скачать книгу бесплатно
Покажи мне, зеркало… Том 1
Ирада Нури
Фарах выросла в гареме своего отца – хана, души не чаявшего в младшей дочери. Но сказочная жизнь превращается в кошмар, когда во дворце появляется гадалка с зеркалом, предсказывающим судьбу. Будущее предстаёт в виде незнакомца из далёкой страны, и кажется, что стоит лишь протянуть руку, как можно дотронуться до него. Но это лишь иллюзия. Много трудностей предстоит пережить девушке на пути к своему счастью: смерть близких, предательство, побег… Но хуже всего преступное чувство, которое испытывает к ней собственный брат, полный решимости подчинить строптивицу своей воле.
Ирада Нури
Покажи мне, зеркало… Том 1
ОТ АВТОРА:
Данное художественное произведение является вымыслом автора и любые совпадения с реальными историческими событиями и персонажами, не более чем случайность.
Покажи мне, зеркало…
Пролог
… Безвольное тело обмякло и свалилось на мраморный пол, заливая его ярко-алой, слегка дымящейся кровью.
Любовно вытерев саблю об одну из белоснежных, вышитых золотой нитью скатертей, Джабир повернулся к последнему оставшемуся в живых… к отцу. Он открыл было рот, чтобы произнести заранее заготовленную цветастую речь, когда слова замерли в горле. Он всегда знал, что воля у хана железная, но, чтобы настолько…
Сопротивляясь изо всех сил отнимающему волю воздействию напитка, истинный лидер своего народа, хан стоял на нетвёрдых ногах сжимая в трясущихся руках оружие одного из павших стражников.
Шёпот удивления и невольного восхищения прокатился по рядам наёмников при виде несгибаемой воли гызылдагского правителя.
Мужчина не мог говорить. Зелье сковало его язык, но в словах не было никакой нужды, в его глазах горело такое пламя ненависти, не заметить которое мог бы разве что слепой.
Шахбаз-хан смотрел в лицо смерти, приобретшей прекрасные черты его сына, но она не страшила его. Он бросал ей вызов желая показать, что не зря столько лет честью и совестью правил доставшимся в наследство от предков государством.
Сын подошёл ближе, и хан непослушными руками поднял оружие…
Часть первая
Глава 1
Июльская жара в этом году была особенно невыносимой. На ясном лазурно-голубом небе вот уже третью неделю не появлялось ни единого пушистого облачка, появление которого могло бы дать надежду измученным засухой людям на то, что в самое ближайшее время Всевышний услышит, наконец, их горячие мольбы и прольёт на иссушенную землю благословенный дождь, способный хоть ненадолго, но всё же прогнать устоявшийся зной, от которого не колыхалось ни единой веточки, ни самого крохотного листочка в любимом саду повелителя. С недавнего времени всё реже стали раздаваться весёлые трели экзотических птиц, предпочитающих спасаться в тенистых вольерах от выжигающих лучей палящего солнца, словно имеющего намерение спалить их живьём.
Единственное время суток, когда можно было хоть немного расслабиться и вздохнуть полной грудью, были вечера. Хоть и по-прежнему безветренные, они из-за близости гор были всё же достаточно прохладными, что являлось поистине настоящим спасением посланным Милосердным Господом, проявляющим заботу о нуждах своих созданий.
В одну из таких ночей, единственная законная супруга великого Шахбаз-хана и мать его старшего наследника ханзаде Джабира – Зейнаб хатун, перед тем, как отойти ко сну полулежала на обитой бархатом и золотом тахте в самых роскошно обставленных покоях дворца и, пока рабыни массировали ей запястья и ступни ароматическими маслами с расслабляющим эффектом, предавалась радужным мечтам о том времени, когда её повзрослевший сын займёт отцовский трон, а она сама, на правах матери повелителя, сможет, наконец, заняться управлением не только вверенного ей гарема, но и вмешиваться в дела государства, к которым до сих пор у неё не было доступа.
