Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера

скачать книгу бесплатно

Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера
Игорь Сотников

Бывает так – стоишь и никого не трогаешь, а это, как оказывается, как раз таким невмешательством кого-то трогает и волнует. И не успевает наш герой сообразить, что вообще происходит, и в частности с ним, как всё так закрутилось, что у него уже и нет другого выбора, как сделать свой выбор из… А эти «из» одного другого непонятней, как и всё остальное, ожидающее его. И выбор делается, а вот каким он будет, то разве это узнаешь, пока не сделаешь.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Плоды

В помещении красоты неописуемой (во дворцах всегда так, даже если это дворец для бракосочетаний, самая представительная его часть, где заключаются браки, а по заверениям работников этого агентства, то здесь они только юридически закрепляют последствия вашего выбора, ведь браки всё-таки заключаются на небесах), где из мебели был всего лишь один стол в стиле ампир с парой стульев за ним и ещё сбоку от него стоял небольшой журнальный столик, на котором расположились ваза с фруктами, бутылка шампанского и пара бокалов, за имеющим центральное значение столом, на приставленных к нему стульях разместились две молодые особы необычайной привлекательности, отчасти благодаря природе, а отчасти от того, что они знали толк в красоте и умели её в себе концентрированно выделить и на все сто использовать.

И сидят эти две молодые особы необычайной привлекательности не так уж и без дела, а перед одной из них, той, что в белом платье на ней и с ярко рыжими волосами на голове, которую ещё зовут Валерия, стоит блюдце с апельсином на нём, и она под внимательным наблюдением со стороны своей подруги, конечно, не так по праздничному одетой, но всё же не без своих изысков, с именем Марго, своими острыми ноготками разделывает на части этот оранжевый плод. И так это у неё захватывающе дух получается, – она с применением своего ручного, до чего же острого инструмента, ноготков, как скальпелем срезает шкурку апельсина, оголяя тем самым его внутренность, – что Марго и глаз отвести не может от происходящего с апельсином.

И вот когда апельсин освободился от своей одёжки, а сам он как цветок лотоса, раскрылся перед ними всеми своими лепестками в виде долек, Валерия отрывает один лепесток этого цветка и протягивает его Марго.

– Вот попробуй. – Говорит Валерия. Марго смотрит на протянутую ей дольку апельсина, затем на Валерию и, вновь вернувшись к дольке апельсина, берёт её. После чего она эффектно снимает её ртом с руки и начинает её распробовать – как она это делает, то ли раскусывает её, то ли вначале все соки выжимает, а затем всё остальное, доподлинно неизвестно и остаётся только домысливать.

– Ну, что скажешь? – спрашивает Марго Валерия. Марго проглатывает остатки апельсина и говорит. – Вкусно.

– А что это вкусно значит? – спрашивает Валерия.

– То, что природа подсказывает, что плод созрел. – Следует ответ Марго.

– А по сути, это значит, что пришло его время. – Сказала Валерия.

– Пожалуй. – Согласилась Марго.

– И выходит, что вкус, цвет и всё другое соответствие зрелости плода, есть значение времени, в основе которого лежит рациональность природы. – Сказала Валерия.

– Наверное. – Неопределённо согласилась Марго.

– Так и с человеком, – взяв дольку апельсина с блюдца, сказала Валерия, – только его характеристики зрелости определяются несколько иначе. А вот умение их распознавать, открывает широкие возможности для …скажем так, большей конструктивности диалога с ним. – Не трудно было догадаться, в чью сторону был направлен этот посыл Валерии. Ну а Марго не только было не трудно догадаться, а она чуть ли с полуслова понимала Валерию.

Между тем Валерия возвращает на место взятую дольку апельсина и берёт лежащий на другом блюдце ещё неочищенный апельсин, с которым она так же умело разделывается, как и с первым апельсином, после чего из него вынимается одна из долек и протягивается Марго. На этот раз Марго не спешит взять протянутую дольку, а вопросительно смотрит на Валерию.

– Вначале попробуй. – Ничего не объясняя, говорит Валерия. И Марго уже с долей опаски, осторожно берёт эту дольку апельсина и теперь не сразу её всю в рот кладёт, а самый краешек откусывает и ждёт, что же дальше будет. И это будет, буквально немедленно происходит, как только вкусовые рецепторы Марго распознали, что это Марго там вкусила. А вкусила она на этот раз такую кислятину, что не покривить лицом в ответ, значит покривить душой. И Марго от этой вкушенной кислоты и сама лицом становится кислой, так что о том, чтобы дальше откусывать от этой дольки апельсина и речи быть не может. Да что там речи быть не может, а Марго эту дольку в руках держать не может, ей кажется, что её пальцы рук начинают пропитываться этой его кислотой и окисляются. И Марго немедленно избавляется от этой надкусанной лишь с краю дольки апельсина, бросив её на блюдце.

– И что это сейчас было? – с недовольной гримасой лица обратилась с вопросом к Валерии.

– Это обратная сторона зрелости, не зрелось. – Хладнокровно ответила Валерия.

– Я это уже поняла. Но зачем нужно было мне давать его пробовать? – со всё тем же недовольством и чуть ли не раздражением вопросила Валерию Марго.

– Чтобы ты прочувствовала контраст и как это кисло. А то ты уже и забыла, что это такое и как это на вкус. – Сказала Валерия. И судя по всему, а именно по успокоившемуся и выгладившемуся лицу Марго, Валерия нашла для неё убедительные слова.

– Ну а для чего мне это сейчас нужно? – спросила Марго.

– Для большей вовлеченности в ожидающее нас действие под названием скрепление уз брака. – Сказала Валерия. После чего она поднимается из-за стола, подходит к столику с фруктами и шампанским, берёт оттуда пустую тарелку и возвращается с ней обратно. Здесь она отламывает от спелого и от недозрелого апельсина по дольке и кладёт их на эту тарелку. После чего смотрит на Марго и говорит:

– С виду и не отличишь.

