скачать книгу бесплатно
Крестник солнца
Ирина Владимировна Словцова
Сергей Словцов
Личность в истории науки и техники
«Крестник солнца» – документальная биография Фотия Ильича Швецова (1805-1855), одного из талантливейших людей Урала. Ученый-минеролог, геолог, химик, металлург, горный инженер, действительный член Императорского петербургского минералогического общества, выпускник Горной школы Парижа. Фотий Швецов занимался изучением происхождения платиновых и золотых россыпей, геологическими изысканиями драгоценных металлов, медных и железных руд на Урале и в Сибири; стал автором находки гигантской глыбы малахита, которая прославила Россию на весь мир и была использована для изготовления малахитового зала в Эрмитаже и малахитовых колонн иконостасов в Исаакиевском соборе. Авторы нашли документы, согласно которым выяснилось, что сын Фотия – Евгений воспитывался декабристами, учился в Петербурге, дружил с Д.И.Менделеевым, затем уехал на родину отца и стал «управителем завода». В книге также впервые названы факты, подтверждающие раннее (с 1827 года) знакомство Фотия Швецова с друзьями А.С.Пушкина – поэтами В.А.Жуковским и П.А.Вяземским, братьями Александром и Николаем Тургеневыми, которые хотели помочь ему избавиться от крепостной зависимости у Демидовых. Но сделать это сумел немецкий ученый Александр Гумбольдт.
Ирина Словцова, Сергей Словцов
Крестник солнца
Документальная биография Фотия Ильича Швецова (1805-1855)
Часть I
Восход
Глава 1. Пасынок судьбы
Он не был баловнем судьбы, скорее всего, пасынком, потому что она позволила ему, родившемуся крепостным в уральской тайге, подняться высоко, общаться с сильными мира сего, познать научные и технические победы, уважение ученых с мировым именем, а потом бросила, оставив в нищете, одиночестве, забвении… Впрочем, зачем забегать вперед? Начнем по порядку.
В 1805 году в семье крепостного Ильи Григорьевича Швецова, приказчика Черноисточинского завода, что в Нижнем Тагиле, родился первенец, которого назвали Фотеем.[1 - Литературный вариант имени – Фотий появился значительно позднее.]
К этому времени представители династии тульских кузнецов и оружейников Швецовы уже более 100 лет жили на Урале и работали на заводах господ Демидовых. Сначала это был завод на реке Нейве – Невьянский, первенец уральской империи Демидовых. Она нуждалась в грамотных, проверенных рабочих кадрах. На Урале были руды, золото, платина, а вот специалистов, которые бы их искали и обрабатывали, «превращая» в металл, приходилось приглашать, и даже переманивать от других хозяев, или привозить из центральной России.
Демидовы, переезжая из родной Тулы на Урал, позвали с собой несколько семей своих земляков, потомственных металлургов и кузнецов. Среди уральских новоселов-туляков были и Швецовы. В книге «Каменный пояс» Евгения Фёдорова читаем: «…туляки – наипервейшие обитатели демидовских владений. Это заводские люди: под домной, у горна и молота – они! Из них и мастера, и надзиратели, а некоторые и писчики».
Невьянский завод дал первую плавку в 1702 году, а в 1718 году был построен недалеко от него Верхне-Тагильский железоделательный завод. Снова понадобились специалисты, и часть невьянских мастеров перевели на него. В 1721 открылся Выйский, через год – Нижне-Лайский, в 1725 году – Нижне-Тагильский, а в 1728 году Черноисточинский заводы. На каждом из них оказывались представители тульских семей-переселенцев – как «сортовая» рассада. Вот таким образом Швецовы после Невьянска оказались в Черноисточинске, а затем и в Нижнем Тагиле.* (См. Приложение)
В государственном архиве Свердловской области сохранилось описание Черноисточинского завода за 1841 год: «Черноисточинский железоделательный завод построен на истоке Черного озера. Расстояние от Нижнетагильского завода в 20 верст, от уездного города Верхотурья 160 верст. На территории завода находились каменные постройки. Плотина длиной 56 сажень, шириной 13 сажень, высотой две сажени с двумя прорезами, выложенная с лицевой стороны серым камнем. Две железоделательные фабрики каменные на прочном фундаменте. Размеры фабрик: длина 30 сажень, ширина 7, толщина стены по 1 аршину. Кровля железная, высотой в две сажени, два аршина, 4 нагревательные горна на фундаменте с железными чугунными связями чугунными наличниками по два «огня»» в каждом… Сталетомительный корпус… Каменная кузница на фундаменте. Молотовых станов 16, мехов «четверы»…[2 - ГАСО ф.643 оп 2 д. 143 л.1]
Резиденция Демидовых сначала находилась в Невьянске, потом в Черноисточинске, а ещё позднее на Нижне-Тагильском заводе, где и осталась до последнего времени.
