скачать книгу бесплатно
– Спрашиваю, где правду-то искать? – громко спросил Николай.
– Так не ищи правду в других, коли в тебе её нет, – с вызовом в голосе произнёс извозчик.
– А в тебе, что ли, есть? – резко ответил Николай.
Извозчик внезапно остановил коляску посреди тёмного переулка Замоскворечья и повернулся к Елагину:
– А я знаю, где правда, ваша милость: у тебя денег много, а у меня жена болеет, Бог велел с ближним делиться – вот и правда.
Николай сначала оторопел от такой наглости, а потом разозлился. Наконец, подавив раздражение, Елагин спросил:
– Что у тебя с женой?
– Не знаю, лежит уже второй день… за детьми некому смотреть, а мне работать надо, – угрюмо ответил извозчик. Его сгорбленная фигура выдавала обречённость и покорность судьбе, которую он не мог изменить.
Елагин хотел, как обычно, просто дать денег, но в глубине души почувствовал, что этого будет недостаточно – мужик будто подслушал его разговор с Софьей и теперь проверял его.
Немного подумав, Николай вздохнул и решился:
– Вот что… Вези меня к дому, там мы зайдём за врачом и поедем к тебе. Гони живей!
Извозчик схватил вожжи и стал понукать лошадь. Через короткое время они остановились у дома, где жил Николай. Теперь пришла его очередь побеспокоить дворника. Он подошёл к грязной двери дворницкой и громко застучал ногой.
– Ну что ломитесь, ироды! – послышался пьяный голос Захара. Отворилась дверь, и показалось его заспанное лицо. – Ой, ваше благородие! Чего приключилось?
– Захар, в какой квартире живёт врач Владимир Семёнович?
– Дак, в пятнадцатой, Николай Кинстиныч… Позвать?
– Я сам, – Николай повернулся к извозчику, – жди меня здесь. Да не сомневайся, я не пропаду.
Николай стремительно поднялся на третий этаж. Звонить пришлось недолго. Когда доктор Четвериков открыл дверь, Николай увидел, что он был в сюртуке и ботинках – видимо, только пришёл. Но, выслушав Николая, он кивнул, крикнул вглубь квартиры: "Маша, я скоро!" и быстро стал надевать пальто…
Путь к дому извозчика оказался неблизким. По дороге Николай распорядился остановиться у открытого трактира, где уговорил хозяина продать пирогов и колбасы, зная, что еда – лучшее лекарство для бедных.
Мужик привёз их на окраину Москвы. Маленькие деревянные домики и тёмные бараки, выстроенные для рабочих, мертвенный свет газовых фонарей создавали мрачную картину бедности.
Они вошли в один из ветхих домишек. В тускло освещённой керосиновой лампой комнате много места занимала большая печка, но было холодно и сыро, почти как на улице. В красном углу на лавке лежала женщина и стонала. Рядом с ней, прямо на полу спали два мальчонки лет четырёх-пяти, а в люльке в тряпье вякал младенец. Николай почувствовал кислый запах запущенного жилья и детских немытых тел. Даже в темноте он заметил шевеление тараканов по белой печи. Его охватила брезгливая дрожь, он с трудом сглотнул и попытался не дышать, желая поскорее убраться отсюда.
Но врач не удивлялся грязи и насекомым, ему было не до этого. Владимир Семёнович осматривал больную, что-то тихо спрашивал у неё и слушал хриплую грудь.
Отец поднял детей с пола и отправил их на печку, заботливо укрывая армяком. Вскорости, после укола доктора, женщина перестала хрипеть и кашлять и уснула.
Николай вынул деньги, чтобы заплатить Четверикову за выезд, а остальные, не считая, сунул извозчику:
– На, брат, только не спусти в кабаке, пожалей жену и детей. Нас сможешь обратно довести?
Тот невидящим взглядом смотрел на бумажки и кивнул машинально.
– Спаси Бог, ваше благородие, спаси Бог…
Глава девятая
Просыпаться было тяжко – веки словно налились свинцом. Николай с трудом открыл глаза и стал думать, что его беспокоит? Потом вспомнил вчерашний суматошный день и поморщился от досады: у него не осталось денег. Нет, ему было не жалко, что он отдал всю зарплату мужику, а досадно то, что теперь надо унижаться, занимать у коллег. И ведь, как нарочно, в последние месяцы не получалось отложить ни копейки, а сбережения ушли на похороны отца и возмещение его мелких долгов. По векселям Татищеву платить пока было нечем.
Николай спустил ноги с кровати и посмотрел на последнее приобретение – шкаф-ледник, стоявший в углу. Чёрт его дёрнул купить такой дорогой…
По виду как обычный напольный шкаф, только с внутренней стороны сделанный из цинка, и куда для охлаждения помещался резервуар для льда. Первое время Николай всё проверял: точно лёд не тает? Ледник или холодильник стоил половину зарплаты. Удобство, конечно, несомненное – теперь кухарка оставляет там и кастрюлю с борщом, и котлеты. Можно сэкономить на ресторанах и трактирах. Но деньги занимать всё равно придётся…
В гимназии было тихо, шли занятия. У Николая не было первого урока. Он специально приехал пораньше, надеясь застать кого-нибудь из преподавателей наедине. У кого из коллег просить денег – он не решил, одинаково стыдно хоть у кого.
