скачать книгу бесплатно
Мармеладные каникулы
Илья Либман
Молодая женщина из Тбилиси получает сообщение от почтальона, которого никогда не видела раньше. В сообщении говорится, что она выиграла конкурс на изготовление мармелада из тутовых ягод. Для получения приза ей нужно лететь в Париж через два дня. В Париже ее встречает человек, похожий на почтальона, доставившего ей сообщение о конкурсе.Фотография, использованная для дизайна обложки, сделана автором.
Илья Либман.
Мармеладные каникулы.
Глава первая
Ей не нравилась эта затея с самого начала, и успокаивало только одно: можно просто нажать на кнопку, и все сразу закончиться. Но она не торопилась нажимать. И теперь все произошло. Недаром кто-то из умных написал, что промедление смерти подобно.
Все было пока не так уж и плохо: дети с Принцессой в корзине укатили на маршрутке к бабке в деревню, дымовую трубу они починили, и 2 недели у нее все-таки есть, чтобы передохнуть.
Было еще совсем рано. Она лежала на спине и разглядывала сизо-голубые подтеки на потолке, которые выглядели материком или океаном на чужой планете.
Что-то неправильно было с матрасом – он тянул ее скатиться в середину кровати. Она повернула голову направо и была неприятно удивлена, что лежит почему-то не одна. Сердце заколотило отбойным молотком: «Меня изнасиловали, но я ничего не помню… Кто этот человек? Что ему еще надо, если он уже сделал свое грязное дело?»
Она медленно выскользнула из-под пестрой простыни ногами на пыльную овечью шкуру и отметила про себя, что пижамка – на ней; и верх и низ, и даже бантик завязан благопристойно.
«Может быть и не изнасиловали, а только собирались» – Она посмотрела на этого, явно мужчину. Что он делал в ее кровати… без разрешения. Так сразу было не понять.
«Может быть он не живой, может быть его подкинули, чтобы потом все свалить на нее?» – была ее следующая мысль.
Мужчина заворочался во сне, и она вздохнула: «Слава Богу».
Вика потянула свой сарафан со спинки стула осторожно, чтобы не выпала мобилка из кармана. Телефон был на месте. Две черточки показывали, что можно позвонить. Медленной павой она выплыла из комнаты, а потом быстро прошмыгнула во двор под тутовое дерево, которое в народе называют шелковицей и задумалась.
Звонить вмилицию она немогла– что она им скажет, что нашла всвоей постели спящего мужчину, который сам забрел кней без приглашения изаснул… Позвонить Сергею– выглядело еще большим самоубийством, апотом ее кольнуло вглаз изнутри– ачто если совсем незвонить никому, апросто разбудить его ипоговорить по-хорошему. Ну сказать, например, что ему наработу пора.
Идея показалась ей самой жизнеспособной, но пока не хватало внутренних сил, чтобы войти в дом. В уме она затянула для спокойствия какую-то хлопчато-уборочную песню без слов и двинулась в спальню.
Может быть, он сомнамбула безвредный ичей-нибудь гость, перебрал молодого вина ипожаловал повелению ног кней.
На всякий случай, прихватив бывалую скалку, она вошла в комнату. Простыни на кровати больше не было. Не было и мужчины. Она с надеждой заглянула под кровать, но и там было пусто.
Утро предыдущего дня было довольно обычным до прихода почтальона, которого она раньше никогда не видела. В общем-то, нормальный такой почтальон с толстой сумкой на ремне в синей форменной фуражке, только почему-то с перебинтованной головой. Он вручил ей заказное письмо и попросил расписаться в реестре.
Конверт был большой и желтый, а почтальон смотрел одним не забинтованным глазом, и ей даже показалось, что он улыбался хитро, как дельфин. В конверте лежало сопроводительное письмо, которое гласило, что она выиграла sweepstake, и ей предлагается немедленно лететь в Париж, а оттуда дальше, но куда сказано не было. Кроме письма в конверте лежал заграничный паспорт на ее имя, с фотографией, которую она даже и не помнила, но полосатая футболка на фотке была точно ее. В паспорт были вложены таможенные декларации со штампом проверено/оплачено и билет на самолет.