Снова обращаемся к «Каменному поясу», в котором есть описание Нижнего Тагила: «Вот он край-сторонушка! Надо всем хозяином – белоснежный господский дом с колоннами. Рядом – заводская контора, а под ней тюрьма. Решетка из толстого железа, кругом камень, попал в это жило – не скоро выберешься!..»
В 1817 году, когда в семье подрастало уже четверо детей, Илья Григорьевич Швецов был отстранён от службы за провинность, сейчас уже нам не известную. Слава Богу, в тюрьму под заводской конторой не попал, но лишился хоть мизерного, но постоянного дохода. Искал заработки, где мог, но, видимо, неудачно. Пришла нищета…
Скорее всего, выручало огородничество, которым традиционно занимались на Урале женщины. Картошка, морковь, репа, капуста росли на грядках около дома… Летом и осенью за грибами-ягодами и кедровыми шишками ходили в лес, окружавший заводской поселок. Ловили рыбу, которой много водилось в местных озерах и реках, промышляли охотой. Старожилы вспоминают, что почти в каждой избе было тульское ружьё, поскольку заводские посёлки окружала тайга, и к «жилу» близко подходили волки.
Старшие сыновья-погодки Ильи Григорьевича Швецова – Фотей и Иван с 9 лет учились в Выйской заводской школе.
О школе нужно сказать особо. Она была основана Демидовыми ещё при Петре Великом и служила первым этапом обучения всех квалифицированных, как сегодня бы мы сказали, менеджеров среднего звена и технических специалистов для заводского производства и золотопромышленности. Практически все управляющие Н-Тагильской, Петербургской, Московской контор, торговых представительств в Европе начальное обучение проходили именно в этой заводской школе. Сначала она располагалась на Вые, а затем переведена была в специально выстроенное для неё двухэтажное каменное здание в Нижнем Тагиле. Сегодня её преемник – Н-Тагильский горно-металлургический колледж – носит имя Черепановых, а его выпускники работают по всему миру.
Большое внимание в школе отводилось обучению иностранным языкам: немецкому, французскому и английскому. Дело в том, что переписка с самим хозяином велась на французском языке. Кроме того, торговля металлом шла и на Европу, и на Англию, оформление документов, соответственно, тоже производилось на иностранных языках. Кроме того, ученики, показавшие способности к учебе и отличные знания, отправлялись далее на обучение в Швецию, Францию, Германию.
В школьном расписании были также Закон Божий, грамота, арифметика, геометрия, бухгалтерское дело, черчение и копирование планов, проектное дело, практические основы горнозаводского искусства и каллиграфия. Когда читаешь в архиве документы тех лет, диву даёшься наличию прекрасного почерка их авторов, неиспорченного ни шариковыми ручками, ни клавиатурой компьютеров и гаджетов.
В заводскую школу принимались в обязательном порядке сыновья служащих демидовских заводов, и в редких исключениях – дети заводских священников и дворян. Еще реже – дети рабочих: лишь в том случае, если у них вдруг обнаруживались редкие способности к языкам, математике или черчению.
Ученики школы находились в ней неотлучно – как при пансионе. Н.Н.Демидов, который больше всех других владельцев уделял внимание школьному обучению и подготовке профессиональных кадров, запретил отпускать учеников школы домой, дабы они не видели пьяного безобразия, которое процветало в родительских домах его учеников. Мне кажется, что эта была, скорее всего, забота не о нравственности подростков, а о раннем отлучении от родительской семьи и воспитании личной преданности будущего управленца хозяину.
Демидовская империя была огромна. Она включала в себя не только заводы, рудники и шахты, но и огромную территорию тайги (которая истреблялась на древесный уголь); и пристани; и пильницы, на которых готовились сосновые и еловые доски для барж и каменок; а также морские и речные флотилии судов; и склады готовых изделий, расположенные на берегах рек, в городах, мимо которых следовали своим маршрутом «железные» караваны… Эта империя нуждалась в целой армии грамотных, хорошо обученных специалистов и, что немаловажно, умевших подчиняться интересам и распоряжениям хозяина.
На демидовских заводах, как во всей России тогда, поддерживалась кастовость. Если в масштабах государства это было «деление» на дворянство, духовенство, купечество, мещанство, крестьянство (казенное и крепостное), то в огромном Горном округе Урала тоже существовали свои касты: служащие (управители и приказчики разных уровней), потомственные рабочие и приписанные к заводам крестьяне.
Дети служащих после окончания школы назначались писцами, «толмачами» в конторы и заводские (фабричные, рудничные) управления, приказчиками и т. д. Если повезет – могли дослужиться до высоких должностей, как в Нижнем Тагиле, так в Москве и Петербурге. Но при этом они оставались крепостными!