Совсем юной шестнадцатилетней девочкой, она была преподнесена в дар повелителю своими собственными родителями-крестьянами, двадцать лет назад перебравшихся в эти места из Албании. Во время пожара они лишились дома и небольшого земельного участка, на котором выращивали овощи и фрукты для продажи, и, потеряв возможность прокормить и выдать замуж восьмерых своих дочерей, ради общего блага были вынуждены пожертвовать одной из них.
Теута, что в переводе с её родного языка означало – королева, с младых лет заметно отличалась от остальных сестёр: высокая, сероглазая, медноволосая, чрезвычайно смышлёная, она как ни одна другая была достойна выбранного для неё имени. Чем старше становилась девушка, тем чаще все проходящие мимо молодые люди останавливались поглазеть на красивую крестьянку, лицом и манерами походящую на королеву. До сих пор остаётся загадкой что же послужило причиной пожара, уничтожившего всё то немногое, что у них было, но только, погоревав и посоветовавшись между собой, было решено везти красавицу Теуту в ханский дворец.
Как и предполагалось, юный Шахбаз-хан, совсем недавно занявший трон после смерти своего отца, с первого же взгляда увлёкся юной красавицей. Горячая кровь, доставшаяся от славных предков, закипела в жилах молодого человека, стоило лишь взглянуть на алые манящие уста и роскошные формы новой наложницы. Не обращая внимания на предостережения матери и теток, всячески отговаривающих его от серьёзного шага, он настолько потерял голову, что совершил с ней обряд нигяха, таким образом превратив простую рабыню в официальную жену – хатун, со всеми вытекающими из её нового титула возможностями и обязанностями.
Однако страсть длилась недолго. Почувствовав вкус власти, Теута, которую сразу же после принятия веры мужа переименовали в Зейнаб, стала стремительно меняться в худшую сторону. Ещё бы! Раньше, ей приходилось драться за каждую новую ленточку с семью сёстрами, теперь же ей принадлежало всё, на что она бросала взгляд. Её постоянные капризы и неоправданная жестокость по отношению к слугам стали притчей во языцех. Первое же, что она велела сделать сразу же после свадьбы, это прогнать со своих земель бывшую семью – водиться с простым людом молодая госпожа считала ниже собственного достоинства. Ничто больше не должно было напоминать ей о прежней жизни и унизительно низком происхождении.
Постепенно пелена, застилающая глаза влюблённого супруга, стала исчезать. Он всё чаще стал замечать необъяснимые приступы ярости своей жены, во время которых она могла наброситься с кулаками на любого, кто имел неосторожность попасться ей на глаза в момент, когда она была чем-то раздражена.
Но хуже всего стало тогда, когда придворные лекари, осмотревшие Зейнаб единогласно подтвердили, что ханум – госпожа ожидает долгожданного наследника. Выносить её бесконечные капризы и жалобы на всех и вся стало просто невозможно. Не единожды пожалевший о своём когда-то поспешном решении хан, старался как можно реже появляться во дворце, всё чаще и чаще проводя дни и ночи под открытым небом, охотясь со своими любимыми соколами. Предоставленная же сама себе, госпожа развлекалась тем, что строила планы мести всякому, кто хоть в чём-то провинился перед ней, грозя неминуемой карой, которую её наследник непременно обрушит на головы не угодивших.
