скачать книгу бесплатно
– Сейчас строится много благоустроенного жилья. Будешь сам заниматься распределением жилья. Семейное положение?
– Жена работает инженером в Гидрометобсерватории. Дочке около 3 лет, водим к няньке, так как детского сада нет.
– У нас строится большой детский комбинат, будешь заниматься распределением мест в нём. В общем, с материальной и социальной точек зрения твоё положение на новой работе должно улучшиться. А сейчас пройди в соседний кабинет к председателю групкома профсоюза авиаработников В.В. Самарину и поговорите с ним о работе, чем будешь заниматься, и даю тебе неделю на размышление.
Он позвонил В.В. Самарину, и я направился к нему в соседний кабинет. В.В. Самарин был избран председателем групкома на последней отчётно-выборной конференции, где я выступал экспромтом и где произошло наше внешнее знакомство. Теперь представилась возможность познакомиться поближе.
Он из Воркуты, где работал инженером инженерно-авиационной службы (ИАС), мы с ним оказались земляками, оба из Казани, где он так же, как и я, учился, только в авиационном институте. Я признался, что кроме работы председателем профбюро АМСГ у меня другого опыта профсоюзной работы нет. Он мне ответил, что был секретарём комитета комсомола Казанского авиационного института, а сейчас постигает премудрости профсоюзной работы, и что опыт приобретать будем вместе, вместе даже веселей. В общем, желательно, конечно, чтобы секретарь групкома владел всеми вопросами, но по распределению обязанностей на него возлагаются организационные и финансовые вопросы, несмотря на то, что в штате есть главный бухгалтер. В принципе бояться нечего, облпрофсовет под боком, где можно проконсультироваться по любому вопросу, всё освоится со временем. На мой вопрос: «Почему уходит бывший секретарь групкома?» он мне ответил:
– Секретаря Л.П. освободили за ошибки в распределении путёвок в санатории и дома отдыха.
Ещё я спросил:
– А как быть с тем, что это должность выборная? Он мне сказал:
– На ближайшем пленуме групкома произведём довыборы и всё узаконим.
Расстались мы с ним в добром расположении друг к другу. Я обещал посоветоваться с супругой и подумать.
Когда я рассказал супруге о сделанном мне предложении в отношении новой работы и о встречах с И.С. Назаровым и В.В. Самариным, она сказала, что надо посоветоваться с опытными людьми. Такими людьми для нас были супруги А.П. Братцев, бывший директор Сыктывкарской гидрометобсерватории (ГМО), после защиты кандидатской диссертации перешедший на работу в Коми филиал Академии наук, и его жена Л.М. Калинина, старший инженер-гидропрогнозист ГМО, с которой работала моя супруга. На следующий день она переговорила с Л.М. Калининой и договорилась о встрече. В воскресенье вечером мы нанесли им визит. Жили они в кирпичных домах постройки пятидесятых годов недалеко от Коми филиала. Я подробно рассказал о причинах нашего визита и добавил, что больше всего меня заботит, что не буду работать по специальности. А.П. Братцев, выслушав меня, сказал, что он мне советует переходить, так как предлагаемые мне условия подходящие, тем более, что у нас ничего нет, а что касается работы, то она никуда от меня не уйдёт, и если что-нибудь не так, за мной сохраняется рабочее место, что гарантируется законом на время выборной работы. Короче говоря, я принял решение перейти на предлагаемую мне работу. Кроме всего прочего, на моё решение повлияли возможности испробовать свои силы в новом деле и расширить свой кругозор. Я дал согласие и вскоре
приступил к исполнению своих обязанностей.