Известна, например, династия приказчиков Беловых. Один из них уже в середине XIX века служил в Петербургской домовой конторе, к тому времени он получил вольную, своих детей выучил в петербургских гимназиях и университете. Но вернулись они в Нижний Тагил, чтобы служить на заводах: кто управителем заводской лаборатории, кто – преподавателем в заводскую школу. В любом случае, Беловы работали в уральских владениях Демидовых. То же самое можно сказать о Черепановых. Мы знаем о механиках, но представители их многочисленного семейства состояли и в приказчиках.
Заводские рабочие – кузнецы, молотобойцы, машинисты, сплавщики, плотинные, металлурги с ранних лет посвящали своих сыновей в тайны профессии. Это была гарантия того, что став мастерами, сыновья смогут получить работу и содержать как свои семьи, так и престарелых родителей. Так создавались заводские династии.
Если же профессиональный труд не требовался, то использовались крестьяне приписанных к заводам деревень, дети-сироты и женщины (безмужние).
Снова нам поможет книга Евгения Федорова: «Ребята сызмальства на выработку бегают – всё кусок хлеба! Так и трутся на руднике, приглядываются к тому, как взрослые горщики работают. Из этой золотой роты и буроносы берутся. А работенка буроноса известно какая: туда-сюда, от рудника до кузницы, и обратно. В кузницу торопятся снести затупленные буры, а оттуда бегут и несут отточенные. Руда-то крепкая, а железо в бурах нестойкое, забот не оберись, а мальчугану, выходит, хлопот на целый день!..»
Рабочий день начинался в пять утра…
А это из книги географа Гмелина: «В проволочной мастерской малолетки от 10 до 15 лет выполняют большую часть работы, и притом не хуже, чем взрослые. Это одно из похвальных учреждений господина Демидова, что все, кто только сможет работать, приучаются к работе. В Невьянском заводе я видел, как мальчики от семи до восьми лет выделывали чашки из железной меди и различные сосуды из того же металла. Вознаграждаются они соответственно своей работе…»[3 - И.Г.Гмелин (1709-1755), немецкий ученый на русской службе, автор «Путешествия по Сибири»]
Это выдержки из Палласа: «Весьма приятно смотреть, что маленькие ребята работают кузнечную работу!»[4 - П.С.Паллас (1741-1811) – немецкий ученый на русской службе, автор «Путешествия по разным провинциям Российского государства»]
…На Урале, как и в родной Туле, Швецовы следили за тем, чтобы подраставшие сыновья и племянники осваивали ремесло дедов и отцов. Это была гарантия того, что их детей не забреют в армию на 25 лет, не отправят в углежоги или в шахты рудников.
Вполне может быть, что финансовое благополучие во время опалы главного кормильца семьи – Ильи Григорьевича поддерживала его жена – Анна, в девичестве Стрижёва, происхождение которой тоже интересно.[5 - Роспись родословной предоставлена родоведом Ю.Шариповым]
Её предки, потомственные рудознатцы, появились на Урале позднее Швецовых – примерно в 1760 году, когда около их родного древнего села Фокино, что на правом, высоком берегу Волги, близ озера Нестияр, были выработаны болотные руды, а три железоделательных завода – тоже демидовские – были перепрофилированы на выпуск канатной продукции.* (См. Приложение)
Обращаемся к ещё одному литературному – надежному – источнику, книге «В лесах». Её автор П.И.Мельников-Печерский, уроженец Нижнего Новгорода, писатель-этнограф и чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел, пишет:
Верховое Заволжье (от Рыбинска вниз до устья Керженца) – край привольный. Там народ досужий, бойкий, смышленый и ловкий. …В Заволжском Верховье Русь исстари уселась по лесам и болотам. Судя по людскому наречному говору – новгородцы в давние Рюриковы времена там поселились. Преданья о Батыевом разгроме там свежи. Укажут и «тропу Батыеву» и место невидимого града Китежа на озере Светлом Яре. Цел тот город до сих пор – с белокаменными стенами, златоверхими церквами, с честными монастырями, с княженецкими узорчатыми теремами, с боярскими каменными палатами, с рубленными из кондового, негниющего леса домами. Цел град, но невидим. А на озере Светлом Яре, тихим летним вечером, виднеются отраженные в воде стены, церкви, монастыри, терема княженецкие, хоромы боярские, дворы посадских людей. И слышится по ночам глухой, заунывный звон колоколов китежских.
…Волжанин сумел приняться за выгодный промысел. Вареги зачал вязать, поярок валять, шляпы да сапоги из него делать, шапки шить, топоры да гвозди ковать, весовые коромысла чуть не на всю Россию делать… Волга – рукой подать. Что мужик в неделю наработает, тотчас на пристань везет, а поленился – на соседний базар.
