скачать книгу бесплатно
Время в Саэти и Сиенуре соприкоснулось, синхронизировалось, из отрезка, в который я мог вернуться, не привлекая внимания к своему исчезновению, выпало ещё две недели. Гуго прожил их и принёс с собой, так что они стали фактом и для нас с Волком.
Ну да ладно. С Лонгви за это время ничего не случится, а остальные как-нибудь и без меня справятся. Друг с другом. Там не прекращаются войны. Я шефанго, мы приветствуем друг друга пожеланием славной войны, мы сражаемся всегда – вечно – сражаемся и убиваем, это наша жизнь, естественный для нас порядок вещей. Когда я в Саэти, это кажется мне естественным и для людей тоже, но когда я дома…
Что ж, дома у меня и коса есть. И называют меня Снежным Конунгом, а не Чудовищем.
А Гуго потребовалось время, чтоб принять мысль, что его отец работает в университете магии. Волк ненавидит магов, это все в Саэти знают. Ненавидит и убивает при первой возможности, даже повода особо не ищет.
Неправда, конечно. Не так уж много магов он убил. И всегда за дело. Но репутация сложилась, спорить бесполезно. Гуго-то, разумеется, знал и о том, что повод для убийства был, и о том, что убиты немногие, но даже он поддался всеобщему заблуждению относительно Волчьей к магам лютой ненависти. И теперь смотрел на отца круглыми глазами, честно пытаясь понять, как же так вышло, что тот сам магом стал.
Волк не стал. Слишком молод. Ему навигаций сорок ещё прожить надо, чтобы потенциал раскрылся. У нас, у шефанго, встроенные системы безопасности, поэтому дети и подростки магией пользоваться не могут. То, что люди считают стихийной магией, то, с чем мы живем с рождения – наша эмпатия, близкая к телепатии, умение разговаривать с дельфинами, менять направление ветра, вызывать дожди и снегопады, – это просто расовая особенность. У эльфов есть что-то подобное, у гномов, у вымерших орков. А способности к настоящей магии начинают проявляться только после ста навигаций, когда самоконтроль более-менее налажен. Раньше даже самым простым вещам, которые современные люди осваивают инстинктивно в бессознательном возрасте, у нас начинали учить только тех, кто прожил шестьсот навигаций. Сейчас правила изменились – вся жизнь изменилась – и шефанго учатся основам магии сразу, как только раскрываются способности, но путь в науку до шестисот навигаций всё равно заказан.
В общем, маг из Волка пока никакой, зато он, как выяснилось, просто-таки создан для научных исследований. Гений же, кто б сомневался? Уж точно не я. И не Гуго.
Тот, когда понял, что речь не о магии, удивляться стал меньше. А когда Волк объяснил масштаб задачи, понимающе покивал:
– Ну понятно. Это невозможно, значит, надо, чтобы все это умели.
Хорошо, когда дети безоговорочно верят в родителей.
Плохо, что мой отпуск досрочно закончился. Из объяснений, которые Волк давал Гуго, стало ясно, что его работа из теоретической стадии переходит в практическую и пора начинать строительство научной базы в джунглях Харара. В этих джунглях людей и нелюдей съедают одинаково быстро независимо от того, приходят они туда охотиться или вести исследования. Когда я объединил Харар под своей рукой, по джунглям были проложены относительно безопасные маршруты, созданы стационарные лагеря, налажена работа спасательных отрядов. Но всё это делалось без расчёта на изучение инфернального прорыва. Я вообще не думал, что кто-нибудь когда-нибудь сунется его изучать.
А теперь нужно было построить научный посёлок в непосредственной близости от адской пасти. И этим было кому заняться – своим хиртазам я могу доверить самые сложные задачи, но прохлаждаться на Лезвии, когда в моём королевстве затевается опасное и интересное дело, всё равно не получится.
Ладно хоть узнал заранее. Ринальдо, например, всё ещё был не в курсе. А со мной Волк в последнее время говорил в основном о Даргусе, а не о создании некроаккумуляторов.