На
профсоюзной
работе
В.В. Самарин довольно глубоко и основательно вводил меня в круг решаемых мной вопросов. Среди этих вопросов был и вопрос знакомства с подчинёнными местными комитетами профсоюза, которых у нас насчитывалось 30. Для начала решили посетить наиболее крупные организации в Сыктывкаре, Ухте, Печоре, Воркуте. Из знакомства и посещения служб вынесли ряд вопросов, которыми мы занялись в процессе своей деятельности, главными из которых оказались вопросы труда, заработной платы, трудового законодательства и северных льгот. С последним я был мало знаком, т.к. в Сыктывкаре тогда этот вопрос был неактуальным из-за отсутствия этих льгот. Для повышения квалификации председателей месткомов в этих вопросах решили собрать семинар, на который пригласили плановиков и трудовиков из аппарата управления СОАГ и юристов из Облпрофсовета.
На семинаре с последними у нас случилось недоразумение из-за того, что председатели месткомов не получили ответов на многие поставленные ими вопросы. На ходу, пока не закончился семинар, мы пригласили одного из лучших юристов по трудовому законодательству Коми республики. Он был главным юристконсультом Совмина Коми АССР и дал на все поставленные вопросы исчерпывающие ответы. В дальнейшем мы прибегали к его помощи для ответа на наиболее запутанные вопросы.
Знакомство
с
облпрофсоветом
и
его
председателем
Через некоторое время, когда я уже более-менее вошёл в круг нашей деятельности, В.В. Самарин решил познакомить меня с отделами облсовпрофа. Этот день посещения совпал с днём рождения председателя Облсовпрофа М.М. Скляднева, которому исполнилось 50 лет. К этому дню по нашему заказу доставили сочинским рейсом горшок с очень красивыми цветами (вероятно, это были гортензии). После посещения отделов мы направились к М.М. Склядневу, чтобы поздравить его с юбилеем и вручить цветы. При этом, собственно говоря, и состоялось моё первое знакомство с ним. Когда мы вошли в кабинет М.М. Скляднева, он встал и устремился для встречи с нами. Его лицо излучало радушную улыбку, а рукопожатие было какое-то тёплое, дружеское. Он как-то сразу располагал к себе, и я почему-то запомнил его на всю жизнь. Видимо, потому, что в нём заключалась определённая политика, что не мешало ему проявлять требовательность к нам в отдельных случаях.
Во время поздравления нам было сказано, чтобы мы,
«лётчики», доставили все цветы к нему домой, что мы и сделали, отправившись вместе со Склядневым и двумя председателями обкомов профсоюзов к нему домой. Мы доставили цветы и хотели сразу же уйти, но Михаил Михайлович вместе с супругой нас не отпустили, и мы остались на обед, во время которого выпили за здоровье юбиляра хорошего коньячку, очень дефицитного по тем временам. М.М. Скляднев довольно внимательно следил за состоянием наших дел, иногда для разбора ситуации приезжал к нам в групком и оказывал нам помощь. А когда для этого были причины, то и серьёзно нас критиковал. Надо сказать, что оратор он был хороший, и попасть под его критику было неприятно.
Первый раз это было связано с подпиской на периодические издания на следующий год для библиотеки Дома культуры авиаработников. Согласно смете расходов групкома, в ней предусматривалась статья на подписку периодических изданий.
Когда заведующий Домом культуры принёс в групком список периодических изданий для подписки, мы в нём не обнаружили многих партийных, советских и комсомольских изданий. По его разъяснению на эти издания подписка для библиотеки была уже произведена на средства политотдела СОАГ.
С некоторыми уточнениями мы профинансировали подписку на профсоюзные, литературные, общественно-политические, научно-популярные издания, технические журналы и журналы мод. Мы тогда не придали этому вопросу большого значения. Однако проверявшая нас инспектор Облсовпрофа на эту сторону дела обратила самое пристальное внимание.
После этой проверки на состоявшейся летучке, М.М. Скляднев потребовал от нас объяснений. Мы объяснили, что партийно-политические издания для библиотеки фактически выписаны на деньги политотдела, а мы основное внимание при подписке уделили обеспечению читателей популярными среди них изданиями. Но наши объяснения не были приняты, и М.М. Скляднев в своём выступлении обвинил нас в аполитичности, а по поводу популярных изданий он сказал, что самыми популярными изданиями являются шведские порнографические издания, и что если бы на них была разрешена подписка, то мы, вероятно, в первую очередь подписались бы на них.
