скачать книгу бесплатно
– Вот! – воскликнула Хильда. – ну разве с таким выражением лица ты сможешь привлечь хоть кого-нибудь? Мэдди, – она развернула внучку к себе лицом, и Мадаленна постаралась разглядеть странную лепнину на потолке. – Послушай меня. Я говорю это тебе для того, чтобы ты уяснила: ты обязана выйти замуж и составить хорошую партию. Не верь тому, что пишут в газетах, двадцатый век уже давно зовут цивилизованным, и пятьдесят лет назад говорили, что девушке не нужно выходить замуж, чтобы стать счастливой и обеспеченной, но что оказалось? Оказалось, что все это вранье! – торжественно закончила Бабушка. – А тебе с твоим ужасным характером и странным внешним видом найти мужа будет сложнее, чем всем остальным. Ты меня понимаешь? Хорошо, что еще твоя репутация чиста, что белый снег, на это ума у Аньезы хватило. По танцам не бегаешь, на пирсе не болтаешься, и на том спасибо.
– По вашему мне пора выходить замуж? – брякнула невпопад Мадаленна и мысленно закрыла рот рукой; теперь ее ожидала лекция о невнимательности.
– А о чем я твержу тебе последний год, скажи на милость? – рассерженно отозвалась Хильда. – Или ты совсем меня не слушаешь? Конечно, зачем надо слушать бредни старухи, да?! Так вот, милая, не сможешь найти себе мужа, так вини только себя в этом! Вон, Джейн Олливерс, вышла замуж два месяца назад, а ведь она старше тебя всего на месяц.
– Джейн Олливерс познакомилась со своим мужем на танцах. – невозмутимо сказала Мадаленна, поправляя покосившееся зеркало.
Миссис Стоунбрук на минуту замолчала, и Мадаленна усмехнулась – Бабушка наверняка лихорадочно пыталась найти оправдание не то своим словам, не то вероломности Джейн Олливерс, которая вышла замуж не за порядочного, как думала Хильда, парня, а за какого-то легкомысленного человека ведь по мнению миссис Стоунбрук, на танцах знакомились только праздные личности.
– Ну, знаешь ли, – воинственно махнула рукой Хильда. – Не такая уж и блестящая партия, должна тебе сказать. Хотя с ее ростом и умом другого ждать не приходится. На редкость глупая девица, повезло же ее родителям.
– Джейн очень милая и хорошая девушка. – возразила Мадаленна; с семьей Олливерс она общалась не так много, но их дочь всегда была очень мила с ней и даже несколько раз приглашала на прогулку. – И Патрик умный и заботливый молодой человек. Думаю, они будут счастливы.
– Ты слишком много думаешь, Мэдди, и, причем, все время не о том. Лучше бы ты подумала о себе, а не о какой-то Джейн. И вообще, поторапливайся, я не хочу пропустить завтрак, а с тобой я так от голода умереть могу. Ну же, живо, живо!
Об ужасном характере Хильды Стоунбрук ходили легенды по всему Портсмуту, и даже в Лондоне определенный круг людей знал вздорную хозяйку Стоунбрукмэнор. За Стоунбрука ее выдали в раннем возрасте по меркам Мадаленны, и по поздним начала двадцатого века – Хильде было двадцать один год, когда Эдмунд Стоунбрук увидел красивую девушку на одном из приемов в Белгравии и, не думая, тотчас сделал ей предложение. Свечи, белый фарфор, цветущие сады в мае – все располагало к скорой свадьбе, и Хильда ответила согласием, но вот сама она была куда менее спонтанна в своем решении.
Она не любила своего будущего мужа, но пристально следила за его наследством и вышла в свет как раз тогда, когда скончался один из многочисленных предков милого Эдмунда. Брак мог бы быть идеальным, не люби муж свою жену, но старший из трех братьев Стоунбруков совершил фатальную ошибку, и на его жизни крест поставился сам собой. К удивлению Мадаленны, Бабушка считала свой брак удачным, и жалела только о том, что Эдмунд досаждал так долго ей своими чувствами. Поначалу такая извращенность характера шокировала Мадаленну, но потом все как-то встало на свои места – Бабушка просто не могла быть иной.
