banner banner banner
Любовь и ненависть в Ровердорме
Любовь и ненависть в Ровердорме
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Любовь и ненависть в Ровердорме

скачать книгу бесплатно


Долли Солвейн тоже на него посматривала. Причем со значением.

Не сказать, что она была настоящей красавицей, но таких, как Долли, в Ровердорме называли «кровь с молоком».

Вот и я тоже смотрела – то на мнущегося Донахью, то на дочь кузнеца, которая призывно на него поглядывала, отказывая то одному, то другому своим кавалерам.

Признаюсь, к середине танцев мне захотелось подойти и дать сыну Уны хороший подзатыльник, отправив его наконец-таки к Долли. Но я не стала этого делать – понимала, что в таких вопросах сила не поможет. Даже разговоры не помогали, хотя я всячески пыталась настроить Донахью на нужный лад.

Не только я – Уна давно пилила сына насчет внуков, а я успела пару раз намекнуть, что пустующий коттедж на территории «Поющей Ивы» может стать их.

Но дальше переглядываний дело у них с Долли не шло.

Зато со мной Донахью почти не робел и не заикался – наверное, потому что не рассматривал меня в качестве романтического объекта. Только как свою хозяйку, которой он был предан душой и телом.

Я тоже его не рассматривала…

Вернее, рассматривала, но только когда размышляла, как получше и побыстрее свести их с дочерью кузнеца. А еще – когда два года назад Донахью заболел воспалением легких, а я прикидывала, что б такого заварить ему из трав, чтобы стало полегче, потому что моя целительская магия не помогала.

Потом он сломал руку, упав с лесов, когда пытался залатать дыру в крыше западного крыла. Затем наступил на ржавые вилы, что добавило мне тревог, потому что воспаление крови мне было не вылечить. Боги в тот раз миловали, но после этого он заболел чем-то таким, что мой разум отказывался классифицировать.

Спасла Донахью тетя Прим, заявив, что однажды обучит этому и меня.

А еще Донахью обожал Грома, которого мне подарила тетушка на шестнадцатилетние. Великолепный вороной жеребец с отметиной на голове в виде молнии значил для меня очень многое.

Наверное, потому что он был только моим. И еще я иногда чувствовала, словно он – часть меня.

Науке обращаться с лошадьми меня обучил парнишка из племени чикотто, который привел жеребца из резервации в день моего рождения. Они стояли с Громом на газоне перед входом в «Поющую Иву», и тетушка Прим, подведя меня к окну на втором этаже, сказала, что это ее мне подарок.

К подарку прилагался еще и Шоун, парень примерно моего возраста. Он оставался у нас почти год – учил меня правильно обращаться с Громом. К тому же помогал нам по хозяйству, заделав вместе с Патриком и Донахью дыры в крыше, оставшиеся после одного из ураганов.

Иногда я видела Шоуна, разговаривавшего с тетей или же прогуливавшегося вдоль Лягушачьего Пруда с моей сестрой, и Лиззи доверчиво вкладывала маленькую ладошку в его руку.

Шоун Белый Змей стал членом нашей маленькой семьи, и я, признаюсь, испытывала к нему самые теплые чувства.

Но два года назад он пропал, исчез без следа. Ушел из конюшни, в которой ночевал, напрочь отказавшись жить в доме. Забрал свои нехитрые пожитки, никого не предупредив и не оставив мне записки.

Я переживала, горевала и даже порывалась отправиться за ним в резервацию, чтобы найти ответы – вернее, найти Шоуна! – но тетушка меня удержала. Не позволила, снова заявив, что еще рано и мое время не пришло.

После чего добавила, что Шоун обязательно вернется.

Но его до сих пор не было – а я, признаюсь, все еще горевала.

Вздохнув, я подошла к Грому, уже оседланному и стоявшему в просторном деннике рядом с рыжим бодливым мерином по кличке Мерлин. Поздоровалась со своим конем, сказала, что уже скоро поедем.

– Вот что я п-подумал, мисс Мира! – произнес Донахью, уставившись на меня светлыми, почти прозрачными глазами. – М-может, вам стоит п-подержать Грома у Д-делавейров? Ну, п-пока столичные не уберутся… Там ему и нам б-будет спокойнее!