Второй случай был связан с фактом присвоения членских профсоюзных взносов казначеем месткома 75-го лётного отряда. А началось это дело с того, что в групком пришёл председатель месткома этого авиаотряда, командир корабля Ил-14 А.И. Лактионов с просьбой о проведении проверки правильности уплаты членских профсоюзных взносов.
Членские взносы у них в отряде на протяжении многих лет собирала казначей месткома, техник по учёту Т.С., у которой хранились и профсоюзные билеты всех членов профсоюза, в которых наклеивались марки уплаты членских взносов. При последней уплате взносов А.И. Лактионов попросил казначея показать ему членский билет, где он обнаружил, что при уплате взносов в размере 1% от полного заработка, составляющего у него 500–600 руб. в месяц, в билете вместо уплаченных 5–6 рублей, наклеены марки на 1 рубль, что соответствует заработку 100 руб. Я поставил в известность об этом В.В. Самарина, и было решено направить с проверкой главного бухгалтера групкома Т. Кузьбожеву, о чём мы сообщили председателю объединенного месткома Сыктывкарского авиапредприятия И.П. Семейкину.
После нескольких дней проверки Кузьбожева сообщила нам, что казначей Т.С. свои функции выполняет уже 5–6 лет, членские билеты всех членов профсоюза хранятся у неё, что запрещено инструкцией, у всех лётчиков марки членских взносов не превышают суммы 1–2 рубля при их заработках, значительно превышающих эту сумму. Она сказала, что если проводить сплошную проверку за все эти годы, то понадобится несколько месяцев. На вопрос Кузьбожевой: «Чем она объясняет такую ситуацию с взиманием членских взносов?» Т.С. ответила: «Ей недоплачивали лётчики, сколько они платили, столько она наклеивала марок. Так было всегда все эти годы». А на вопрос: «Почему членские билеты хранились у неё?» Она ответила: «Для всех так удобней». Поскольку дело с проверкой сильно затягивалось, да и сумма недоплат могла быть значительной, к тому же предстояла беседа с каждым членом профсоюза для выяснения, как он уплачивал членские взносы, то решили обратиться за помощью к главному бухгалтеру облсовпрофа, которая направила для проверки бухгалтера-ревизора. Через несколько месяцев проверка была завершена и мы ознакомились с её результатами. Согласно акту проверки сумма недоплат членских профсоюзных взносов из-за присвоения их казначеем Т.С. составила более 6 тысяч рублей (по тем временам большая сумма).
Естественно, что результаты проверки обсуждались в облсовпрофе у М.М. Скляднева. На совещании, кроме основной виновницы этого дела, надо было найти также ответственных лиц, допустивших указанный случай из-за недостаточного контроля.
Но здесь дело обстояло следующим образом. За прошедшие 5–6 лет много раз менялись выборные работники групкома и объединенного месткома, а ныне существующие работают «без году неделю». Но зато за все эти годы не один раз проводились проверки правильности взимания членских взносов, в том числе и ревизором облсовпрофа, но они ни разу не находили нарушений в этом деле. Наших предшественников М.М. Скляднев при раздаче «наград» за это дело достать уже не мог, а вот ныне действующим отвесил по взысканию, а председателя объединённого месткома было предложено освободить от занимаемой должности. Как мы ни объясняли, что он мало работает в этой должности и не может за всех нести ответственность, и что ему нет замены, ничего не помогло. А дело на казначея Т.С. было решено передать в суд.
