скачать книгу бесплатно
– Расскажи мне о себе, о твоём народе, что можно рассказать, что дозволено. Ведь мы с тобой партнёры. И потом, ты-то обо мне всё узнал без моего согласия.
– Слушай, теперь можно, – сразу став серьёзным и как-то резко постаревшим, ответил Леший. – Ты, наверно, слышал легенды о чудском народе? Чудь белоглазая, слышал?
Иван утвердительно кивнул, пожирая взглядом диковинного собеседника.
– Это ты, вы, это твой народ? – только и смог он выпалить на одном дыхании. – Это всё правда, все эти легенды?
– Эти легенды для вас придуманы, чтобы вы нас больше не искали. Чтобы истина стёрлась из памяти поколений. Ведь когда-то мы дали вам знания, думая, что ваш народ обретёт с их помощью гармонию с миром, этим миром. – Он обвёл вокруг разведёнными в стороны руками.
– Ты говоришь о колдовстве? – не выдержав, перебил его Иван.
Нахмурившись, Леший зыркнул из-под бровей, осуждая парня за поспешность и неумение дослушать.
– Прости, – скороговоркой затараторил охотник, – я больше не буду перебивать.
Кивнув, удовлетворившись ответом, гость продолжил:
– Нет никакого колдовства и никогда не было.
Он замолчал, собираясь с мыслями. Как объяснить сидевшему рядом человеку то, что не требует никакого объяснения, что и так понятно?
Подбирая слова, он продолжил:
– Прислушайся к себе, почувствуй взаимосвязь с природой, окружающей тебя. Постарайся уяснить, что ты не самостоятельная величина в этом мире, а её часть.
Посмотри вокруг. Даже сейчас вы, люди, не в состоянии объяснить то, что окружает вас. Вот облака; подчиняясь силе ветра, они скользят по небу. Затем собираются в огромные дождевые тучи и летят дальше, неся для кого-то избавление от палящего зноя и голода, а кому-то – ужас урагана.
Это одни и те же облака, но кто-то возносит им хвалу, поднимая руки к небу, а кто-то проклинает. Но ни те ни другие не в состоянии поменять их сущность, их предназначение.
Шелест листвы, пение птиц, запах цветов. Пробуждение любви с приходом весны. Трепет нежных чувств, что кружат голову той порой, заставляя сердце биться чаще. Инстинкт продолжения рода. Увядание жизни, старость и, как итог, смерть. Ведь это всё не подвергается сомнению, а воспринимается как есть.
Он глубоко вздохнул, сочувственно посмотрев на Ивана – мол, зачем я тебе всё это объясняю, – и, тряхнув головой, продолжил:
– Вся эта связь между всем живым на земле и с самой землёй – это и есть знание. Его видимая часть.
А ещё есть сокрытая от взгляда. Она самая важная. В ней не найти рационального зерна. Её надо принять как есть и использовать.
В этом великое искусство сосуществования. Лишь это знание даст настоящую свободу, а не ту иллюзию, которой вы её заменили.
Ведь ещё немного времени, и вам нечем станет дышать, нечего будет есть, не будет чистой воды. А машины, которые вы создали, чтобы получить свободу перемещения, замрут навсегда, захламляя планету. Разве к этому вы стремитесь?
Вы, люди, так устроены, что всё непонятное, то, что вы не в состоянии объяснить, вас пугает и становится объектом поклонения. Вот, например, появись ты лет так тысячу назад на своём бульдозере, с ружьём да с этой штуковиной, – он указал взглядом на телефон, – в каком-нибудь тамошнем селении – что произойдёт? Правильно, если тебя сразу не убьют с перепугу, то ты непременно станешь самым могущественным колдуном. Правда, ненадолго – потом всё равно убьют или отравят, когда сообразят, что к чему, – ответил он, пожав плечами.
– Понимаешь, – Леший посмотрел долгим пронзительным взглядом в глаза Ивана, – только в одном вы преуспели так, что не угнаться, – в убивании друг друга.
– Понимаю, – тот опустил голову, не выдержав звериного взгляда, в котором читались мудрость и родительская любовь, а также что-то неведомое, пугающее. Словно звёзды в колодце, в омуте его глаз мерцали искорки ярости, готовые в любой момент вспыхнуть всё поглощающим пожаром.
