниках, через которые информация поступала в аналитические службы «Nestor de Liver!».
– Безусловно, – Лариса не улыбнулась, но глаза ее и губы отчитались: шутка принята и оценена. – Так вот, здесь мы можем увидеть интересные персоналии.
Нестор благодарно кивнул: Лариса сделала своеобразный, весьма тонкий реверанс в сторону принципиальной позиции своего руководителя. Она так и сказала: «можем увидеть интересные персоналии», задав в винительном падеже неодушевленное управление дополнением. Она говорила о вещах, не о людях.
– Например? – Нестор потянулся за кофейной чашкой. Для этого ему пришлось сесть в кресле более ровно, что сразу же придало беседе характер серьезного делового общения. Кофе совсем остыл, и Нестор допил его лишь из уважения к изрядной толике содержащегося в чашке коньяку.
– Формат вещания нашего канала специфичен, – Лариса не напоминала, Лариса просто собиралась с мыслями. – Потому нас не так интересуют медицина, физика, химия, экономика, как литература и содействие установлению мира. А также введенная в прошлом году номинация за содействие в распространении демократии. По всем трем позициям наши аналитики не ошиблись.
– Значит, главный в мире демократ… – начал Нестор Иванович.
– Президент-губернатор Калифорнии, – закончила Лариса. – Он наберет вдвое больше голосов, чем президент-рейнджер Техаса.
– Что и требовалось доказать, – кивнул Нестор. – А премия мира…
– А премию мира конунг Северных республик вручит нашему наследному президенту. Как мы и предсказывали, инфант уверенно обходит Генерального секретаря Объединенной Кореи и даже Его Величество царствующего президента. Генсека подвел буддизм, а Его Высочество выручила принадлежность к мусульманской конфессии.
– Как изменился мир за последние шесть лет, – вздохнул Нестор.
– Не думаю, – пожала плечами Лариса. – Мир всегда меняется. В большей или меньшей степени. Вам ли не знать, Нестор Иванович? И Вы как сотрудник Конторы, и Ваши концептуальные оппоненты немало влияете на непрерывный процесс перемен. Вы храните интересы Взвеси, иерофанты блюдут свои личные интересы, и это перманентное противостояние детерминирует судьбы нашего мира. Расставляет фигуры на геополитической доске. Да что там! Эта ваша игра перекраивает саму игровую доску.
– Как сложно вы заговорили, Лариса, – искренне удивился Нестор.
– Муж научил, – Лариса изобразила подобие улыбки – сухой, дежурной, безэмоциональной. – Кстати, Нестор Иванович… – Лариса тронула кончиками пальцев неглубокое декольте платья. – Нестор Иванович, на улице за сорок.
– Да, лето выдалось жарким, – Нестор не мог не согласиться.
– Сделайте что-нибудь, – Лариса встала, подошла к окну и глянула на маленький городок, который с высот девятого этажа был открыт взору в той части, что простиралась от офисного здания до самого моря.
– Что же я могу сделать? – удивился Нестор.
– Призовите дождь! – сказала Лариса не оборачиваясь. – Тропический ливень на весь день. А лучше на два. Пусть прибьет пыль, разгонит комаров, подарит свежесть. Чтобы залило весь город, чтобы транспорт прекратил движение, чтобы моторы захлебнулись в потоках, чтобы воздух – пусть ненадолго – очистился от выхлопных газов, а улицы – от людей…
– Чтобы улицы очистились от людей? – переспросил Нестор, удивленный таким неожиданным выплеском мизантропии.
Лариса кивнула:
– Пусть сидят дома и смотрят в окна.
– Уж лучше пусть смотрят наш канал, – улыбнулся Нестор.
– Можно и так, – легко согласилась Лариса. – Так Вы призовете дождь?
– Что Вы, Лариса? Разве это в человеческих силах? – Нестор даже развел руками.
– Но Вы же не только человек, Нестор Иванович, – напомнила Лариса. Она наконец повернулась и взглянула своему руководителю в глаза. – Вы же еще и Наг.