Он почти перестал заикаться, да и выглядел как…

Как защитник.

– Спасибо, Донахью! – улыбнулась я. – Я тоже об этом подумала и уже договорилась с Делавейрами. Если будет нужно, они возьмут Грома к себе.

Но сперва мне хотелось еще раз посмотреть на столичную родню. Мы не виделись с ними четыре с лишним года. Быть может, с дядей и тетей произошли изменения в лучшую сторону?

Правда, Роган Делавейр, с которым я училась в школе в Ровердорме, говорил, что мои родственники – столичные шакалы. А шакалы не изменяют своим шакальим привычкам, поэтому постараются отобрать у меня последнее. Сделают все, чтобы забрать Грома.

Но они не могли! Не имели на мою лошадь никакого права!

Да, дом они у нас отняли, лишив с Лиззи наследства, но Гром по всем документам принадлежал только мне, и я не собиралась никому его отдавать.

– Мы немного прокатимся, – сказала я Донахью, после чего легко взлетела в седло. Взявшись за поводья, тронула Грома коленями, и тот послушно вышел из конюшни.

На миг я счастливо закрыла глаза, подставляя лицо теплому летнему ветру. Затем повернула голову и стала смотреть на то, как поднималось из-за гор солнце, окрашивая ледники на вершинах в расплавленное золото; после чего его лучи разбегалась по склонам, стекая тем самым золотом к бесконечным лугам и лесам Ровердорма.

– Пожалуй, сегодня просто разомнемся, – сказала я Грому. – Оставим тренировку на другой раз.

На дальнем пастбище у нас был устроен тренировочный круг, но мне хотелось поскорее вырваться на свободу. Добраться до опушки, затем скакать вдоль кромки леса во весь опор; стремглав лететь к горам, чувствуя, как в крови плещется адреналин.

Да, я знала чужое для этого мира слово.

Помнила еще много слов – и даже могла произнести их на своем родном языке, незнакомом для Элайра. Хотя память, притупленная воспоминаниями настоящей Миры Уилсон, уже начинала меня подводить.

Иногда мне казалось, что в моей жизни не было ни огромных городов, ни стремительных машин, ни смартфонов с разноцветными картинками Интернета.

Вместо этого всегда существовали великаны-горы, дремлющие на горизонте, и золотисто-серая полоса нераспаханной степи, за которой начинались колосящиеся озимые на полях арендаторов Уилсонов. А еще был лес, стоявший, словно страж, между территорией королевства Элайр и племенами, исконно населявшими эти земли.

Наконец, когда Гром порядком разогрелся, я пустила его шагом.

Мы ехали через королевский лес, в наших краях давно уже считавшийся ничейным, отделявший владения Уилсонов от бесконечных угодий герцога Кавингтона. С правой стороны начинались земли лорда Ирвинга, тоже примыкавшие к нашим, причем настолько хитро, что от «Поющей Ивы» до дома Ирвингов было и рукой подать, и наши гуси под видом лебедей частенько захаживали в чужой пруд.

Услаждали взор старого лорда, недавно переехавшего в свое имение.

Мерно покачиваясь в седле, я думала о том, что и Густав Ирвинг, и столичные Уилсоны возвращались в эти места неспроста. В народе говорили, что очень скоро в каждом пустующем имении Ровердорма появятся давно позабывшие о них хозяева.

Не только в имениях – свободные дома и коттеджи в Ровердорме сейчас были нарасхват и сдавались за баснословные суммы.

По словам подруг, причина подобного «великого переселения» была в том, что молодой герцог Кавингтон собирался провести лето в наших краях, а за ним в Ровердорм перебирался и весь столичный свет.

После этого подруги замолкали и смотрели на меня со значением – наверное, ждали моей восторженной реакции на открывавшиеся перед незамужними девицами Ровердорма брачные перспективы.

Но я лишь пожимала плечами, заявляя, что ничего не смыслю ни в герцогах, ни в столичном свете и ни в причинах, по которым им могло что-либо понадобиться в нашей тихой и сонной провинции, в которой ничего, совершенно ничего не происходит!

…Но тут оно внезапно начало происходить, причем прямиком перед моими глазами. Сперва я услышала собачий лай, а потом заметила двух мужчин, о чем-то разговаривавших возле ручья.

