banner banner banner
Последнее соло на скрипке
Последнее соло на скрипке
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Последнее соло на скрипке

скачать книгу бесплатно

Последнее соло на скрипке
Игорь Анатольевич Середенко

История рассказывает о юном бездомном музыканте, вынужденном жить на улицах родного города, попрошайничая и вспоминая трагический поворот в его судьбе, когда он учился в консерватории, был лауреатом престижных международных конкурсов и впервые влюбился.

Игорь Середенко

Последнее соло на скрипке

1

Держась обеими руками, чтобы не свалиться, – в прошлый раз, когда он упал, зацепившись за бордюр, была невыносимая боль, он думал, что концы отдаст, но бог миловал, – он прекратил рыться в мусорном баке и поднял голову. Что-то легкое, мимолетное вырвалось из глубин его измятой памяти и с шумом ядовито проскользнуло наружу. Он вздрогнул от каких-то смутных воспоминаний, вызванных этим бурым кирпичным четырехэтажным домом. Опуская взгляд, он почувствовал, что со сменой картины и воспоминания рассеялись, как легкий сон. Он продолжил копаться в груде мусора, скопленного за два дня. Под засаленной тряпкой он обнаружил буханку хлеба, не тронутую человеком, но черствую. Вот это находка! – отозвалось эхо радости в его притупленном, туманном сознании. Хлеб, напоминающий, скорее холодный кирпич, чем полезную еду, не имеющей запаха, потерявшего вкус и свежесть, он положил на сложенные и завязанные стопкой картонки, которые были когда-то коробкой. Во втором мусорном контейнере он обнаружил четверть колбасы, отрезанной ножом, но уже покрывшейся белым налетом. Несъедобно, испорчено, – подумал бы каждый, но не он, – опасно для здоровья. Но разве он думал о том, чего у него давно не было, а ведь ему едва исполнилось двадцать семь лет. Обтерев колбасу рукавом видавшей виды куртки, он положил ее рядом с буханкой хлеба. Он уже собирался уходить, как вдруг увидел что-то блестящее рядом с контейнерным баком. Это была банка с засоленными огурцами, не мутная, с целой крышкой. «Вот будет сегодня ужин!» – подумал он. Собрав свои находки в мятый кулек, из которого также воняло, как из самого бака, – но к этой вони он уже привык, – он взял стопку картонок в одну руку, а кулек с едой в другую и, не поднимая головы, осторожно шагая, побрел в направлении Привоза.

Была холодная осень, ледяной ветер, не сильный, но пробирающий до костей, безжалостно жалил. Но эта боль заглушалась другой – в ноге, в голеностопном суставе. Поэтому он шел медленно, осторожно ступая. Каждый десятый шаг был болезненным. Причину боли он не знал, но помнил, что этот кошмар начался одним утром, когда он стал на ступеньки лестницы, чтобы сойти вниз. Жил он у самого чердака, возле теплой трубы, греющей ему спину.

Куртка, висевшая на нем, как на огородном пугале, была разорвана сбоку и заштопана в двух местах, закрывала его исхудавшее молодое тело до бедер; брюки были той же свежести и новизны, что и куртка, широки в талии и разорванные у стопы, их он подвязывал найденным, как и всё остальное свое добро, в контейнере с мусором. Иногда он удивлялся: зачем это люди выбрасывают подержанную одежду, ведь еще можно было носить.

Когда он появился в молочном корпусе рынка, где людей было больше, чем пчел в улье, пробираясь в толпе толкающихся тел, заглядывая за спины, он исступленно, облизывая губы, поглядывал на свежий сыр и творог, набивающий его ноздри невыносимыми, манящими запахами, от которых он чувствовал безумное желание вцепиться зубами в мягкий, сочный продукт и высмоктать его. Он знал, что здесь ему ничего не дадут, а прогонят руганью и пинками, чтобы он своим присутствием не испугал покупателей, – так страшен он стал. Иногда ему это нравилось, забавляло, ему казалось, что хоть так его замечали, и… он замечал, что все еще существует. Не нужный, не замеченный, но отвергаемый, раздражающий, воздействующий лишь одним своим присутствием. Но все же он каждую неделю любил здесь бывать. Дело в том, что унося с собой пинки, сопровождающиеся отборным матом и злобным, полным отвращения взглядами, он уносил с собой и те искушающие, сладостные и сочные ароматы свежих питательных продуктов, напоминающих ему счастливые, давно угасшие, призрачные дни.

Вот и в это раз, его выпихнули из рядов, прогнали наружу, пригрозив, что, если он появится еще раз, из его рыла сделают фарш. У входа в молочный корпус на ступеньках сидели бабки, продавая свой или скупленный в селе товар.

Он шел медленно, боясь почувствовать боль в ступне, опускаясь по ступенькам, и стараясь никого не задеть. Впрочем, люди и сами его обходили, прикрывая нос рукой, чтобы зловонный запах от молодого человека с кучерявыми темными сбившимися в пучки волосами и длинным, как у цапли носом, не проник в их тела сквозь ноздри, уже впитавшими запахи свежих продуктов. Их пугал сам контраст: от аромата свежести к вонючему терпкому запаху мужского пота в купе с высохшей на брючине мочой молодого человека.