Марго согласно кивает и ждёт, что дальше будет. А дальше ничего особенного не происходит. Валерия возвращает эту тарелку назад, на столик с шампанским. После чего она возвращается за стол и начинает его приводить в готовность для встречи гостей. Для чего много и не нужно сделать, а нужно лишь убрать блюдца и разделанные апельсины в пакет. Когда же Валерия с этим делом справилась, а затем привела себя в должный порядок, – для этого всего-то нужно, что в телефонное зеркало посмотреться и сдунуть со лба сползшую на него чёлку, а так в ней всё обворожительно и прекрасно, – то она смотрит на свои ручные часы и пока ещё есть несколько минут до начала чьего-то торжества, задаёт Марго вопрос. – Знаешь, почему в этом итоговом для чьей-то судьбы помещении нет зеркала?

Ну а Марго сразу и не заметила, что здесь нет зеркала, и только сейчас, когда к ней с вопросом обратилась Валерия, она окинула взглядом торжественный зал для бракосочетания и, не обнаружив зеркал, дала свой ответ. – И даже не догадываюсь.

– А чтобы у людей брачующихся, у тех из них, кому этот шаг дался с величайшим трудом, при виде своего отражения в зеркало, откуда на него непременно посмотрит полный смятения и сомнений, последние свои секунды свободный человек, который постарается его непременно переубедить в этом его шаге, не смог бы заручиться от него поддержкой и дать заднюю. «Ты ведь ещё так молод, да и сам знаешь, что нагуляться ещё не успел, так что на кой тебе эта спешка, тем более это всё идёт наперекор твоим взглядам на себя. И если ты в чём-то и основателен, так только в своём разгильдяйстве и распутном поведении, ведь сам же глаз своих не сводишь, не как полагается с невесты, а со свидетельницы даже не твоей невесты, а твоего распутства», – с каждым взглядом на себя в зеркало, где рядом нет никого и нельзя просмотреть, несмотря на наличие окружающих, будет убеждать себя жених. Пока так не убедит, что и не заметит, как уже стоит у входа в бар, где его ждёт прежняя, полная одних только прав и никаких обязательств жизнь. – Со знанием дела, с умением расставить свои акценты и художественно подчеркнуть то, что нужно подчеркнуть, – а в этом во всём талантливая Валерия не имела равных, – сказала Валерия, раскладывая на столе всё необходимое для предстоящего события.

– Я бы на месте неуверенных женихов, да и их невест, не зеркал бы опасалась, а вот таких как ты регистраторш их отношений. – Заявила Марго. – Я правильно понимаю, – с хитринкой в глазу посмотрев на Марго, спросила её Валерия, – такую, ради которой можно всё бросить и не испытывать угрызений за то, что все свои привязанности оставил в прошлом, и посвятил всё своё будущее моему поклонению.

– Что-то вроде того. – В восхищении перед умением Валерии делать из всего верные выводы и облачать их эпическую обёртку из фраз, сказала Марго, покачав головой.

Ну а у Валерии на этот счёт, то есть на изначальный посыл Марго, в некотором роде другое мнение. – Ничего подобного, а даже всё наоборот. Я можно сказать, последнее препятствие на пути жениха к своему счастью, пройдя которое он может с уверенностью сказать, что этот его последний шаг был всё-таки обдуманным. Где я по-особому укрепляю его уверенность в правильности этого шага. – И только Валерия это сказала, как дверь в зал приоткрывается и в приоткрывшуюся дверь влезает чей-то юркий нос, которой спрашивает Валерию. – Валерия Игоревна, вы готовы? – Что вызывает у Валерии, как оказывается, в этих стенах зовущейся Игоревной, свой ответный иронизм. – Главное, чтобы брачующиеся были готовы и не передумали.

И её ответ понимается, как сигнал к началу церемонии бракосочетания, после чего юркий носик скрывается за дверью, а Марго по рекомендации занявшей своё центральное место за столом Валерии, отходит к боковой стенке, чтобы не мешаться. Далее следует своя минута затишья, во время которой все взгляды находящихся в зале людей направлены на входную дверь. При этом Валерия не удержалась от реплики: «Не знаю почему, но каждый раз волнуюсь, вот так в ожидании стоя». На что со стороны чуть побледневшей Марго, последовал одобрительный кивок – она неожиданно для себя почувствовала, что у неё сердце в своём волнительном сердцебиении слегка начало забегать вперёд.

Но вот двери начали приоткрываться, и в тот же момент зазвучала музыка, которая по версии первых устроителей этих мероприятий, должна настроить брачующихся на нужный лад. И если насчёт того, что сейчас думают и видят перед собой идущие по красной дорожке к своему будущему счастью молодожёны, совсем не трудно догадаться, даже если ты не разу по этой красной дорожке не ходил, но часто о ней, и как и с кем по ней пройти думал, – ни о чём они сейчас не думают и ничего они сейчас перед собой не видят, для них всё как в тумане, – то вот у встречающих их в этом торжественном зале людей, Валерии и Марго, определённо имелись свои мысли на их незнакомый счёт.

И если Валерия, как человек прежде всего облачённый своими служебными обязанностями и полномочиями, а уж затем всё остальное, имеющее не меньшие, чем у всех остальных права пройтись по этой красной дорожке до итогового своего счастья, смотрела на них с позиции профессионала, – она иногда с лёгким сердцем, а нередко с тяжёлым, могла с вероятностью к близкой осуществимости, с прогнозировать будущее той или иной пары, – то Марго в своих взглядах на приближающую пару, не могла отстраниться от своей субъективности взглядов. Где она смотрела на пару в призме своего эгоистического я.