Они, к сожалению, тоже меня заметили.

Пусть незнакомцы находились довольно далеко, но я сразу же поняла, что они не местные. Уж больно вычурно были одеты – глаз сразу же зацепился за яркие цвета и непривычный фасон их нарядов.

И мне это нисколько не понравилось. Нет, я вовсе не боялась того, что они причинят мне вред – пусть сперва попробуют догнать, чтобы его причинить!

Но я вспомнила слова своей тетушки.

– Ты – Уилсон! – частенько заявляла она мне. – Что бы ни происходило вокруг, в тебе течет сильная и славная кровь нашего рода. Не забывай об этом никогда!

Но, несмотря на ее указ, я постоянно забывала.

Зато сейчас взяла и вспомнила.

Подумала о том, что не пристало… гм… леди Уилсон разъезжать в мужском седле, да еще и в крестьянской одежде на виду у столичных гостей. Пусть наши соседи давно привыкли ко мне в этой самой одежде и даже работающей в огороде или в поле, где я помогала арендаторам, но показываться на глаза аристократии из высшего света в таком виде мне не стоило.

Для этого нужно было надеть пышную юбку, натянуть амазонку, взять перчатки и водрузить на голову глупую шляпку с искусственными цветами. После чего чинно и размеренно покачиваться в дамском седле.

Оно у нас было, это самое седло. Сиротливо висело на стене в конюшне, но я, признаться, всегда его ненавидела.

Поэтому… Поэтому если эти господа собирались меня разглядеть, после чего осудить за ненадлежащий вид, то пусть сперва догонят!

– Быстрее, мой мальчик! – сказала я Грому, хотя моему коню не нужно было понуканий.

Мы с ним настолько хорошо чувствовали друг друга, словно давно уже стали единым целым. И Гром, послушный моему приказу, полетел, понесся вперед.

Я оглянулась через пару минут, но – вот же незадача! – мужчины скакали следом за мной, словно собирались догнать и облить презрением за то, что я не соответствовала высоким стандартам их столичного общества!

Мне это нисколько не понравилось.

Гром, уловив мои мысли, прибавил скорость, и вскоре показалось то самое упавшее дерево. Через него учил нас прыгать еще Шоун, заявляя, что я должна доверять…

Довериться своей лошади, стать ее частью, беспрекословно вручив ей свою судьбу. Потому что у меня есть дар, а Гром непростой конь. Он – потомок мустангов, в которых текла свободолюбивая кровь диких жеребцов, живших в этих степях еще до того, как здесь появились переселенцы из Элайра.

Лошадей, которых первыми приручило его племя. Но только потому, что те пришли к людям сами, как равные.

Я старательно пыталась освоить науку Шоуна. Под его руководством училась сливаться разумом с Громом, прислушиваясь к тому, что рассказывал смуглый черноглазый подросток из племени чикотто.

Делала это так долго, пока однажды у меня не стало выходить кривоватое подобие.

Позже, когда Шоун ушел – скорее всего, вернулся к своему племени, – я попыталась следовать его советам сама. Иногда получалось, иногда нет. Зато сейчас я уверенно объединила наши сознания, полностью положившись на чутье Грома, доверив коню решение – прыгать или нет.

И Гром прыгнул.

Уверенно взлетел в воздух, легко оторвавшись от земли, а затем так же легко приземлился на другой стороне от поваленного дерева и размеренно поскакал дальше.

На миг я уловила его мысли – он был доволен прыжком, скоростью и нашим побегом; ощущал свою силу, выносливость, молодость!..

– Какой же ты у меня молодец! – похвалила его.

Знала, что он не услышит, но обязательно почувствует мое одобрение, и тотчас же ощутила его ответные довольные мысли.

Наконец, Гром сбавил ход, и я повернулась. Как и думала, два всадника растерянно топтались возле дерева, но им было меня уже не догнать. Мы прекрасно это понимали – и они, и я.

– Поедем-ка домой, – сказала я Грому. – Думаю, приключений на сегодня нам хватило с лихвой. К тому же после обеда прибудут родственники, а это еще то приключение!