– Мэдди, забери почту! – прокричала Бабушка с последней ступени лестницы, и Мадаленна угрюмо кивнула. – И будь добра, пошевеливайся!
Маленький Джорджи уже был тут, около веранды, и с опаской посматривал на приоткрытую дверь – не выйдет ли оттуда старая миссис Стоунбрук и не надо ли будет давать дёра через острые кусты шиповника, о которые он так неудачно разорвал свою куртку в прошлый раз. Но на пороге появилась его любимая мисс Мадаленна, и маленький почтальон просиял от удовольствия – мисс Мадаленну он искренне любил и радовался каждый раз, когда видел ее. Временами он специально выдумывал поводы для того, чтобы незаметно подкрасться к большому дому и заговорить с ней о чем-нибудь, и радушная мисс никогда не отказывала ему в беседе, с интересом слушая рассказы о новом выпуске журнала «Животный мир» и смотря на жука с бронзовой спиной.
– Доброе утро, Джорджи. – улыбнулась Мадаленна и похлопала его по плечу; она бы с радостью его и обняла, но знала, что мальчишки в этом возрасте редко любили подобные нежности. – С новостями?
– Да, мисс Мадаленна! Вот это журнал «Бурда» для миссис Аньезы, и открытки из клуба «Ривьера», а это для мистера Фарбера, письмо от его матери, но мне, наверное, стоило положить его на служебный вход…
– Ничего, я передам. – махнула рукой Мадаленна, забирая увесистый конверт. – Что-то еще есть?
– Да, это для вас, мисс, – заговорщически улыбнулся Джорджи. – Письмо от мистера Смитона, он просил вам передать лично в руки, чтобы миссис Стоунбрук не видела.
– Тогда считай, что справился с этим ответственным заданием и получай вознаграждение. – Мадаленна вытащила из кармана фунтовую бумажку, а письмо положила в потайную складку на платье. – Как у тебя учеба, Джорджи?
– Ничего, по арифметике «хорошо», по английскому тоже. Только вот, – мальчик нахмурился, и Мадаленна быстро пригладила его взлохмаченный хохолок. – По истории ничего не выходит, эта контрольная по Пуническим войнам… Я ее завалил, мисс Мадаленна. – Джорджи поднял на нее свои большие глаза, и Мадаленна едва удержалась от того, чтобы не улыбнуться – хотела бы она, чтобы в будущем у нее был такой же сын.
– Разве вы уже проходите такие темы?
– Мистер Сандерс сказал, что мы должны идти вперед.
– Ну раз сказал… Вот что, Джорджи, – она положила ему руку на плечо и ободряюще улыбнулась; Пунические войны были совсем не страшны по сравнению с той взрослой жизнью, которая ждала его впереди. – Я приду к тебе послезавтра и помогу подготовиться к контрольной, хорошо?
– Спасибо, мисс Мадаленна! – обрадовался мальчик и подкинул в воздух кепку, однако радоваться пришлось недолго.
– Мэдди! – голос Хильды был слышен на другом конце поля, и если бы она постаралась, то наверняка смогла бы докричаться и до города. – Сколько еще можно тебя ждать?
– Ой, мисс Мадаленна, – испуганно зашептал Джорджи и согнулся так, что стал совсем незаметным в зарослях шиповника. – Мне пора идти!
– Да, да, конечно, Джорджи, – Мадаленна отвела колючие кусты, чтобы мальчику было легче проползти и подала ему сумку с почтой. – Передавай привет родителям.
– Передам! – послышался громкий шепот почтальона, и в следующую секунду мальчик бежал со всех ног подальше от страшного дома.
