скачать книгу бесплатно
Обречены воевать
Грэхам Аллисон
Геополитика (АСТ)
Китай и США движутся к войне, хотя и не хотят этого. Причина кроется в ловушке Фукидида: когда растущая власть угрожает вытеснить правящую, насилие является наиболее вероятным результатом. За последние пятьсот лет такое случалось шестнадцать раз; война разразилась в двенадцати из них.
Сегодня, когда Китай приближается к стагнирующей Америке, а Си Цзиньпин и Дональд Трамп обещают сделать свои страны “снова великими”, семнадцатый случай выглядит неизбежным. Торговый конфликт, кибератака, корейский кризис или авария корабля ВМФ на море могут легко спровоцировать крупную войну.
В этой книге ради объяснения вечного механизма ловушки Фукидида автор мастерски смешивает историю и текущие события – и исследует болезненные шаги, которые могли бы предотвратить катастрофу уже сегодня.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Грэхам Аллисон
Обречены воевать
Graham Allison
Destined for War
© Graham Allison, 2017
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
* * *
Предисловие
Два столетия назад Наполеон предупреждал: «Пусть Китай спит, ибо, когда он проснется, мир ждет потрясение» [1 - Так у автора. Чаще встречается вариант: «Когда он [Китай] проснется, мир содрогнется». Это высказывание лишь приписывается Наполеону: якобы он обронил фразу по поводу Китая в беседе с лордом Амхерстом, навещавшим свергнутого императора на острове Святой Елены. В современной культуре высказывание приобрело популярность благодаря журналу «Экономист», в котором в 1997 г. была опубликована статья, цитировавшая эти слова как действительно произнесенные Наполеоном. – Здесь и далее примеч. перев.]. Сегодня Китай пробудился, и мир начинает содрогаться.
Тем не менее многие американцы все еще отказываются видеть те последствия, которые сулит Соединенным Штатам Америки это преображение Китая из аграрного захолустья в «крупнейшего игрока на мировой арене». Какова основная идея этой книги? Если коротко – ловушка Фукидида. Когда крепнущая сила грозит вытеснить ту силу, что правила до сих пор, должен зазвучать тревожный набат: опасность близка. Китай и Соединенные Штаты Америки в настоящее время движутся в направлении войны, и война окажется неизбежной, если стороны не предпримут усилия, трудные и болезненные, чтобы ее предотвратить.
Стремительно обретающий могущество Китай бросает вызов привычному доминированию Америки, и эти два государства рискуют угодить в смертельную ловушку, впервые обозначенную и описанную древнегреческим историком Фукидидом. Он рассказывал о войне, которая изрядно ослабила два ведущих города-государства классической Греции две с половиной тысячи лет назад, и объяснял: «Именно возвышение Афин и страх, который это возвышение внушало Спарте, сделали войну неизбежной» [2 - Автор достаточно вольно цитирует первоисточник – в современном, а не в классическом переводе на английский. Ср.: «Истинным поводом к войне… по моему убеждению, был страх лакедемонян перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать» («История», 1.23. – Здесь и далее перевод Г. Стратановского); в классическом английском переводе Фукидида содержится схожая формулировка (дословно: «Истинным же поводом для войны, по моему мнению, был тот, каковой обычно упускается из вида. Растущее могущество Афин и страх, который оно вселяло в лакедемонян, сделали войну неизбежной»). За исключением данной, все дальнейшие цитаты из труда Фукидида в тексте приводятся именно в соответствии с классическим переводом.].
Это исходное «прозрение» характеризовало опасную историческую схему. Изучив последние пятьсот лет человеческой истории для выявления примеров «ловушки Фукидида» (это был мой проект для Гарвардского университета), я обнаружил шестнадцать случаев, когда укрепление крупного государства вело к утрате ранее доминировавшим государством своего положения. Самый показательный и печальный пример таков: столетие назад промышленная Германия столкнулась с Великобританией, утвердившейся на вершине мирового иерархического порядка. Катастрофическим результатом их соперничества стал насильственный конфликт новой категории: мировая война. Наши исследования показывают, что в двенадцати случаях соперничество приводило к войне, всего четыре завершились мирно, и данная статистика нисколько не успокаивает тех, кто стремится осмыслить важнейшее геополитическое противостояние двадцать первого века.
Это не книга о Китае. Она посвящена воздействию роста могущества Китая на США и на глобальный порядок. На протяжении семи десятилетий после Второй мировой войны основанная на соблюдении принятых правил иерархия во главе с Вашингтоном определяла мировой порядок, что обернулось затяжным отсутствием войн между великими державами. Сегодня большинство людей считает такое положение дел нормой. Историки рассуждают об удивительно «долгом» мире. Однако на наших глазах уверенно крепнущий Китай подрывает этот порядок и ставит под сомнение мир, привычный для нескольких поколений населения планеты.
В 2015 году журнал «Атлантик» опубликовал мою статью «Ловушка Фукидида: ждет ли Америку война с Китаем?». В этой статье я утверждал, что историческая метафора обеспечивает наилучшую перспективу для обсуждения отношений между нынешним Китаем и США. Моя концепция вызвала жаркие споры. Однако вместо того чтобы изучить доказательства и обдумать малоприятные, но необходимые корректировки политических курсов с обеих сторон, советники и президенты упорно прилагали максимум усилий к тому, что предсказание Фукидида стало реальностью. А затем к хворосту, что называется, поднесли факел, уверяя всех вокруг, что на самом деле война между Вашингтоном и Пекином не предопределена. На саммите 2015 года президенты [3 - В англоязычной литературе принято именовать руководителя КНР президентом, поэтому в данном тексте время от времени используется этот термин. Правильное название высшей руководящей должности в современном Китае – Председатель Китайской Народной Республики.] Барак Обама и Си Цзиньпин подробно обсудили ловушку Фукидида. Обама заявил, что, вопреки структурному стрессу, вызванному ростом могущества Китая, «обе страны способны преодолеть разногласия». В то же время президенты признали, что, цитируя Си, «если ведущие державы будут время от времени совершать стратегические просчеты, такие ловушки станут возникать и далее».