– И дело даже не в вашей любознательности и тяге к приключениям, вовсе нет. Жажда власти, корысть, ложь, предательство – эти бесы пожирают вас изнутри, уничтожая те добродетели, что были дарованы вам с самого начала.
Не смогли вы достойно выдержать груз знаний, что вам дали.
Поэтому мы всё, что было возможно, забрали обратно, стерев в памяти поколений союз чуди и человека, заменив его легендами и сказаниями, продолжая незаметно наблюдать за вами, ведь эта планета – и наш дом.
Но, надо отдать должное, кое-что мы всё-таки пропустили. Вон вы чего научились делать – придумали машины, безделушки, оружие. Всё, чтобы быстрее себя уничтожить.
– А разве ваша наука другой была? – спросил Иван. – Ну, та, которой вы когда-то поделились.
Леший медленно покачал головой:
– Да. Если ладони, протянутые к вам, не пусты, а в них лежат дары, то их нужно с благодарностью принять.
Ведь неважно, как мы перемещаемся, неважно, как общаемся.
Важно другое: вы не смогли принять эту мудрость и использовать её.
Вы не чувствуете связи с миром, не ощущаете его силу и, следовательно, не можете её применить.
Вы не расцеловали протянутых ладоней в благодарность, вы вырвали их, думая, что если столько всего было даровано, то сколько ещё можно урвать, скрытого от взора, силой и обманом. Не осознавали, что терзаете тело матери. – Он обвёл взглядом окружающую костёр темноту. – Не понимаешь? – гость укоризненно посмотрел на человека, покачивая головой. – Зачем создана машина, на которой ты работаешь? – И, сам отвечая на свои же вопросы, продолжил: – Чтобы рыть землю. А зачем её рыть? Чтобы выкопать руду, переплавить её в железо и сделать другую машину. Для перемещения в пространстве. Вскрыть вены земли, чтобы насытить свои машины её кровью, иначе они не поедут. Затем отравлять воздух дымом от крови сгоревшей в жерле машины. Для этого.
Иван кивнул, нехотя согласившись.
– Так ничего не надо было рыть, ничего не надо корёжить. Мы же перемещаемся без этих машин и общаемся между собой без телефонов. Теперь ты понимаешь, от каких знаний вы отказались? Вы позабыли, в чьих муках были рождены, мать свою позабыли.
Вам и этого мало, теперь вы терзаете её тело и душу, уничтожая друг друга. Зачем вам столько оружия? Кто вам угрожает? Никто, вы сами себе и угрожаете. А мы, как можем, пытаемся уберечь вас от безумства.
Теперь ты всё понял, всё осознал? – Леший утомлённо опустил голову на грудь, ссутулив плечи.
Иван пришибленно смотрел на него, опустошённый откровением гостя, терзаемый стыдом за все поколения пращуров, невольно осознав ту степень вероломства, что люди допустили к матери природе.
И, словно пытаясь хоть как-то искупить вину, а может сменить тему разговора, теперь уже и ему ненавистную, проговорил, задав вопрос и ответив на него:
– Леш, ведь мы им поможем? Непременно поможем.
Леший молча подбросил дров в костёр, затем, повернувшись, проговорил:
– Давай спать: полночи уже пролетело, а завтра много дел. – И, не дожидаясь ответа, повалился набок, свернувшись клубком.
Через мгновение в тишине ночи зазвучал лёгкий храпоток, переходивший в глубокое грудное дыхание.
Иван ещё долго ворочался на ароматном ложе из пихтового лапника, размышляя о том, что ему поведал ночной гость.
Ведь подумать только: ещё вчера он был обычным человеком, замкнутым в коробочку из надоевших забот пусть не совсем постылой, но всё же не очень интересной жизни, разбавленной чередой случайных событий, о которых и вспомнить нечего.
Разве что Машку, теперь уже бывшую жену.
Он до сих пор не понял, почему всё так получилось, почему они не смогли удержать друг друга, а может и не хотел понять, но теперь что об этом гадать.
Да сестрёнку Надежду, которую он любил и продолжает любить больше всего на свете. Именно сестрёнка, молоденькая девушка, проявив характер, не дала отправить брата в детский дом, когда родители погибли. Сама принялась растить и воспитывать.