Мадаленна перевела дух и открыла дверь веранды, ей всегда приходилось набираться терпения перед завтраком, чтобы спокойно высиживать нудные трапезы, однако, помявшись немного на ступеньках, она решила зайти с парадного входа. Чтобы к нему подойти, требовалось обойти весь дом, и небольшая прогулка помогала Мадаленне собраться с мыслями и успокоиться.
Пение пересмешника выводило в ее голове приятную мелодию, и она представляла себя не в этом ужасном доме, а где-то в старой Англии, где жили и Беннеты, и Вудхаусы, и все проблемы решались с помощью быстрой руки автора и количества страниц. Она уже почти подходила ко входу, когда от дуба отделилась какая-то тень и начала приближаться к ней. Мадаленна не очень хорошо видела – следствие долгого чтения ночью при сальной свече, – а потому она не сразу смогла разобрать немного приземистую фигуру, но когда из дома раздался очередной восклик Бабушки, Мадаленна уже не волновалась – к ней быстрым шагом направлялся Джон Гэлбрейт, и в этот момент она была почти рада его видеть.
– Здравствуй, Мадаленна, – слегка смущенно проговорил он и помахал в воздухе новым букетом. – Надеюсь, я не помешаю?
– Нет, проходи, ты как раз к завтраку. Тебя долго не было, что-то случилось? – проговорила Мадаленна, отпирая дверь своим ключом. – Что-то с мистером Гэлбрейтом?
– Нет, с отцом все в порядке. – улыбнулся Джон и зачем-то поставил букет в дождевую лейку. – Просто были проблемы с конным клубом. Я разве тебе не говорил?
– Нет.
– Значит, забыл. У нас в университете есть конный клуб, и мы кое-что интересное затеяли… – Джон хотел что-то еще добавить, но его прервал восклик миссис Стоунбрук, и Мадаленна услышала, как к двери поспешила Аньеза.
– Мэдди, это возмутительно! Как так можно долго ходить за почтой?!
– А я точно не помешаю? – прошептал Джон и сделал шаг назад, Мадаленна усмехнулась и помотала головой; бедный Джон, ему еще не доводилось видеть Бабушку в минуты гнева, и если такое произойдет, то у Мадаленна ровно на одного потенциального жениха меньше. Миссис Стоунбрук сама рыла себе яму, и за этим было забавно наблюдать.
– Джон! – Аньеза появилась как раз вовремя и с благодарностью приняла букет. – Очень рада тебя видеть!
– Может быть я не вовремя? – замялся Джон, но, заслышав его голос, крики из столовой внезапно затихли и послышался стук палки.
– Ну что ты, – еще шире улыбнулась Аньеза и взяла его под руку. – Не придумывай, мы очень рады тебя видеть.
– Джон! – миссис Стоунбрук оказалась на удивление проворной, и уже спешила к нему на встречу. – Дорогой, не стой на пороге, проходи! Тебя долго не было, что-то произошло? – она участливо поправила галстук и отобрала букет у Аньезы. – Мэдди, поставь цветы в воду и не будь такой неповоротливой!
– Да, простите, мэм, я был занят в университете, и не мог прийти… – голос Джона отдалялся от Мадаленны все дальше и дальше, пока совсем не потух за тяжелыми дверями, и тогда она поставила букет в вазу и достала заветное письмо.
Сейчас она была как никогда благодарна Джону; с той минуты как он зайдет в гостиную, Бабушка забудет о существовании своей внучки и вспомнит, если только ей что-то от нее понадобится, но тут Мадаленна могла понадеяться на верность Фарбера – он должен был окликнуть за секунду до того, как тяжелые двери снова распахнулись бы, и на пороге не возник грозный образ Хильды Стоунбрук. Письмо было незаклеенным, и Мадаленна быстро вытащила немного помятую бумагу на свет; мистер Смитон всегда писал письма на необычной бумаге, похожей больше на папирус – он всегда вымачивал ее в кофе или в чае, так ему было интереснее. Мистер Смитон был единственным, кто еще поддерживал интерес к жизни у Мадаленны, и за это она была перед ним в неоплатном долгу.