Впрочем, здесь нет ничего удивительного, и вообще, когда люди соединяются в пары, то это всегда вызывает куда как более повышенный интерес у людей, нежели в том случае, если бы их пришлось рассматривать по отдельности. И причиной этому служит не только ваша искренняя любознательность и любопытство, а хотя бы то, что любая пара или союз, как кому больше нравиться и хочется себя называть, есть некое практическое пособие на будущее для людей пока что только представляющих одинокий интерес, но всеми своими сердечными силами так и старающихся вызвать больший интерес у других людей. Где на этом парном примере можно многое для себя подчеркнуть и уверить себя в частности в том, что раз этот урод был кем-то замечен и принят не за урода (а он, тем не менее, да как минимум в ваших глазах, тот ещё урод), то и у тебя есть шанс не остаться в стороне от будущего – любая пара собой олицетворяет будущее, а будущее всегда притягательно и волнует живущих в настоящем людей (кто живёт в будущем, то их плюс ко всему интересует и прошлое, то есть тоже самое настоящее, что волнует и нынешнего современника).

И тут все эти люди сторонние и крайне интересующиеся своим будущим, которое на данный момент ещё не устроено и находится в стадии планирования, ради всего этого, сами за собой того не замечая, ведут себя так заинтересованно по отношению ко всем этим парочкам, которые им видятся в качестве рабочей модели (симулятора) для своих будущих отношений. И тут бесспорным лидером среди всех вопросов, возникших при виде той или иной пары, является заданный в порыве недоумения вопрос: «Что она в нём или в ней нашла?». После чего человек, крайне удивлённый всему тому, что послужило возникновению этого вопроса, приступает к более внимательному изучению представшей на его обозрение пары, по его мнению, совсем друг другу не подходящей. И если по внешним признакам этой странной в ваших, да и других глазах пары, вы только одно и можете определить – они друг другу не пара, – то тогда вы на этом не успокаиваетесь и идёте дальше и, заглянув в знающие тайники своей души и памяти, отыскиваете там ответы на эти вопросы, и вам становится всё за неё, такую небесно-прекрасную, и за этого толстобрюхого старикана ясно.

Но такие выверты судеб людей, где обе стороны, несмотря на свою стартовую разницу в этом забеге, сходны в одном, они спешат, и каждый по-своему пытается обмануть время, но в итоге всё равно все приходят к одному результату – потере (времени, себя, совести…), представляют только информативного характера интерес, тогда как более любопытно и познавательно наблюдать за играми природы, со склонениями к чувственности людей по своим природным факторам, а не идущим искусственным, придуманным людьми путём. И иногда только диву даёшься, на что только не умудряется в своей фантазии природа, для того чтобы укрепить родовитость того или иного рода. Отчего даже возникают свои сомнения в разумности самой природы, которая вами всегда считалась до жестокости рациональной.

Но вот когда вы увидели, какой она дала шанс этому от горшка два вершка и прыжка сморчку, – и всё равно он не допрыгнет до плеча своей, а верней его избранницы, – то как-то даже стало завидно по отношению к этому мелкому обормоту, которого при всей его незаметности вдруг заметили, и не какая-нибудь в его уровень пигалица, что было бы объяснимо (они находятся на одном уровне глаз и поэтому замечаемы друг другом), а что ни на есть под ваш высокий уровень качества первостатейность, которая оценила его и в итоге посчитала, что это лучший из всех вариантов вариант для своего будущего. А вы значит, весь такой из себя высокий и под самый верх набитый всевозможными достоинствами, не мешайтесь, и постойте в сторонке и не просто недооцененный, а тьфу на вас, переросток. И что после этого спрашивается, вам делать и как поступать? Неужели поубавить свою высокомерность и посмотреть себе под ноги, откуда на вас не отрываясь взглядом, смотрит с росточком с букашку, пигалица с огромными глазами.

– Право н знаю, что ты оттуда можешь во мне увидеть, кроме моего волевого подбородка. – В задумчивости проговаривает этот высотный человек, глядя сверху на эту внимающую каждому его слову пигалицу.

– Но ты же меня увидел, а это уже что-то да значит. – Из своего далека звучит голос пигалицы, и поднебесный великан начинает там, у себя в небесах, грозиться подумать над её интересными словами.

А ведь сам ваш сделанный выбор, есть по своей сути подытоженный результат общего вашего я, со своим мировоззрением, которому для полной самодостаточности только и не хватает той самой своей половинки, с которой по мифическим соображениям Платона, вас разделили в своё доисторическое время. Вот люди и смотрят на сделанный кем-то выбор и по нему читают, что на самом деле есть ты.

И примерно с подобным интересом, через приму собственнического я, Марго и встретила своим взглядом, размеренным шагом следующую по красной дорожке в зал новоиспечённую пару. Где она перво-наперво оценила невесту, чьё свадебное платье всё за её счёт и неё сказало, – а внешность дело иногда поправимое, а иногда, как например, сейчас, скорей безнадёжное, по мнению Марго. И за такие её невыносимые для слуха жениха, да и самой невесты рассуждения, в которых так и сквозит её субъективизм и отчасти зависть, Марго не нужно слишком осуждать. Ведь всё-таки не она сейчас находится на месте невесты и счастлива, а это не может не задевать и портить так пакостно её настроение, плюс к этому, среди претенденток на счастье всегда такая огромная конкуренция, и в Марго уже от природы заложен взгляд скептицизма на девушек, где каждая в отдельности, для неё в первую очередь соперница и конкурентка.

Так что в том, что Марго так за невестой всё заметила, да и за другими замечает, нет особого зла с её стороны, а это всего лишь констатация ею факта того, что в этом деле она не потерпит конкуренции и если надо будет, то забудет о всякой женской солидарности и всю правду о неподобающем, а подчас развратном поведении невесты в лицо жениху выложит.