Соглашусь с тем, что война между США и Китаем не предопределена. Думаю, и Фукидид согласился бы, что война между Афинами и Спартой не была неизбежной. Если учитывать исторический контекст, становится ясно, что он, говоря о неизбежности, отчасти преувеличивал, дабы подчеркнуть значимость событий. Ловушка Фукидида не фатальна и не дает оснований для пессимистических взглядов. Она побуждает нас абстрагироваться от газетных заголовков и политической риторики и признать те тектонические процессы, которые Пекину и Вашингтону надлежит обуздать, чтобы выстроить мирные отношения.
Если бы в Голливуде вздумали снять фильм о том, как Китай готовится к войне с Соединенными Штатами Америки, на главные роли не найти актеров лучше, чем Си Цзиньпин и Дональд Трамп. Каждый из них разделяет глубинные устремления обоих народов к национальному величию. Назначение Си на пост председателя КНР в 2012 году отразило возвышение Китая, а избрание президентом Америки Дональда Трампа сопровождалось кампанией по осуждению действий Китая – и сулило весомый ответ со стороны державы, стоящей во главе мира. Как личности Трамп и Си различаются принципиально. Однако в качестве главных героев конкуренции за право считаться страной номер один в мире они демонстрируют немало схожих черт. Тот и другой
– руководствуются одинаковой амбицией – снова сделать свою страну великой;
– воспринимают государство, которым управляет другой, как основное препятствие к достижению этой цели;
– гордятся своими уникальными способностями к лидерству;
– считают себя важнейшим звеном возрождения своей нации;
– выдвинули дерзкие внутренние повестки, подразумевающие радикальные реформы;
– опираются на популистскую и националистическую риторику в призывах «осушить болото» коррупции и противостоять попыткам друг друга помешать исполнению исторической миссии страны.
Так приведет ли это надвигающееся столкновение между двумя великими державами к реальной войне? Пойдут ли президенты Трамп и Си (или их преемники) по трагическому пути лидеров Афин и Спарты, правителей Великобритании и Германии? Или они найдут способ избежать войны – столь же эффективно, как Британия и США столетие назад, или как США и Советский Союз после четырех десятилетий холодной войны? На эти вопросы никто не даст однозначного ответа, но не приходится сомневаться в том, что динамика, выявленная Фукидидом, сполна проявится в предстоящие годы.
Отказ признавать ловушку Фукидида не делает ее менее реальной. Однако признать ее вовсе не значит, что мы смиренно и покорно принимаем происходящее. Ради будущих поколений мы должны изучить одну из самых жестоких тенденций человеческой истории и сделать все возможное для того, чтобы реализовать шанс на мирный исход.
Введение
Мой труд создан как достояние навеки, а не для минутного успеха у слушателей.
Фукидид, «История Пелопоннесской войны» [4 - В отечественной традиции сочинение Фукидида обычно называется просто «История», но здесь название книги приводится в калькированном виде, чтобы сохранить отсылку к конкретному историческому событию.]
Мы находимся на вершине мира. Мы достигли этого пика и намерены остаться здесь навсегда. Конечно, существует нечто, именуемое историей. Но история есть что-то малоприятное, что происходит с другими людьми.
Арнольд Тойнби, воспоминания о праздновании бриллиантового юбилея королевы Виктории (1897)
Меня, как и других практикующих историков, часто спрашивают, каковы «уроки истории». Я обычно отвечаю, что единственный урок, который мне удалось вынести из изучения прошлого, прост: никто не побеждает и не терпит поражение постоянно.
Рамачандра Гуха [5 - Современный индийский историк и писатель, получил международную известность, когда преподавал в Йеле, Стэнфорде и Лондонской школе экономики.]
«Ах, если бы мы только знали!» Ничего другого канцлер Германии ответить не мог. Даже когда коллега надавил на Теобальда фон Бетман-Гольвега, тот не смог объяснить, каким образом его действия и действия других европейских государственных деятелей привели к самой разрушительной – на тот момент – войне в истории. Когда бойня Великой войны окончательно завершилась в 1918 году, ключевые международные игроки лишились всего, за что сражались: Австро-Венгерская империя распалась, немецкий кайзер отрекся от престола, русского царя свергли, Франция продолжала кровоточить еще целое поколение, а Великобритания осталась без своих сокровищ и молодежи. Чего ради? Ах, если бы мы только знали.
Фраза Бетман-Гольвега преследовала президента Соединенных Штатов Америки почти полвека спустя. В 1962 году сорокапятилетний Джон Ф. Кеннеди находился на втором году пребывания на своем посту и отчаянно пытался разобраться в обязанностях главнокомандующего. Он сознавал, что одним нажатием пальца может привести в боевое состояние ядерный арсенал, способный уничтожить сотни миллионов человек за считаные минуты. Но чего ради? Лозунги тех лет утверждали, что лучше быть мертвым, чем красным. Кеннеди отверг эту дихотомию, счел ее обманчиво простой фальшивкой. «Наша цель, – как он выразился, – не в том, чтобы обеспечить мир за счет свободы, а в том, чтобы добиться и мира, и свободы». Оставалось понять, как ему и его администрации это сделать.
Отдыхая в семейном поместье на мысе Кейп-Код летом 1962 года, Кеннеди случайно взялся читать «Августовские пушки» – убедительный и достоверный рассказ Барбары Такман о начале войны 1914 года. Такман прослеживала ход мыслей и действия немецкого кайзера Вильгельма и его канцлера Бетман-Гольвега, британского короля Георга и его министра иностранных дел Эдуарда Грея, царя Николая, императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа и прочих исторических персон, слепо шагавших к пропасти. По словам Такман, никто из этих людей не понимал, сколь велика грозящая опасность. Никто не желал войны, которая в итоге началась. Выпади им возможность прожить эти дни заново, никто не повторил бы сделанный выбор. Размышляя над собственными обязанностями, Кеннеди пообещал себе, что, случись ему когда-либо очутиться перед выбором в ситуации между катастрофической войной и непрочным миром, он даст истории лучший ответ, чем Бетман-Гольвег.
Кеннеди не подозревал, что ждет его впереди. В октябре 1962 года, всего через два месяца после того, как президент США прочел книгу Такман, советский лидер Никита Хрущев бросил Америке вызов, и началась самая опасная конфронтация в истории человечества. Поводом для кубинского ракетного кризиса послужило обнаружение американской разведкой намерения СССР разместить ядерные ракеты на Кубе, всего в девяноста милях от Флориды. Дипломатические угрозы быстро переросли в американскую блокаду острова, мобилизацию сил США и СССР, а также в реальные боестолкновения с высокими ставками (в том числе над Кубой был сбит американский самолет-разведчик «U-2»). В разгар кризиса, который продлился тринадцать весьма напряженных дней, Кеннеди признался своему брату Роберту, что, по его мнению, шансы на ядерный конфликт составляли «где-то около трех к одному». Последующие разыскания историков не привели к корректировке этой оценки.