Это про мужские занятия. Чему учились будущие жены и матери? В многочисленных староверческих обителях (в дремучих Ветлужских лесах на реке Керженец жили староверы, бежавшие из центральной России после церковной реформы Никона) многие девушки обучались «…скитским рукодельям: бисерны лестовки вязать, шелковы кошельки да пояски ткать, по канве шерстью да синелью вышивать и всякому другому белоручному мастерству». Это значит, что если «отец выдаст замуж в дома богатые, не у квашни стоять, не у печки девицам возиться, на то будут работницы; а заниматься им белой работой…»
Вполне может быть, что умея плести кружево, вышивать или вязать с бисером, Анна Швецова поддерживала достаток в семье. Во всяком случае, если вспомнить биографию знаменитого автора «Малахитовой шкатулки» П.П.Бажова, то увидим, что в его семье так тоже было. Когда отец оказывался не у дел, мать, владевшая мастерством кружевоплетения, принимала заказы от барышень на кружевные перчатки и чулки.
Фотий Швецов всегда отличался независимым характером, смелостью, волей. Вполне возможно, что эти черты характера привнесены были родичами матери, волжской вольницей.
«В той стороне (Верхнее Заволжье), – пишет Мельников-Печерский, – помещичьи крестьяне помещиков никогда в глаза не видали. Заволжские поместья принадлежат лицам знатным, что, живя в столице либо в чужих краях, никогда в наследственные леса и болота не заглядывают. И немцев управляющих не знавал там народ. Миловал Господь. Земля холодная, песчаная, неродимая… Оттого помещики и не сажали в свои заволжские вотчины немцев-управляющих, оттого и спас Господь милостливый Заволжский край от той саранчи, что русской сельщине-деревенщине во времена крепостного права приходилось не легче татарщины, лихолетья и длинного ряда недородов, пожаров и моровых поветрий. Все крестьяне по Заволжью были оброчные, пользовались всей землей сполна и управлялись излюбленными миром старостами».
Да и Швецовы, соглашаясь поехать с Демидовыми на Урал, были ещё вольными людьми. «Закабаление» – официальное – произошло по Указу Сената 1755 года, согласно которому ВСЕ ВОЛЬНОНАЁМНЫЕ рабочие Демидовых были окончательно закреплены за заводами и фактически приравнены к крепостным. Они назывались теперь «вечноотданными».
Несколько раз «вечнотданные» пытались восстановить свой прежний юридический статус, писали челобитные в вышестоящие организации (они имели на это право), подавали в суды, посылали ходоков в Петербург, отказывались работать. Крупные волнения проходили в Невьянске, на нижнетагильских заводах в 1760, 1780 годы. Руководили этими волнениями потомственные ремесленники, квалифицированные мастеровые, заводская элита. Но поскольку заводчики, в том числе и Демидовы, были крайне заинтересованы в закреплении у себя высокопрофессиональных рабочих и членов их семей навечно, то для достижения цели пущены были в ход и подложные документы, и подкуп чиновников, приехавших проверять ревизские сказки, часть документов была даже уничтожена. В итоге многолетняя борьба «вечноотданными» была проиграна, и они уравнивались с другими категориями заводских крепостных людей. Хотя и Демидовы вынуждены были пойти на уступки, повысить оклады тем мастеровым, которые были приравнены к крепостным. Так же пострадали и староверы, бежавшие на Урал и помогавшие Демидовым строить заводы, искать руды и золото. Демидовы староверов принимали, скрывали – до переписи. А во время переписи населения появлялись «не помнящие родства» или незаконнорожденные. В итоге и беглые староверы становились «вечноотданными», если, конечно, к тому времени не успевали выбиться в купцы и откупиться.
«Преданья старины глубокой» наверняка звучали по вечерам, под треск лучины в избе Ильи Григорьевича Швецова, давая волю детскому воображению, мечтам и надеждам. События, которые последовали после 1820 года, напоминали сказочное приключение…
Фотей, сын опального мелкого служащего, после окончания школы, скорее всего, мог быть отправлен в углежоги, в лучшем случае – писарем в заводскую контору, но, видимо, гены предков в его теле сложились таким причудливым «узором», что мальчик поражал учителей и экзаменаторов своей памятью, склонностью к иностранным языкам, математическими способностями. На его успехи в учебе обратили внимание сначала приказчики заводской Нижне-Тагильской конторы, написали донесение в Главную Петербургскую, а оттуда оно, как водится, было переправлено в Италию, владельцу всех фабрик, рудников, заводов и дворцов господину Н.Н.Демидову.
Много лет Николай Никитич из-за плохого здоровья жил во Флоренции, управляя своей уральской империей, как тогда говорили, «дистантно». Получал отчеты из России, принимал решения, писал инструкции на нескольких листах, отправлял своих поверенных, в случае надобности, с инспекцией. Ежегодно он требовал от своих приказчиков и отчеты об успехах лучших учеников заводской школы. Отбирал лучших и посылал учиться в Европу. Так было дешевле по нескольким причинам.