О папе и маме у Ивана сохранились лишь мутные воспоминания да альбом с фотокарточками. Пожалуй, и всё.
Две эти женщины – это самые дорогие люди в его жизни. А ведь он прожил уже тридцать лет.
Слеза скатилась по его щеке – то ли от дыма, исподтишка лизнувшего охотника в лицо своим едким языком, то ли от чувства благодарности к бывшей и сестрёнке, то ли от жалости к себе.
Ещё вчера он считал байки о нечистой силе небылицами, соглашаясь с теми, кто напоминал рассказчикам, что надо меньше пить и непременно плотно закусывать.
Как же сильно изменилась его жизнь за какие-то несколько часов, проведённых в компании лешего! А ведь он и с места не сходил, ничего не делал. Только внимательно слушал.
Нет, он твёрдо решил, что больше своего шанса не упустит, до конца пойдёт за попутчиком, внезапно ворвавшимся в его жизнь, доверившись ему. Хотя в душе сомневался в своём выборе, понимая, что гость ему договаривает не всё – может, раньше времени пугать не хочет? Как знать.
Лёжа на спине, подсунув руки под голову, охотник засыпал, зная, что к прошлой жизни возврата больше не будет. Как, может, не будет и самой жизни; плевать.
Глава третья.
Переход
Грубый толчок в плечо разбудил охотника. Витая в грёзах сновидений, он не сразу сообразил, где находится и кто на него смотрит.
– Вставай, пора в путь, – сосредоточенно глядя в глаза Ивану, проговорил Леший. – Не передумал?
– Нет, – ответил охотник с вызовом, не отводя взгляда, – не передумал.
Одобрительная ухмылка на мгновение скривила лицо гостя гримасой, обозначив в уголках глаз паутинку мелких морщин.
– Молодец. Тогда быстро завтракай, и в путь. А я пока наставление тебе скажу, что сейчас вспомню.
– А как же ты? Разве ты не будешь со мной завтракать?
– Нет, я вчера хлебца поел, хватит.
От взгляда Ивана не ускользнуло, что Леш стал каким-то встревоженным и собранным. Что-то беспокоило его.
Водрузив котелок поверх углей, Иван разогрел вчерашний суп из рябчика с почти вытекшим бульоном, прикусывая с варевом солидный кусок хлеба. Не объел его гость вчера – хлеба как будто и не убыло.
Затем, сбегав до ручья, водрузил котелок над костром. Собрав в кучку тлеющие с ночи угли и подбросив сверху хвороста, он раздул костёр. Языки пламени быстро подхватили дрова, стреляя искрами по сторонам. И вот уже над котелком заклубился пар от кипящей воды.
– Ты знаешь утёс на ручье, вы его Сосновым называете? Нам туда.
Иван кивнул:
– Знаю.
– Чуть поодаль, слева подходит глубокий лог, там ещё останцы торчат из земли,
– И лог знаю. Они там?
Леш покачал головой:
– С того места мы начнём путь. Поторапливайся, скоро рассветёт, да на сахар не налегай – он там пригодится, – и не обратил никакого внимания на вопросительный взгляд Ивана.
Быстро попив чаю, охотник собрал рюкзак.
– И воды не забудь набрать, я видел у тебя вчера флягу, – вспомнив, проговорил Леш.
Вечерний водяной морок сменился в предрассветной мгле густым молочным туманом. Его сырость быстро пропитала одежду охотника. Непроизвольно поёжившись, он посмотрел вниз. Рядом, нелепо подпрыгивая и переваливаясь с бока на бок, семенил леший. Капли утренней росы смешно тряслись на его ушах и кудрявой шевелюре, опадая в такт движению на пожухлую траву. Иван закашлялся, пытаясь сдержать смешок, такой неуместный сейчас.
Попутчики шли молча, всё дальше уходя от того места, где чужая беда свела человека и лешего. И уже совсем скоро дым костра перестал долетать до них, плотно увязнув в белых хлопьях водяной пыли.
Иван, занятый своими мыслями, машинально отслеживал правильность выбранного пути, всецело полагаясь на свою память и интуицию.