Сознавая все опасности своего затруднительного положения, Кеннеди неоднократно делал выбор, который, в чем он отдавал себе отчет, фактически увеличивал риск войны, в том числе атомной. Он решился на открытое противостояние с Хрущевым (вместо стремления разрешить проблему в частном порядке по дипломатическим каналам); недвусмысленно заявил, что Америка требует удаления советских ракет с Кубы (не оставив себе пространства для маневра); пригрозил воздушными ударами для уничтожения ракет (понимая, что это может спровоцировать Советы на агрессию против Западного Берлина); наконец, в предпоследний день кризиса предъявил Хрущеву ограниченный по времени ультиматум (если бы его отклонили, именно США пришлось бы сделать первый выстрел).
В каждом случае Кеннеди осознанно допускал, что дальнейшее развитие событий и действия других людей, не зависящие от его действий, могут привести к ядерным ударам по американским городам, включая и Вашингтон, округ Колумбия (где его семья оставалась на протяжении всего кризиса). Скажем, когда Кеннеди повысил уровень готовности американского ядерного арсенала до статуса Defcon 2 [6 - Шкала готовности Defcon (англ. Defence Readiness Condition – степени готовности обороны) – штабная схема боеготовности в войсках США. Показатели шкалы уменьшаются от 5 до 1, где 5 – стандартная боеготовность в мирное время, а 2 – ожидание немедленной полномасштабной атаки. Статус 2 в ходе Карибского кризиса распространялся только на силы, подчиненные Стратегическому авиационному командованию США (стратегические бомбардировщики и межконтинентальные баллистические ракеты).], Америка тем самым оказалась менее уязвимой для упреждающего советского нападения, но одновременно возросли риски спонтанного нарушения международной безопасности. Согласно этому статусу, немецкие и турецкие пилоты заняли места в кабинах бомбардировщиков НАТО с ядерным оружием на борту, и подлетное время до целей на территории Советского Союза составляло менее двух часов. Поскольку электронные замки на бомбах еще не были изобретены, ничто технологически не мешало отчаянному пилоту принять решение о вылете, направиться к Москве, сбросить на город ядерную бомбу – и начать третью мировую войну.
Ни в коем случае не отмахиваясь от этих «неконтролируемых рисков», Кеннеди и его министр обороны Роберт Макнамара приступили к реализации процедур организационного характера, призванных свести к минимуму случайности и ошибки. Впоследствии историки выявили более десятка поводов для реальной войны, остававшихся вне контроля Кеннеди. Например, американская противолодочная инициатива предусматривала сброс глубинных бомб поблизости от советских подводных лодок, чтобы заставить те всплыть на поверхность; какой-нибудь советский капитан вполне мог поверить в то, что он подвергся нападению, и отдать приказ запустить торпеды с ядерными боеголовками. Или взять другой инцидент: американский самолет-разведчик «U-2» по ошибке [7 - Имеется в виду знаменитый инцидент 1 мая 1960 г. с самолетом, который пилотировал Г. Пауэрс. Автор в описании инцидента следует официальной американской доктрине (президент Эйзенхауэр сразу заявил, что пилот «просто заблудился»), но уже в ходе предварительного следствия было установлено, что маршрут полета изначально предусматривал пролет над территорией СССР от Душанбе до Мурманска.] пролетел над территорией Советского Союза, напугав Хрущева, который решил, что Вашингтон уточняет координаты для упреждающего ядерного удара. Приведи хоть одно из этих действий к третьей – атомной – мировой войне, смог бы Кеннеди объяснить, как совершенный им выбор этому способствовал? Смог бы он дать лучший ответ на вызов истории, нежели Бетман-Гольвег?
Нагромождение причин и следствий в человеческих делах издавна приводило в замешательство философов, юристов и социологов. Анализируя причины возникновения войн, историки сосредотачиваются преимущественно на ближайших или непосредственных причинах [8 - Налицо смешение причин и поводов, которые в исторических дисциплинах приятно различать.]. Так, рассуждая о Первой мировой войне, они непременно вспоминают убийство эрцгерцога Франца-Фердинанда Габсбурга и решение царя Николая II объявить в России всеобщую мобилизацию. Обернись войной Карибский ракетный кризис, здесь основными причинами могли бы стать решение советского капитана подводной лодки запустить торпеды, не дожидаясь потопления лодки, или спонтанное решение турецкого летчика сбросить атомную бомбу на Москву. Разумеется, подобные причины войн безусловно важны. Но основоположник исторической науки полагал, что наиболее очевидные причины кровопролития обыкновенно маскируют другие, еще более значимые. Фукидид учит нас, что важнее искр, воспламеняющих войну, структурные факторы, лежащие в ее основе: это условия, при которых события, в иных обстоятельствах контролируемые, способны привести к непредвиденным осложнениям и вызвать поистине невообразимые последствия.
Ловушка Фукидида
В исторических трудах и обзорах международных отношений чаще прочих цитируется следующая фраза древнегреческого историка Фукидида: «Именно возвышение Афин и страх, который это возвышение внушало Спарте, сделали войну неизбежной».
Фукидид писал о Пелопоннесской войне, в которую оказалась вовлечена его родина, город-государство Афины, в пятом столетии до нашей эры и которая постепенно охватила почти всю Древнюю Грецию. Ему самому довелось повоевать, и он пристально наблюдал за тем, как Афины бросают вызов господствующей греческой силе того времени, военизированному городу-государству Спарте. На его глазах разворачивались боевые действия между двумя полисами, и он подробно рассказывал об ужасах и жертвах сражений. Фукидид не дожил до горького финала, когда ослабленная Спарта все же одолела Афины, но, пожалуй, это и к лучшему.
Другие историки выявили множество причин, обусловивших войну на Пелопоннесе, а Фукидид первым определил, что называется, суть дела. В своем проницательном замечании о «возвышении Афин и страхе, который это возвышение внушало Спарте» он обозначил первопричину ряда самых катастрофических и загадочных войн в истории человечества. Если оставить в стороне исходные намерения, то, когда крепнущая сила грозит свергнуть с престола силу правящую, возникает структурный стресс, который превращает насильственное столкновение в правило, а не в исключение. Так было между Афинами и Спартой в пятом веке до нашей эры, между Германией и Великобританией столетие назад – и так почти случилось в конфликте между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки в 1950-х и 1960-х годах.
