скачать книгу бесплатно
Три Ленки, две Гальки и я
Георгий Марина Борский
Эзотерический экскурс в недавнюю советскую историю – в четырех частях, двадцати историях и двенадцати эпизодах с прологом и эпилогом. Испугались? Ничего страшного. Курсивные вставки можно пропустить. Остальное рекомендуется употреблять три раза в день. Предварительное взбалтывание не требуется.
Три Ленки, две Гальки и я
Марина Борская, Георгий Борский
Жанр, тематика
Автобиографический роман. Мемуары. Женский роман.
Аннотация
Эзотерический экскурс в недавнюю советскую историю – в четырех частях, двадцати историях и двенадцати эпизодах с прологом и эпилогом. Испугались? Ничего страшного. Курсивные вставки можно пропустить. Остальное рекомендуется употреблять три раза в день. Предварительное взбалтывание не требуется.
Copyright Marina Borski, George Borski 2015 г.
izdat-knigu.ru edition
Содержание
Часть первая. Письмо из прошлого
Пролог, в котором главная героиня представляет себя
История первая, кулинарная
История вторая, спортивная
История третья, школьная
Эпизод первый – дедушкин суп
Эпизод второй – Бибигон
История четвертая, культурная
Эпизод третий – елка
Эпизод четвертый – тучи на горизонте
История пятая, больничная
История шестая, в которой побеждает дружба
Часть вторая. Кризис как состояние души
История седьмая, хулиганская
История восьмая, почти романтическая
Эпизод пятый – музыка
Эпизод шестой – опять о дружбе
История девятая, очень обидная
История десятая, предательская
Эпизод седьмой – сексуальный
Эпизод восьмой – месть
История одиннадцатая, приятная
История двенадцатая, фиолетовая
Часть третья. Быстрая сортировка
История тринадцатая, соответственно несчастливая
Эпизод девятый – о младенцах
История четырнадцатая, финишная и прямая
Эпизод десятый – эротический
Эпизод одиннадцатый – собрание
Часть четвертая. Образование офисного планктона
История пятнадцатая, в которой выбирается дело жизни
Эпизод двенадцатый – балетный
История шестнадцатая, общежитская
История семнадцатая, печальная женская
История восемнадцатая, девчоночья
История девятнадцатая, и снова о дружбе
История двадцатая, научная
Эпилог жизнеутверждающий. Рекомендуется любителям счастливых концовок
О КНИГЕ
ОБ АВТОРАХ
Часть первая. Письмо из прошлого
Пролог, в котором главная героиня представляет себя
Разрешите представиться. Меня зовут Мариной уже на протяжении сорока с небольшим лет.
В данный момент я еду в троллейбусе с работы домой и гляжу на знакомую панораму за окном. А на работе у нас проблема за проблемой – говорят, что будут сокращения! Мы кризисы всякие многократно проходили, но в этот раз, по слухам, все гораздо серьезнее. Работаю я «офисным планктоном», на подхвате: то сайт подредактирую, то бухгалтерии помогу. Поэтому, если что, буду первым кандидатом на вылет. Впрочем, бог с ним, не надо пока нервничать.
На дворе месяц май. Освобожденная от полугодового сна под снегом земля дышит полной грудью. Щебечут птицы, предвещая скорое лето. Я тоже с удовольствием вдыхаю весенний воздух, хочется петь. Хорошо!
Ехать мне долго, почти полчаса. Есть время помечтать, повспоминать. Это делать я люблю!
Замечаю, что по бульвару идет забавная девчонка с косичками. В руке у нее воздушный шарик, голубой, как небо над головой. Ей, должно быть, лет пять, не больше. Когда-то и я была с такими же косичками и такой же счастливой…
К содержанию
* * *
История первая, кулинарная
С Ленкой Черкизовой судьба связала меня в раннем детстве. Моя мама как раз вырвала из цепких лап фортуны самый большой приз нашей жизни – двухкомнатные апартаменты улучшенной планировки. Стоило это ей полугода борьбы, включавшей в себя взятки должностным лицам при исполнении, эпистолярные перестрелки с многочисленными бюрократическими инстанциями и махинации с временным прописыванием у нас иногородних родственников. Бедная мама так много нервов потратила, что до сих пор с дрожью в голосе ту эпопею вспоминает.