Когда же взгляд Марго, всё, всё о невесте понял и с ней разобрался, то он был перенаправлен на жениха. Правда, не вот так сразу, а постепенно, начиная от месторасположения его рук, где одна была прихвачена рукой невесты, – а оттого как этот прихват был сделан, можно было строить свои логические цепочки их взаимоотношений, – а вторая по своей сути была свободна, но с другой стороны она не чувствовала себя свободной и в напряжении двигалась вслед за деревянными передвижениями молодого, как и невеста жениха.

– Рано вылупившийся. – Сделала первый, с долей горчеливости вывод насчёт жениха Марго, о чьём возрасте даже она сама перед собой не спешила распространяться, и вот это-то её больше всего и огорчало. Ведь когда о твоём возрасте не совсем уместно распространяться, то это совсем не тот возраст, который тебе хотелось бы иметь и распространяться. И уж лучше не заикайтесь со своим, прямо намекающим на твой перезрелый возраст замечанием: «Тебе столько лет, насколько ты выглядишь», – Марго не настолько безнадёжно не молода, чтобы себя так по чьему-то слабоумию утешать.

Дальше со стороны Марго следует сравнительный анализ каждой из половинок этой пары, который заканчивается неутешительным выводом для обеих сторон этого, и не пойми вот так с первого взгляда, на чём основанного союза. Ведь сразу же видно, насколько они разные и неподходящие друг другу люди. Невеста вся такая из себя в белом и явно несмышленая, раз пошла за такого мало что из себя представляющего типа. А жених не просто мало что из себя представляет, а такие как он, Марго отлично знает, что из себя представляют. И к тому же он полная противоположность невесте и однозначно сам себе на уме – вон как смотрит на всех исподлобья и определённо ведёт всему счёт.

И не надо больших знаний по психологии, как у Марго, чтобы догадаться, как он себя сегодня вечером после сегодняшнего празднества поведёт, где он и к шампанскому не притронется, а будет лишь вести пристальное наблюдение за гостями – он обстоятельно отодвинет свою невесту в сторону от подарков и главное от конвертов с деньгами, и объяснив ей: «Я дорогая, как и обещал, все заботы о твоём благополучии беру на себя», – начнёт свой подсчёт. Который его естественно не удовлетворит, и он, подведя свой итог сакраментальной фразой: «Я так и знал, одно жлобьё», – задумчиво посмотрит на свою уже жену и придёт для себя к ещё одному неутешительному выводу – он, как оказывается, проявил бескорыстие и женился по любви. И это притом, что его новоиспечённые родственники со стороны супруги, особенно её невыносимый папаша, имели на его счёт совсем другое, особенного мнение.

– Этому прохиндею, и я по его глазам вижу, – никого не стесняясь, в том числе и самого жениха, тут же на кухне у них в доме находящегося, принялся за свои обычные критические замечания будущий тесть жениха, где он на этот раз дошёл до того, что схватил жениха за отворот рубашки и, подтянув его к себе, прямиком заглянул ему в лицо и душу, затем хорошо, что только в сердцах сплюнул и сделал свой вывод, – большому подлецу и негодяю, только одно от тебя нужно!

– Но папа! – зарделась в краске будущая невеста.

– Твои глаза затмевает твоё влюблённое легкомыслие, и ты слишком оптимистично смотришь на него. – Ничего не может поделать тесть со своей такой наивной дочерью, и он вынужден отпустить, начавшего было задыхаться жениха, что было принято невестой за его любовную лихорадку, а его покраснение за стыдливость. Правда не до конца, а тесть держа жениха на коротком поводке, на его галстуке, объясняет ему его будущие жизненные перспективы. – Ты рано не радуйся. Думаешь, сумел охмурить мою дочь, то твоё будущее обеспечено. Ничего подобного. И в этом ты скоро убедишься.

– Вот и убедился. – Заскрипел зубами жених, крайне удивлённый происходящему с ним – он вроде бы логическим путём пришёл к выводу, что женился по любви, но при этом он что-то ничего в себе такого не чувствует, а в душе стоит одна только досада. – Прямо когнитивный диссонанс какой-то. – Восклицает жених. Ну а невеста, прижавшись к его плечу, ещё больше счастлива – ведь её жених такой умный, вон какие заумные слова знает.

Между тем в торжественном зале всё идёт своим чередом, и как только все гости заняли полагающиеся им места, то за своё дело взялась Валерия и начала зачитывать приветственное для новобрачных предваряющее главное событие слово. – В этом деле главное не слова, а сделанные мною акценты и расстановка интонационных запятых. – Объясняла хитрости своей профессии Марго Валерия. – А уж если для новобрачных это обдуманный шаг (это не самая обычная обдуманность, а в ней присутствует доля чувственного разумения), то они уж разберутся и как надо поймут обращённые к ним слова.

– Дорогие жених и невеста! – обратилась к новобрачным Валерия. – А в этой вроде как самой обычной фразе, уже столько вопросов изначально заключено. – Марго вспомнился разбор этой приветственной речи Валерией. – В чём заключается их ценность, почему жених упоминается первым, а не невеста, и не является ли это скрытым указанием на то, кто будет на первых ролях в этой новой ячейке общества.

– Ну, ты уж и придумаешь. – Усмехнулась тогда Марго. А вот Валерии и тогда и сейчас было не до смеха, и она во все свои большие глаза смотрит на новобрачных и всё, всё, за ними замечает. – Что-то слишком мало в ваших глазах пелены затуманенности, свойственный людям взволнованным, и уж больно ясен ваш взор на меня. – С претензией смотрит на новобрачных Валерия, с одного взгляда на них поняв, чем они руководствовались, придя сюда, – их шаг был слишком обдуманным, а я этого не люблю, как и они друг друга.