Подобно многим другим, Афины полагали себя несущими благо миру. За полвека накануне конфликта этот полис сделался оплотом древней цивилизации. Философия, драма, архитектура, демократия, история, морские навыки – Афины преуспевали во всем и превосходили всех своих предшественников. Быстрое развитие Афин начало угрожать положению Спарты, которая успела привыкнуть к своей доминирующей роли на Пелопоннесе. С ростом афинской самоуверенности и гордыни возрастало и желание уважения к себе, а заодно все чаще звучали призывы пересмотреть текущие договоренности, дабы они отражали новые реалии распределения сил. С точки зрения Фукидида, это была естественная реакция на изменение статуса. В самом деле, с какой стати афинянам не стоило думать, будто их интересы не заслуживают большего уважения? С какой стати они не должны были настаивать на увеличении своего влияния при разрешении споров и разногласий?
Но столь же естественно, по объяснению Фукидида, что спартанцы воспринимали притязания афинян как необоснованные, даже как неблагодарность. Они справедливо вопрошали – а кто, собственно, гарантировал полуострову ту безопасность, что и оделила Афины благополучием? Афины, так сказать, надували щеки, преисполняясь осознания собственной важности, и не сомневались, что они вправе претендовать на большее, а Спарта ощущала растущую неуверенность и страх – и набиралась решимости отстаивать статус-кво.
Аналогичная динамика обнаруживается и во многих иных ситуациях, даже в семейных отношениях. Когда подростковые амбиции молодого человека создают у него впечатление, будто он способен затмить своими достижениями своего старшего брата (или даже отца), чего нам ожидать? Нужно ли располагать спальные комнаты, место в шкафу или стулья за столом в определенном порядке, отражающем относительное влияние членов семьи, а также возраст? У тех видов живых существ, для которых характерно альфа-доминирование (например, у горилл), по мере того как потенциальный преемник становится все крупнее и сильнее, оба – и лидер стаи, и его соперник – начинают готовиться к столкновению. В конкурентной среде бизнеса, когда прорывные технологии позволяют передовым компаниям вроде «Эппл», «Гугл» или «Убер» стремительно порождать новые отрасли промышленности, нередки случаи ожесточенной конкуренции, вынуждающей, к примеру, таких гигантов, как «Хьюлетт-Пакард», «Майкрософт» или традиционное такси, адаптировать привычные бизнес-модели – или погибать.
Ловушка Фукидида характеризует естественное и неизбежное напряжение отношений, которое возникает, когда новая сила угрожает вытеснить правящую. Это возможно в любой сфере деятельности, но последствия наиболее опасны в международных делах. В исходном, инвариантном, если угодно, случае ловушка Фукидида привела к войне, которая поставила Древнюю Грецию на колени, и с тех пор эта угроза пугала дипломатов на протяжении тысячелетий. Сегодня она ведет две сильнейшие мировые державы в направлении катаклизма, который никому не нужен, но которого, не исключено, вряд ли удастся избежать.
Обречены ли США и Китай на войну?
Мир никогда не видел ничего подобного быстрому тектоническому сдвигу в глобальном балансе сил, порожденному возвышением Китая. Будь США коммерческой корпорацией, то за годы сразу после Второй мировой войны их доля составила бы 50 процентов мирового экономического рынка. К 1980 году эта доля снизилась до 22 процентов. Три десятилетия двузначного роста китайской экономики сократили долю Америки до нынешних 16 процентов. Если текущая тенденция сохранится, доля США в мировом экономическом производстве в ближайшие три десятилетия продолжит снижаться – до жалких 11 процентов. За этот же период доля Китая в мировой экономике возрастет с 2 процентов в 1980 году до 18 процентов в 2016 году и до почти 30 процентов в 2040 году.
Экономическое развитие Китая превращает его в полноценного политического и военного конкурента. В годы холодной войны, когда США неуклюже реагировали на советские провокации, на стене коридора в Пентагоне висел плакат: «Если мы когда-нибудь столкнемся с настоящим врагом, у нас будут серьезные проблемы». Китай – серьезный потенциальный враг Америки.
Вероятность того, что Соединенные Штаты Америки и Китай могут затеять войну, выглядит минимальной, поскольку такое развитие событий кажется неразумным. Но воспоминания о войне столетней давности, то есть о Первой мировой войне, заставляют снова и снова поражаться человеческой глупости. Когда мы говорим, что война «немыслима», что это – утверждение о возможности конкретного события или просто признание того, насколько ограниченно наше воображение?
Как представляется, принципиально важным в этом контексте будет вопрос о структуре глобального порядка: удастся ли Китаю и США избежать ловушки Фукидида? Большинство соперничеств, соответствовавших этой схеме, закончилось трагически. За последние пятьсот лет в шестнадцати случаях крупная крепнущая держава пыталась сместить доминирующую силу. В двенадцати случаях из шестнадцати такая попытка приводила к войне. В тех четырех случаях, когда такой исход был предотвращен, мир обеспечивался лишь ценой существенных и болезненных корректировок политического курса, причем как со стороны претендента, так и со стороны признанного властелина.
Соединенные Штаты Америки и Китай также способны избежать войны, но только при условии, что они могут усвоить два трудных урока. Во-первых, если сохранится нынешний курс, война между США и Китаем в предстоящие десятилетия не просто возможна, но гораздо более вероятна, чем признается в настоящее время. Действительно, если опираться на исторические данные, война более вероятна, чем ее отсутствие. Кроме того, недооценивая опасность, мы усугубляем риски. Если государственные лидеры в Пекине и Вашингтоне продолжат делать то, что делали на протяжении последнего десятилетия, почти наверняка отношения Китая и США перерастут в полноценную войну. Во-вторых, война не является неизбежной. История показывает, что крупные доминирующие державы могут контролировать своих соперников, даже тех, кто угрожает их опередить, не прибегая к насилию. Изучение этих уроков, а также многочисленных провалов видится необходимым и полезным для современных государственных деятелей. Как отмечал Джордж Сантаяна, лишь те, кто отказывается изучать историю, обречены ее повторять.