И наследник родился. Одним из осенних вечеров он появился на свет, огласив громким криком отцовский дворец. Предупреждённый о рождении ребёнка, счастливый отец, все последние недели предпочитавший проводить время не рядом с раздражающейся по пустякам женой, а охотясь в горах, спешно вернулся во дворец. Он был настолько обрадован благой новостью, что не обратил внимания на гневные слова согбенной старухи, словно по волшебству неожиданно возникшей на пути и только чудом увернувшейся от смертельных копыт его коня рассыпав всё содержимое своей котомки по земле. Отскочив в сторону и глядя вслед проносящимся мимо всадникам, безжалостно топчущим её «сокровища»: связки с последними в этом году травами, что с таким трудом удалось собрать в лесу, она вытянула вперёд скрюченные от старости и болезней пальцы и в гневе призвала на голову правителя все беды и проклятия преисподней пожелав, чтобы то, к чему на встречу он с такой радостью стремится, обернулось для него самым большим горем и потерями.
– Да не будет тебе отныне счастья, иблис, ибо принесёт беду в твой дом тот, чьего появления ты так желаешь! Плоть от плоти, кровь от крови твоей… Он погубит всё, что тебе дорого и возжелает то, что будет для него запретно! И да прервётся из-за него твой род, ибо породит его мгла и она же поглотит. Будьте вы все прокляты…
Она ещё долго сотрясала воздух ругательствами в то время, как ничего не подозревающий о том, что успел вызвать гнев старухи-отшельницы, хан, въехавший на территорию дворца, едва сдерживая нетерпение, бросил поводья коня подскочившему слуге, и, в мгновение ока взлетев на женскую половину, в благоговейном восторге замер, услышав плач новорождённого сына.
С невероятной гордостью он принял из рук повивальной бабки своего первенца, прочитав над которым традиционные молитвы, нарёк гордым именем – Джабир, что означало правитель… или же тиран.
Однако напрасно Зейнаб хатун ожидала от государя каких-то особых почестей. Когда дошла очередь до неё, супруг, ограничившись тем, что поцеловал её в лоб и поблагодарил за наследника, предпочёл вновь оставить её одну и вернуться в горы.
И так продолжалось до тех пор, пока…
– Госпожа! – взволнованный голос Гюльсюм, доверенной служанки, многократно доказавшей её особую преданность, отвлёк Зейнаб от размышлений. Она ворвалась в покои хозяйки с такой поспешностью, словно за ней гналась сотня шайтанов-демонов.
Её состояние передалось и хозяйке. Почувствовав неладное, она взмахом пальцев, унизанных драгоценными перстнями велела рабыням немедленно оставить их наедине.
Служанка уже открыла было рот, чтобы выпалить всё как на духу, когда распахнулась противоположная дверь, ведущая на половину наследника, и девятилетний Джабир бледный как смерть бросился к матери:
– Валиде, вы слышали новость? Бану разрешается от бремени!
– Что?! – Зейнаб взглядом полным ужаса уставилась на Гюльсюм, которая опустив низко голову, лишь смиренно кивнула:
– Увы, это правда, госпожа. Я случайно узнала об этом от одного преданного нам евнуха и сразу же бросилась к вам.
Резкий звук похожий на рычание вырвался из груди хозяйки. Всевышний да покарает их всех!
Словно безумная, она к ужасу наблюдавших за ней сына и служанки, принялась носиться по покоям круша и разбрасывая всё вокруг. Наконец, чуть выпустив злость, она обернулась к свидетелям своего безумства:
– Джабир! Немедленно возвращайся в свои комнаты! Негоже наследнику великого хана свободно разгуливать по женской половине, да ещё и в такой час!
– Хорошо, матушка, – видя в каком состоянии находится его мать, мальчик решил не злить её ещё больше, а поспешить выполнить приказ.
Едва дождавшись ухода сына, Зейнаб кипя от ненависти, обернулась к добровольной союзнице:
– Я должна быть там! Мне необходимо увидеть всё собственными глазами!
– Не переживайте так, госпожа. Господь всемогущ, он непременно услышит вас и не даст той наложнице сына. Вот увидите, она разродится никому ненужной дочерью, и, разочаровавшись, хан отдалится от неё навсегда.