Сказала и осеклась, потому что увидела белого волка. Он стоял метрах в двадцати от меня, касаясь боком куста дикого боярышника. Смотрел желтыми глазами – не отрываясь.

Вздрогнув, я тотчас же накинула на Грома и себя защитное заклинание, хотя знала, что волк не причинит нам вреда. Одиночка, пусть и матерый – в наших местах волчьи стаи не были замечены, – нет, он нам был не страшен.

К тому же этого волка я видела не в первый раз. Он появился еще зимой, аккурат после того, как мне исполнилось восемнадцать. Время от времени я натыкалась на него в лесу, когда тренировала Грома или ехала по делам в Ровердорм.

Волк всегда появлялся как из ниоткуда. Стоял и смотрел на меня, а потом исчезал, будто его и не было.

Порой мне казалось, что он за мной следит. А еще иногда проскальзывала мысль, словно он что-то от меня хочет.

Я рассказала о волке Рогану, а потом соседям, но те лишь пожимали плечами, а кто-то даже предположил, что леди Мире Уилсон все почудилось. Наверное, болезнь все же оставила след на ее – то есть на моем – разуме…

Роган это услышал и тотчас же полез с кулаками меня защищать, требуя у обидчика публичных извинений.

В общем, случился обычный ровердормский бедлам, любимое словечко моей Уны.

Но потом волка стали замечать и другие, и мне стало ясно, что он переселился в наши края. Правда, не разбойничал, на стада и домашний скот не нападал – вел себя на удивление прилично.

Но это не помешало Итону Делавейру, отцу Рогана, объявить на прошлом собрании в мэрии, что они найдут и прикончат хищника. Я тоже была там, и после его слов мне стало не по себе и что-то кольнуло в сердце.

Но волка так и не нашли, а он продолжал с завидной регулярностью попадаться мне на глаза.

Следил. Или, быть может, охранял?

Либо мне это чудилось, и волк – просто волк?

– Знаешь что, – сказала я ему, – у меня и так слишком много проблем, чтобы бегать за тобой и пытаться разгадать твою загадку. Если хочешь что-то сказать – подойди и скажи. А если нет – ну извини, у меня много дел. Вот-вот приедет родня, и мне еще долго будет не до прогулок по лесу.

Сказав это, я мысленно коснулась сознания Грома. Пришла пора возвращаться в «Поющую Иву».

***

Я любила наш просторный, с мраморными колоннами по всему фасаду дом.

Помимо центрального, в нем было еще два крыла – западное и восточное, – а также просторный холл, множество залов на первом этаже и обитая темными деревянными панелями столовая. Причем с настоящими серебряными канделябрами, по странной случайности не ставшими жертвой приезда столичных Уилсонов

Хозяйские спальни располагались в восточном крыле, и гостевые – в западном.

Память, доставшаяся мне от настоящей Миры Уилсон, время от времени подкидывала разноцветные картинки с проходившими раньше в «Поющей Иве» балами и приемами. Я помнила, как играли музыканты и кружились пары в Бальном Зале, а в Цветочном Салоне шептались дамы, пряча за распахнутыми веерами взгляды и улыбки от своих кавалеров.

Помнила и то, как Тобиас Уилсон вел под руку мою красавицу-маму и какими глазами они смотрели друг на друга. Они любили и были счастливы в браке, в котором у них родились две дочери – я и моя сестра Лиззи.

Потрясла головой, понимая, что с каждым годом этот мир все сильнее и сильнее заявлял на меня права. Затягивал в пучину, из которой не было выхода, и я почти потеряла свою прежнюю, истинную личность.

Иногда даже начинала сомневаться – быть может, ее никогда и не было? Вместо этого всегда существовала только Мира Уилсон, просто меня подкосили несколько месяцев тяжелой болезни и горе из-за смерти родителей, поэтому в мою голову прокрались чужие воспоминания.

Причем из другого мира.

Ничего не было на самом деле – ни города Москвы, ни квартиры на двенадцатом этаже, ни школы номер 57, в которой я успела окончить только девять классов. Ни папиной новой машины, ни аварии на том мосту, когда на нашу полосу вылетел грузовик, а я смотрела на него широко распахнутыми глазами, понимая, что нам уже никуда не свернуть…