Да, увы, проклятый упырина для моего мальчика стал темой не менее интересной, чем исследования инфернального излучения. Но если в научной работе у Волка есть команда единомышленников, есть с кем обсудить цели, задачи и сложности, то Даргус – пространство, где водятся драконы. А кто знает драконов лучше, чем я?
Волк любит драконов. Кокрум!
Я тоже их люблю. Я Даргуса терпеть не могу. Он не дракон, он демон, он – Волчья смерть, и он лучший учитель, которого я мог бы пожелать для Волка.
Пора возвращаться.
Роджер ещё не полностью починил моё тело, но жить оно теперь может, а это уже много.
* * *
С утра к дому пришла лошадь. Очень большая, очень чёрная, очень опасная. Зверю почудился мрачный сарказм в тёмно-фиолетовых глазах, и он даже не списал это на игру воображения. Потому что с лошадью был давно знаком и с её характером тоже.
Это была не настоящая лошадь. Это был фейри, здесь таких называли природными, а на Земле Зверь знал их как дорэхэйт (и не хотел знать, откуда он это знает). Фейри принадлежал Эльрику, выполнял функции ездового животного и пытался притворяться таковым.
Безуспешно.
Зверь его раскусил с первой встречи. И они с первой встречи друг другу не понравились. Что было странно. Лошади Зверя невзлюбили с тех пор, как он начал убивать, но природные духи, дорэхэйт, всегда относились к нему дружелюбно. Тарсаш был либо исключением из правил, либо слишком увлёкся ролью лошади и забыл о своей природе.
Тогда, кстати, Зверю и Эльрик не понравился. С полной взаимностью. Но с Эльриком потом как-то наладилось, а с Тарсашем – нет.
Фейри этого так звали – Тарсаш. Эльрик ему такое имя дал. На зароллаше значит «чёрный». Очень оригинально и необычно для твари, которая выглядит как вороная лошадь.
Ну ладно, ладно, «Тарсаш» означало гораздо больше, чем просто лошадиную масть. В имени отразилась и сверхъестественная сущность фейри, божественная сущность, если придерживаться точных формулировок, и чёрный ночной холод, и россыпь звёзд по чёрному небу, и взмах крыльев чёрного коня хаоса, летящего над Безликим Океаном, прокладывающего путь для чёрных дарков шефанго. Зароллаш – язык многозначный.
И если его слишком много слушать, заражаешься шефангской поэтичностью. Что не идёт на пользу здравому смыслу.
Зверь уже четыре месяца жил в кампусе клиники и Тарсаша видел каждый день, однако тот никогда не подходил близко и никогда не приходил к его дому. Обычно тварь паслась в глубинах парка, высокомерно принимая восхищение посетителей и выходящих на прогулки пациентов, так же высокомерно принимая подношения в виде яблок, моркови и сахара и не обращая на Зверя ни малейшего внимания.
Зверь Тарсаша тоже игнорировал.
Никак не мог понять, почему люди это чудовище не боятся. Скотина под сто восемьдесят сантиметров в холке, без намордника и ошейника, с копытами, которыми деревья валить можно, и зубами размером с костяшки домино. Да не был бы он травоядным, точно бы стал людоедом.
Эльрик рассказывал, Тарсаш однажды льва убил. И мало того, ещё и домой принёс. На спину закинул и принёс, ага.
Во время государственных праздников в Хараре Эльрик шкуру этого льва на Тарсаша в качестве чепрака надевал.
И что? В парке вокруг зверюги почти постоянно увивались какие-то дети. С едой, естественно. А родители, которым следовало бы хватать отпрысков в охапку и бежать подальше, следуя инстинкту сохранения вида, вместо этого поощряли контакты, подсовывая детишкам сухари и кусочки бананов и подначивая: «Угости лошадку, видишь, какая лошадка красивая и добрая».
Иногда к лошади присоединялся пёс. Жесткошёрстная такса по кличке Шнурок. Длинный, наглый и бородатый. Собаки Зверя не любили куда сильнее, чем лошади. Собаки людей любят, а людоедов – нет. Вот и этот терпеть не мог. Лаял издалека. А когда однажды столкнулись в коридоре главного здания клиники, без лишних разговоров попытался вцепиться в ногу.