– Дай-то Аллах! Потому, что если ты ошибаешься и она родит сына…
Незавершенная фраза повисла в воздухе, рисуя в воображении обеих женщин кровавые картины одна ужаснее другой. Зная нрав хозяйки, не приходилось сомневаться в том, какая участь ожидала новорожденного. У хана и прежде рождались сыновья от других наложниц, но ни один из них не вызывал у неё такого чувства беспокойства. Когда придёт время, она избавится от них всех разом! Совсем другое дело ребёнок Бану. Когда год назад эта, плененная во время морского путешествия англичанка, появилась во дворце, сразу же стало ясно, что с ней всё будет не так как с другими.
Благородных кровей, светловолосая, с глазами цвета фиалок, дочь туманного Альбиона с первого взгляда покорила сердце уже не надеявшегося встретить настоящую любовь хана. Нет, он не стал совершать прежних ошибок и официально жениться на ней, ограничившись лишь тем, что самолично дал наложнице новое имя – Бановша, что в переводе означало фиалка. Со своей Бану, как он ласково любил называть возлюбленную, он стал проводить всё свободное время, часто отказываясь от охоты – увлечения, без которого прежде не мыслил своей жизни. Подобно влюблённому подростку, он дарил юной красавице стихи собственного сочинения и баснословной цены украшения.
Страсть к Зейнаб у Шахбаз-хана угасла через пару месяцев, но, о ужас, Бановша жила в гареме уже целый год, а счастливая улыбка до сих пор не сходила с лица повелителя, каждую ночь неизменно призывавшего к себе своего белокурого ангела.
Зейнаб была уже в коридоре, когда, внезапно вспомнив кое-что, поспешила вернуться в покои. Открыв резную крышку украшенного самоцветами ларца, стоящего в изголовье её кровати она извлекла из него небольшой, но очень острый кинжал из дамасской стали. Прижав его к груди, она мстительно ухмыльнулась, представляя, как сверкающую на солнце сталь обагряет алая кровь ненавистной соперницы и её выродка. Услышав зов служанки, заметившей исчезновение госпожи и вернувшейся за ней, Зейнаб, вздрогнув, поспешила спрятать грозное оружие в складках надетого на ней роскошного одеяния и, не обращая внимания на склонившуюся в почтительном поклоне дворцовую стражу денно и нощно охраняющую покои ханской жены, направилась к одному из потайных ходов, которыми был буквально испещрён весь дворец. Пройдя бесчисленное количество ступеней и поворотов они с Гюльсюм, нажав на секретную панель в стене, вышли как раз перед покоями фаворитки.
Перед широко распахнутыми дверями уже собралась огромная толпа обитательниц гарема, единственным развлечением в жизни которых была либо смерть, либо рождение очередного наследника. В первом случае, им удавалось вдоволь наесться халвы – невероятно вкусного и сладкого лакомства, которое готовили повара из обжаренной муки и масла с добавлением медового шербета, куркумы и корицы. Во втором же случае, если рождался сын, по приказу хана каждой доставался увесистый мешочек с золотом, который они могли припрятать до тех времён, когда на закате лет им будет позволено покинуть дворец и обзавестись собственным жилищем.
Все были так поглощены созерцанием того, что происходило внутри, что никто и не заметил внезапного появления повелительницы. Крепко сжимая изогнутый кинжал, Зейнаб попыталась было осторожно войти внутрь, когда внезапно заметила присутствие человека, один лишь взгляд на которого заставил её резко отпрянуть назад и бессильно заскрипеть зубами.
Хан! Он был там, с ней! Одинаково относящийся ко всем своим отпрыскам и их матерям, появляясь лишь в самый последний момент чтобы прочитать аяты из Корана и дать очередному новорождённому имя, на этот раз, он вёл себя совершенно по-другому. Ни на шаг, не отходя от своей ненаглядной Бану, он несмотря на протесты лекарей и повитух, рекомендующих ему выйти и переждать роды в своих покоях или саду, до самого конца держал её за руку, тем самым будто бы вливая в неё свои силы, подбадривая нежными словами, что несмотря на крики нежно шептал ей на ушко.
