скачать книгу бесплатно
Глубина тихого омута
Хороший текст
Перед вами – первый выпуск альманаха «Хороший текст». Главный редактор первого выпуска, философ Александр Секацкий, задал тему альманаха – «Глубина тихого омута», его структуру и композицию. По условиям конкурса принимались только ранее неопубликованные произведения. Широкая редколлегия рассматривала их анонимно, без имён авторов. Обсудить этот альманах, стать авторами следующих, а также поговорить на литературные темы вы можете на нашем портале horoshiy-text.ru. Будем рады вас там видеть!
Глубина тихого омута
Хороший текст
© Хороший текст, 2017
ISBN 978-5-4490-1825-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В редколлегию первого альманаха «Хороший текст» вошли 300 человек.
Среди них как именитые писатели, так и читатели, доказавшие своё право решать судьбу присланных в альманах текстов
Уважаемые читатели!
Перед вами – первый выпуск альманаха «Хороший текст», изданного порталом horoshiy-text.ru.
Для отбора текстов в альманах мы применили новый, оригинальный принцип. Победители были выбраны широкой редколлегией. Её членами могли стать все желающие, прошедшие на портале квалификационный тест и тем самым доказавшие своё право судить.
Главный редактор первого выпуска, философ Александр Секацкий, задал тему альманаха – «Глубина тихого омута», его структуру и композицию.
По условиям конкурса принимались только ранее неопубликованные произведения. Широкая редколлегия рассматривала их анонимно, то есть без имён авторов.
Каждый текст оценивался по семи критериям, после этого член редколлегии выносил финальное решение: рекомендовать к публикации или нет. Оценки по всем критериям, включая решение, были агрегированы с помощью математической формулы, а результат – отранжирован.
В альманах было подано около 600 рукописей, более половины было отклонено за несоответствие условиям, в итоге редколлегия рассмотрела 170 рукописей. В альманах вошли 15 произведений с наивысшими суммарными оценками.
Оценки проставило более 300 человек, наиболее активными членами редколлегии были (имена приведены так, как люди представили себя на портале, в алфавитном порядке): Арина Амбарцумова, Дмитрий Ахременко, Владимир Бурлаков, Сергей Герасимович, Мария Голованивская, Игорь Градов, Елена Колмановская, Ингвар Коротков, Александр Лучанкин, Татьяна Москвина, Лариса Петрашевич, Сергей и Надежда Семёнов и Пудова, Жанна Титова.
Обсудить этот альманах, стать авторами следующих, а также поговорить на литературные темы вы можете на нашем портале «Хороший текст» (horoshiy-text.ru). Будем рады вас там видеть!
Ваш «Хороший текст»
Тихий омут, круги на воде и как не пройти мимо
Предлагая тему альманаха, я думал вот о чём.
Давно хотелось бы увидеть сумму размышлений о роли «подводных течений» в делах человеческих: в каждой отдельной жизни, в творческом свершении, в истории в целом. Да, на поверхности мировых событий мы частенько видим шум и ярость, но разве они правят миром? Очень похоже, что ни криком, ни отчаянием, ни жестокостью человечество не удивить.
Вспоминается сокровенное размышление Ницше: «величайшие события – это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы». Да, время от времени, ярость благородная вскипает как волна. Вскипает и встречная ярость. Но, тем не менее. По словам того же Ницше, сердце Земли из золота.
Но так и остается неразгаданной одна из самых загадочных загадок: что же всё-таки таится в глубинах тихого омута?
Теперь, когда молодые авторы внесли свой вклад и никто в омуте не утонул, никто не заблудился в тумане, я хочу вернуться к своим пунктирным версиям. Собственно, их было две. Одна касалась принципа Иисуса, всегда казавшегося мне так до конца и не понятым. Принцип гласит: делайте добро тайно: «У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3). Дело в том, что человечество одержимо презумпцией гиперподозрительности и огромное количество интеллектуальных усилий ушло на то, чтобы разоблачить своекорыстные интересы, скрывающиеся под маской добрых дел. Что-то удалось разоблачить, что-то (кого-то) нет, но ясно, что дознание будет продолжаться, на него всегда есть спрос. Даже для историков дознание такого рода и есть их основное занятие…
Все же немного жаль затраченных усилий. Очень хотелось бы провести следствие другого рода, разобраться, а нет ли в истории (да и в нашей повседневности) ресурсов и следствий скрытого, неопознанного добра? А вдруг были люди, всерьёз принимавшие заповедь Иисуса, и они осуществляли свою помощь, своё содействие, причем делали это абсолютно анонимно, так, что в историю всё вошло под именем везения, выпавшего талантливому или просто достойному человеку? Может, счастливчики и думали о добрых ангелах, но уж точно не подозревали, что их хранители живут в соседнем омуте…
Кажется, некоторые авторы альманаха руководствовались похожей идеей, но в целом всестороннее дознание насчёт скрытого добра ещё ждёт своего часа.