И такой показательный суд состоялся в Доме культуры авиаработников. Суд проходил долго, через него в качестве свидетелей прошёл весь личный состав 75-го лётного отряда, все лётчики подтвердили, что все взносы платили с полного заработка. Решением суда Т.С. была осуждена на большой срок с взысканием всей суммы присвоенных взносов. Под предлогом проверки соцсоревнования среди лётчиков
Другим запомнившимся мне делом, также относящимся к 75-му ЛО, было дело, связанное с недовольством большей части лётного состава эскадрильи самолётов Ил-14 планированием полётов в эскадрилье. А возникло оно тоже с подачи А.И. Лактионова, летавшего командиром Ил-14, который пришёл к нам в групком и рассказал, что у них в эскадрилье нет порядка: одни экипажи, в основном приближенные к командиру эскадрильи, в зимнее время налётывают в месяц много часов, а другие – значительно меньше, и привёл много примеров.
С налётом часов в эскадрилье дело обстояло так: в летнее время (примерно май–сентябрь) большая часть объёма работы состояла из перевозки норильских пассажиров, которые сначала летели в отпуск, а потом возвращались из отпуска. В это время поток пассажиров был таков, что эскадрилья не справлялась с их перевозкой, поэтому для оказания помощи привлекались борты и экипажи других управлений, а налёт у экипажей достигал санитарной нормы и более (100 часов и более до 120 часов).
В зимнее время поток пассажиров падал в несколько раз по сравнению с летом и соответственно падал налёт часов. В этих условиях, казалось бы, надо было скрупулёзно и справедливо планировать полёты, но, к сожалению, этого не происходило. В те годы как-то не принято было вмешиваться профсоюзу в производственные вопросы лётного состава. Эти вопросы считались сугубо делом командно-руководящего состава и партийной организации. Но они почему-то не всегда реагировали на жалобы лётного состава. Считалось, что у лётного состава полувоенная дисциплина, и профсоюзу здесь делать нечего. Мы стали думать, как помочь лётчикам.
И решение пришло к нам с совершенно неожиданной стороны. Известно, что главной задачей профсоюза в то время в производственной работе была организация социалистического соревнования и движения за коммунистический труд. Сначала это движение носило коллективный характер, и среди лётного состава присваивали звание «экипаж коммунистического труда». Когда такой экипаж выполнял полёт, то на внешней стороне дверей пилотской кабины вывешивалась табличка с присвоенным ему званием. Движение же ударников коммунистического труда возникло позднее коллективного, когда уже большинство экипажей носило это звание. Затем стали говорить, что коллектив может называться коммунистическим, если в нём две трети ударников комтруда. А как же быть с экипажами комтруда, где вообще не было ударников? В общем, всё запуталось.
И вот под предлогом разобраться с движением за комтруд мы решили проверить работу профсоюзной организации эскадрильи самолётов Ил-14. Для этого назначили комиссию под моим председательством и в составе замполита 75-го ЛО Н.Г. Краева, А.И. Лактионова и В.П. Гнелица, командира корабля. Комиссия проделала свою работу, и материалы проверки решили вынести на рассмотрения президиума групкома с приглашением командно-лётного состава и начальника политотдела авиагруппы. Выступить с докладом пригласили командира 75-го ЛО Перегудова, который в день заседания улетел по какому-то срочному заданию, поручив сделать доклад своему замполиту.
Н.Г. Краев сделал доклад в обычном для политработника стиле, основной упор сделав в нём на состоянии дисциплины в отряде, а по соцсоревнованию лишь назвал цифры коллективов комтруда. А мы на президиуме решили сосредоточиться на обсуждении двух вопросов: на соцсоревновании и недостатках в планировании полётов. По первому вопросу развернулась дискуссия по поводу экипажей комтруда, в которых не было или было недостаточное количество ударников комтруда. До приведения в соответствие с количеством ударников одни предлагали временно приостановить действие коллектива комтруда, другие предлагали оставить всё, как было (и название оставить, и таблички вывешивать), а третьи предлагали временно не вывешивать таблички в самолётах. Прошло третье предложение, что было записано в постановлении групкома: командиру и месткому 75-го ЛО временно не вывешивать таблички «Коллектив коммунистического труда» и вместе с этим активизировать работу по принятию индивидуальных обязательств для присвоения звания ударника комтруда. После принятия этого решения приглашённые хотели было уже уходить, но председательствующий В.В. Самарин попросил их задержаться, поскольку обсуждение вопроса не закончено, и предоставил мне слово.