Первая мысль, которая пришла к ней в голову была, что времени сейчас всего 10 утра, и она все успеет сделать. И засмеялась от такой глупой мысли, как если бы к ней привели живого тигра и сказали, что цирк закрыт на обед – не могла ли бы она присмотреть за зверем часок-другой – за ним обязательно зайдут, и она непринужденно согласилось. Поймав свое отражение в зеркале, она сказала себе, что все успеет сделать, если не будет сидеть вот так перед зеркалом… в ожидании тигров. Еще в конверте лежали новенькие деньги-евро, которых еще никогда не сгибали.
«Должно быть, фальшивые или из какой-нибудь детской игры» – подумала она, но сердцем чуяла, что деньги настоящие, как и все остальное.
Это все было вчера.
Она действительно все успела сделать: и всем перенести уроки, и собрать и отправить девочек, набить холодильник и поговорить с отцом по телефону о завтрашнем срочном отъезде, и договориться с соседкой на счет поливки цветов и другой ерунды. А теперь она сидела в пижамке с неиспользованной скалкой в руках и думала, что не держатся у нее мужчины в доме и не прошенные в том числе.
Глава вторая
Собраться за границу за один день для нее было довольно просто, потому что первой остановкой был Париж. а кто же едет в Тулу со своим самоваром.
Хорошо еще, что не в штаты, где женщины, говорят, переодеваются к каждому приему пищи. Она где-то читала, что это помогает им быть своего рода неузнаваемо-новыми для, скажем, своих мужей и очень освежает их отношения.
Другая планета. Люди сами придумывают себе работу: приезжаешь из такого отпуска и пока перестираешь все или отдашь в чистку, нужно уже в следующий отпуск собираться.
Но одну и ту же одежду с собой брать не принято 2 раза подряд, потому что тогда и отпуска сливаются, когда начинаешь вспоминать, где ты была в этом платье. Оно может явно не совпадать с партнером, который совсем из другого отпуска, но как-то проник на эту фотку.
И не дай Бог встретить знакомых, которые тебя уже в чем-то видели – могут пойти слухи.
Так она себе с иронией думала о несчастной женской доле в некоторых развитых странах с недоразвитыми взглядами на носильные вещи.
Ее ловкий чемодан на колесиках уместил в себя все, что могло пригодиться и не только за границей, а и вообще в отпуске, а может и в жизни. Иначе говоря, она не делала различий.
Все было переделано, а уходить из дома было рановато, и Вика решила позвонить кое-кому и сказать, что бы ее не искали, и потом, не обижались, что ее никогда нет дома. На вопрос «куда едет так срочно» она отвечала, что сначала – в Париж, а там видно будет – как и было написано с сопроводительном письме. После такой фразы разговоры быстро закруглялись почему-то.
Полет был на самолете какой-то немецкой компании, и пассажиры вместе с провожающими толпились перед входом в терминал для международных перелетов, не желая расставаться в эти последние минуты. Никто, конечно, не плакал, потому что люди ехали в гости или возвращались домой. Было среди улетающих и несколько странно выглядевших французов в сувенирных кепках «аэродром» и увешанных инкрустированными серебром рогами.
Самолет пах изнутри французской кухней.
«Неужели они будут готовить прямо на лету?» – подумала Вика. Всем выдали наушники и сразу стали учить французскому языку – 2 стюардессы в проходах показывали синхронные упражнения с кислородной маской и надувными подушками.
«Говорят, что этот вид спорта успеют утвердить к следующим Олимпийским играм» – мелькнуло в ее голове– «французский юмор.»
Золотозубый красавчик не отрывал от нее глаз – должно быть, высчитывал кому и кем она приходится, и не опасно ли войти с ней в контакт. У Вики был достойный ответ, чья она девушка, если что – работало-зашибись.