«Милая Мадаленна, я не смог толком дозвониться тебе; с твоей бабушкой еще раз разговаривать мне совсем не хочется, да и ей, я думаю, тоже, а Фарбер постоянно занимает телефон, но на то он и дворецкий, чтобы постоянно занимать телефонную линию, верно? Поэтому посылаю письмо с Джорджи (кстати говоря, отличный парень). Милая, мне будет нужен твой художественный вкус и тонкий вкус, чтобы закончить наконец подготовку к Фестивалю. У меня, конечно, есть Эйдин, но что-то мне подсказывает, что без тебя я не справлюсь. Помнишь, как ты замечательно развесила те китайские фонарики в прошлом году? А банты из гофрированной бумаги? Просто загляденье! Выручай, дорогая, прошу тебя слезно и умоляю! Да и потом, тебе все же нужно выбраться из этого дома, ведь этой ведьме все нипочем. Между прочим, как там Аньеза? Надеюсь, что еще держится, хотя, поражаюсь тому, как вы еще не сошли с ума от Хильды. Одним словом, жду тебя, дорогая, и посылаю сто поцелуев и одно крепкое объятие!»
– Мисс Мадаленна, – раздался шепот, и одурманенная письмом она не сразу узнала Фарбера. – Мисс Мадаленна, мне кажется, что вас скоро позовут.
– Спасибо, Фарбер. – улыбнулась Мадаленна и сложила письмо обратно.
Мистер Смитон всегда чувствовал, когда она была на грани; понимал, когда ей была нужна крепкая рука старого друга, чтобы не сорваться в пучину и не наделать глупостей, от которых она бы не нашла потом спасения. Она всегда помогала мистеру Смитону с подготовкой к Фестивалю, это была их маленькая традиция, некая тайна, которая их объединяла, и Мадаленна каждый август вот уже семь лет с удовольствием помогала ему украшать теплицы и оранжереи к ежегодному празднику конца осени и начала лета.
Бабушка считала это все ересью, однако Аньеза с радостью разрешала Мадаленне мастерить китайские фонарики и оборачивать деревянные палки оберточной бумагой, а когда у нее было время, она и сама вступала в процесс, как в занимательную игру. Но вот сейчас Мадаленна не была уверена, что Хильда сможет ее отпустить. Обычно они с мамой говорили, что их помощь требуется городскому клубу садоводов и книголюбов, и бабушка с неохотой, но отпускала Мадаленну на целую неделю к садовнику, но в последний месяц Хильда смогла разругаться и с миссис Кингстон, которая отвечала за клуб книголюбов, и с миссис Диксон, которая в свою очередь возглавляла клуб садоводов, и путей отхода стало намного меньше.
– Мадаленна! Иди сюда, что ты там копаешься? – послышался дребезжащий фальцет Бабушки, и Мадаленна спрятала письмо под вазу с камелиями – туда Бабушка никогда не заглядывала.
– Я уже иду, бабушка.
Утром гостиная всегда была освещена мягким светом, особенно когда косые лучи солнца падали через витражные окна на ковер. Эту комнату обставил дедушка еще тридцать лет назад, и с тех пор ничего не менялось – на этом настоял Эдвард, и Хильда, к счастью, не могла даже переклеить обои. По ее мнению комната была ужасно бедной, даже нищей, ей не хватало цвета, персиковые обои казались ей выцветшими, да и бронзы почти не было – только на каминной полке спрятался небольшой подсвечник, но Мадаленна эту комнату обожала.