Теперь мое второе соображение, связанное с тихим омутом, его я хочу изложить более подробно в виде притчи с комментариями.
ПРИТЧА О ВАХТЁРЕ
Эта притча несколько напоминает идею о Вратах Закона у Кафки – но всё же отличается от неё.
Итак, представим себе человека, ищущего просветления, расширения реальности, и совершающего для этого поэтапное восхождение, где не приходится жалеть никаких усилий. У него, у этого стяжателя силы, искателя совершенства, уже есть некоторые представления о том, как миновать стражу, и о том, как уже на подходе можно распознать сияние истины. То есть перед нами достаточно опытный соискатель совершенства.
И вот, во сне или наяву, он попадает в некое учреждение, относительно которого интуиция подсказывает ему, что здесь он должен, наконец, обрести истину. И наш взыскующий решительно открывает дверь и видит сбоку, под лестницей, небольшую комнату, скорее даже отсек, где сидит вахтёр. Именно классический вахтёр ещё советского образца, нисколько не похожий на стража. Он пьёт чай, отхлёбывая его из стакана в подстаканнике, на столе стоит незатейливая сахарница, лежат книги, вокруг ещё какие-то нехитрые вещи – но нашему путнику, конечно, не до вахтёра.
– Вы куда путь держите? – приветливо и несколько старомодно спрашивает вахтёр.
– Мне нужно туда, в ваше здание, – слышится в ответ.
– Но никого больше нет.
– Я слишком долго шёл, и я должен туда попасть.
Вахтёр, на удивление, не особенно спорит: «Что ж, проходите, сами увидите».
И путник, не успев удивиться тому, что страж не стал его даже испытывать, ничего не потребовал (то ли дело прежние стражи, встречавшиеся ему, тех миновать было нелегко), решительно проходит через вахту.
Далее возможно двоякое развитие событий. В длинном коридоре второго этажа действительно все двери оказались закрыты и комнаты пусты. Путнику пришлось вернуться и спросить у вахтёра, когда же учреждение будет работать.
– Быть может, завтра, – ответил тот.
Или второй вариант: за одной из дверей обнаружилось сияние, ищущий просветления обрёл его, даже не входя в комнату, и ушёл домой просветлённый. Однако вскоре просветлённый сообразил, что нечто подобное уже происходило с ним на других уровнях: просто теперь, стало быть, он имеет одним просветлением больше.
Одновременно в его памяти возник скромный вахтёр и его будочка, просветлённый вдруг вспомнил, что лежавшая на столе книга была в загадочном кожаном переплёте, а диванчик был застелен шкурой Единорога… Да и вся обстановка теперь представлялась очень странной, просто тогда не хватило времени всё это оценить.
Так искатель истины понял свой просчёт, он поспешил вновь в учреждение, но, понятно, его уже не обнаружил. В этом сходятся оба варианта развития событий.
Возникает вопрос: мораль сей басни какова?
Что ж, перед нами версия человеческой экзистенции, безусловно претендующей на истину. Беда приходит оттуда, откуда не ждали, иначе она не беда. Но и самое главное, то, что мы называем преображением, тоже приходит откуда не ждали. Или не приходит вообще, если нет готовности к экзистенциальным рискам.
Это значит, что во всякой автоматизации присутствия возникает ложь, например возникает как зацикливание и даже как сама смертность. И это отчасти вопрос о качестве азарта и о спектре риск-излучения. Если реакторы по производству души отличаются повышенной радиацией, а их остановка неизбежно ведёт к мерзости запустения и к последующему остыванию Вселенной, то всё же крайне важно ещё учесть ловушки. Тут можно говорить об игровых автоматах в самом широком смысле слова, о хорошо замаскированных аналогах примитивного «однорукого бандита».
Но одновременно в этой притче в образе вахтёра спрессована едва ли не важнейшая амбивалентность этого мира. Ведь, с одной стороны, ловушка называется «поговори со мной» – и можно с лёгким ужасом представить себе, сколько людей не дошли до цели, потратив время на разговоры с различными вахтерами, фактически истратив на это жизнь. Однако в столь же серьёзную и не менее грустную ловушку попадаются и те, кто всегда проходит мимо вахтёров, даже не останавливая на них взгляда, – их участь можно определить как автоматизм линейных озарений. Ведь это только на первый взгляд перед нами траектория чистого восходящего движения. Может быть просто включён какой-нибудь «стиратель памяти», и тогда топтание на одном месте, на той же самой площадке будет восприниматься как движение вперёд и восхождение. Мы-то склонны думать, что эффект «дежа вю» возникает крайне редко, производя впечатление чуда, но возможно, что наоборот, опознание время от времени «заедает», заставляя думать о продвижении, которого нет. Такова дилемма между застреванием на вахте и заеданием опознания уже не раз виденного.