В российские высшие учебные заведения, в частности, Петербургский горный корпус (институт), принимали только дворян, готовили их для казенных заводов и рудников. И если бы довелось переманивать новоиспеченных специалистов, то сколько жалования им нужно было положить? Да ведь они еще и ехать в этакую глушь не хотели!
А тут свой, крепостной, сколько в его обучение денег ни вложи, останутся при тебе, да еще «возвернутся» сторицей, если учеба впрок пойдет. На этот счет у Николая Никитича была своя теория. Известно его высказывание из письма 1820 года управляющему М.Рябову: «Хоть крепостные и имеют иногда упущения или непозволенные присвоения – однако же не в большом виде. Напротив же вольный, если что сгадит, то сверх обыкновенного, и может случиться так, что будет чувствительно, ибо он не опасается отдачи в солдаты или другого штрафа. Крепостной же всегда имеет оное на замечании, а потому боится большого ущерба; притом имеет родственников, коим также худым своим поступком не захочет навлечь неудовольствия»…
Наступил 1821 год. Демидов распорядился привезти лучших учеников в Петербург. На их транспортировку особо и не тратились: сажали на барки, составлявшие так называемые демидовские «железные караваны». На них сначала вниз по горной реке Чусовой, затем по Каме и Волге доставлялась продукция всех уральских заводов в Центральную Россию, а потом в Европу и в Англию.
Глава 2. Юноши с «железных караванов»
«Железными караванами» назывались флотилии барж (барок) и каменок, на которых с уральских – частных и казенных заводов доставлялась продукция в центральную Россию. Они получили своё название еще в первой четверти XVIII века. Именно тогда перед Демидовыми встал вопрос о транспортировке железа, меди, оружия в Москву и Петербург. Водный путь, самый распространенный в те времена, был наиболее быстрым, экономичным, но опасным. В самом начале маршрута – по горной реке Чусовой – нужно было справиться с её бурным нравом.
Российская газета «Ведомости» 18 июля 1703 года сообщала: «…привезли к Москве из Сибири в 42 стругах 323 пушки великих, 12 мартиров, 14 гаубиц из того железа зделанных; да с теми же пушками привезено железо, стали, уклады немалое число, и еще ожидаем другого каравана вскоре. А в Сибири вельми умножается железный завод и такова добраго железа в Свейской земле нет». (Урал тогда назывался тоже Сибирью).
С того времени за более чем столетнюю историю сложилось несколько поколений уральских сплавщиков: лоцманов, штурманов, смотрителей караванов, которые знали все опасности Чусовой. Почти все, – так как горная река – не таблица умножения, всегда может преподнести сюрпризы.* (См. Приложение)
Дело в том, что в русло реки врезались огромные скалы, иногда нависая над ней, а иногда и вовсе стояли прямо посередине, мешая судам. Сплавщики называли эти скалы бойцами. Искусство лоцманов и сплавщиков заключалось в том, чтобы избежать аварии и провести свои барки, не посадив их на мели, не разбив о камни и сохранив груз. Бывали годы, когда за одну весну о скалы разбивалось несколько десятков барок и гибло более сотни людей.
В очерке «По Чусовой» Д.Н.Мамин-Сибиряк пишет: «Чусовские сплавщики – одно из самых интересных явлений жизни чусовского побережья. Достаточно указать на то, что совсем безграмотные мужики дорабатываются до высших соображений математики и решают на практике такие вопросы техники плавания, какие неизвестны даже в теории. Чтобы быть заправским, настоящим сплавщиком, необходимо иметь колоссальную память, быстроту и энергию мысли и, что всего важнее, нужно обладать известными душевными качествами. Прежде всего, сплавщик должен до малейших подробностей изучить всё течение Чусовой на расстоянии четырехсот-пятисот верст, где река на каждом шагу создает и громоздит тысячи новых препятствий; затем он должен основательно усвоить в высшей степени сложные представления о движении воды в реке при всевозможных уровнях, об образовании суводей, струй и водоворотов, а главное – досконально изучить законы движения барки по реке и те исключительные условия сочетания скоростей движения воды и барки, какие встречаются только на Чусовой. …каждый вершок вершок лишней воды в реке вносит с собой коренные изменения в условиях: при одной воде существуют такие-то опасности, при другой – другие… Но одного знания и науки здесь мало: необходимо уметь практически приложить их в каждом данном случае, особенно в тех страшных боевых местах, где от одного движения руки зависит участь всего дела. Хладнокровие, выдержка, смелость – самые необходимые качества для сплавщика; бывали случаи, когда знающие сплавщики отказывались от своего ремесла, потому что в критические моменты у них «не хватает духу», то есть они теряются в случае опасности. Кроме того, с одного взгляда сплавщик должен понять свою барку и внушить бурлакам полное уважение и доверие к себе.
…Тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений, путем самой упорной борьбы с бешеной горной рекой, причем ремесло сплавщика переходило вместе с кровью от отца к сыну…»
Чусовая была мелководна, но люди придумали, как сделать её пригодной для судоходства.
Весной на Ревдинском заводе (на реке Ревда), стоявшем в верховьях Чусовой, спускали воду из заводских прудов. За счет этого уровень воды в реке значительно увеличивался. Получалась огромная волна, которая позволяла гнать суда вниз по реке. Вал этот достигал высоты двух – двух с половиной метров. Но прежде, чем начиналась такая весенняя навигация, приказчики всех близлежащих заводов собирались в Ревде и договаривались о сроках спуска воды. Ведь спускалась вода из прудов и других заводов, увеличивая скорость течения реки. Говорят, что мирными переговоры никогда не были – все кричали до хрипоты. Ревдинцы, как хозяева положения, прежде всего, учитывали свои интересы.
Как только дата и время начала спуска назывались, приказчики, сломя голову скакали на лошадях к своим заводским пристаням, так как времени всегда было в обрез. О начале спуска предупреждали выстрелы пушек: сначала на Ревдинской пристани, затем на следующей, когда караван уходил от неё, затем на третьей – и так до самой последней – семнадцатой[6 - Всего на Чусовой было выстроено порядка 17 пристаней.].
На той пристани, к которой подходил караван, барки уже были загружены и выстроены. Как только караван проходил мимо, барки начинали пристраиваться ему в хвост. Общее количество барок в рекордные годы доходило до 90 штук!
В деревне Усть-Утка находилась главная пристань Демидовских заводов. Она вступила в строй в начале 70-х годов XVIII столетия. Именно сюда свозилась продукция заводов: Выйского медного, Нижнетагильского железоделательного, Черноисточинского и Висимо-Уткинского передельных. В Усть-Утке были «заведены» пристань, верфь для постройки судов, плотина и пруд на речке Межевая Утка, «устроены» дамба и шлюзы.
К началу весенней навигации в Усть-Утку стекались огромные толпы людей. Крестьяне из соседних деревень – чтобы наняться бурлаками на барку; купцы – чтобы продать больше товаров отъезжающим; провожающие – родные караванщиков, а также представители заводской администрации и священнослужители. Открытие весенней навигации превращалось в праздник. За порядком следили исправник и три оренбургских казака.
Готовились к навигации и местные «пираты». Для караванов судов проблемой были не только камни-бойцы, но еще и разбой. Суда никогда не шли по реке ночью – останавливались на ночлег. В это время на отдыхавшую команду барки нападали разбойники, отнимали продуктовые припасы, одежду, обувь и дорогостоящую медь с барок.
Нападали и крестьяне береговых деревень – по маршруту следования барок. Иногда нарочно отвлекали команду барки от маршрута, чтобы загнать судно на мель. В литературе приводится пример, когда деревенские бабы и молодухи, нарядившись в яркие сарафаны, начинали свои хороводы на берегу Чусовой или прямо на камне, который сильно вдавался в реку. Естественно, кто-то из сплавщиков мог заглядеться, отвлечься, а поскольку сплавное дело – командное, то барка оказывалась на мели.
Тут на «сцену» выходили деревенские мужики: либо грабили, либо просили выкуп за то, чтобы снять судно с мели. Известны случаи, когда команда барки вступала в сговор с грабителями. Хозяева грузов часто давали старшинам барок деньги для откупа.
Тагильские заводы отправляли, в среднем, по 50-60 барок в одну навигацию, перевозя с Урала до миллиона пудов груза (в одном пуде – 16 килограммов). Но бывали случаи и более масштабных перевозок. Например, в 1860 году только на Усть-Уткинской пристани загрузили и отправили 90 барок.
Путь караванов, как мы уже знаем, начинался в верховьях Чусовой, затем шел по Каме и Волге до Нижнего Новгорода, а затем часть судов отправлялась по маршруту Муром-Рязань-Коломна – до Москвы, а другая группа двигалась в сторону Петербурга, минуя Кострому, Ярославль, Рыбинск и Великий Новгород. В Петербурге металлы (медь и железо) продавались через биржи – в Европу и Англию.
Стандартная барка – это грубо сколоченный трюм из сосновых или еловых досок. Она управляется двумя рулями, сделанными из огромных бревен. Их называли «поносными» или потесями. Под каждое из таких бревен вставала команда из 10-12 человек (бурлаков) и выполняла приказы сплавщика.