Свободная, воздушная, она вся напоминала об Эдмунде Стоунбруке, и каждый раз, когда она заходила сюда, ей казалось, она попадает в объятия своего дедушки. В комнате и правда было немного мебели – только большой восточный диван, круглый лакированный стол и блестящий рояль, который был расстроен, но Мадаленна все равно на нем порывалась сыграть каждый раз, когда Хильда уезжала из дома на медленную прогулку. В этой комнате редко бывали гости, Бабушка всегда приглашала всех в темную столовую, и потому когда Мадаленна увидела, как Джон спокойно сел на диван, что-то ревностное защемило у нее в сердце. Только папа и дедушка могли сидеть на нем, мелькнула быстрая мысль, но она только тряхнула головой и предложила Джону кофе.
– Нет, что ты, не надо, посиди. – вскочил с дивана Джон и чуть ли не взял ее за руку.
– Это нисколько меня не затруднит, я просто попрошу Фарбера.
– Конечно, это нисколько не затруднит Мадаленну, – поддакнула Хильда и усадила Джона обратно на диван. – Какое кофе ты предпочитаешь, Джон?
– Обычное, черное.
– Сахар, сливки? – ровно спросила Мадаленна, просматривая очередной рекламный проспект. – Советую добавить сливки, они совсем свежие.
– Да, да, конечно, по твоему усмотрению. – торопливо ответил Джон и внезапно взял руку Мадаленны в свою. – Мадаленна, у меня небольшая новость.
– О, да, – улыбнулась Аньеза, незаметно делая Мадаленне знак, чтобы и та слегка улыбнулась. – Очень интересная новость. Ты знала, что Джон состоит в одном из конных клубов Лондона?
– Нет, не знала. – Мадаленна старалась казаться невозмутимой; на момент ей показалось, что Джон встанет на колено и предложит ей стать его женой, и от этого ей захотелось убежать вслед за маленьким Джорджи. – И как успехи, Джон?
– Если ты его не будешь перебивать, то он все тебе расскажет. – проворчала Бабушка и улыбнулась Джону. – Не обращай внимания на ее бесцеремонность, она сегодня встала не с той ноги.
– Мадаленна, – Джон словно и не слышал слов Хильды. – Я состою в конном клубе от университета, и в субботу устраиваются скачки. Я подумал, может быть ты сможешь пойти со мной? Там будет лучшая публика – певцы, актеры, говорят, даже Майкл Редгрейв будет, да и потом, я думаю, что из твоего Гринвичского университета тоже кто-то обязательно приедет! Так что, – он нерешительно посмотрел на нее и слегка сжал ее руку. – Ты согласна?
– Джон, спасибо большое за приглашение, я очень благодарна тебе, но боюсь, что я не смогу.
– Чепуха, – фыркнула Бабушка. – Не слушай ее, Джон, конечно, она сможет!
– Мадаленна, почему нет? – он снова прослушал слова Хильды и только смотрел на нее очень внимательно. – Ты же ни разу не была на скачках, ты же не знаешь, как там весело!
– Зато ты знаешь, Джон, как я отношусь к лошадям. – твердо сказала Мадаленна и легко пожала его руку. – Я знаю, как их мучают, как их загоняют и как их убивают, если они повредят себе ногу. Это ужасно, и я не могу на это смотреть. Прости, Джон.
– О, Небеса! – воскликнула Хильда. – Перестань нести чушь, Мэдди, ты пойдешь!
– Хорошо, – внезапно Мадаленна выпрямилась, и она почувствовала, как ее взгляд стал холодным; она приближалась все ближе и ближе к грани. – Если вам, Бабушка, надо, я пойду на скачки.
– Нет, Бабушка, – вступилась за дочь Аньеза. – Так нельзя. Ведь если с лошадьми и правда так обращаются, это ужасно! И если Мадаленне не хочется идти, то она вовсе не обязана.