Зейнаб едва не затошнило от таких неприкрытых чувств. Это её он должен был так боготворить! Это ей, своей законной супруге и матери наследника, он должен был посвящать стихи и шептать нежные слова! Ей, а не какой-то худосочной англичанке с фарфоровым кукольным личиком, которое так и подмывало разбить сильным ударом кулака на мелкие кусочки!
Внезапно все словно по приказу смолкли. Наступила такая тишина, что можно было при желании расслышать и писк комара. Но вот, тишину нарушил звонкий плач новорождённого. Все замерли, ожидая момента, когда будет провозглашен пол ребёнка.
– Примите мои величайшие поздравления, государь, – протягивая повелителю свёрток, произнесла пожилая и очень уважаемая повитуха, которая когда-то принимала самого Шахбаз-хана, – у вас родилась дочь!
Дочь! Почувствовавшая невероятное облегчение, Зейнаб едва не расхохоталась во весь голос. Подумать только! Дочь! Проклятая англичанка оказалась настолько бестолковой, что не смогла подарить хану сына.
Она уже собиралась так же незаметно удалиться, когда до неё донеслись слова хана, пригвоздившие её к месту:
– Хвала Всевышнему, у меня родилась дочь. Бану, любимая, разве могла ты подарить большую радость, чем произведя на свет этого ангелочка?
Подумать только, эта негодяйка счастливо рассмеялась! Да-да, именно, и Шахбаз-хан – грозный правитель небольшого, но стратегически важного государства, словно мальчишка вторил ей в ответ. Крепко прижимая к себе драгоценный попискивающий свёрток, счастливый отец согласно исламской традиции произнёс над ней молитвы, призванные уберечь новорождённую от дурного глаза и козней шайтана, а затем, подняв дочь в вытянутых руках вверх, торжественно провозгласил:
– Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного, нарекаю тебя именем- Фарах, что означает – Радость. Ибо нет отныне для меня большей радости, чем ты, дочь моя!
Зейнаб больше было не до смеха. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, когда каждый старался приблизиться к малышке и поздравить счастливых родителей, она в вместе с преданной Гюльсюм вернулась прежним путём в свои покои. Слёзы жгли глаза, но она даже под страхом смерти не позволила бы себе пролить ни слезинки.
О, она отомстит! Она наберётся терпения и будет терпеливо выжидать подходящего момента, чтобы нанести решающий удар всем, кто посмел перейти ей дорогу!
Глава 2
Гызылдаг. Семь лет спустя.
– Ваше высокородие! Фарах ханум! О Аллах, куда опять подевалась маленькая госпожа? Ну почему её никогда не бывает на месте? Ох, и достанется всем нам за недосмотр. Госпожа, ну не пугайте вы так свою старую нянюшку, покажитесь…
Зажав ладошкой рот, я весело прыскала со смеху всякий раз, как кто-то из многочисленной прислуги пробегал мимо огромного раскидистого платана, в ветвях которого я пряталась, так ни разу не догадавшись взглянуть наверх.
Поделом им! Нечего было заставлять ребёнка с абсолютным отсутствием музыкального слуха, два часа кряду бренчать на лютне и пытаться петь, тем самым мучая не только его самого, но и всех окружающих, что имели несчастье не родиться глухими, и вынужденными терпеливо слушать ужасные завывания что он издавал.
Я искренне не понимала, как игра на лютне могла пригодиться мне в жизни, но, к сожалению, никого кроме меня этот вопрос больше не интересовал. Традиции предписывали ханским дочерям умение петь и играть на музыкальных инструментах, и, значит, я тоже должна была это уметь. А такая досадная мелочь, как отсутствие слуха, по логике мучителей, совершенно не должна была беспокоить мою драгоценную персону.