Я продолжил и пояснил, что при проведении проверки 75-го ЛО мы обратили внимание на то, что в эскадрилье Ил-14 при составлении графика работы экипажей самолетов Ил-14 на месяц допускается произвол в планировании налёта часов. Мы выписали данные за несколько месяцев, и оказалось, что одни и те же экипажи налётывают по 60–70 часов в месяц, а другие по 15–20 и менее. Тут меня стали перебивать репликами. Командир эскадрильи Ил-14 Г.Р. выкрикнул:
– А что это профсоюз лезет в лётные дела?
Командир Сыктывкарского авиапредприятия А.М. Володкин сказал:
– Уравниловки быть не может, есть такие командиры, которых надо вводить в строй и они должны больше летать…
Начальник лётно-штурманского отдела И.С. Павлюченко тоже выразил своё недовольство вмешательством профсоюза в лётные дела.
Но всё же председательствующий В.В. Самарин попросил набраться терпения и дослушать результаты проверки до конца. Я зачитал список командиров кораблей, имеющих максимальный и минимальный налёт. Тогда стали выяснять у командира эскадрильи Г.Р., почему у некоторых командиров кораблей такой большой налёт, а у других – маленький. Оказалось, что среди них вводящихся в строй раз-два и обчёлся, а по другим – внятного ответа добиться не могли.
Обсуждение закончилось тем, что командир СОАГ С.И. Кириков, сам летающий на этом типе самолётов, почёсывая затылок культей указательного пальца правой руки (результат ранения во время войны) сказал, что до него доходили слухи об этих недостатках в эскадрилье, но он не придавал им значения, не веря, что это может быть, но сейчас он убедился, что в эскадрилье большой бардак, что необходимо принимать срочные меры по наведению в ней порядка.
Через некоторое время нам стало известно, что за допущенные недостатки освобождён от должности комэска, а командиру лётного отряда объявлено взыскание. Больше жалоб из этой эскадрильи мы не получали.
Распределение
жилья
В 1964 году в Сыктывкаре заканчивалось строительство 80-квартирного жилого дома для авиаработников. Это был один из первых крупнопанельных домов в городе, к которым у многих было предубеждение, называли их крупнощелевыми домами, якобы значительно уступающими по комфортности кирпичным и деревянным. Видимо, поэтому, несмотря на огромную очередь на жильё, сдача дома в эксплуатацию и распределение в нём жилья особого ажиотажа не вызвало. Это вовсе не означает, что кто-нибудь из очереди отказался от этого жилья. Да и недостатки этих домов были преувеличены.
Поскольку нужно было разделить квартиры дома на несколько подразделений (Сыктывкарское авиапредприятие СОАО, аппарат СОАГ, Учебно-тренировочный отряд УТО и групком), а также решить за счёт этого дома и другие проблемы, то эти сложные задачи взяли на себя групком и администрация СОАГ.
Кроме самого распределения квартир по подразделениям, перед нами стояли ещё две важных задачи: первая – на базе одного из подъездов организовать молодёжное общежитие, чтобы ликвидировать съём жилья в частном секторе для молодых специалистов, и вторая – переселить специалистов из щитовых домов в «Шанхае» в благоустроенные квартиры, а освободившиеся квартиры выделять для младшего обслуживающего персонала.