– Подождите! – воскликнул вдруг Джон, и все недоуменно посмотрели на него. – Я не хочу, чтобы Мадаленна принуждала себя, если ты не хочешь, не ходи, но, пожалуйста, поверь мне. – он умоляюще взглянул на нее и сильнее сжал ее руку. – Я знаю того человека, который устраивает скачки, его зовут Майкл. Он отличный парень, он никогда не позволит кому-то издеваться над животными. Уверяю тебя, все будет хорошо. Мне очень хочется, чтобы ты пошла, я бы познакомил тебя со своими друзьями, это было бы очень интересно.
Мадаленна медлила с ответом. Ей вовсе не хотелось выглядеть ломающейся особой, но она не знала, что сказать Джону. Отказаться означало бы оскорбить его без причины, и в конце концов, если они были даже не друзьями, так приятелями точно, и Джон мог бы давно обидеться на нее за то, что она так флегматично относилась к их общим прогулкам. Но, с другой стороны, согласиться значило принять тот факт, что позже он мог видеть в ней не только друга, но и кого-то больше, а этого Мадаленна боялась как огня. И все же, она вышла бы из дома, познакомилась с новыми людьми, и смогла бы помочь мистеру Смитону, мелькнула внезапная мысль, и Мадаленна нахмурилась – как раньше она не смогла до этого додуматься. Разумеется, ей будут нужны новые платья и шляпы, и она сможет выходить из дома каждый день под предлогом, что едет в город за покупками. Она не станет обманывать Джона, она с удовольствием составит ему компанию на скачках, просто у этой ситуации появилась еще одна положительная сторона. И так как вопросы совести по отношению к Бабушке ее уже давно не волновали, Мадаленна утвердительно кивнула.
– Если все так, как ты говоришь, то я согласна.
– О, Мадаленна, – Джон так резко вскочил с дивана, что чуть не опрокинул чашку себе на колени. – Спасибо! Ты не пожалеешь, обещаю.
– Надеюсь, бабушка меня отпустит.
– Ну конечно, – благосклонно ответила Бабушка. – Ты можешь пойти, я же уже сказала.
Мадаленна улыбнулась; тактическое отступление сработало, и когда она пожала руку Джону, она была совершенна искренна – сам не понимая, он помогал ей, и за это она была ему благодарна.
– Боюсь, мне уже надо идти, – он подошел к двери и старомодно поклонился. – Отец хотел, чтобы я ему помог.
– Конечно, Джон, – сладко улыбнулась Хильда. – Передавай привет мистеру Гэлбрейту.
– Передам обязательно, мэм. Не провожай меня, Мадаленна, – он победно ей улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ. – Только вот что, совсем забыл, – он резко повернулся. – мне же нужна будет бутоньерка!
– Не переживай, Джон, – рассмеялась Аньеза и подмигнула Мадаленне. – Думаю, дочка сможет тебе что-то подобрать у мистера Смитона, верно?
– Да, конечно. – и на этот раз Мадаленна улыбнулась так широко, что у нее заболели щеки.
* * *
– Не забудь, что на платье ты можешь потратить из своих денег не больше двадцати фунтов, Мэдди; и прошу тебя, подбери наконец что-то цветное, а не очередное серое и бесформенное! Это скачки, светское мероприятие, а не собрание садоводов у твоего мистера Смитона. Боги, – миссис Стоунбрук глубоко вздохнула и открыла флакон с иланг-илангом. – Не будь ты дикой, вышла бы в свет гораздо раньше, но твои манеры… Видят Небеса, я не могла позволить тебе появиться в Лондоне…
Бабушка проявила необычайную настойчивость, и если Мадаленна предполагала, что та отпустит ее в город ближе к пятнице, а то и в саму субботу, то миссис Стоунбрук освободила ее от всех обязанностей во вторник, и строго наказала этим же днем ехать в Портсмут за нужным платьем и соломенной шляпой.