Между тем дело дошло до подписания своих клятвенных заверений брачующимися, а затем до поздравлений друг друга, где вдруг появилась носительница своего юркого носика, в чьих руках оказался разнос с бокалами наполненными шампанским, а когда бокалы переместились в руки гостей, то этот юркий носик, который к тому же обладает завидным умением проникать в самые недоступные места, оказывается в ближайшей близости от новоиспечённых супругов, а не как ещё пять минут назад претендентов на это звание, и протягивает им под глоток шампанского блюдце с голубой каёмочкой с дольками апельсина на нём. А с этого момента Марго очень внимательна к ним, как и Валерия, с кем она быстро перекинулась красноречивым взглядом.

Там же, на том месте, где друг за друга радуются супруги, пока ещё образно невеста, когда перед ней оказалось это блюдце с дольками апельсина на нём, сделала ещё один глоток из бокала и, без лишних вопросов: «Почему не шоколадка?», – не глядя прихватив с блюдца дольку апельсина, закинула её в рот и пошла дальше поздравляться. Ну а её новоиспечённый супруг повёл себя не так безрассудно, и он при виде протянутого к нему блюдца, вначале выразил на своём лице сомнение насчёт такого скромного и несколько странного предложения, но решив, что отказываться не в его характере, взял дольку апельсина и так сказать, вкусил свой плод от древа познания (так охарактеризовала увиденное Марго, к тому же в первоисточнике не указано какими плодами плодоносило это древо).

Ну а дальнейшие действия новоиспечённого супруга прямо-таки указывают на верность догадок Марго на его счёт – он точно вкусил от древа познания, так искривилось его выражение лица, с которым он, покосившись в прищуре, посмотрел в сторону своей супруги. – Я мол, только теперь всё явственно вижу, обладателем какого счастья я стал. Вот спасибо, тесть, что не сразу мне глаза на него открыл. – Вглядываясь в свою такую всю развесёлую и счастливую супругу, рассудил бывший жених, а сейчас супруг, вдруг за собой заметив, что он стал замечать за своей супругой все до единой мелочи, например то, как она не аккуратно откусила шоколадку и испачкала губы. И при этом это так раздражает его, что он не смотреть на это никак не может (и, кстати, где она взяла шоколадку?). И ему хочется немедленно исправить эту не простительную в его глазах оплошность. И не как-нибудь по-тихому, подойдя к ней в плотную, и платком вытерев, а заорав на весь зал на неё: «Ты чё дура, меня позоришь, посмотри на себя, вся измазалась в шоколаде!».

Что, естественно, не понравится тестю, – хотя с этого момент жених уже в своём праве, он теперь её супруг, – и он даже не учтёт правоту слов своего зятя, а резко сократив между собой и им расстояние, можно сказать, исподтишка, – а как ещё назвать это его нападение без предупреждения, – с одного удара в нос подкосит жизненную позицию своего зятя. Ну а дальше всё до боли в чьих-то зубах предсказуемо. И если у кого-то не изменяет память, то никто не давал права тестю, несмотря на его существенный вклад в застолье, влезать со своим мнением в разрешение чужих семейных споров и портить всем настроение. И если супруг счёл нужным сделать своей супруге вслух замечание, – а она, между прочим, представительное лицо их семьи, – то это его несомненное право. И вмешательство в их суверенные дела недопустимы кем бы ты ни был.

Ну а так как тесть всего этого не понимает, то до его сведения это начинают доводить кулаками и всем чем под руки попадётся – а так как в этом зале предусмотрительно нет мебели, то под руки, как правило, попадаются другие физические лица и чьи-то голосистые в истерике причёски, за которые в этом беспорядочном водовороте мыслей и тел, хватаются люди облечённые сознанием своей правоты, которую они хотят втемяшить людям не правым, которых тоже немало и оттого противостояние начинает затягиваться. И так до прибытия соответствующих органов, которые и выводят эту рано обрадовавшуюся компанию дальше праздновать.

Когда же новобрачные и их сопровождающие лица покинули зал, и при этом не так, как за них мысленно надумала Марго, послав этой процессии многозначительную фразу на дорожку: «И даром не надо!», – то Марго выходит из состояния вовлечённой задумчивости, и, наконец, замечает внимающую ей Валерию. – О чём задумалась, а может и замечталась? – улыбнувшись, спрашивает Марго Валерия.

Марго же не сразу ей отвечает, а она окидывает зал взглядом, после чего возвращается к Валерии и говорит. – Мне нужен апельсин. – Валерия, в ответ покосившись на неё, пока только смотрит, после чего сообразив для себя что-то, выдвигает ящик стола и вынимает оттуда спрятанный пакет. Откуда в свою очередь вынимаются два апельсина. – Тебе какой? – спрашивает Валерия.

– А разве не ясно? – переспрашивает Марго.

– Я же не знаю, что ты задумала. Так что не ясно. – Сказала Валерия.

– Мне нужен горький. – Сказала Марго.

– Кто бы сомневался. – Пробубнила себе в нос Валерия, кладя один из апельсинов на стол, а другой убирая обратно в пакет. Марго же подходит к столу, изучающе смотрит на апельсин, как будто в нём можно что-то особенное высмотреть, и только после этого берёт его.

– Только будь внимательней, и не забудь, что в твоём случае природа поступила пристрастно. А это ведёт не к полной искренности по отношению к тебе. – Сказала Валерию на дорожку Марго.

– Учту. – Крепко держа в руке апельсин, сказала Марго. – Да, кстати, вопрос. Если смерть для тебя сладка, то не значит ли это, что пришёл твой час?

– Это не ко мне вопрос. – Ответила сбитая с толку Валерия.

– Я знаю. – Сказала Марго, направляясь на выход и, бубня себе под нос: «Даром мне такого не надо».