Хороший пёс. Смелый. За Эльрика умрёт, вообще не задумываясь.
Он-то думает, что убьёт за Эльрика, но это потому, что таксы склонны себя переоценивать. Из маленьких собачек, пусть очень смелых и бородатых, убийцы выходят так себе.
Зверь, однако, никогда не пытался даже приближаться к коттеджу, где Тройни и Ринальдо колдовали над телом Князя. Шнурок бы его, конечно, не убил, но своим лаем мог напрячь охрану. А охраняли коттедж Мечники. Самые настоящие. Аж семеро.
Из теоретических расчётов выходило, что для убийства одного Чёрного достаточно примерно четверти Мечника. Семеро, стало быть, могли убить Зверя двадцать восемь раз. Ему столько точно не надо.
Мечники, охранявшие Эльрика, правда, в отличие от Шнурка и Тарсаша, были не злые. Некоторые даже дружелюбные. Представители семьи фон Штаммов, одной из пяти семей готского палатината. Эльрик рассказывал про них. Он о многих своих хиртазах рассказывал, его люди все были особенные, хоть здесь, хоть в Саэти. Но фон Штаммы даже среди них выделялись. Палатины империи, они поколение за поколением становились мастерами меча, служили императору, а когда вырастали старшие сыновья, передавали им полномочия, выходили в отставку и шли в хиртазы к Эльрику.
Они не умирали…
Ну, то есть нет, не совсем так. Старшие успели умереть и вернуться к жизни, когда возникла необходимость защищать Этеру от инопланетного вторжения, справиться с которым не удалось бы без мобилизации всех доступных ресурсов. А потом они как-то стали бессмертными.
Эльрик не сказал как. Пальцами только покрутил неопределённо и отделался коротким:
– Там сложно всё.
Зверь знал, что фон Штаммы – не единственные бессмертные люди в команде Князя. Сотня их набиралась, бессмертных Мечников. Он пытался выяснить у Ринальдо, как так вышло, откуда они такие взялись, но тот ответил, что это всё между Эльриком и Исэфом Аладо, ректором университета. Добавил непонятно, что будь его воля, он бы Аладо кишки выпустил, но дальше этого в объяснениях не пошёл. А ведь они дружили. Ринальдо с ректором.
Ничего не оставалось, кроме как выжидать удобного момента, чтоб напасть на Эльрика из-за угла и найти разгадку.
В общем, фон Штаммы были не злые. Старшие – Клаус, Ульрих и Гебхард – казались, правда, хтоническими чудовищами чуть ли не из времён становления христианства, но, во-первых, христианами не были, христианство на Этеру вообще не прижилось, а во-вторых, их совокупный возраст не дотягивал и до двух тысяч. Младшие же, Махт, Эбер, Рамунд и Ардрад, даже шли на контакт, если доводилось встретиться с ними не на дежурстве. Охраняли-то Эльрика посменно, по двое, и, сдав пост, фон Штаммы порой не сразу возвращались в свою неприступную крепость в скалистых горах на берегу бездонной бурной реки.
Нет, Зверь вообще-то знал, что они жили в Хауране, столице Харара. У них там были семьи – жёны, дети, всё как у людей. Но при взгляде на этих неизменно строгих и почти неотличимых друг от друга тевтонов мысли о мрачной германской романтике сами лезли в голову.
С младшими фон Штаммами он был неплохо знаком. Сливал им порой информацию про Эльрика – насчет того, когда тот думает вернуться, как будет себя чувствовать по возвращении, насколько долго предстоит восстанавливать форму. Им разное было интересно. Вроде по работе, а вроде и нет.
От старших Зверь предпочитал держаться подальше. Они как-то слишком сильно ассоциировались с противозенитным комплексом, установленным на плоской крыше коттеджа, и с системой дальнего обнаружения, размещённой по периметру. Вот сколько в том комплексе человеческого? Столько было и в трёх старших фон Штаммах.
Хотя Эльрик утверждал, что они «нормальная молодёжь и пить умеют».
Пить с этими…
Ну, Князь есть Князь.