В последующих главах описывается суть ловушки Фукидида, исследуется ее динамика и объясняются ее последствия применительно к сегодняшним отношениям США и Китая. В первой части книги содержится краткий обзор возвышения Китая. Всем известно, что Китай обретает силу, но мало кто осознает масштабы и последствия его развития. Перефразируя бывшего президента Чехии Вацлава Гавела, можно сказать, что это произошло так быстро, что мы еще не успели изумиться.
Во второй части последние факты американо-китайских отношений рассматриваются в более широком историческом контексте. Это не только позволяет лучше понять нынешние события, но и подсказывает, куда и к чему они могут привести. Наш обзор уходит в прошлое на 2500 лет, к тому моменту, когда быстрый рост Афин шокировал доминировавшую Спарту и обернулся Пелопоннесской войной. Ключевые примеры последних пятисот лет также дают представление о том, как напряженность между «восходящими» и правящими державами может способствовать перерастанию споров в войну. Ближайшим аналогом нынешнего противостояния выступает конфликт Германии и господствующей мировой империи Великобритании перед Первой мировой войной. Памятуя о том, чем все закончилось тогда, стоит задуматься о перспективах сейчас.
В третьей части задается вопрос, следует ли видеть в современных противоречиях Америки и Китая аналог событиям столетней давности. Ежедневные сообщения СМИ об «агрессивном» поведении Китая и его нежелании мириться с «международным порядком, основанным на правилах», который был установлен США после Второй мировой войны, описывают инциденты и происшествия, во многом напоминающие 1914 год. При этом необходимо анализировать собственную позицию. Если Китай ведет себя «в точности как мы», когда мы врывались в двадцатое столетие, нисколько не сомневаясь, что ближайшие сто лет окажутся эрой американского владычества, то соперничество грозит стать еще серьезнее, а война кажется еще неотвратимее. Если Китай и вправду идет по стопам Америки, мы вправе ожидать, что китайская армия будет навязывать волю Пекина на пространстве от Монголии до Австралии – как когда-то Теодор Рузвельт присвоил Америке целое «наше полушарие» [9 - Скорее, здесь следовало бы сослаться на доктрину Монро, согласно которой Западное полушарие оказывалось зоной исключительных интересов США. Президент Рузвельт видел зоной исключительных интересов США Латинскую Америку, применительно к которой считал оправданной «политику большой дубинки».].
Китай следует по траектории, отличной от той, по которой двигались Соединенные Штаты Америки на пути к своему доминированию. Но во многих отношениях возвышение Китая словно вторит нашему. Чего хочет Си Цзиньпин? Если коротко – снова сделать Китай великим. Более глубоким стремлением китайских граждан, которых ныне более миллиарда, является стремление сделать свою страну не только богатой, но и могущественной. Действительно, их конечная цель – такой богатый и сильный Китай, что другие страны будут вынуждены признавать его интересы и воздавать ему то уважение, которого он заслуживает. Размах и амбициозность этой «всекитайской мечты» должны лишить всяких иллюзий относительно того, что конкуренция между Китаем и Соединенными Штатами Америки естественным образом будет ослабевать по мере превращения Китая в «ответственного игрока». Здесь как нельзя уместно вспомнить удачное выражение моего бывшего коллеги Самюэля Хантингтона – «столкновение цивилизаций»: налицо историческая дизъюнкция, вследствие чего фундаментальные различия в ценностях и традициях между Китаем и США делают сближение двух держав практически невозможным.
Пускай исход нынешнего соперничества выглядит неопределенным, а фактический вооруженный конфликт представляется делом далекого будущего. Но так ли это? По правде говоря, пути к войне весьма разнообразны, а многие из них способны трансформироваться в нечто глобальное даже из сущих пустяков. От нынешних конфронтаций в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, от стычек в киберпространстве и торговых конфликтов разного масштаба рукой подать (и это не может не пугать) до сценария, в котором американским и китайским солдатам приходится убивать друг друга. Сейчас подобное развитие событий не кажется вероятным, но стоит вспомнить непредвиденные последствия убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда или ядерной авантюры Хрущева на Кубе, и становится очевидным, сколь мизерно различие между «маловероятным» и «невозможным».
В четвертой части книги объясняется, почему война не является неизбежной. Большинство политических сообществ и общественность в целом наивно верят успокаивающим заверениям на сей счет. Между тем фаталисты видят непреодолимую силу, быстро надвигающуюся на неподвижный объект. Все они ошибаются. Если лидеры обеих стран удосужатся изучить успехи и неудачи прошлого, они обнаружат богатый клад подсказок, посредством которых возможно разрабатывать стратегию, позволяющую отстаивать жизненные интересы каждой страны без войны.
Новое возвышение цивилизации с пятитысячелетней историей и с нынешним населением 1,4 миллиарда человек – отнюдь не та проблема, которая нуждается в разрешении. Все дело в точке зрения, в том хроническом состоянии, которое нужно обеспечить за жизнь поколения. Успех потребует не просто новых лозунгов, более частых встреч на высшем уровне и регулярных заседаний министерских рабочих групп. Управление международными отношениями без войны подразумевает пристальное и постоянное внимание на самых высоких уровнях в обоих правительствах. Здесь необходима глубина взаимопонимания, примером которой могут служить беседы Генри Киссинджера с Чжоу Эньлаем после восстановления отношений между США и Китаем в 1970-х годах. А самое важное – понадобятся радикальные изменения в подходах и действиях лидеров и обществ в целом, изменения, которые сегодня трудно вообразить. Чтобы избежать ловушки Фукидида, мы должны мыслить немыслимое и воображать невообразимое. Иными словами, нам придется всего-навсего распрямить (или, наоборот, изогнуть) дугу истории [10 - Отсылка к метафоре, которая часто встречается в риторике экс-президента США Барака Обамы – и восходит, в свою очередь, к выражению Мартина Лютера Кинга: «Дуга нравственной вселенной длинна, но она гнется в направлении справедливости».].
Часть первая. Возвышение Китая
Глава 1. «Крупнейший игрок в мировой истории»
Вероятно, вам еще никогда не приходилось задумываться о том, что за люди афиняне, с которыми вам предстоит борьба, и до какой степени они во всем не схожи с вами. Ведь они сторонники новшеств, скоры на выдумки и умеют быстро осуществить свои планы.
Фукидид, «История Пелопоннесской войны»
Пусть Китай спит, ибо, когда он проснется, мир ждет потрясение.