Очень скоро в проходах началось обычное хождение. Вика читала где-то, что это, своего рода, воровской атавизм, которой исчерпал себя и умер, как часть профессии, но по-прежнему стойко живет в обычном путешествующем обществе.
В далеком прошлом, сразу после лошади, но еще до самолета, люди перемещались на поездах, и воры-наводчики первыми устремлялись со своих лавок «за кипяточком» через весь состав, делая пометки в уме, где что лежит. Если принять во внимание, что поезда бывали больше 15 вагонов длиной и обычно «обслуживались» одной шайкой с одним обозревателем, то трудно не удивиться такой замечательной зрительной памяти, но вовсе не на службе у прогресса.
Разнесли газированную воду и салфетки, пропитанные чем-то мужским, но все-таки приятным.
Соседка слева через проход стала шептать Вике, чтобы та не пила эту воду, потому что если это вода Виши, то она может повлиять не пищеварение быстрее, чем хотелось бы. К сожалению, ее шепот оказался общедоступным, но многие теперь недобро смотрели на нее, а вовсе не на соседку через проход. Некоторые даже в голос упрекали: «Что же теперь от жажды умирать?» Ей неожиданно стало весело, и она смело допила свою воду.
Сосед справа был развернут затылком в салон, как будто ему скрутили шею. Он смотрел в окно. Вика обратила внимание на его ухо. Оно было отчаянно розовым и светилось само по себе.
«Хорошо иметь такого проводником в темном лесу – не заблудишься. если бы он еще и говорил…» – продолжала она свою мысль.
Сосед вдруг заговорил про то, что видит, не поворачивая головы. Вика подумала, что она должно быть давно не летела в самолетах в международных масштабах и отвыкла от людей в полетах: с одной стороны – вода Виши, с другой стороны – объяснения о рельефе местности. Голос, однако, не был громким или назойливым – он просто укачал ее в дремоту, а потом – в сон.
Вика проснулась неожиданно от мысли, что она проспала свою остановку. пассажира слева больше не было у окна, а она была укрыта серым летным одеялом.
Свою остановку она не проспала – все сидели на своих местах и теперь больше молчали, чем раньше. Загорелись лампочки, предвещающие скорую посадку, и стюардессы побрели по проходам, проверяя наличие пассажиров на местах и ремней безопасности на пассажирах.
У Вики спросили про соседа слева, она серьезно заглянула под кресло, а потом к себе под одеяло и отрицательно помотала головой.
Люди через проход по-прежнему смотрели на нее недобро, видно так и не смогли простить ей разговор про воду.
Она подготовила декларацию прибытия, паспорт и обдумывала, как же все это произошло и что будет дальше. Хорошо еще, что у нее были официальные бумаги и настоящие деньги. Вика подумала, что если ее никто невстретит, то она быстренько обделает свои парижские дела да иулетит себе домой– денег эй должно хватить. Если вбольших отелях будет слишком дорого, то она нетакая гордая– может пережить пару ночей вкаком-нибудь пансионе.
Первым делом, конечно, нужно поехать накладбище Пер Лашез– поклониться праху Джима Моррисона ифранцузским коммунарам, только потом уже наЕлисейские поля ивтеатр Комеди Францез– интересно, что уних сегодня дают?
Потом Монпарнас 19, Ейфелева башня иЛувр.
В эту минуту легкий толчок остановил ход ее мыслей – самолет приземлился и теперь выруливал к посадочному терминалу.
Здание аэропорта было Вике очень знакомо из десятков французских фильмов. Сквозь безразмерные стекла она уже видела эклектичные эскалаторы и французикоов на них. Как, все-таки, плохо, что она не знает их языка. Одна надежда, что много говорить не придется кроме «здрасьте-досвидания».
Теперь самолет полностью остановился, и всем разрешили встать и двигаться к выходу. Впереди Вики шел все тот же мужчина, весь обвешанный чужими рогами. Он оказался вовсе не туристом, а просто был в гостях. Это Вика узнала из его чертыханий. Вообще-то, рога были ему очень к лицу. Он походил в них на какого-то лейб-егеря, который вместо королевской охоты под Фонтенбло, случайно попал на борт самолета.