Прежде чем вынести эти вопросы на совместное заседание, мы в рабочем порядке произвели предварительное согласование этих вопросов. У идеи об организации общежития противников вроде бы и не было, и казалось, что он и не требует особого согласования. Однако, когда мы с и.о. начальника аэропорта Сыктывкар Н.В. Кулагиным подсчитали, что для имеющегося количества молодёжи, которое нуждается в общежитии, достаточно выделения квартир на трёх этажах подъезда, а на двух оставшихся некого в то время было селить, то мы предложили два этих этажа отдать под заселение очередникам. Этими соображениями мы поделились с командиром авиагруппы, но С.И. Кириков нас не поддержал, считая, что селить очередников в подъезд, где молодёжное общежитие, семейных нельзя, так как они будут испытывать большие неудобства, да и аэропорт Сыктывкар будет развиваться, и места в общежитии понадобятся. Резон, конечно, в его рассуждениях был, но для резерва хватило бы пока одного этажа, а два этажа – многовато. Но наши разногласия разрешились не сами собой, а помог случай.
На совместное заседание групкома и администрации СОАГ командир авиагруппы и начальник политотдела пришли с весьма озабоченными лицами и с какой-то бумагой. В.В. Самарин, открывая заседание, сказал, что все вопросы,
связанные с распределением жилья во вновь сдающемся доме, предварительно согласованы, за исключением вопроса о том, сколько этажей и квартир выделить под общежитие. И он ввёл в курс дела присутствующих. После него сразу же взял слово С.И. Кириков, который сказал, что буквально на днях возник ещё один вопрос, который придётся учесть при распределении жилья в этом доме. Ими получено письмо из областного комитета партии, подписанное секретарём обкома И.П. Морозовым, в котором он просит выделить четыре квартиры для партаппарата. И он зачитал это письмо. У присутствующих к этому короткому тексту возникла масса вопросов:
– Почему так много, сразу просят четыре квартиры?
– Это что, взаимообразно или нет?
– Почему нет в письме гарантии возврата?
Обычно предприятия просят взаимообразно одну квартиру, но всегда с гарантией возврата и указанием срока возврата. А здесь сразу четыре квартиры и без юридической гарантии. Ответы Кирикова и Назарова были примерно одного содержания: что возврат квартир – как само собой разумеющееся, и требовать от обкома партии юридических гарантий – это уж слишком, не та это организация. Поэтому выделить придётся путём уменьшения выделенных подразделениям квартир. Но их слова мало кого убедили: большинство членов президиума групкома были против, и даже командование Сыктывкарского ОАО высказалось против, тем более, что за счёт их квартир и собирались решить эту проблему.
В этот день так и не удалось договориться. Пришлось решение вопросов отложить на следующий день. Отложить-то отложили, но ведь будет то же самое, если не изменить подходов к решению вопросов со стороны руководства, на что мы очень надеялись. Такие признаки появились на следующий день, поскольку уже с утра у нас стали уточнять цифры нуждающихся в общежитии. Когда мы во второй половине дня снова собрались, чтобы продолжить решение вопросов по распределению жилья, слово сразу же взял С.И. Кириков. И он, и вторивший ему И.С. Назаров как бы одним голосом говорили, что 4 квартиры для партаппарата обкома КПСС надо выделить без всяких условий, повторив, что гарантию возврата надо считать как само собой разумеющееся. Далее они говорили, что уточнили цифры нуждающихся в общежитии и считают возможным эти 4 квартиры выделить из резерва, ранее предназначавшегося под общежитие. С.И. Кириков закончил своё выступление тем, что сказал:
– Если мы этого не сделаем, то с какими глазами я буду встречаться с секретарями обкома, с которыми решаются все вопросы развития аэропортов, строительства жилья, детских учреждений?
После этих слов установилось тягостное молчание, которое нарушил первым командир СОАО А.М. Володкин, сказав, что ему по долгу службы приходится встречать и провожать рейсы самолётов с секретарями обкома КПСС, во время которых он также неоднократно решал эти вопросы, и он всецело поддержал предложения С.И. Кирикова. Большинством голосов президиум групкома проголосовал за это предложение.