Глава 2

Вывод второй

– Не верование человека, это есть своего рода его подростковый нигилизм, свойственный всякой незрелости с его максимализмом и желанием пересмотреть все прежние устои и установки, на которых стоит мир. И оттого-то он это своё не верование, а вернее, веру в своё безверие, так выпячивает наружу, повсеместно и обязательно прилюдно демонстрирует (ему непременно нужно одобрение, ну и злость сойдёт при обратном эффекте), и везде этим своим отрицанием божественных начал и вызовом основам жизни манкирует. Тогда как в человеке верование, есть одно из его врождённых, так сказать, установленных в нём начал. И вера жизненно необходима человеку, – да хотя бы веря в себя, – ведь на её основе строится вся жизненная конструкция человека. И, наверное, поэтому, его так легко заставить уверовать во что-либо, даже в самую что ни на есть несусветную бессмыслицу – так велико желание человека во что-нибудь веровать. Где для этого многого и не надо, а всего-то нужно знать его чаяния и нужды, которые большим разнообразием и не могут похвастаться. – Сказал представитель тайной организации, Никак, оторвавшись от зрачка оптического прицела и, посмотрев на Устранителя.

– И как бы это когнитивным диссонансом не отдавало, а всего легче заставить человека поверить в безверие и в частности, в отсутствии веры в самого человека. А уж о человеке человек, обязательно судя по себе, всё, всё паскудное знает. И эти его знания, – человек в сущности своей большая скотина, – дай им только благоприятные условия для своего роста, то они не дадут человеку шанса для своего оправдания перед лицом этого другого человека, так много и по себе знающего о человеческой подлости. Так что когда он будет поставлен перед выбором, или я или он, то выбор для него всегда будет очевиден. – Никак переводит свой взгляд на экран телефона, вдумчиво на него смотрит и задаётся риторическим вопросом:

– И как же нам решить этот вопрос выбора? – Никак некоторое время тратит на раздумье и, просветлев в лице, даёт ответ на свой же вопрос. – В таком случае только жребий даёт чувство объективности. Как ты насчёт жребия? – уж больно замысловато улыбается Никак, глядя на Устранителя.

– Я только за. – Следует ответ Устранителя. – И что это будет за жребий? – спрашивает Устранитель.

– Сейчас увидишь. – Сказал Никак, нажимая на телефоне кнопку вызова. И в тот же момент, в здании напротив, в том самом кабинете, где который уже час находятся в неведении насчёт своего будущего, члены совета директоров одного могущественного финансового конгломерата, а может и всего синдиката, – а это бесконечно их мучает, даже не меньше чем вид этих ненавистных рож напротив, так сказать товарищей по несчастью, которых и так еле терпел из-за необходимости, а тут приходится во всю подвергать себя испытанию нахождения с ними в одном помещении столько времени, – раздаётся телефонный звонок и он вновь по особому оживляет внутреннюю жизнь в этом помещении.

И, наверное, это отчасти хорошо, а то последний час в кабинете установилась такая смертная тоска, – а это один из множества вариантов, и пока не самый плохой, сопутствующих нахождению долгое время в одном помещении людей разной формации (вот когда они начнут по очереди сходить с ума, то тут в пору бить в морду…тьфу в тревогу, то есть в ту же, но другую морду – а это непременно случится при долгой зацикленности на себе, а к этому как раз и принуждают взявшие их в заложники люди нелюди),– что прикимаривший господин Талантов мог бы сойти за героя, раз он не побоялся уснуть в такой, насквозь пропитанной злостью и ненавистью друг к другу обстановке – как-то общая беда не сплачивала их, а наоборот, разъединяла. А это оттого, что они смотрели на всё произошедшее с ними так, как они это привыкли делать, с позиции акционера, в призме своего инвестиционного портфеля. А это значит, что они не разделяли общих взглядов на происходящее, а только принимали их по необходимости, так как другого выхода не было видно.

Ну а этот, так геройски себя ведущий господин Талантов, – типа делает вид, что ему всё ни по чём и если ему захотелось спать, то он будет спать и ничего ему не помешает, – уже не только всех здесь в кабинете раздражает, а его похрапывание уже начинает сводить с ума, где члены совета начинают бросать на Спински свои полные мучения и надежды на избавление от этих мучений взгляды. Чей без толку болтающийся пистолет в руках, мог бы оказать всем здесь собравшимся бесценную помощь.

– Да хотя бы тресни его рукояткой по голове. – Предложил взгляд капитана Вернера.

– И всё-таки подлец этот капитан Вернер, – не могли не подумать другие члены совета, глядя на эти просьбы о помощи в глазах капитана Вернера, – и его уже ничто в этой его грешной жизни не исправит – сидит ближе всех к господину Талантову и сам ничего не предпринимает по отношению к его храпу, а просит об этом господина Спински, который, между прочим, находится на другой стороне стола.

Впрочем, храп Талантова перехватывает эту инициативу откровенной ненависти к капитану Вернеру и после очередного храпного посыла со свистом Талантова, все опять уставились на него и начали в нём узревать всякую человеческую недостойность и пакость. – Да и господин Талантов хорош гусь. – Придавив общим взглядом этого хмыря, по только что установившемуся общему мнению совета, начали выражать свои мысли выразительным взглядом члены совета. – Вот что он спрашивается, хочет нам всем этим своим поведением продемонстрировать? – Как и все задался про себя этим вопросом господин Лопатин, сурово поглаживая свою бороду. Чем вдруг, и главное, неожиданно привлёк к себе внимание со стороны руководителя западного крыла компании, пана Хлебовски. Вдруг увидевшего в этих движениях Лопатина скрытый от всех смысл.