Рога, однако, беспокоили Вику тоже – они упирались в нее при каждой его остановке. Она предложила ему понести парочку не слишком больших и острых. Он посмотрел на нее, как на спасительницу, и жарко произнес: «Я вам этого никогда не забуду, держите эту пару – они ваши навсегда».
Вика улыбнулась ему: «Нет, ну что вы, мы с вами даже не знакомы, а вы мне рога с собственного плеча. Я ведь просто предложила помочь донести до конечной точки».
«Дэвушка, Франция очень пьющая страна, так что иметь свою тару – большой плюс, да и на таможне у меня могут быть неприятности…».
Глава третья
Теперь они уже двигались по длинному коридору, одна стена которого была закрыта темном стеклом, за которым наверняка сидели специальные агенты и тщательно рассматривали вновь прибывших с целью выяснения из причастности к мировому терроризму.
Вика на всякий случай сделала безразличное лицо и улыбнулась солдатам незримого фронта.
После прохождения через таможню все выкатились в зал со встречающими, которых было довольно много. Отдельно от них стояли лимузинщики в фуражках и униформах с маленькими транспорантиками в руках. Ни на одном из транспорантиков не было Викиного имени.
Она докатила свой чемоданчик до удобного для обзора места и остановилась. Как ни странно, среди встречающих были одинокие мужчины с совсем неплохими внешними данными. Она даже подумала, что могла бы подойти к любому из них и сказать всепобеждающее «ну наконец-то». Просто она созрела как Т. Ларина, да случай не подворачивался.
Мужчины тоже обозревали Вику, но только выражение их глаз не давало таких уж пылких обещаний. Они смотрели на ее багаж с недоверием – с такими чемоданчиками международно путешествуют только знаменитости или люди без пристанища. а когда чемоданчик дополнен парой рожек, ловко перекинутых через плечо, то это была и вовсе неразрешимая задача для среднего француза. Вика понимала, что именно рога ее главный козырь в данную минуту. Незнакомый местному населению аксессуар женской одежды поражал своей многогранной конкретностью: то ли эти рога привезены сюда с целью оставить их здесь, то ли они – откровенное предложение сервиса, то ли – знак незабытого прошлого.
Она подумала, что снимать лирические франко-грузинские комедии не так уж и сложно. Нужно просто осчастливить хорошенькую девушку из предместий выигрышем конкурса на лучший рецепт приготовления миндального печения, который будет вручен под той самой триумфальной аркой в том самом Париже. Билет и виза прилагаются. Дальше к ней подставляют умелого оператора со скрытой камерой в паре с умелым звукорежиссером, и все происходит само по себе. Отличная мысль – надо будет доложить в центр. И улыбнулась.
Улыбка была правильно воспринята одним из встречающих. Он и сам улыбался уже знакомыми глазами и губами и шел к ней навстречу. Вика представляла его другим, так что придется знакомиться и привыкать сначала. Может быть, это даже и лучше, что у нее с ним нет истории. Но у него с ней – есть. А может быть тоже нет – какая история у тебя может быть с человеком, который во все время общения прячет свое лицо за предметом бытовой техники… конечно он полезет целоваться до того как представится – это же Франция.
Вика не называла его по имени, даже внутренне, потому что его до сих пор никогда и не было. Но теперь, видимо, придется хоть как-то называть. Как вести себя с ним – мы ведь совсем не знакомы. Он мне что-то уже говорит, но почему-то нет звука, а только одно изображение и запах.
Сказочник остановился в шаге от нее. Он говорил, что высмотрел ее сразу, одинокую с чемоданчиком для коммандировочных на пару ночей и прикольными рогами через плечо. Он понял, что она его еще не слышит, так что лезть целоваться пока не стоит – может неправильно понять или даже отреагировать. И он продолжал говорить.