Наполеон, 1817 г.
Вскоре после того, как его назначили директором Центрального разведывательного управления в сентябре 2011 года, я навестил самого успешного в современной истории американского генерала в его кабинете в Лэнгли, штат Виргиния. Мы с Дэвидом Петреусом познакомились лично в 1980-х годах, когда он был докторантом в Принстоне, а я возглавлял школу имени Кеннеди в Гарварде. С тех пор мы поддерживали отношения, пока он строил военную карьеру в рядах армии США, а я занимался академической деятельностью (и несколько раз работал по контракту на Пентагон). После обмена любезностями и вежливых расспросов о его новой работе я спросил Дэвида, нашел ли он общий язык со старыми кадрами агентства и делятся ли те с ним «тайными тайнами», то бишь сведениями о наиболее тщательно оберегаемых, наиболее засекреченных операциях. Дэвид лукаво улыбнулся и ответил: «Еще бы!», а его выжидательное молчание показывало, что он ждет от меня продолжения.
После паузы я спросил, что он узнал о «спящих агентах», то есть о тех людях, которые были завербованы агентством, но которым, по сути, полагалось жить обычной жизнью среднего человека в своей стране, обретая мало-помалу полное, насколько возможно, понимание местной культуры, народа и правительства. Такие люди делали карьеру совершенно незаметно, а агентство ожидало от них всего-навсего, что они, когда к ним обратятся – подобное случалось крайне редко, быть может, единожды или дважды в десятилетие, – честно и откровенно поделятся своими выводами о происходящем в конкретной стране и ожиданиями от будущего.
Дэвид подался вперед через стол и стал изучать принесенный мною отчет, где содержались проницательные и дальновидные выкладки относительно надлежащей реакции Вашингтона на величайшие геополитические вызовы наших дней. Как я сказал новому директору ЦРУ, автор отчета обладал, несомненно, даром предвидения. Он сумел предугадать переход Китая от «Большого прыжка» [11 - Тж. «Большой скачок», политика экономической и политической модернизации, которую в КНР реализовывали в 1958–1960 гг.] и культурной революции 1960-х годов к капиталистическим преобразованиям Дэн Сяопина в 1980-х. Более того, он установил тесные рабочие контакты со многими людьми в руководстве КНР, включая будущего председателя Китайской Народной Республики Си Цзиньпина.
Я начал читать первый блок вопросов из пятидесяти страниц вопросов и ответов в этом тексте:
– Насколько серьезно стремление нынешних лидеров Китая сместить Соединенные Штаты Америки с позиции доминирующей силы в Азии в обозримом будущем?
– Какова стратегия Китая в желании стать номером один в Азии?
– Каковы основные препятствия в реализации этой стратегии?
– Насколько вероятен успех Китая?
– Если все получится, каковы будут последствия возвышения КНР для других азиатских стран и для США?
– Неизбежен ли конфликт между Китаем и США?
* * *
Автор отчета предлагал свои ответы на эти и многие другие вопросы. Он убедительно и обоснованно срывал завесу тайны с китайских амбиций. Он трезво оценивал риск возможного столкновения двух наших стран и давал разумные советы по поводу того, как предотвратить такое гибельное столкновение.
Ли Куан Ю, разумеется, был агентом ЦРУ. Душой, телом и сердцем он принадлежал Сингапуру, но этот многоопытный государственный деятель, скончавшийся в 2015 году, был мастером прятать тайное, что называется, на виду. Отчет, который я принес в кабинет Петреуса, был выдержкой из книги «Ли Куан Ю: прозрения великого человека о Китае, Соединенных Штатах Америки и мире в целом»; эту книгу в 2013 году мы написали совместно с Робертом Блэквиллом и Али Уайном. Будучи основателем и многолетним лидером своего крошечного города-государства, Ли Куан Ю обосновался в маленькой, нищей и полуголодной рыбацкой деревеньке – и превратил ее в современный мегаполис. Этнический китаец, он получил образование в Кембриджском университете и стал олицетворением слияния конфуцианства и морали английского высшего света. Вплоть до своей кончины в 2015 году он также являлся, безусловно, признанным и ведущим мировым экспертом по Китаю.
Точка зрения Ли на происходящее в Китае, наряду с восприятием событий в мире, обеспечивала его востребованность в качестве стратегического советника президентов и премьер-министров на всех континентах, в том числе глав государства в США, от Ричарда Никсона до Барака Обамы. Проницательность Ли применительно к Китаю отражала не только его «уникальное стратегическое видение», по выражению Генри Киссинджера, но и осознанную потребность знать как можно больше о «спящем гиганте». Пускай экономическая и политическая мощь Китая представлялась далеко не столь очевидной на фоне аграрного марксизма Мао, Китай все равно оставался колоссом, из тени которого островная страна Ли Куан Ю пыталась выбраться на солнечный свет и выжить. Ли одним из первых осознал истинную природу Китая – и его истинный потенциал.
Пока Ли изучал Китай и его лидеров, те изучали его самого и его страну. В конце 1970-х годов, когда Дэн Сяопин стал размышлять о стремительном переходе к рыночной экономике, китайские лидеры воспринимали Сингапур как своего рода лабораторию, как образец не только экономического, но и политического развития. Ли провел тысячи часов в прямых переговорах с китайскими руководителями, членами кабинета министров и будущими лидерами «северного соседа»[12 - Henry Kissinger, foreword to Lee Kuan Yew: The Grand Master’s Insights on China, the United States, and the World (Cambridge, MA: MIT Press, 2013), ix.][13 - Ли посещал Китай 33 раза в промежутке с 1976 года до своей кончины, тогда как «ориентировочно 22 000 китайских чиновников побывали в Сингапуре с целью изучения его внутренней политики только с 1990 по 2011 год». См. Chris Buckley, «In Lee Kuan Yew, China Saw a Leader to Emulate», New York Times, March 23, 2015, http://sinosphere.blogs.nytimes.com/2015/03/23/in-lee-kuan-yew-china-saw-a-leader-to-emulate.]. Все китайские вожди, от Дэн Сяопина до Си Цзиньпина, почтительно именовали его «наставником», а это признак высочайшего уважения в китайской культуре.