С рассветом туман только усилился, а видимость стала почти нулевой. По правую руку еле слышно журчал ручей. Его долина глубоким распадком петляла среди холмов, заросших хвойным лесом. Лога поменьше крутыми изломами врезались в его тело, образуя труднопроходимый лабиринт из поваленных деревьев, густого кустарника и глыб известняка с окаменелой морской галькой, торчащих из земли то тут, то там.
Тропинка – нет, скорее направление, звериная тропа – петляла вдоль ручья, заросшего мелколесьем, тальником и кустами смородины с примятыми к земле тычинками травы, со сморщенными, почерневшими к осени головками.
В низинах лоси, шаставшие по логу, в жижу сбили путик остроносыми копытами, превратив его в непролазное месиво.
Идти стало труднее. На ощупь пробираясь вперёд, с громким чавканьем извлекая сапоги из раскисшей грязи с тем, чтобы в следующем шаге увязнуть вновь, взмыленный охотник наконец-то вывалился на небольшой намыв, укрытый облетевшим листом. И уже ничьи следы были неразличимы на его галечном горбу.
Густой туман, смешавшись с предрассветной мглой, сбивал Ивана с толку. Видимость в пару метров искажала восприятие. Вроде и местность знакомая, и тропа та, но было вокруг что-то чужое, тревожившее душу.
Он нехотя отвлёкся от мыслей, кипучим варевом клокотавших в его голове. И если бы кто-то спросил его в тот момент: «О чём думаешь, парень, чем озабочен?», Иван рассеянно пожал бы плечами: «О чём думаю? Обо всём и ни о чём».
Варево бурлило, лопалось пузырями, шипело, переливаясь через край, но чего-то в нём не хватало, чего-то очень важного, ингредиента, без которого не складывалась картинка.
Это как в инструкции по применению: есть начало и конец, много пустой, никому не нужной информации, а самое важное отсутствует – из середины вырваны листы.
Охотник резко затормозил. В полумраке эфиром колыхалось видение. За кривой ольхой с сухими ветками понизу, с шершавой, изъеденной болезнью корой прятался старик. Обхватив дерево руками, выглядывая, он зло буравил взглядом невидимых глаз. Бородёнка нервно тряслась, будто он что-то быстро бормотал, грозя охотнику костлявым кулаком. Только ничего не было слышно, лишь журчание ручья да шлепки капель воды по лопухам. Они скользили по лодочкам-листьям вниз, к земле, с окружающих деревьев и кустов.
Иван чертыхнулся, до немоты сжав ружьё в пальцах, готовый в любой момент пальнуть в сторону видения.
– Кто там? А ну, выходи!
Но никто не вышел. После секундной паузы охотник двинулся вперёд.
– Тьфу ты, – матернулся он. Лишь подойдя ближе, сумел разглядеть, что за деревом никого нет. Это хмель, вьюном обвивший ствол, всклокоченным горбом густо разросшихся листьев торчал сбоку, дрожа раскрытыми шишками, и в сумерках превратился в жуткое видение.
«Да, – подумал Иван, – нервы совсем ни к чёрту». И немудрено: уж больно много всего пугающего, доселе невиданного, навалилось на парня за последние сутки. Ему нестерпимо захотелось выпить, не много, в меру; вот тогда отлегло бы, полегчало, вернулось в душу спокойствие. Да кто же и когда меру устанавливал и соблюдал после подобных переживаний?
«Вот выполню просьбу лешего, вернусь и обязательно… – Он не успел закончить одну мысль, как помимо его воли вторглась другая: – Если вернусь, то будь что будет».
Фляжка со спиртом у него с собой была, именно небольшая фляжка, грамм на сто, да леший трогать не велел, когда охотник пытался её опорожнить в знак радушной встречи с ночным гостем. Так сказать, закрепить союз.
Леш деликатно перехватил уже было занесённую надо ртом фляжку и, потянув ноздрями аромат алкоголя, шлейфом струившийся из неё, закатив глаза, крякнул, затем бережно закрыл.
– На той стороне пригодится, – кратко, вроде даже с сожалением резюмировал он.
«Да где же спутник?» – Иван только сейчас заметил, что шагает по раскисшему путику один. Он обернулся, ища глазами лешего. Может, отстал? «Немудрено в этих зарослях, рядом шагать тяжело, да и ноги или лапы, в общем, коротковаты», – подумал он.