Наконец-то дали звук. Его голос похож на тот, что она слышала через наушники, но более эмоциональный и звонкий. Она хотела сказать «Привет», но сказочник больше не желал ждать – он легко полуобнял ее, и каким-то загадочным образом ее ладонь уже была на его затылке, а его губы нежно касались ее щеки около самого уха. Было знакомо и приятно. Вика замерла на чуть дольше, чем сама того ожидала, но чувствовала себя при этом отлично. Сказочник провел большим пальцем по ее брови и сказал: «Как хорошо, что у тебя немного багажа – в городе невозможно запарковаться и на мотоцикле.»
Он покатил ее чемодан к дверям и спросил на ходу, как был полет. Она сказала, что все было вполне по-европейски, она даже вздремнула, и ее заботливо укрыли.
Глава четвертая
Они вышли из терминала и через несколько минут уже сидели в маленьком Рено.
– Ты ничего не забыла привезти с собой из того, что было написано в письме и инструкции?
– А разве там была какая-нибудь инструкция? Я ее не видела и поэтому ничего и не привезла. Как говорится, кто едет в Тулу со своим самоваром?
– Ты же выиграла конкурс на лучший тутовый мармелад и награждена за это фирмой Бон-Бон денежной премией и поездкой сюда. В инструкции были указания по поводу промышленных образцов твоего мармелада и нотариально заверенных рецептов на его изготовление на 7 языках. Где это все?
Вика рассеяно достала все тот же конверт и вывалила себе на колени его содержимое. Все это она уже видела бессчетное количество, раз и была уверена, что никакой инструкции там не было. Так оно и оказалось.
– Что же мы теперь будем делать, Булюль? Я ничего не знаю про мармелад, кроме того, что его хорошо макать в кагор или пить вприкуску. Разве мармелад делают из шелковицы?
– Мармелад, как и самогон, делают из всего, вплоть до молодых побегов кактусовых деревьев. Я про мармелад не так много знаю, видимо, придется подучиться и создать необходимый рецепт на 7 языках. Я-то грешным делом подумал, что ты выиграла другой конкурс – по дегустации красных вин и приехала со своими рогами, как орудиями производства.
Сказочник замолчал и смотрел на дорогу, а Вика – на Сказочника и подумала, что раз она ничего не нашла в конверте, то это и не ее забота о мармеладе беспокоиться – смотреть надо, что в конверты кладете, граждане. Тогда бы и проблем у всех было меньше. Но в следующую секунду врубилась, что будь в конверте злополучная инструкция – она бы никогда и не попала бы в Париж, потому что мармелад она делать не умеет, а бегать по лавкам в поисках… идут они – пляшут с этим Парижем…
Сказочник заговорил как раз в ту секунду, когда конец ее мысли уперся в вид из машины – два высоких здания, одним из которых было Эйфелева башня. У нее опять пропал звук должно быть от внезапной близости символа Парижа. Сказочник открывал рот, как рыба, и нимало не заботился, что она его не слышит, а говорил-то он вещи очень важные, как раз про то, что они теперь будут делать на счет мармелада. Как только он закончил говорить и спросил: «Хорошо?» – звук вернулся к Вике и она ответила:" Наверное, хорошо.»
Они быстро ехали по не слишком занятой магистрали по направлению к центру города.
По радио непривычно картавили какую-то песню. Сказочник заговорил опять: после книжного магазина они должны будут поехать в гостиницу, оставить там вещи и пойти поужинать. Вика вдруг заволновалась: почему он говорит обо всем таким обыденным тоном, как путеводитель какой-то, но тут же себя урезонивала – что же ему, по-вашему, в агонии биться на середине магистрали, это тебе не Дюбай какой-нибудь, а Европа, но волнение не проходило. Еще полно времени, чтобы привыкнуть к нему и к мысли, что они будут вместе. Может быть, когда у него руки не будут заняты рулем, он станет обычным парнем. Сказочник поймал ее пытливый взгляд через зеркало и сказал, что на фотографиях она выглядит совсем иначе – в жизни часто так бывает и интровертами. Она сказала, что не думает, что она чистый интроверт, хотя бы потому, что профессия у нее экстравертная, просто она немного устала от всех этих передвижений на большие расстояния за короткое время, но когда отдохнет и разойдется, то будет, конечно, другой. Вот, например, когда она выпивает вина, то становится довольно смешливой, даже, может показаться, глуповатой. Сказочник переспросил: «глуповатой? – не похоже.»