Сидящие на ящиках или на смятых, сложенных в несколько раз вещах на ступеньках, бабки в оба глаза с жалостью, переплетенной с брезгливостью, смотрели на него, а кто одним глазом, как курицы.

– Иди, иди быстрее! – сказала одна полная женщина лет сорока пяти, поправляя зеленые яблоки в деревянном ящике, стоящем перед ней. – И не думай останавливаться, – пригрозила она ему.

Ее соседка поддержала ее слова, звонко рассмеявшись молодому человеку в спину, когда тот осторожно сходил с последней ступеньки.

– Ишь, вылупился!

Третью женщину он тронул своим видом, и хоть она испытывала тревогу, когда он приблизился к ней, взяла с корзины красное яблоко и молча протянула ему. Он поднял руку, и, из широкого рукава вылезла белая исхудалая кисть, схватив костлявыми пальцами яблоко. Он наклонился, тихо пропищав:

– Спасибо, бабуленька.

Уже на выходе из Привоза, какой-то армянин, торговавший бананами, сунул ему в карман куртки два небольших банана, чуть тронутых чернотой.

Бананы оказались довольно вкусными, он съел их и яблоко по дороге домой. Шел он по лужам – остатки ночного дождя – не стараясь обойти их, ступая, словно их и не было.

На четвертом этаже, где тускло освещала одна лампочка, под самой крыше, в углу, где проходила теплая труба, он разложил картонки, служившие ему постелью, вынул из кулька свой скудный ужин. Из кармана достал старый раскладной ножик. Промучившись с банкой огурцов, он все же открыл ее, проделав в крышке с десяток дырок и вывернув ее содержимое наружу – саму крышку он снять не смог.

Буханку хлеба, ставшей по твердости не мягче дерева, он положил в вырезанную из пластиковой бутылки емкость, служивую ему посудой. Из котячьей мисочки, которую он обнаружил на третьем этаже, из которой пил уличный кот, нашедший приют в этой же парадной и обласканный жильцами, он перелил в свою посуду остаток воды, залив хлеб. Эту емкость с хлебом и водой он положил на теплую трубу, рядом с собой, чтобы хлеб размяк.

Затем он высосал сок из банки с огурцами, высосал нарезанные дольками кусочки колбасы, проглотив некоторые, по неосторожности, почти целиком. Спустя время, когда за небольшим квадратным окном он услышал стук дождя, а по сточной трубе с крыши зашуршал, а потом забарабанил поток стекающей воды, он стал отрезать перочинным ножиком ломти хлеба, съедая их вместе с солеными огурцами, вынутыми ножиком из отверстия в крышке стеклянной банки.

Утолив голод, к которому невозможно было привыкнуть, он снял дырявые мокрые кроссовки и положил их на трубу. Подвинул ноги с мокрыми от луж брючинами к теплой трубе, лег на бок, подложил руки под голову и заснул.

Снов он уже давно не видел. Он просто засыпал, проваливаясь в пустоту, а потом внезапно возвращался из нее, не осознавая, где ему было лучше – в безмятежном мраке презрения и голода, где лишь одиночество было его верным другом. А бывали дни, когда он не мог себе позволить и в этой малости – заснуть. Такие ночи он ненавидел, ибо чувствовал невыносимую боль внутри себя, то ли из-за голода, тянувшего кишки, закручивая их в морские узлы, то ли из-за подозрительной, нездоровой пищи, разъедавшей желудок изнутри, царапая и кусая молодую плоть. И только бы не зубная боль, острыми волнами бьющая по мозгу, тогда он бил себя по скуле, пытаясь заглушить жуткую боль другой болью. Но в эту ночь он уснул легко, и, как ему показалось, в своей пустоте, где он прибывал во сне, где он был не один – какой-то ускользающий бледный, неясный, холодный луч скользил вокруг него, перемещаясь по причудливой траектории.

2

День был хмурым, холодным и не таким удачным, как вчера. Уже темнело, когда, полуголодным, – проглотив на ходу то, что он выудил в альтфатере, – промерзшим, он вернулся к дому, где был его ночлег. Подойдя ближе к самой двери, в полумраке, он не сразу понял, что дверь новая, металлическая, с кодовым магнитным замком. В других парадных он уже бывал, – гнали жильцы. Лишь здесь было тихо, соседи мирные. Он побрел на остановку, просидел там, прижимаясь к картонной стопке более часы. Появился троллейбус, он вошел и сел сзади, пассажиров было мало. Вынул из кармана рекламную газету супермаркета, раздаваемую бесплатно в магазине, – все, что он там приобрел, не считая нескольких одноразовых зеленых кульков, которые потом надел на обувь, когда шел по лужам. Кульки оборвались, и их унес ветер, а рекламная газетка осталась. Он развернул ее и стал читать. На самом деле, он прикрывался ею, чтобы пассажиры не разглядели в нем бомжа, не испугались, и не прогнали его. Вскоре к нему подошла кондуктор. Он положил газету и стал рыться в кармане, девушка терпеливо ждала, внимательно оглядывая его. Наконец он вынул надорванную, смятую гривну, которую нашел на дороге, недалеко от студенческого общежития. Девушка взяла гривну, повертела ее и положила рядом на сиденье. Несмотря на то, что проезд стоил три гривны, а не одну, девушка ничего не сказала, молча дала ему билет, и удалилась.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)