И всё-таки, когда Николай открыл дверь в учительскую, еле слышный вздох разочарования вырвался у него из груди. У окна в кожаном кресле сидел Языков и просматривал утреннюю газету. Его Николай не любил больше всех. Чем он ему не нравился? Пожалуй, заносчивостью. Он одевался с таким лоском, что, казалось, кроме одежды его ничего не интересует. Николай подозревал, что даже руку он протягивает неохотно, словно опасаясь испачкаться.
– А, Николай Константинович, доброе утро! Что-то вы рано, перепутали время?
– Доброе утро, Иван Александрович. У меня дело…
Николай неспешно прошёл к шкафу и повесил пальто.
Языков продолжал читать, не надеясь, что Елагин подробно расскажет о своём деле, но тот его удивил. Он подошёл поближе и смущённо произнёс:
– Иван Александрович, вы не поможете с деньгами до зарплаты, а то я поиздержался…
Брови Языкова выгнулись вверх, а газета выпала из рук и, не удержавшись на коленях, упала на пол.
– Одолжить вам денег? А сколько?
Николай замялся.
– Да сколько сможете, я с зарплаты отдам…– ненавидя себя за просительный тон, сказал он.
Языков встал, подошёл к шкафу, достал из плаща бумажник и вынул несколько купюр. Подобной отзывчивости от неприятного ему коллеги Николай не мог предположить.
– Столько хватит, Николай Константинович? – дружеским тоном спросил Иван Александрович.
Его глаза смотрели просто и доброжелательно, а рыжие усы вовсе не топорщились и не вызывали воспоминания о тараканах. Николай вдруг подумал, что толком не знал этого человека, а напридумывал о нём непонятно что… Да и об остальных, возможно, тоже.
– Благодарю, Иван Александрович, – протянул он руку Языкову, – я…
– Просите никому не говорить? Не беспокойтесь, это останется между нами, – улыбнулся преподаватель литературы, отвечая крепким рукопожатием.
Огорошенный Николай отошёл от Языкова, держа в руках деньги. Он словно только окончил гимназию и начал изучать взрослый мир не по книгам, а наяву…
Прошло два месяца после первой встречи с Машей, и Николай понял – он больше не может врать самому себе, что с ним ничего не случилось. Нет, произошло то, чего он избегал много лет – влюбился, как мальчишка… Хотя мальчишкой он как раз и не влюблялся… В кого? В крестьянских девчонок? Нет, в детстве его больше интересовали пиратские сокровища Флинта или холодная, расчётливая месть Эдмона Дантеса.
Теперь Николай насмехался над собой, анализировал новые ощущения, втайне желая заглушить их, но всё кончалось тем, что он задумывался и терял способность чем-либо заниматься.
Когда они были в театре, Маша дала ему свой платок и забыла, и теперь он без конца брал его в руки, вдыхал её аромат… Запах уже давно выветрился, но ему казалось, что он по-прежнему ощущает едва различимый сладковатый привкус её духов.
Было странно чувствовать зависимость от другого человека – от молоденькой девушки, почти девочки, младше его на семь лет. От её улыбки или нахмуренных бровей у него менялось настроение. От её малейшей прихоти хотелось вскочить и мчаться со всех ног, лишь бы она благодарно улыбнулась…
Раньше Елагин с удовольствием осознавал самодостаточность. Его всё устраивало: интересная работа, наука и хорошее материальное положение. Но внезапно это ушло на десятый план, а на первом образовалась томительная неизвестность: "Я-то влюбился, а она? Да и не один же я у неё поклонник… А сколько? – с обжигающей ревностью думал он. – Что я там, безумец, ей говорил? Что изучаю её? Идиот… Разве так говорят женщине? Роман, что ли, почитать, хоть поучиться, как надо ухаживать… "
Николай раздумывал над тем, куда снова пригласить Машу, и уже подошёл к телефонному аппарату, но не успел снять трубку, как телефон весело затренькал.
– Господин Елагин? Вас вызывает мадемуазель Рябушинская. Соединить?
– Конечно, соедините, – вдруг осипшим голосом проговорил он.
– Николай Константинович, здравствуйте. Вы не могли бы мне помочь? – затараторила Мария.
– Здравствуйте, Мария Степановна, я к вашим услугам.
– Мне нужен учебник по истории для старших классов. Я свой отдала, а теперь на Высших курсах он понадобился. У вас не найдётся для меня?
– Конечно, найдётся, – проговорил Николай. Боже, спасибо Тебе, что у него есть этот учебник…
– Тогда, может, мы встретимся, а заодно и погуляем, мне надо походить по магазинам.
Желание погулять по магазинам захватило его как никогда.
– Конечно, я за вами заеду, вы не против?
– Жду вас, Николай Константинович, – довольно проворковала Мария.