Я обратил внимание нового директора ЦРУ на важнейший вопрос относительно курса развития Китая: что означает драматическая трансформация КНР для глобального баланса сил? Ли напоминал: «Масштабы влияния Китая на мировой баланс сил таковы, что миру придется искать новый баланс. Невозможно будет притворяться, будто на арену просто вступил еще один крупный игрок. Это крупнейший игрок в мировой истории»[14 - Graham Allison, Robert D. Blackwill, and Ali Wyne, Lee Kuan Yew: The Grand Master’s Insights on China, the United States, and the World (Cambridge, MA: MIT Press, 2013), 42.].
Станет ли Америка номером два?
В курсе по национальной безопасности, который я читаю в Гарварде, лекция о Китае начинается с опросов. Прежде всего студентам предлагается сравнить Китай и Соединенные Штаты Америки – по показателям 1980 года и по нынешнему рейтингу. Снова и снова мои студенты демонстрируют шок от увиденного. Достаточно одного взгляда на диаграмму с цифрами 2015 года, чтобы понять причину этого шока.
Всего за поколение вперед вырвалось государство, которое до того не учитывалось ни в каких международных расчетах. В 1980 году валовой внутренний продукт (ВВП) Китая составлял менее 300 миллиардов долларов США; к 2015 году он составил 11 триллионов долларов, что превратило Китай во вторую по величине экономику мира по рыночным показателям. В 1980 году товарооборот Китая с внешним миром достигал менее 40 миллиардов долларов; к 2015 году он вырос стократно, до 4 триллионов долларов[15 - См.: World Bank, «Merchandise Imports (Current US$)», http://data.worldbank.org/indicator/TM.VAL.MRCH.CD.WT?locations=CN; World Bank, «Merchandise Exports (Current US$)», http://data.worldbank.org/indicator/TX.VALMRCH.CD.WT?locations=CN.]. Каждые два года с 2008 года прирост китайского ВВП превосходил общий объем индийской экономики[16 - Китай в самом деле каждые два года увеличивает размер своего ВВП примерно на годовой ВВП Индии. Например, ВВП Китая «составлял 8,6 триллиона долларов в 2012 году и 10,6 триллиона долларов в 2014 году». То есть за два года Китай увеличил свой ВВП приблизительно на 2 триллиона долларов. Между тем ВВП Индии равнялся 1,8 триллиона долларов в 2012 году, 1,9 триллиона долларов в 2013 году и 2 триллиона долларов в 2014 году. Данные (в долларах США по текущей стоимости) взяты здесь: International Monetary Fund’s «World Economic Outlook Database», October 2016, http://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2016/02/weodata/index.aspx.]. Даже на этапе минимального прироста в 2015 году экономика Китая повторяла объем греческой каждые шестнадцать недель, а израильской – каждые двадцать пять недель.
Таблица 1. Китай в процентах от США
Расчеты в долларах США. Источник: Всемирный банк.
В ходе того великолепного рывка между 1860 и 1913 годами, когда Соединенные Штаты Америки шокировали европейские столицы, обойдя Великобританию и став крупнейшей экономикой мира, ежегодный рост Америки составлял в среднем 4 процента[17 - На основании исторического расчета показателей ВВП в проекте Энгуса Мэддисона. См.: «GDP Levels in Western Offshoots, 1500–1899», in Angus Maddison, The World Economy: Historical Statistics (Paris: OECD Publishing, 2006), 462–63.]. С 1980 года экономика Китая росла на 10 процентов в год. Согласно «правилу 72» [18 - Эмпирический способ оценки сроков удвоения конкретного показателя, известен со Средних веков (в варианте «правила 70»).] (нужно разделить 72 на показатель ежегодного прироста, чтобы определить, когда экономика или инвестиции удвоятся), китайская экономика удваивается каждые семь лет.
Чтобы оценить, насколько это достижение замечательно, требуется более длительный срок. В восемнадцатом столетии Британия начала Промышленную революцию, породив известный нам современный мир. В 1776 году Адам Смит опубликовал книгу «Богатство народов», где объяснялось, как после тысячелетия нищеты рыночный капитализм создает достаток и новый средний класс. Семнадцать лет спустя в Китай прибыл эмиссар короля Георга III (того самого «безумного короля Георга», что проиграл американскую Войну за независимость); он предложил установить дипломатические отношения между двумя государствами. На ту пору труд британских рабочих был в целом намного производительнее труда китайских рабочих. Китайцы, как заведено от века, если угодно, превосходили прочих числом, однако прозябали в бедности. К исходу каждого трудового дня результат усилий китайского рабочего едва позволял прокормиться ему самому и его семье, вследствие чего почти не образовывалось излишков, на которые государство могло бы содержать армию или вкладывать средства в иные институты, например в развитие военно-морского флота (так дело обстояло более четырех тысячелетий, не считая единственного краткого полувекового исключения [19 - Имеется в виду промежуток от начала XX века до учреждения ВМФ НОАК в 1950 г.][20 - Имеется множество примеров этого разрыва в производительности труда. Британцы оказались в шестьдесят шесть раз производительнее при прядении благодаря использованию «Дженни», прядильной машины Харгривса, ключевой инновации той эпохи, к которой китайцы не сумели адаптироваться. См.: Joel Mokyr, The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress (New York: Oxford University Press, 1990), 221. В Голландии производство сукна, «сравнимое с британским производством того же периода», было в шесть раз эффективнее производства в самом передовом районе Китая, то есть в дельте Янцзы. См.: Bozhong Li and Jan Luiten van Zanden, «Before the Great Divergence? Comparing the Yangzi Delta and the Netherlands at the Beginning of the Nineteenth Century», Journal of Economic History 72, no. 4 (December 2012), 972. Что касается военного дела, тут в 1800 году западноевропейцы «были впятеро эффективнее жителей Востока», вследствие чего, как утверждает Моррис, «британские войска легко расправлялись с китайцами вплоть до 1840-х годов». См.: Ian Morris, Why the West Rules – for Now (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2010), 496, 634–35.]), для расширения своих границ и своего влияния. Ныне продуктивность рабочих в Китае равняется четверти американской. Если в последующие два десятилетия она достигнет хотя бы половины американской, китайская экономика вдвое превзойдет по объему экономику США. А если мы сравняемся по производительности, экономика Китая будет вчетверо больше экономики США.