Когда нужно было пристать к берегу, пользовались специальным приспособлением: вертикально закрепленном на палубе бревном. На него был намотана снасть. Два человека садились в лодку и плыли к берегу со свободным концом снасти, находили дерево покрепче, обматывали вокруг него канат, который должен был в итоге «притормозить» барку и подтащить к берегу. Очень часто от трения бревно на барке могло загореться (поэтому его часто называли «огнивом»), а дерево на берегу – сломаться. Тогда всю процедуру торможения барки (её называли «хватка») нужно было начинать сначала.
Когда барки приходили в конечный пункт назначения и разгружались, их разбирали и продавали на дрова. А с началом новой навигации на пристанях строились новые барки.
Часто на «железных караванах» плыли и «штатские» – мелкие чиновники с семьями, дети священнослужителей на учебу в Пермскую духовную семинарию, подростки с заводов Демидова, выбранные для продолжения учебы в Петербурге и за границей. Это был самый дешевый способ передвижения для местного населения. В рассказе «Отрезанный ломоть» Д.Н.Мамин-Сибиряк вспоминает о том, что его отец, священник церкви Висимо-Шайтанского завода, сам доставлял старшего сына в шитике по Чусовой – до Перми. В другом рассказе описывает сцену крушения одной из барок, на которой плыл чиновник с семьей – для экономии бюджета. В итоге мужчина потерял жену и детей; вытащенный на берег, сошел с ума и был отправлен в психиатрическую лечебницу.
Еще раз обратимся к строкам замечательного очерка Д.Н. Мамина Сибиряка «По Чусовой». Еще молодым он совершил путешествие до Кына вместе с командой одной из барок.
«В последних числах апреля, когда на открытых местах снег уже стаял, и показалась первая бледная зелень, я подъезжал по самой ужасной дороге к одной из верхних чусовских пристаней. На Чусовой стоял еще лед, рыхлый и ржавый… В первую минуту я не узнал знакомой пристани, на которой бывал несколько раз летом и зимой. Обыкновенно тихая деревушка, с полсотней изб, облепивших крутой берег, теперь походила на живой муравейник, где копошились тысячи черных точек.
На время сплава на чусовские пристани народ набирается со всех сторон: из ближайших уездов Пермской губернии, из Вятской, Уфимской и даже Казанской.
…На другой день я ходил около барок, когда по всему берегу пронесся общий крик: «Вода на прибыль пошла…» Толпы народа бросились к реке. Где-то вдали слышался неясный, глухой шум.
…Вода быстро прибывала; лед отстал от берегов и дал несколько трещин. Шум усиливался, точно по реке ползло громадное животное, с подавленным шипеньем и свистом. Скоро весь лед зашевелился, и образовалось несколько свежих полыней, точно льдины были разорваны какой-то сильной рукой.
Это спустили воду из Ревдинского пруда. Чусовая иногда стоит долго, и вешняя вода может сбежать подо льдом. Тогда, чтобы взломать лед, спускают воду. Ревдинский завод стоит в верховьях Чусовой, и его громадный пруд служит главным запасом воды для сплава по реке. Обыкновенно выпускается громадный вал, который растягивается по реке верст на двести; это и есть тот паводок, по которому сплавляются весенние караваны.
…Через час картина пристани изменилась совершенно, точно все разом ожило кругом с громким говором и веселым весенним шумом. По реке длинной вереницей плыли льдины всевозможных форм. На заворотах они сталкивались и лезли одна на другую, образуя ледяные заторы; особенно сильно напирал лед на мысок, где стояли барки; льдины, как живые, вылезали на песок… Вместе с льдинами несло оторванные от берега молодые деревья, старые пни, какие доски и разный другой хлам…
… На другой день происходила «спишка» барок. До двух тысяч бурлаков собралось на мысу. От барок к воде проведены были «склизни», то есть толстые бревна, смазанные дегтем; по этим склизням барку и спихивали в воду. Крику и суеты при таком важном событии было много. Барку с одной стороны сталкивали «чегенями», то есть деревянными кольями, а с другой – удерживали толстыми канатами, снастью. В воздухе висела стоголосая «Дубинушка», все лица были оживлены, громкое эхо катилось далеко вниз по реке и гулко отдавалось на противоположном берегу. Нагрузка продолжалась в течение трех дней, причем работа кипела и по ночам, при свете громадных костров на берегу. Картина пристани в такую ночь была поразительная, точно это был разбойничий притон, где ночью старались захватить то, чего нельзя было взять днем».
Караваны по продолжительности маршрута были полугодовыми (май – октябрь) и годовыми, когда оставались на зимовку в Твери, а в следующую весеннюю навигацию доходили до Петербурга или Москвы.