Мадаленне пришлось встать в пять утра, чтобы вовремя полить газон, забрать очередные счета и провести наставительную беседу с прислугой, прежде чем миссис Стоунбрук благосклонно сказала, что та свободна до субботы и попросила еще по пути зайти в галантерейный магазин и отказаться от бумазейных салфеток в пользу шелковых, сообщить мистеру Рендольсу из книжного, что в их доме закончились чернила и бумага, а еще сделать большой заказ шампанского на конец августа – Бабушка готовилась к своему ежегодному приему, куда Мадаленна допускалась в качестве внучки и весь вечер стояла в углу комнаты, выслушивая неуклюжие комплименты в свой адрес и наблюдая за стрелками часов. Эти приемы могли бы быть куда интереснее, если все люди, собравшиеся в большой столовой, тайно бы ненавидели друг друга и мечтали занять чужое место, но вес они были уверены в своей собственной доброте и прятали неприязнь куда поглубже за милыми словами и улыбками.
– Бабушка, я могу потратить на платье побольше, я сама могу его купить.
– Я тебя умоляю, Мадаленна! Твои попытки вести бюджет очень милы, но абсолютно нелепы! Ты потратишь на платье все деньги, которые заработала с одного мальчишки, поэтому не дури и возьми.
Бабушка протянула ей стофунтовую банкноту, однако Мадаленна вежливо положила деньги обратно в тисовую шкатулку и аккуратно захлопнула крышку. Однажды она поклялась, что не возьмет от Бабушки ни одного цента, если сможет себе позволить, и ради этого она бегала целыми днями по занятиям и не обращала внимания на головную боль – независимость всегда приобреталась тяжело, и Мадаленна знала, на что шла.
– Спасибо, Бабушка, но я сама в состоянии купить себе платье.
– Значит, все-таки гордость взыграла, да? – Хильда тяжело села в грубое кресло и прищурилась. – Знаешь, Мадаленна, мне казалось, что ты куда умнее своей бестолковой матери, которая только и делала, что носилась со своим чувством достоинства и понятиями о чести, но… – Бабушка не успела закончить, как фарфоровая ваза вдруг сдвинулась с края скатерти и повалилась на пол; осколки прекрасно блестели на натертом паркете. – Боги, Мадаленна, что это такое?!
– Я попрошу вас больше никогда так не говорить о моей матери, бабушка. – спокойно сказала Мадаленна и быстро собрала остатки вазы в небольшую кучку. – Я ее люблю, и папа ее любит, и вы не можете себе позволить таких слов.
– Знаешь, милая, – после долгой паузы проговорила Бабушка. – Не будь Джона, и не пригласи он тебя на эти дурацкие скачки, ты бы провела еще месяц взаперти. Тебе бы пошло на пользу, твоему характеру так точно. Так что, подумай, – раздался звон колокольчика, и Мадаленна услышала быстрые шаги Фарбера за дверью. – Может не стоит отвергать предложение этого молодого человека. Можешь идти.
Щеки Мадаленны пылали, когда она вышла в пустынный холл, и она пожалела, что столкнула со стола одну вазу – надо было бить весь сервиз. Бабушка выводила ее из себя, заставляла думать об ужасных вещах, делала ее такой ядовитой, а когда замечала выражение ярости на лице своей внучки, вздыхала с каким-то облегчением. Когда Мадаленна была маленькой, мама часто говорила, что Бабушка говорила об их схожести и внешней, и внутренней, но если раньше Мадаленна надеялась, что это когда-нибудь их примирит, то сейчас она в ужасе бросилась к зеркалу, ожидая увидеть в отражении отвратительную усмешку.
Говорили, что дочери всегда наследуют характеры отцов, а те, в свою очередь, характер матерей, и если папа не стал копией Хильды, значит, пришла очередь Мадаленны. Она испуганно отпрянула от тяжелого зеркала, на секунду ей почудилось знакомый взгляд серых глаз; теперь она знала, что постоянно преследовало ее в кошмарах. Нет, Мадаленна отерла мокрый лоб, она не станет такой, как Хильда, она не может быть такой – злой, гадкой, уничтожающей все на своем пути; она выберется отсюда, сбежит куда-нибудь, откажется от свадьбы с милым Джоном, но она не станет такой же ведьмой во плоти.