– Теперь-то понятно, почему это он решил отпустить бороду. – В крёстном и само собой универсальном знамении, вдруг осенился догадкой пан Хлебовски, заметив, как необычно Лопатин поглаживает свою бороду – он вырвал из неё пару волосков и с приговором в нос, разорвав, выкинул их. – Это не дань патриархальным традициям, как он объяснял свою бородатость, и даже не желание быть на острие моды, как мы все повелись на это разумение, а здесь имеет место дремучее колдовство. С помощью которого этот Лопатин и гребёт барыши лопатой. А как ещё объяснить эту его удачливость, кроме самой удачливости, если он с одним лишь образованием, состоящим из четырёх классов церковно-приходской школы, добился таких впечатляющих успехов в бизнесе. Когда я, интеллектуал с двумя высшими и массой прикладных образований, плетусь в самом конце списка преуспевающих людей, а он занимает самые верхние строчки. Хотя может потому, что он плохо считает? – задался вопросом к себе пан Хлебовски. – Нет, не то, и он однозначно заключил контракт с самим дьяволом, и тот во исполнение своей части контракта, наделил его бороду магической силой. И этим знанием надо непременно воспользоваться. – Подытожил свои взгляды на Лопатина пан Хлебовски, вглядываясь безумным взглядом в бороду Лопатина.

Узнай о чём Лопатин, то он, наверное, и не знал бы, что на это ответить, а потребуй от него пан Хлебовски доказательств не волшебности его бороды: «Только не вздумай загадывать, чтобы я провалился ко всем чертям!», – и при этом с ножницами наперевес, то Лопатин, конечно, подчинится первому требованию обезумевшего пана Хлебовски (видимо он был наиболее слаб на голову, вот и первым тронулся своей головой в сумрак мыслей), а вот насчёт второго, то он по своей строптивой натуре и не станет обещать, а сразу же всех пошлёт ко всем чертям, бросившись с кулаками на этого безумного пана. А вот что из этого выйдет, то пока пан Хлебовски не воплотил в жизнь свои задумки, то об этом рано говорить.

Что же касается господина Лопатина, то он сейчас занят своими мыслями, полными негодования на этого наглеца Талантова. – Он что, хочет показать, как он хладнокровно относится к опасностям, тогда как мы по его храпящему мнению, все поголовно трусы и слюнтяи, раз не можем посмотреть в лицо опасности спящими глазами. – Господин Лопатин, переполненный справедливым негодованием и возмущением на этого лицедея Талантова, в честность которого он никогда не верил и сейчас не верит, упирается в него изучающим взглядом, и бог ты мой, замечает, как у того дёрнулось веко правого глаза – а то, что Лопатин в него со всей силы выдохнул воздух и в сердцах плюнул в него, не считается.

И Лопатин от такого своего открытия подлой сущности Талантова, который, как оказывается, даже и во сне обманщик, – он-то было подумал (ну и что, что в самой глубине своей души), что Талантов ещё не совсем конченый человек, и хоть в этом, его можно было уважить, – уже не может сдержаться и, действуя на рефлексах, к потрясению пана Хлебовски вырывает пару волос из бороды, затем себе в нос проговаривает: «Ах ты, прохиндей!», – и уже было собирается преподать урок этому наглецу Талантову, как в этот момент раздаётся сигнал звонка телефона и на этом и в этом направлении все мыслительные процессы в один момент заканчиваются. И все в один резкий поворотный момент, в тревожном ожидании неизвестного замирают, глядя на телефон. Правда, пан Хлебовски уже догадывается, что послужило причиной этого звонка – оторвавший волос от бороды Лопатин. А вот для чего это ему нужно, то здесь не сложно догадаться, чтобы устранить своих конкурентов и завладеть контрольным пакетом акций компании.

– Быстрее я отращу себе бороду, чем ты меня заставишь продать тебе мой блокирующий пакет акций. – С ненавистью и решительностью, боковым зрением посмотрел на Лопатина пан Хлебовски. И о чёрт, Лопатин, как показалось пану Хлебовски, на одно лишь короткое мгновение, но яростно зыркнул на него. Да так красноречиво, что Хлебовски без труда прочитал это его послание. – Значит, отдашь по собственной воле, клянусь своей дьявольской бородой!

Между тем телефон трезвонит и ждёт, когда найдётся тот смельчак, кто на него ответит. И если в первый раз, когда он отзвонил, ни у кого не возникло вопросов насчёт того, кто должен к нему подойти и взять трубку, то после того, как к телефону вызывали капитана Вернера, возникла некоторая путаница и неопределённость по этому поводу. Которую вот так переглядываясь друг на друга, как это принялись делать капитан Вернер с господином Спински, не решишь. Хотя они сейчас думают иначе, с таким принижающим человеческое достоинство взглядом смотря друг на друга, что даже страшно себе задать вопрос о том, как они после таких взглядов смогут посмотреть друг на друга как-нибудь потом при встрече. Или они не рассчитывают выйти отсюда, как минимум вместе.

И тут капитан Вернер проявляет свойственную ему ловкость. – Господин Спински, – обращается к Спински капитан Вернер, – мне, кажется, что это пока что ваш кабинет, и значит, к телефону подходить ваша обязанность, тем более вы к нему ближе всех находитесь. – И Спински мог бы в два счёта поставить под сомнение приведённые капитаном Вернером аргументы, – самый главный и вообще неоспоримый аргумент, пистолет, ещё находится у него, – но он действительно ближе всех находится к телефону, на расстоянии вытянутой руки, а с очевидностью не поспоришь, и Спински, глубоко выдохнув, берёт трубку. Откуда немедленно начинают доноситься принижающие достоинство Спински реплики.

– Вам не страшно заставлять меня ждать? – страшным голосом звучит страшный вопрос. И Спински до сглатывания слюны, набежавшей так быстро, что в пору было захлебнуться, до холодного озноба в спине становится страшно – при этом его неожиданно посетила мысль о том, как было глупо злиться на капитана Вернера за то, что он повёл себя столь строптиво. И Спински, в нервном запале забыв, что он разговаривает по телефону, согласно кивает головой. И хорошо, что на той стороне трубки находятся люди догадливые и разумные, и там ещё больше не озлобляются на такой безответный ответ Спински.