Но меня это беспокоило, и очень! Не в силах больше выносить этой пытки я, воспользовавшись моментом, осторожно улизнула в сад. Забравшись на самое большое дерево, я собиралась просидеть там до тех пор, пока все окончательно обо мне не забудут. А это, увы, вряд ли когда-нибудь станет возможным.
Прежде чем продолжить своё повествование, позвольте для начала представиться. Меня зовут Фарах, а если точнее, то Фарах ханум Шахбаз Шахин- хан гызы, что в переводе на ваш язык означает «княжна Фарах, дочь князя Шахбаза Шахина». Будучи любимицей отца и отрадой очей матери, я, вот уже семь лет кряду, вношу хаос и неразбериху в размеренную жизнь отцовского гарема, переворачивая всё с ног на голову к великому неудовольствию его распорядительницы, супруги повелителя грозной Зейнаб хатун.
Вообще, жизнь в гареме хана мало чем отличалась от султанского или шахского. Здесь так же царила своя иерархия, согласно которой каждый человек, находящийся здесь имел определённый статус. Благодаря вдалбливаемым с младенчества знаниям, я к этому времени уже точно знала, что самым низшим чином были обычные рабыни – бикеч. Именно с этого положения начинали все девушки, попавшие в гарем. Кому-то из них улыбалось счастье подняться по социальной лестнице, но большинство оставалось такими навсегда. В их обязанности входила уборка в помещениях дворца, обслуживание тех, кто находился на более высоком положении, выполнение различных мелких поручений, и всё это за мизерное жалование из казны.
Тем, кому удавалось выслужиться и привлечь к себе внимание высокородных обитательниц гарема, поднималось жалование и открывались двери в иной мир. Эти девушки могли надеяться стать наперсницами тех, кто стоял гораздо выше их на социальной лестнице. У них по-прежнему не было надежды когда-нибудь попасть на ложе правителя, но они, по крайней мере, могли по желанию выйти замуж за приличного человека после десяти лет службы.
Заветной мечтой для каждой рабыни было дослужиться до ранга пейк. Стать личной наперсницей и компаньонкой жены или дочери государя мечтали все. Их услуги хорошо оплачивались, не говоря уже о том, что они становились хранительницами всех главных дворцовых тайн. С ними считались, их боялись. Пейк обязаны были уважать все остальные наложницы. Это был очень солидный статус, практически максимальная иерархия в гареме, которой могла добиться простая наложница, не имевшая интимных отношений с правителем.
А вот тех, кому хотя бы раз посчастливилось провести ночь с государем называли- гёзде. Не зависимо от того было это единожды или несколько раз, гёзде отводились отдельные от остальных девушек комнаты и своя собственная прислуга.
Если гёзде удавалось заинтересовать правителя настолько, что он начинал особо выделять её среди остальных, то она становилась фавориткой – икбал. Фаворитки рожали государю детей и тем самым обеспечивали себе ещё большее жалование и положение. Роскошные подарки, драгоценности и заморские ткани – повелитель был щедр со своими любимицами.
Икбал родившая хану дочерей, называлась- гадын. Этот статус носила и моя мать, так и не сумевшая подарить отцу после меня других детей.
Но главной женщиной в гареме была – Баш-гадыны – фаворитка, сумевшая подарить повелителю главного наследника. Именно ей в наиболее частых случаях доводилось стать валиде – матерью будущего правителя. Её особый статус позволял управлять всем гаремом, который обязан был беспрекословно ей подчиняться. Такой женщиной при моём отце была Зейнаб хатун. Её власть в гареме была поистине безграничной, так как она была не просто матерью наследника, но и, согласно шариату, законной супругой хана. Не важно, что вот уже много лет хан не обращал на неё как на женщину никакого внимания, предпочитая проводить каждую ночь с моей матерью, Зейнаб ханум была истинной госпожой, спорить с которой не было позволено даже мне. Именно по её приказу мне предписывалось проводить все свободные часы за ненавистными занятиями, с которых я, набравшись храбрости, с завидной регулярностью сбегала, ну а потом, с такой же регулярностью, получала нагоняи.