Эта элементарная арифметика является серьезной помехой для стремлений Вашингтона «сбалансировать» растущее могущество Китая. В 2011 году под громкие аплодисменты тогдашний госсекретарь Хиллари Клинтон объявила о важном «повороте» американской внешней политики, суть которого заключалась в перенаправлении внимания и ресурсов с Ближнего Востока на Азию. Процитирую также президента Обаму: «После десяти лет, на протяжении которых мы участвовали в двух войнах, обошедшихся нам очень дорого, по расходам и по потерям, США сосредотачивают внимание на огромном потенциале Азиатско-Тихоокеанского региона»[21 - Hillary Clinton, «America’s Pacific Century», Foreign Policy, October 11, 2011, http://foreignpolicy.com/2011/10/ll/americas-pacific-century.][22 - «Remarks by President Obama to the Australian Parliament», November 17, 2011, https://obamawhitehouse.archives.gov/the-press-office/2011/11/17/remarks-president-obama-australian-parliament.]. Президент обещал усилить дипломатическое, экономическое и военное присутствие Америки в этом регионе и обозначил решимость США противостоять росту влияния Китая в регионе. Сам Обама считал это «сбалансирование» одним из основных внешнеполитических достижений своей администрации.
Будучи помощником госсекретаря при президенте Обаме и государственном секретаре Клинтон, Курт Кэмпбелл возглавил эту инициативу. Его книга «Разворот: Будущее американской политики в Азии» (2016) старательно оправдывает предложенное «общее сбалансирование» и доказывает, что это не просто благие намерения. Однако, несмотря на все усилия, Кэмпбеллу не удалось найти много количественных показателей в пользу такого утверждения. Разворот политики трудно обнаружить, как ни измеряй – будь то с учетом концентрации внимания президента, по времени, затраченному на заседания Совета национальной безопасности, по числу встреч с руководителями стран региона, по количеству перелетов, по числу военных и торговых кораблей или по объему выделяемых средств. Продолжающиеся войны в Ираке и Афганистане, наряду с новыми (в Сирии и против ИГИЛ на Ближнем Востоке), фактически монополизировали внешнеполитическую повестку администрации и доминировали среди президентских забот все восемь лет пребывания Обамы на посту. Как заметил один из чиновников Белого дома: «Лично у меня не возникало ощущения, будто мы и вправду отвернулись от Ближнего Востока. Около 80 процентов общих собраний в Совете национальной безопасности были посвящены именно Ближнему Востоку»[23 - «A Dangerous Modesty», Economist, June 6, 2015, http://www.eco-nomist.com/news/briefing/21653617-america-has-learnt-hard-way-it-cannot-fix-problems-middle-east-barack.].
Даже не фокусируйся американское внимание на других регионах, Вашингтону было бы крайне сложно игнорировать законы экономической гравитации. Сравним относительный вес экономик США и Китая, как если бы они были двумя прямыми конкурентами. Вывод совершенно очевиден – и весьма неприятен. Американцы обсуждали, стоит ли слабее давить левой ногой (Ближний Восток) и перенести основную тяжесть на правую (Азия). Между тем Китай просто продолжал развиваться, втрое опережая США по темпам роста. В результате Америка оказалась настолько в неудобном положении, что грозит вот-вот опрокинуться.
Таков подтекст первого вопроса моей викторины, предваряющей лекцию. Второй вопрос рассеивает иные заблуждения. Студентов спрашивают, когда США могут оказаться вторыми. В каком году Китай может обогнать Соединенные Штаты Америки и стать державой номер один по количеству автомобилей, крупнейшим рынком предметов роскоши или даже самой большой в мире экономикой?
Большинство студентов испытывают потрясение, когда узнают, что по основным показателям Китай уже превзошел США. Китай является крупнейшим в мире производителем кораблей, стали, алюминия, мебели, одежды, текстиля, сотовых телефонов и компьютеров[24 - Yi Wen, The Making of an Economic Superpower: Unlocking China’s Secret of Rapid Industrialization (Hackensack, NJ: World Scientific Publishing, 2016), 2.]. Еще большее потрясение вызывает осознание того факта, что Китай также является крупнейшим в мире потребителем большинства товаров. Америка была родиной автомобиля как массового товара, но Китай сегодня сделался самым крупным автопроизводителем и крупнейшим автомобильным рынком. Китайские потребители в 2015 году приобрели двадцать миллионов автомобилей – на три миллиона больше, чем было продано в США[25 - См.: «International Car Sales Outlook», in Improving Consumer Fundamentals Drive Sales Acceleration and Broaden Gains Beyond Autos, Scotiabank Global Auto Report, September 29, 2016, http://www.gbm.scotiabank.com/English/bns_econ/bns_auto.pdf]. Кроме того, Китай также является крупнейшим мировым рынком сотовой телефонии и электронной коммерции и располагает наибольшим количеством пользователей Интернета[26 - См.: «As China’s Smartphone Market Matures, Higher-Priced Handsets Are on the Rise», Wall Street Journal, April 29, 2016, http://blogs.wsj.com/chinarealtime/2016/04/29/as-chinas-smartphone-market-matures-higher-priced-handsets-are-on-the-rise/; Serge Hoffmann and Bruno Lannes, «China’s E-commerce Prize», Bain & Company, 2013, http://www.bain.com/Images/BAIN_BRIEF_Chinas_e-commerce_prize.pdf; Euan McKirdy, «China’s Online Users More Than Double Entire U. S. Population», CNN, February 4, 2015, http://www.cnn.com/2015/02/03/world/china-internet-growth-2014/.]. Он импортирует больше нефти, потребляет больше энергии и добывает больше солнечной энергии, чем любое другое государство[27 - Candace Dunn, «China Is Now the World’s Largest Net Importer of Petroleum and Other Liquid Fuels», US Energy Information Administration, March 24, 2014, http://www.eia.gov/todayinenergy/detail.php?id=15531; Enerdata, «Global Energy Statistical Yearbook 2016», https://yearbook.enerdata.net/; Richard Martin, «China Is on an Epic Solar Power Binge», MIT Technology Review, March 22, 2016, https://www.technologyreview.com/s/601093/china-is-on-an-epic-solar-power-binge/.]. Вдобавок (это, может быть, наиболее уязвляющий факт для самоуверенной Америки) в 2016 году – как и после мирового финансового кризиса 2008 года – Китай выступил первичным драйвером глобального экономического роста[28 - Stephen Roach, «Why China Is Central to Global Growth», World Economic Forum, September 2, 2016, https://www.weforum.org/agenda/2016/09/why-china-is-central-to-global-growth.].