– Ладно, мурло, прощаю. – Говорит голос из трубки и в душе Спински всё теплеет. – Да, кстати, отличная идея. – А вот эти слова человека из трубки трудно понять, и совсем неясно, к чему и к кому они относятся. Правда Спински не до того, чтобы в этом разбираться, а если в них нет конкретики, то он о них и вспоминать не будет. А вот как только в его уши потекла конкретика, да такая мало ему понятная и совсем не объясняемая её говорившим, то Спински опять начал растекаться в растерянности, вслед за собой погружая в мрачные мысли всех находящихся в кабинете людей. Которые при виде такого чувствительного поведения Спински, только напряглись и даже не подбодрили его взглядом сочувствия, – столько нервов, вот и начал сдавать старик, – а как-то неожиданно, вдруг озлобились на капитана Вернер.

– Вот же сволота, – все были вот так едины на его счёт, – лень ему оторвать свою задницу от стула и подойти к телефону. – А вот зачем им всем вдруг захотелось, чтобы к телефону подошёл капитан Вернер, то ответ на это нужно было искать в слишком эмоционально-подавленной реакции Спински на то, что ему говорят в телефон. Это так сказать, их ещё больше угнетает и подавляет. А вот на униженного и придавленного капитана Вернера им было бы не так за себя сочувственно и горестно на себя смотреть – капитан своей потерянностью и раздавленностью сглаживал бы все эти углы мрачных ожиданий от новостей из телефона.

– Позови мне к телефону мурло. – Приказным тоном делает в трубку заявку невидимый собеседник Спински. А Спински сразу и не понимает, что от него хотят, и он даже решается переспросить. – Кого? – осторожно спрашивает Спински.

– Для глухих повторяю, мурло. – Уже более грозным голосом следует ответ. И тут Спински впадает во фрустрацию, не понимая, что ему сейчас делать. К тому же он так и не понял того, что от него требуют – может они проявляют его на внимательность, ведь они сразу же его так назвали. – А вдруг это не так? – охлаждает, а может ещё больше накаляет в себе обстановку Спински, пока в итоге не решается спросить. – Я не совсем понял. Что вы имеете в виду? О ком это вы?

– А это вы сами между собой решите. И для этого, я думаю, вам много времени не понадобится. Пять минут будет достаточно. – На этом вешается трубка с той стороны разговора. И Спински, с лицом подвергающим унынию всех на него смотрящих людей, с растерявшим последние остатки уверенности в себе, в полной растерянности взглядом смотрит ни на кого-то в отдельности, а во всё пространство кабинета. Ну а оттуда на него во все свои глаза требовательно смотрят все кто там был, в том числе и проснувшийся Талантов. – Ну!? Не томи!? – так и вопрошают все эти лица совета, приобретя за это мгновение нездоровый для себя цвет и крайне опасные мысли насчёт этого Спински, который и раньше не отличался особой расторопностью, – да в том же деле выплаты дивидендов, что тогда ему прощалось, – а сейчас это приобрело прямо невыносимый для всех характер, за что и прибить мало.

И тут вновь не выдерживает Лопатин, и он, придерживая себя одной рукой за бороду, а другой собранной в кулак, за стол, на который она упёрлась, с долей нездорового скептицизма по отношению к Спински (в общем, он готов того уже прибить) требовательно задаёт вопрос. – Ну, что они сказали? – На что Спински, явно специально делает наиглупейшее выражение на своём лице и, с тупым видом уставившись на Лопатина, – как будто в первый раз его видит, и совершенно не понимает, кто это таков, – после небольшой паузы заявляет. – Они требуют подозвать к телефону мурло. – И в другой раз эта шутка Спински была бы принята на ура, но сейчас никому из здесь находящихся людей совсем было не до шуток, и отчасти поэтому, Спински был никем не понят, и теперь уже члены совета выглядели до удивления растерянно. С чем они и принялись переглядываться между собой, пытаясь, как они уже не раз и всё бесполезно пробовали делать, найти ответы на свои вопросы на этих, таких же как у них ничего непонимающих лицах.

И опять Лопатин берёт слово. – А ну, повтори. – Жёстко заявляет Лопатин, и Спински слово в слово повторяет. Что на этот раз приводит Лопатина в задумчивое состояние духа и тела, где он с углублённым взглядом упирается в стол. И так он взглядом в стол упёрся, что кажется, что он больше от него не оторвётся. Но тут он вдруг поднимает свою голову, – а в этот момент все вокруг отчего-то не сводят с него своих взглядов, – и с неким прозрением в лице смотрит на пана Хлебовски. И тут всем становится крайне интересно, что же такого высмотрел Лопатин в Хлебовски. И теперь Хлебовски, которого и никто не собирался спрашивать, становится центром притяжения взглядов всех членов совета. Отчего Хлебовски становится не по себе и очень прохладно за себя, и он не выдерживает и в замешательстве нервно вопрошает: «Что вы на меня все смотрите? Что вы такого увидели?», – и начинает суетливо шарить у себя по карманам руками.

И лучше бы Хлебовски промолчал, а как только он вслух озадачился вопросами, то все эти смотрящие на него люди, наконец, увидели в нём то, что скорей всего, ранее в нём увидел Лопатин. А тут как раз звонок телефона подоспел. И Спински берёт трубку и в ответ на заданный вопрос из трубки говорит: «Сейчас позову», – и, протянув трубку в сторону Хлебовски, говорит. – Это тебя. – Ну а Хлебовски ничего другого не остаётся делать, как подойти к трубке.

– Я слушаю. – Говорит Хлебовски после небольшой паузы, во время которой он пытался прислушаться к стоящей в телефонной трубке тишине.

– Значит, это ты? – после своей особенной паузы, вдруг звучит голос из трубки. И Хлебовски только и остаётся, как согласиться. – Да.

– А ты сам как считаешь? – следует вопрос.