В процессе заселения дома возник ряд непредвиденных вопросов, таких, как необходимость в предоставлении жилья вне очереди лицам, переведённым на работу в Сыктывкар, в результате чего под их поселение вынуждены были отдать квартиры, предназначенные для создания второго резервного этажа под общежитие.
Прошло два года, я уже давно перешёл на работу в аппарат управления и по какому-то делу находился в кабинете у С.И. Кирикова, когда в кабинет вошла его секретарша и сообщила, что в приёмной находится посетитель, который представился как заведующий отделом обкома партии и хочет с ним встретиться. Кириков кивнул ей, чтобы он вошёл.
В кабинет стремительно вошёл человек среднего роста и средних лет и сходу стал говорить:
– Семён Иванович! Вы когда бываете у нас в обкоме, не поскользнулись ли и не падали ли? У нас нет резиновых ковриков на входе и у лестницы, вот разыскиваю, чтобы не поскользнулись посетители. Нет ли у вас?
Кириков вызвал к себе начальника ОМТС Н.В. Соколова и поручил ему заняться этим делом. На самом деле это был заведующий хозяйственным сектором обкома партии.
Когда они ушли, я почему-то вспомнил ту самую проблему с четырьмя квартирами для партаппарата. Как впоследствии оказалось, вместо партаппарата в эти квартиры заселились шофёр и уборщицы того самого хозяйственного сектора обкома, с начальником которого мы только-только повстречались. Я сказал об этом Семёну Ивановичу и спросил:
– Собирается ли обком отдавать квартиры?
Кириков, как-то помявшись, ответил, что выяснял в других организациях, которые также давали обкому квартиры. Там отвечали:
– Без возврата.
Это была ещё одна властная привилегия партийных властей.
О
пользе
профсоюзной
работы
В профсоюзе я проработал 2 года. Почему-то кое-кто из моих знакомых считал, что это были напрасно потерянные годы. При этом они всегда исходили из того, что профсоюз не имел никаких властных полномочий по сравнению с партийной организацией. Это в общем-то верно, так как главная правовая или защитная функция профсоюзов, такая, как забастовка, тогда, при советской власти, была начисто изъята из прав профсоюза, но другие-то остались, такие, как увольнение трудящихся без согласия месткома и т.д. Но, наверное, не этим измеряется та польза, которую ты можешь принести людям. Можно обладать большой властью, но при этом злоупотреблять ею и приносить вред людям.
Я никогда не жалел о том, что два года отдал профсоюзу. Я за эти годы научился работать с людьми, уважать их человеческое достоинство и делать всё возможное для их пользы. Это приносило удовлетворение от своей деятельности. В этом, наверное, кроется секрет авторитета и доверия к нам, которые мы завоевали своими делами.
После обсуждения на президиуме групкома вопроса о состоянии соцсоревнования (планирования налёта часов) в 75-м лётном отряде, о котором говорилось выше, резонанс разошёлся по всем лётным отрядам и не только. Лётчики увидели, что и для них профсоюз что-то значит. Но ведь были и другие серьёзные проблемы.
Мне вспоминается воркутинское громкое дело по большим припискам при отсыпке шахтной породой взлётно-посадочной полосы и в работе стройучастка, когда командование возложило всю ответственность на старшего инженера, а мы, рассматривая дело, посчитали ответственными и зама по наземным, и главного бухгалтера, и командира, разложив на них пропорционально сумму убытков.
Если на первом году нашей работы к нам время от времени поступали жалобы и заявления от работников по разным вопросам, которые мы внимательно рассматривали и добивались восстановления справедливости, то на втором году жалоб и заявлений практически не стало.
Этому способствовала и хорошая работа председателей месткомов.
После одной жалобы, поступившей из Ухты, очень авторитетный в коллективе председатель месткома авиапредприятия И.И. Резников сказал нам:
– Больше жалоб из Ухты не будет! Сами разберёмся от начала до конца!