Я так задумалась, что не заметила, как послышались шаги и под облюбованным мной деревом остановился человек. Не поднимая глаз, он, опираясь одной рукой о ствол, насмешливо произнёс:
– Эй, ты там часом не уснула? Предупреждаю, падать будет очень больно.
Джабир! Сын Зейнаб ханум и законный наследник владений отца, он всегда оставался для меня загадкой. Чувствуя его нелюбовь к себе, я всегда старалась как можно реже попадаться на глаза старшему брату, в свои шестнадцать лет славящемуся весьма крутым нравом.
– Как ты узнал? Джабир, пожалуйста, не выдавай меня! – взмолилась я. – Видеть не могу этот адский инструмент!
– Поверь, птенчик, – хохотнул он, – после твоих леденящих кровь завываний, слышных даже в моих покоях, я считаю своим святым долгом никогда больше не допускать тебя к музыкальной комнате.
– Спасибо, – благодарно проговорила я, ничуть не обиженная его нелестной оценкой моих музыкальных данных. Уж что есть, то есть.
От длительного сидения в неудобной позе на жёстком стволе у меня болело всё тело. Поёрзав на месте, я попыталась устроиться чуть поудобнее, когда услышала такое, от чего едва не полетела вниз головой:
– Я собираюсь ловить рыбу в горном озере, если хочешь, могу взять тебя с собой.
Это было невероятно! Старший брат впервые обратил на меня внимание, и я готова была из кожи вон выпрыгнуть, лишь бы с ним хоть немного подружиться.
В свои шестнадцать лет он был уже не невинным мальчиком, но мужем. Благодаря стараниям матери, у Джабира вот уже несколько лет как был собственный гарем, куда отбирались только самые юные и прекрасные рабыни. Взяв лучшие качества обоих родителей, Джабир был высок и физически развит. Чёрные, как эбеновое дерево, кудри красивыми кольцами опускались ему на шею, а пронзительные и глубокие, как ночное небо, глаза под густыми бровями приковывали внимание к удивительно красивому лицу. Я множество раз слышала, как вздыхали по нему все рабыни во дворце. Не надеющиеся привлечь внимание отца, которого вот уже много лет интересовала одна единственная женщина, они мечтали хоть на миг попасться на глаза его сыну, родив наследников которому, могли бы навсегда избавиться от несчастной доли, превратившись в райских птичек, украшающих гарем юного князя.
Я всё ещё раздумывала стоит ли всерьёз воспринимать его приглашение или нет, когда в самом дальнем конце сада заметила мать, внимательно оглядывающую каждый кустик попадающийся на её пути. Знающая меня как никто другой, не приходилось сомневаться, что уж она-то меня точно найдёт в самое ближайшее время, и тогда снисхождения не жди.
– Я с тобой, Джабир, – решилась я наконец, и ловко цепляясь за ветви принялась спускаться вниз. Разгадав мои намерения незаметно улизнуть, он, добродушно посмеиваясь, снял с плеч подбитый бархатом плащ и, быстро укутав меня им с головы до ног, подтолкнул в сторону одной из дорожек ведущей к выходу из сада, где его уже поджидали слуги с рыболовными снастями.