И тогда реальность будочки станционного смотрителя где-то на отшибе, того же вахтера, во многих отношениях действительно является решающей, без её учета невозможно понять идею Боговоплощённости (кенозиса).
Представим себе всех этих «обладателей силы», претендентов на бессмертие, и даже в некотором смысле бессмертных. Вот они мчатся в своих огненных колесницах, преодолевая препятствия и обрастая победами. Но как стереотипны и однообразны их истории, и как путаются из-за этого их имена. Но вот один из них (так можно было бы подумать) задержался в пыльной Палестине, принял на себя конкретную историю и именно этим учредил уникальную инновацию мира, нечто никогда не бывшее…
Что ж, и в качестве напутствия: присмотрись к тихому омуту и проходи мимо него осторожно.
Александр Секацкий, главный редактор первого альманаха
«Глубина тихого омута»,
философ, преподаватель Школы «Хороший текст»
Модест Осипов
Александр Секацкий: «Этот рассказ Модеста Осипова обладает редким качеством полной завершённости. Очень точная дозировка пафоса, нет никакого перекоса ни в сторону жалости к незадачливому герою, ни в сторону компенсирующей грёзы. Если поставить контрольный вопрос: а можно ли развернуть эту историю в цепочку „приключений ангела“, ответ будет отрицательным. Всё сказано, и ретроспективное движение восприятия от неожиданной концовки ко всем эпизодам, ко всем „ступенькам подъёма“ создаёт эффект целого. Собственно, так и устроено произведение литературы в отличие, например, от школьного сочинения. Все прочие „находки“ детали сообщения срабатывают при выполнении этого минимального условия – и у Модеста Осипова они срабатывают».
Мои тряпичные крылья
– Ангела вызывали? – спрашиваю у прохожих. Кто-то улыбается, играет в мою игру, другие считают чудаком, дураком, жуликом. С утра до позднего вечера я хожу по городу, ищу, кому нужен ангел, и стараюсь им быть. От гонораров не отказываюсь – ни от скромных, ни от щедрых.
«Принимаются к оплате шоколадки и конфеты, поцелуи и объятья, и банкноты, и монеты», – отвечаю, если кто спросит.
Когда людей на улицах становится совсем мало, я снимаю крылья, прячу их в пакет и возвращаюсь домой.
Да что ж такое! Опять лифт сломался. Подниматься на шестой этаж мне придётся пешком. Спросите любого астматика, и он Вам точно скажет, сколько ступенек от двери подъезда до его квартиры. До моей – сто двадцать семь.
***
Первый этаж. Не буду останавливаться, пойду дальше.
…По утрам выхожу на балкон и прислушиваюсь: звенят трамваи, каблучки по брусчатке цокают, дождь шуршит, тревожно сигналят кому-то автомобили… Я стараюсь поймать мелодию нового дня, загадываю, каким он будет – у ангелов свои приметы.
День будет удачным. Дождь перестал, на несколько минут выглянуло солнце. Совсем молодые ребята, приезжие, стоят посреди Пушкинской, разглядывают карту города, решают, куда идти. Я поправил крылья, подошёл к ним.
– Ангела вызывали? – спрашиваю.
– Э-э… Нет. А разве можно ангела вызвать? – девушка улыбнулась. Её спутник рассматривал меня бесцеремонно и скептически.
– Можно, конечно. Вот Вы, молодой человек, любите эту девушку?
– Да, – буркнул он.
– А Вы, юная путешественница, любите того, кто любит Вас? – я посмотрел на неё поверх очков. Снова поправил крылья. Когда надеваешь их на тёплую куртку, они смешно топорщатся и плохо держатся.
– Люблю, – ответила девушка.
– Значит, вызывали. Ангелы прилетают на любовь, как бабочки на цветы, – я неловко подпрыгнул, будто прилетел…
***
Тридцать первая ступенька, второй этаж.
– Здравствуйте, Нина Васильевна.
– Добрый вечер, Митя.
Товарищ по несчастью – старушка с третьего этажа – спускается навстречу, к почтовому ящику. Вроде бы за газетой, но на самом деле ждёт письмо от сына. Ей тоже тяжело будет подниматься.
– Лифт не работает, я кнопку-то нажимала-нажимала, а его всё нет. Пришлось пешком идти.
– Да, опять испортился, приду домой и позвоню в аварийку.
– Ты не спеши, сынок. Совсем запыхался.
Я пожелал соседке доброго здоровья и пошёл дальше.
…Те ребята-путешественники… Обычно чувствую, угадываю, к кому стоит подходить, а к кому нет. Не все верят в близорукого ангела с тряпичными крыльями за спиной, тучного и одышливого, как Гамлет, принц датский. Вот и они не поверили, не нашёл к ним дорожку.