Входная дверь хлопнула, и легкий аромат шиповника повис в гулком холле. Из гостиной вышел Фарбер и вытащил письмо из-под вазы с камелиями, Старая миссис будет очень сердита, если узнает, что ее внучка снова сбежала к мистеру Смитону, а ему вовсе не хотелось, чтобы мисс Мадаленна снова бледнела и напоминала вышитую скатерть, а потому дворецкий аккуратно сложил письмо и спрятал в нагрудный карман. Он его отдаст самой Мадаленне.
* * *
Портсмут Мадаленна любила; любила его ленивую неторопливость и при этом удивительную, кипучую жизнь. Город дышал, город жил своими собственными мыслями, и Мадаленна могла слышать его мысли. Август был золотой жилой для Портсмута, и когда она вышла из автобуса, она сразу попала в бурлящую толпу. Разные языки, смешки и восклики мешались друг с другом, и на минуту она шагнула обратно к остановке. Мадаленна уже думала о том, чтобы сначала навестить мистера Смитона, однако ей совсем не хотелось печалить своими историями из дома, и Мадаленна решилась сначала поехать в магазины. Туристы сновали из стороны в сторону, и она отошла под узкий козырек, ожидая, когда сигнал светофора наконец погаснет, и толпа слегка поутихнет – от этого гвалта у нее начала закладывать в ушах, и появилось неприятное чувство, словно она сейчас задохнется. Мадаленна глубоко вдохнула и закрыла глаза, а когда открыла, то на улице осталось всего несколько человек. Удивительный город; люди здесь могли появиться из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Мадаленна вдруг улыбнулась, и приятное ощущение спокойствия и счастья поселилось у нее внутри; что-то ей говорило – сегодня все будет хорошо, и, поверив своему внутреннему голосу, она слегка подпрыгнула на месте и решительным шагом перешла на другую сторону улицы.
Ходить по магазинам Мадаленна любила. Ей нравилась красивая одежда, тонкие ткани, от которых всегда пахло немного гвоздикой; ей нравилось прикладывать к себе перед зеркалом платья и представлять, как она сидит, например, в черном бархатном в Лондонской опере. Обязательно должен звучать Григ, а свечи колыхаться от легкого дыхания. В темно-розовом в пол она представляла себя героиней романа Диккенса – вон она объясняется с поклонником, который любит ее с детства и хладнокровно отказывает ему; пасмурный вечер тихо клонится к концу, и газовые фонари напускают туман. А вот в темно-зеленом… Для темно-зеленого Мадаленна пока ничего придумать не могла. Мама говорила, что этот цвет шел к ее рыжим волосам, и что в нем она становилась еще более красивой, а от того Мадаленне хотелось придумать что-нибудь этакое, такой воздушный замок, от которого у нее даже бы закружилась голова. Но то ли воображение у нее было уже не такое богатое, то ли обычные дни не способствовали изощренным мечтам, но пока что эта мечта оставалась нетронутой.
Мадаленна сама не заметила, как подошла к магазину готовых платьев миссис Бэсфорд, и она неторопливо позвонила в колокольчик. С этой милой женщиной Аньеза была в лучших отношениях, именно она шила ей «шапочку Джульетты» на свадьбу, а потому и Мадаленна была здесь самым частым и желанным гостем. Она немного отошла в сторону, и за дверью показалась фигура миссис Бэсфорд – она сразу же улыбнулась и помахала ей рукой.
– Здравствуй, дорогая! Давно тебя не видела!
– Было много дел.
– Понимаю, – нахмурилась Джоанна и пропустила ее вперед. – Как мама?