– Даже как Наг я этого сделать не могу, – Нестор тоже глянул за окно. С кресла он видел только крыши более низких зданий под цветной черепицей. Крыши дышали жаром: воздух над ними заметно струился. «Действительно, как было бы хорошо, если бы нынче хлынул ливень», – подумал Нестор.
– Да? – разочарованно вздохнула Лариса. – А Кир мог. Иногда он делал мне такие подарки. Он знал, как я люблю дождь.
Нестор взглянул на свою незаменимую сотрудницу – Лариса не шутила: видимо, Кир действительно имел власть над погодой и мог призывать дождь по собственному желанию. Или по желанию супруги. Нужно будет спросить у Эрика. Но тот наверняка отшутится одной из своих невозможных поговорок. Скажет что-то вроде «Ты же Наг? Так забейся в щелку и жди погоды» или «В плохую погоду Наг и змейку из Раджаса не выгонит». Юморист Седьмого дна. Одно слово – силовик.
3
– Что сёгунат? – Нестор вернул разговор в деловое русло.
– Сёгунат Японии и Его Императорское Высочество Принц Хитачи, как обычно, вручат ежегодные премии в номинациях живопись, скульптура, архитектура, музыка, театр или кино, – с готовностью откликнулась Лариса. – После распада Соединенных Штатов на президентства и ликвидации всех западных военных баз на территории Японии, вручение этих наград утратило политическую ангажированность. Культура Японии ныне переживает период реставрации. Наркотическая зависимость молодежи от массовой культуры Запада практически ликвидирована. Поэтому сёгунат Японии уже третий год старается номинировать по всем позициям японских, китайских, корейских или индийских авторов. Вот здесь информация на трех листах, – и Лариса раскрыла папку в нужном месте.
– Политическая ангажированность в номинациях такого масштаба всегда есть, – заметил Нестор, подозрительно покосившись на папку. Он не стал изучать досконально – доверял своим сотрудникам. – Так что весь материал по номинациям Нобеля и сёгуната отдайте Зурабову. Это его парафия. Что с «Оскаром»?
– Как Вы помните, два года назад Голливуд объявил о независимости. Кинопремия стала откровенным товаром. Совет президентов Трансатлантического Содружества…
– Трансы? – улыбнулся Нестор.
– Да, – недовольно поморщилась Лариса, – в просторечье Трансы. Их совет пытался вернуть политическое влияние, но Pontifex Hollywoodus, мягко говоря, задал им маршрут в навигаторе, указав пункт прибытия. И запросил денег. Чем спутал всю нашу прошлогоднюю аналитику. И пришлось им платить.
– А в этом году? – поинтересовался Нестор.
– В этом году все будет проще, – заверила Лариса. – После совместного заявления канцлера Баварии, короля Каталонии и диктатора Франции Pontifex Hollywoodus решил пойти на некоторые уступки, снизил цены, и теперь даже эти небольшие государственные экономики могут позволить себе масс-медийного идола. Так что в этом году из немецких актеров выдвинули Анетту Шварц, а Францию будет представлять Дэни Бун. По другим номинациям…
– Не стоит, – жестом остановил Нестор поток информации. – Оскароносцев передайте Павлу Стрельцову. Пусть Макс и Паша составят для Лизы роскошное повествование из двух частей в двадцатиминутном формате. И, как обычно, – раз в два часа в эфир. Что у нас?
– Выставки, конкурсы, фестивали, биеннале и триеннале – по всем направлениям искусства. Вот интересная информация: губернатор Ливийско-Сирийского автономного округа запросил из федерального резерва немыслимую сумму на расширение экспозиции Пальмирского краеведческого музея. Какой-то титанический проект по переносу в музейный парк двух египетских пирамид. И наши – или Ваши – аналитики прогнозируют, что федеральный центр свое согласие даст.
– Смеяться ли? Плакать ли? – задумчиво произнес Нестор. Он хотел увеличить утреннюю порцию коньяку, но при Ларисе, всегда собранной, деловой, трезвой, такой жест казался неуместным.