Дальше тоже не задалось. Нарисовал на листке из блокнота смешную сову, хотел подарить девушке с огромным цветастым зонтиком. Она ходила туда-сюда по Театральной площади, каждые несколько минут звонила кому-то, никак не могла дозвониться. Я представил себе, как девушка улыбнётся, спрячет картинку, вернётся домой, достанет мой подарок из сумочки, улыбнётся снова и, может быть, даже вспомнит об уличном ангеле. Но она отшатнулась, огрызнулась, рисунок упал в лужу.
В сквере напротив Драмтеатра двое мальчишек лет восьми и худенькая рыжая девочка играли в снежки. Под деревьями ещё полно снега, он мокрый, рыхлый, для снежков лучше не придумаешь. Подхожу, спрашиваю, можно, мол, с вами поиграть? Вместо ответа в меня летит снежок. Значит, можно. Малыши тут же объединяются, атакуют с разных сторон, я едва успеваю наносить контрудары, верчусь взад-вперёд, чуть не роняю в сугроб очки. Вдруг вырастает, как из-под земли, женщина средних лет, с перекошенным от гнева лицом, и, срываясь на визг, кричит, что я, здоровенный мужик, убью или покалечу её Витечку прямым попаданием снежка в какой-нибудь жизненно важный орган. Хоть кто-то считает меня мужиком. Даже спорить не стал, ушёл…
***
Пятьдесят пятая ступенька. Третий. Передышка. Попробую обойтись без ингалятора. Я люблю свой дом, один из самых высоких в городе, квартиру на последнем этаже. Только бы лифт не ломался. Сто с лишним лет назад губернатор Тимофей Барятинский запретил строить в Новгороде-Днепровском дома выше шести этажей и церкви выше Софии. И ведь не строят. А где ещё жить ангелу, как не под самыми крышами? Разве что свить гнездо на телебашне.
…Середина дня, моросит дождь. Кряхтя и пыхтя, я втиснулся в телефонную будку, она мне явно маловата. Телефон-автомат давно убрали, никто уже ими не пользуется, но будки остались – старинные, красные, с гербом города над дверью. В них легко помещаются двое влюблённых, а один толстый ангел – с трудом. Вот они идут – паренёк в куртке без капюшона, девушка в демисезонном пальто.
Выпархиваю, взмахом воображаемой шляпы приглашаю их в будку:
– Ангела вызывали?
Даже не ответили, спрятались и закрыли дверь прямо перед моим носом…
***
Семьдесят семь. Восемь. Девять. Четвёртый этаж. Отдохнуть. Лифт что-ли поехал? Нет, показалось. В городе, среди людей ходить легче, дышать легче, я будто забываю о своей астме.
…Дождь разошёлся. Сижу на широченном подоконнике в кафе на Пушкинской, в гнезде из диванных подушек. Уютно, тёпло, пахнет булочками с корицей, на батарее сохнут мои тряпичные крылья. Представляю, как заходит с улицы другой ангел и дарит мне счастье. Нет, обознался, это портной из ателье по соседству пришёл в «Чудное мгновенье» за гостинцами для внучки.
За столиком у окна студентка читает Диккенса, делает пометки на полях, выписывает что-то в толстую тетрадь. В дальнем углу сидит молодой человек, пьёт чай и украдкой смотрит на незнакомку, подойти к ней явно не хватает смелости. Надо помочь, есть работа для ангела-почтальона. Я тянусь было за крыльями, но девушка вдруг вскакивает, хватает рюкзак, книгу, тетрадку, вылетает из кафе. Зачиталась, наверное, и теперь мчится на лекцию. Жалко, красивая история могла бы получиться…
***
На площадке между четвёртым и пятым этажами стоит стул, на подоконнике – пепельница, пачка крепких сигарет, подмокший вчерашний «Спорт сегодня». Это уголок Сан Саныча из двадцатой квартиры – жена запрещает курить дома, и он приходит сюда в домашнем застиранном халате, читает о футболе или с тоской смотрит в окно. Лет пять назад весёлый пьянчужка Сан Саныч каким-то чудом бросил пить, но стал меланхоликом. Посижу чуть-чуть на его стуле и пойду дальше.
Девяносто девять. Сто. Сто один. Сто два. Сто три. Пятый. Ф-фух! Почти дошёл.
…Не повезло мне сегодня с погодой, прохожие попрятались по домам раньше обычного. Пора снимать крылья и идти домой.
– Ой, Славик, смотри, ангел! Тот самый!
Ко мне подбежала молодая женщина, следом подошёл мужчина постарше, подал руку.
– Здравствуй, ангел.
– Добрый вечер, дети мои. Чем вам помочь?