И, действительно, не было, потому что на местах меры по ним принимались исчерпывающие.
Помню, как к нам в групком зашёл начальник АТБ из Воркуты Скоренок, которого мы знали как интеллигентного и несколько заносчивого человека. Он рассказал,что его сняли с работы за проступок, не имеющий отношения к его непосредственной деятельности, и что он летит в Москву в министерство просить, чтобы его восстановили в должности. Заходя к нам, он знал, что его вопрос решается только в порядке подчинённости, но зашёл к нам посоветоваться, может быть, что-нибудь полезное подскажем. Мы ему помогли, В.В. Самарин позвонил в Москву заведующему отделом охраны труда ЦК профсоюза авиаработников В.В. Горелову, к которому мы относились с большим доверием, и рассказал ему о случившемся со Скоренком, и что он летит в Москву. В.В. Горелов сразу же откликнулся и просил его по прибытии в Москву зайти к нему. Он помог Скоренку так, что его вскоре восстановили в должности.
Возвращаясь из Москвы, Скоренок зашёл к нам, чтобы сказать:
– Ребята, я снимаю шляпу! Никогда не думал, что профсоюз что-то может. Я сильно заблуждался.
Однажды ко мне на приём пришла бортпроводница и говорит, что её уволили с работы, а вот за что, я никак не мог её понять. После длительных хождений «кругом да около», я услышал от неё следующее.
С некоторых пор ей стал уделять внимание начальник штаба одного из лётных отрядов, потом он стал провожать её в рейс и встречать из рейса, иногда он провожал её домой, и, наконец, дело дошло до того, что он стал её домогаться. Узнав о том, что он имеет семью, да и он ей не нравился, она отказала ему и стала его избегать. Он стал угрожать ей увольнением и в конце концов угрозу привёл в исполнение.
Я предложил ей написать жалобу и указать в ней причину увольнения, что она и сделала. Налицо здесь, как сейчас бы сказали, сексуальное домогательство с использованием служебного положения.
Произведя проверку жалобы, мы добились вначале её восстановления, так как факты подтвердились, но поскольку здесь было использование служебного положения, жалобу бортпроводницы я показал начальнику политотдела И.С. Назарову. Через некоторое время он пригласил меня и своего помощника по комсомолу Н.В. Строгачёва для обсуждения вопроса о начальнике штаба. Мы со Строгачёвым высказались однозначно: снять его с должности. Но И.С. Назаров оставил его в должности, ограничившись беседой, учитывая его прошлую работу в обкоме комсомола и в политотделе, но ненадолго, так как вскоре он погорел на пьянке с экипажем, нарушившим предполётный отдых.
Даже после перехода на другую работу, нас с Самариным выбрали в новый состав президиума территориального комитета (терком, так теперь стал называться групком после реорганизации СОАГ в управление – Коми УГА).
Будучи по своим служебным делам в командировках в аэропортах, ко мне ещё долго обращались люди со своими вопросами как к секретарю теркома. Я им говорил, что больше на этой должности не работаю, но всё равно
внимательно их выслушивал и теперь уже как член президиума оказывал посильную помощь. Так было ещё много лет, по-видимому сменивших нас работников плохо знали люди.
Близились новые выборы в групком, надо было решать оставаться ли дальше или уходить. Профсоюз, хотя и место, где можно делать полезные вещи для людей, но в силу неконкретности работы всё же вызывал у меня неудовлетворенность в ней. Меня больше тянуло к своему прежнему делу и я собирался вернуться на АМСГ Сыктывкар ст. инженером.
Начальник Политотдела И.С. Назаров предложил мне должность замполита лётного отряда, но прежде посылал меня на полугодовые курсы политработников, отчего я отказался по той же причине, что и в профсоюзе – неконкретная работа, несмотря на то, что эта должность сулила высокую зарплату.