На подоконник снаружи спикировал ворон.
Зверь глянул вверх – точно, над деревьями планировал орёл размером с дельтаплан. Кроме Шнурка все в сборе, стало быть. Что происходит?
Ворон каркнул.
Тарсаш развернулся и отправился в глубины парка. Посмотреть приходил?
Блин, да нет, конечно!
Ворон каркнул ещё раз, и до Зверя дошло окончательно. Тарсаш приходил за ним, и Ворон прилетел за ним, и орел – Кончар – хоть и не взял на себя труд спуститься, всё равно был тут по его душу. А Шнурка не было потому, что тот с Эльриком. Там, где сейчас надо быть и Зверю.
Он хлопнул Блудницу по фюзеляжу и выпрыгнул в окно. Ворон вцепился когтями в его плечо – ну да, им же в одну сторону, а летать эта птица всегда ленилась. Тень Кончара скользнула по земле и кустам, орёл заложил плавный вираж, направляясь туда, куда ушёл Тарсаш.
Интересно, как быть со Шнурком? Он ведь даже близко к Эльрику подойти не позволит.
Шнурка Зверь услышал раньше, чем увидел. Маленькая собачка, но громкая. Правда, лаял тот не долго. И не нужно было много ума или воображения, чтоб понять, почему в этот раз такса замолчала, едва подав голос.
Потому что нашлось кому велеть ей замолчать.
Про фон Штаммов, задачей которых было охранять Князя от всех и вся, Зверь даже не вспомнил. За две секунды пересек лужайку перед коттеджем, щёлкнул пальцем по клюву недовольного Ворона, которому сложно было удерживать равновесие на такой скорости, взлетел на крыльцо…
И наткнулся на Махта фон Штамма. Будто на каменную стенку наскочил. При том, что между ним и готом расстояние было сантиметров тридцать и тот не использовал никаких силовых полей.
Воля и разум. Исключительно.
– Привет, – сказал Зверь.
– Привет, – сказал Махт. И отступил, позволяя пройти.
В просторной прихожей никого не было. За полупрозрачной дверью палаты двигались тени. Зверь, ещё до того как вошёл, опознал Роджера, Ринальдо и Клауса фон Штамма. И Эльрика. Само собой! Эльрик был здесь. Наконец-то!
Хотя сам он вряд ли так уж радовался. Кто бы обрадовался необходимости сменить полноценную жизнь, пусть и в пределах Дороги, на постельный режим и антигравитационное кресло?
Эльрик был здесь! В большой, под завязку забитой лечащей аппаратурой комнате. В этом самом антигравитационном кресле, сейчас стоявшем на полу, но вполне готовом к взлету. У кресла, по правую руку – живую – лежал Шнурок.
Зверь, кажется, даже поздороваться забыл. И, кажется, на это не обратил внимания никто, кроме Шнурка. Пес тихо зарычал, но больше никак недовольства не проявил.
– На Дорогу я какое-то время выходить не смогу, – сказал Эльрик без предисловий. – Кто-нибудь меня за это точно прикончит.
– Я, – откликнулись Ринальдо и Роджер хором.
Клаус пожал плечами:
– Я, конечно, телохранитель, но они – лучшие в мире маги.
Из этого следовало, что он не собирается предотвращать убийство. Скорее всего, даже не попытается.
– Как видишь, – по голосу Эльрика ясно было, что тот и не сомневался в злокозненности окружающих, – полагаться мне не на кого…
Шнурок не дал ему договорить. Встал на задние лапы и, бешено виляя хвостом, стал тыкаться в лежащую на подлокотнике кресла руку.
– О, прости, прости, – Князь пропустил между пальцами шелковистые собачьи уши, – ты-то, конечно, всех победишь.
Это стоило усилий. Это движение – едва-едва прикоснуться к собаке, которая к тому же сама лезет под руку, – далось ему с трудом.
Ворон издал короткий курлыкающий звук и перелетел с плеча Зверя на спинку кресла.