Учебник, действительно, был нужен. Но ещё больше Маше хотелось убедиться, что она нравится Николаю. Его спокойный нрав и невозмутимый вид сбивал её с толку. А вдруг она влюбилась, а он нет? Надо выяснить…
Она побежала одеваться, на ходу объясняя горничной Лизе, что та должна доложить родителям, куда пошла их дочь. Уже прохладно – можно одеть новое пальто, пошитое французской портнихой, оно так выгодно облегает фигуру. Шляпка и… прошлогодние перчатки. Сегодня надо купить новые… Всё, можно бежать. Звякнул колокольчик – Николай домчался, видно, на ковре-самолёте…
Как всегда, безмятежный, он улыбнулся и поцеловал ей руку, а потом вручил почти новенький учебник.
– Ваша книга, Мария Степановна. Куда желаете отправиться?
– Спасибо, Николай Константинович. Давайте в Верхние ряды.
Они ехали и по-светски обсуждали погоду, радуясь выглянувшему солнцу – редкому гостю в хмуром октябре.
Верхние ряды на Красной площади пользовались большой популярностью среди москвичей, но бедных там встретить было невозможно – слишком уж дорого. Однако Маша получала от папы немалые суммы "на булавки", поэтому цены её не пугали. Она купила перчатки и уже направилась к выходу, когда Николай вдруг взял её под локоток уверенной рукой и направил в ювелирную лавку.
– Мария Степановна, позвольте сделать вам подарок? – на ухо прошептал он.
Маша замялась: у неё полно украшений, чем он может её удивить? Но её сердце подпрыгнуло: такой изящной подвески она не видела ни на ком – голубая незабудка в золотой оправе выглядела изысканно и по-девичьи… Она одела кулончик прямо в магазине и почувствовала приятный холод золота и нежное прикосновение рук Николая, когда он застёгивал цепочку на шее. Маше вдруг стало жарко.
– Спасибо, – прошептала она, – Коля, а давай на "ты"? Что мы всё выкаем, как чужие?
– С удовольствием, – ответил он и поцеловал ей руку.
После магазина они пошли по Никольской улице. Маше не хотелось домой, но куда ещё отправиться? Она знала – рестораны в центре дорогие, а Коля и так потратился. Впереди замаячил "Славянский базар", и у неё созрел план.
– Коля, а ты знаешь, что этот ресторан упоминал Чехов в "Даме с собачкой"?
– Да, знаю, но я здесь никогда не был. Слишком дорого, – без тени смущения заметил он. Её поражало, насколько свободно он мог сказать о своём незавидном материальном положении. Другие молодые люди, которые приглашали её на свидание, пыжились и строили из себя богатеев, что было глупо, на её взгляд.
– Давай зайдём, – Николай пытался возразить, но она предупредительно подняла руку, – дослушай… Я здесь питаюсь бесплатно, потому что владелец должен отцу и таким образом отдаёт по чуть-чуть долг, – закончила она.
– Получается, я буду ужинать за счёт твоего отца? Это прилично?
– Считай, я такая же прогрессивная, как Татьяна Ларина и приглашаю тебя на ужин…– Маша потащила его в роскошный особняк.
Зал поражал простором и светом. Чугунные колонны, зеркала в тяжёлой раме, мраморная лестница, помост с купидонами и богатой лепниной создавали у посетителей впечатление, будто они попали не в ресторан, а в великокняжеский дворец. Официанты прислуживали во фраках.
Николай выглядел напряжённым, но Маша чувствовала себя привычно.
К ним подбежал официант, улыбаясь Марии, как старой знакомой.
– Мария Степановна, пожалуйте-с… На ваше местечко. Что изволите, ваше благородие? – повернулся он к Николаю.
Они по очереди сделали заказ.
– Что изволите пить? – спросил официант.
Николай помедлил.
– Воды и шампанского.
– Слушаю-с…
– Смотри, Коля, видишь графины с журавлями? В них разливают дорогой коньяк… Если посетитель приходит позавтракать и досиживает до трёх часов, то приносят такой графин, который гость потом забирает домой. У дяди Николаши уже целая коллекция этих графинов.
– Я думаю, столько мне не высидеть, тем более за твой счёт… Если бы не вчерашний случай, я бы и сам расплатился.
– А что произошло вчера? – загорелись Машины глаза. – Тебя ограбили?
– Нет, – помялся Николай, – я все деньги отдал извозчику.
Из Машиных рук выпала вилка.
– Случайно?
– Нет, – засмеялся Николай, – по доброй воле.
Он рассказал вкратце о ночном приключении, радуясь, что может оправдаться перед девушкой за безденежье.
– Коля, какой ты молодец, – со вздохом протянула Маша. – А я не зарабатываю, поэтому и не могу так, как ты, помогать несчастным людям. А хотелось бы…
– Машенька, я не уверен, что мои деньги, довольно большая сумма, пойдут на пользу мужику. Если он не пьёт, то – да, а если пьёт – сама понимаешь, всё в кабаке оставит… Люди по большей части сами виноваты в своих несчастьях. Правда, бывают такие вещи, например, смерть близких, – тут уж ничего не сделать…
Он вспомнил своих родителей и помрачнел. Маша это почувствовала.