Скорее всего, мальчиков, выпускников заводской школы, доставляли в Петербург весенним караваном. Вот что писал Н.Н.Демидов 8 июня 1800 года приказчикам: «…если прежде попутной оказии не окажется, то будущим летом отправить на однолетнем караване для обучения, как хорошему письмоводству, так и иностранным языкам, трех подростков от 10 до 12 лет, выбрав к тому способных и к наукам склонность имеющих из служительских детей или из сирот»[7 - О.А.Мильчакова «Обучение за границей в системе подготовки технического и управленческого персонала для Н-Т. Городского хозяйства Демидовых».].
После Чусовой караваны шли по Каме, затем по Волге, по Староладожскому каналу, через Волховские пороги и к началу осени достигали Рожковской пристани в Петербурге. В Перми, Нижнем Новгороде и Твери происходила смена «команд»: чусовские сплавщики возвращались домой из Перми, а их место занимали вятские лоцманы и бурлацкие артели. Постоянными оставались только водоливы и «коренные» сплавщики, которые были на судах в течение всего маршрута с Чусовской пристани до Невы.
Оказавшияь под присмотром суровых сплавщиков и бурлаков, в течение нескольких месяцев мальчики наблюдали их быт, труд, а может быть, и оказывали им посильную помощь. Они видели, как велика их Родина, проплывая на баржах по рекам, ночуя у костров, слушая легенды и сказки. Можно только догадываться об их чувствах во время опасного путешествия с Урала в Центральную Россию. Но и Северная столица не была окончанием маршрута.
Фотия вместе с другими подростками доставили в Главную петербургскую домовую контору Демидовых. Она находилась на Васильевском острове. Дали возможность отдохнуть от дороги, пока готовились документы и заграничные паспорта. А затем привезли в Кронштадт, посадили на один из кораблей, зафрахтованных Демидовыми для перевозок экспортируемого железа и меди, шедшего во французский порт Руан.
В Руане еще одна пересадка – теперь уже на сухопутный транспорт – дилижанс, и путешествие по чужой стране, в которой мальчикам предстояло повзрослеть, жить и учиться в течение нескольких лет.
Глава 3. Учеба в инженерной школе города Мец
Мец – красивейший, старинный город на северо-востоке Франции, расположенный на месте слиянии рек Сейль и Мозель. Он находится в центре Лотарингии, департаменте, граничащем сразу с тремя государствами: Германией, Бельгией и Люксембургом. Если перевести расстояния до городов на современный язык, то от Меца до Парижа – 335 километров, до Люксембурга – 65, а до немецкого города Саарбрюкен – 61.
В разное время Мец принадлежал Риму, Испании, Германии, Франции, а потому унаследовал черты разных культур. Но он всегда был городом-крепостью, охранявшим подступы к Парижу. Об этом говорил ещё великий фортификатор XVII века, военный инженер, маршал Франции маркиз де Воба?н (1633-1707): «Прочие крепости королевства служат для прикрытия отдельных провинций, так как Мец – для прикрытия всего государства». Вокруг Меца по проекту Вобана было возведено две линии фортов, помимо того, что саму мецовскую крепость маркиз тоже усовершенствовал.
По общей идее, Мец напоминает наш Кронштадт, только русские форты находятся на искусственных островах, посреди воды, создавая огнем из своих орудий перекрестное поражение цели, а форты вокруг Меца – построены на холмистой возвышенности.
Когда-то Мец был столицей свободной провинции (герцогства Лотарингия), а потому имел даже собственную королевскую академию наук, которая сохранилась и после присоединения Лотарингии к Франции.
Мец, портовый город, был центром клерикальной и культурной жизни, развития всевозможных ремёсел. В начале XIX века здесь насчитывалось 39 церквей, а здания, составлявшие его улицы и площади, были построены в разные века – IV, VI, X. Для юного уральца, оказавшегося в Меце, он был учебником под открытым небом, с помощью которого можно было проследить за развитием инженерной мысли, истории и архитектуры одновременно.
Но Н.Н.Демидов отправил Швецова в старинный город не для того, чтобы тот имел возможность любоваться средневековыми узкими улочками Меца, его уникальными мостами, собором или театром, занимавшим отдельный остров.
На берегах реки Мозель действовали металлургические предприятия, а сама Лотарингия была центром железорудной промышленности Франции.
В Меце находилась инженерная школа, готовившая специалистов и для этих предприятий, и для армии. В разных источниках на русском языке она упоминается как Артиллерийская и инженерная школа, или Апликационная инженерная и артиллерийская школа, Королевская школа артиллерии и инженерного дела или школа Приложений. По-французски она именуется так: ? l'еcole royale de l'artillerie et du gеnie Metz.
Её история началась в 1748 году, когда в городе Мезьер была открыта Школа королевского инженерного корпуса. Когда-то её окончил великий Гаспар Монж, знакомый всем математикам и физикам мира, создатель начертательной геометрии, помимо этого разработавший теорию развёрток, вариационное исчисление и другие математические методы.