– Ладно, – смирился Эльрик, – не все здесь враги, кого-то из союзников просто не впускают внутрь из-за размаха крыльев, а кто-то – лошадь, но ты можешь оставаться, если хочешь. Тут есть целая нежилая комната. Роджер не против.
– Господин фон Рауб за тобой, если что, присмотрит, – буркнул Роджер. – Как врач, а не как головорез.
– Эргес, внеси его в списки тех, кого не надо каждый раз проверять, – сказал Князь кому-то в условно жилой части палаты. Там было немножко нормальной мебели… и узколицый, узкоглазый нарлунец, которого Зверь не заметил, когда вошёл.
Не заметил?
Клауса почуял ещё из-за двери, Ринальдо и Роджера тоже, а этого нарлунца – нет. И не видел в упор, пока Эльрик не привлек к нему общее внимание.
Эргес Уртай, советник по общим вопросам министерства финансов объединенного королевства Харар. Ни о чём не говорящая должность, ничем не примечательная внешность. Маленький – на полголовы ниже Зверя, – тощий, улыбчивый, как ясное солнышко. Глаза-щёлочки, острые скулы да короткая чёрная косица – вот он весь. Если просто смотреть. То есть если его вообще получится увидеть. И это само по себе серьёзный повод задуматься над тем, кто же такой господин советник и что же с ним не так.
Любой заинтересовавшийся, впрочем, мог заглянуть в сеть и получить историческую справку. Эргес Уртай, мастер меча (ну разумеется), сто пятьдесят лет назад возглавлял службу государственной безопасности Нарлуна. Вместе с другими Мечниками был мобилизован на защиту Этеру от агрессивных инопланетян. А по окончании войны заявил своему императору, что уходит со службы.
Трое его учеников, тоже Мечников, ушли вместе с ним.
По слухам, Уртай сказал, что его долг – служить своему господину и что единственный его господин – Эльрик де Фокс. Император был раздосадован. Такие заявления в принципе расстраивают, а уж сделанные начальником Госбезопасности, вообще должны вгонять в депрессию.
И в паранойю.
Эргес Уртай перестал быть главой разведки и контрразведки, зато возглавил официальный список государственных врагов Нарлуна.
Князь делал это. Как-то. Зверь знал по себе. Он много лет боялся этого шефанго, боялся, не понимал, терпеть его не мог. А теперь не смог бы без него жить. Странное, надо сказать, чувство, опасно похожее на зависимость, но Зверь ни на что бы его не променял. Уж он-то хорошо знал, в чём разница между зависимостью и любовью.
У других было иначе, он видел, что иначе, и всё же те, кого сводила с Эльриком судьба, оставались с ним навсегда. В Саэти говорили «не бывает бывших людей де Фокса». Это правило действовало и на Этеру. Только здесь и «навсегда» было настоящим. Здесь Эльрика окружали личности бессмертные и какие-то… чересчур могущественные.
Интересно, к живым легендам вообще можно привыкнуть? Вроде бы давно пора. Два года прожил под одной крышей с Князем, а легендарней никого нет ни в Саэти, ни здесь. Но Князь, он… ближе и понятней его тоже никого нет. Легенда там не легенда, а когда она тебя приручает, к ней привыкаешь, в этом и смысл.
Сидит в своём кресле, ухмыляется. Пальцем сам пошевелить не может, и его это ни на секунду не напрягает. Он уверен в людях вокруг, как в себе самом. Если не больше. В себе-то он, бывает, сомневается.
Может, в этом дело? Не в сомнениях, в их отсутствии. В доверии и ответной преданности, в том, как и почему обрели бессмертие Мечники, ставшие хиртазами Эльрика.
А может, никаких объяснений нет, и прав Эльрик, утверждающий, что это осаммэш, дар предвидения, сводит его с теми, с кем ему по пути. Не любит он свой талант, не пользуется им, но не может запретить таланту пользоваться собой.
– Здесь в ближайшее время станет оживлённо, – предупредил Эльрик, прежде чем Зверь успел сказать, что принимает приглашение.
– Нет, – мгновенно отреагировал Роджер. – Здесь будет тихо, постельный режим, физиотерапия, реабилитация и идеальная дисциплина.