Сказать по правде, ловля рыбы оказалось вовсе не таким увлекательным занятием, как я считала прежде. Хотя, что об этом могла знать семилетняя принцесса с младых лет прежде никогда не покидающая пределов своей золотой клетки? Я и понятия не имела, что она бывает… живой?! Как же так? Разве её, ароматную, запечённую с луково-орехово-гранатовой начинкой и украшенной ломтиками лимона не приносят на серебряных блюдах прямо с дворцовой кухни? Неужели она, живая и совершенно неаппетитная свободно плавает в воде и ждёт, когда мой брат, о ужас, насадит на странный предмет с острым крючком именуемый удочкой жирного, извивающегося земляного червя, которого она поспешит проглотить?! О Аллах, и я это ем?! Да ни за какие блага на свете я больше не притронусь ни к одной рыбе! Хорошо, что баранину, которою я просто обожаю, не добывают таким варварским способом. Однажды, забежав на кухню за шербетом, я видела собственными глазами, как её, нежную и прожаренную со специями до румяной корочки, выуживают прямо из огромной печи на большом металлическом блюде.
Но вернёмся к рыбалке. Велев слугам держаться от нас подальше, Джабир зажав в руках снасти, велел мне следовать за собой прямо к воде и, пока я с нетерпением ожидала проплывающее мимо блюдо с рыбой, занялся описанными ранее манипуляциями всё больше и больше вводящими меня в шок. Всучив мне в руки одну из удочек, предварительно забросив в воду конец с крючком и смешным красным шариком, прыгающим по поверхности, он сел чуть подальше и, проделав то же самое со своей удочкой, уставился на неё как завороженный.
Мне было скучно. Устав глазеть на воду я обратилась к Джабиру с вопросами, но он неизвестно почему злобно шикнул на меня велев сидеть тихо. Обиженно насупившись, я, впрочем, не выпуская бесполезной палки из рук, показала ему язык и повернулась спиной.
Плеск воды и пение птиц успокаивали, зелёная пушистая трава манила прилечь и отдохнуть. Я и сама не заметила, как меня начало клонить ко сну. Но внезапно что-то произошло. Что-то очень сильное и быстрое стало вырывать удочку у меня из рук. Я испугалась, сон как рукой сняло. Памятуя о том, что шуметь было нельзя, я попыталась самостоятельно вырвать у наглеца, находящегося в воде конец верёвки, но куда там, силы были не равны. Тот, на кого я непременно пожалуюсь отцу так сильно дёрнул за верёвку, что потащил меня за собой. Не удержавшись, я плюхнулась в воду, больно расшибив коленку о камни.
Удочка вылетела из рук, но мне было уже не до неё. Сидя прямо в ледяной воде, я разрыдалась в голос. Плевать на то, что мне велели соблюдать тишину, мне было больно, мокро и очень холодно! А ещё мне было обидно, потому что вместо того, чтобы призвать на помощь всех лекарей ханства, мой старший братец, держась руками за живот, сложился пополам от смеха.
Выдержать ещё одно унижение просто не было сил. Вся, кипя от обиды и злости я схватила прямо со дна комок мокрой и склизкой грязи и запустила прямёхонько в ухмыляющуюся физиономию. Не успел первый снаряд долететь до цели, как в вдогонку ему полетел второй. Теперь уже и Джабиру было не до смеха. Подняв руки вверх в примирительном жесте, он помог мне выбраться из воды.
Намокшее от воды шёлковое платье превратилось в самое настоящее наказание. Облепив всё тело как вторая кожа, оно своей тяжестью тянуло меня вниз. Тщательно расчёсанные и заплетённые с утра в косы волосы также пришли в плачевное состояние, когда слетели стягивающие их ленты. Длиною до бёдер тяжёлые мокрые пряди рассыпались по спине и плечам, покрывая лицо мешали вздохнуть.
Приготовившись повторно разреветься, я была несказанно удивлена, когда, подхватив на руки, брат перенёс меня на поваленное неподалёку дерево и отведя волосы от лица взглянул в моё мокрое от слёз лицо.
Глава 3
Мне было стыдно и ужасно обидно за то, что из-за собственной несдержанности испортила начинающее налаживаться дружеское общение с человеком, который был в некотором роде для меня идолом. Заслужить одобрение Джабира было великой честью, как и большой глупостью было нажить в его лице врага.