Потом он сказал, что ему этот выбор на счет гостиниц одному делать было довольно обломно – он ведь не знал, любит она кофе в постель или спускаться для общения с плебсом, хорошо, что она согласилась с его выбором.
– А разве выбор уже сделан?
– Ты же сама сказала «наверное хорошо», но если не понравится в Слоне, то придумаем, что нибудь другое.
– Что значит в слоне?
– Ты какая-то расеяная, девочка моя, тебе в самолете через окно не надуло? Слон – это 4-х звездная гостиница на 4 номера с маленькой совмещенной кухонькой, но раздельными ванными, конечно. Я сам там никогда не останавливался, но подумал, что раз ты к зверью с симпатией относишься, то Слон для первого раза в Париже – не так уж и плохо.
Вика решила, что все это похоже на розыгрыш, но «портить обедню» не хотела, а решила подыграть.
– Слон на территории зоопарка или его выводят на определенные часы оттуда?
Сказочник засмеялся: «Гостиница Слон стоит на одном и том же месте со времен Гавроша, просто знаменитую статую заменили зданием в форме слона в знак уважения к знаменитому писателю парижских трущоб.
Они уже давно катились не так быстро по улицам города. Вика с интересом смотрела на парижан. Парижане выглядели довольно неказисто, и почему-то почти все были с собаками.
Прямо, как выставка беспородных собак с такими же хозяевами. На многих были ярко желтые или оранжевые дождевики из дешевого пластика.
Архитектура тоже пока не очень пленяла. Сказочник как будто бы понял по выражению лица причину ее удивления и сказал, что это все еще окраина, дома здесь в основном довольно старые и не ремонтируются так часто, потому что их владельцы не так богаты из поколения в поколение. Просто все это переходит в наследство от одних к другим почти что со времен ренессанса.
В конце концов они остановились недалеко от книжного магазина, и он, как заговорщик, посмотрел на Вику. Она сказала себе, что ей возникать с вопросами не стоит, а то разволнуется и опять звук пропадет, и опять что-нибудь пропустит – пусть он ее ведет, куда ему надо. Ей всюду в Париже хорошо.
Книжный магазин ей понравился сразу, потому что там можно было сидеть на диванах, курить и заказывать еду. Она даже подумала, что книги здесь всего лишь для обстановки. Их, конечно, было много, и их выбирали и продавали, кому нужно, но были тут и другие посетители, которые сидели за столиками и просто читали газеты и журналы или даже играли в настольные игры, но не слишком азартно.
Сказочник усадил ее за стол и спросил, как она отнесется к горшочку лукового супа. Она ответила с серьезным лицом: «Луковый суп, луковый суп, я тебя съем!», и сказочник сразу удалился.
Луковый суп подавался в горшочках, сделанных из хлеба, и крышка на горшочке тоже была из хлеба. Крышкой надо было этот суп хлебать как ложкой. Когда уровень супа понижался, можно было обламывать стенки горшочка и их тоже есть. Сложнее было дело с сыром, который тянулся до бесконечности. Суп был очень вкусным и сытным. Пришлось запить его эспрессо, чтобы не упасть в сон.
Пока она ела и пила, сказочник носился к книжным полкам и тащил на стол тома кулинарных рецептов всех времен и народов. Вика подумала, что у человека есть явно опыт работы с реферативной литературой и решила ему не мешать. Она, конечно, спросила его – не нужна ли ее помощь.
Он ответил: «Неа, я быстро, ты пойди потусуйся в русский отдел» – и указал рукой приблизительное направление.
В русском отделе на высоком табурете сидела явно русская женщина, наверняка в прошлом красавица, с таким тонким носом, что было понятно без всяких слов, что она из настоящих бывших. Она посмотрела на Вику и сказала: «Здравствуйте».