Едва мы отпраздновали новоселье, как я познакомилась с Ленкой, обитавшей в нашем же подъезде этажом выше. Встретились мы во дворе, где тогда еще в первозданной целости красовались свежевыкрашенные качели и горки детской площадки. Познакомил нас какой-то добрый большой мальчик. Увидев меня и Черкизову, слонявшихся неприкаянно по площадке, он посадил нас вместе на качели, раскачал их и ушел. Ленка оказалась одного со мной возраста, вот мы и поладили. Стали друг к другу в гости ходить, в куклы вместе играть да во дворе бегать. А через нас и родители друг с другом познакомились.
Папа у Ленки был весьма успешным инженером. Звали его Валентин, и как раз из-за него я с тех пор не выношу этого имени. Дома он выполнял функции бога-олимпийца – парил в облаках и вкушал нектар с амброзией, то бишь изучал прессу, смотрел телевизор и трапезничал на диване. До простых смертных дела ему не было; впрочем, он снисходительно позволял приносить ему тапочки, подавать еду и оказывать другие подобающие его статусу услуги. Время от времени он, будучи неудовлетворенным качеством этих услуг, метал громы и молнии в свою покорную супругу. Мама Ленки тетя Клава была молодой женщиной лет тридцати, атлетического сложения и баскетбольного роста. Стряпня ее и правда до нектара недотягивала. Что-то у нее с готовкой не сложилось. Казалось бы, что в этом такого сложного? Однако ее хронические кухонные неудачи стали притчей во языцех для всех, кому довелось вкусить плоды ее кулинарного искусства.
Помню, как я в первый раз осталась у Черкизовых пообедать. Мама куда-то ушла и попросила тетю Клаву меня накормить. Отказывать в таком пустяке та сочла неудобным, потому и пришлось ей взвалить на себя этот крест. Уложив младшую сестричку Ленки Верочку спать, тетя Клава решительно проследовала на кухню, где мы с Ленкой уже коротали время за музицированием ложками по пустым тарелкам.
«Ну что, Мариночка, – обратилась ко мне тетя Клава с напряженной улыбкой, – как ты смотришь на … яичницу?» «Ага», – откликнулась я. Конечно, не деликатес какой-нибудь, но у нас на обед всегда суп был, и против внесения разнообразия в свой рацион я ничего не имела. Для того ведь в гости и ходишь. У тети Клавы появилась поперечная складка на лбу, она глубоко вдохнула и взялась за дело.
Вытащила бо-о-ольшущую сковороду, шлеп ее на плиту – и давай конфорку разжигать. Зажигалка у них электрическая была, и что-то в ней разладилось, только щелкала внутри и сразу глохла. Тетя Клава тогда к соседке за спичками пошла. Зубы плотно сжаты, походка нервическая, вся в борьбе, короче. Наконец с третьей спички конфорка разожглась, и тетя Клава с видимым удовлетворением кашлянула.
Я тем временем сидела себе и не подозревала даже, что была свидетелем титанических усилий, вместе с Ленкой пытаясь построить пирамиду из вилок. Тетя Клава же проследовала к холодильнику. Пару яиц она сразу наружу извлекла, а вот с маслом заминка вышла. И вроде холодильник среднестатистических советских размеров, и вроде не так уж забит был – а масло все никак не находилось. Уже два раза тетя Клава все наружу вытащила и назад засунула – без результата. «Как же так? – пробормотала. – Еще утром было полпачки масла, куда оно могло задеваться?» Я взглянула на Ленку, а у той выражение лица стало точь-в-точь как у ее мамы, словно воз на себе везла. Тут до меня постепенно стало доходить, что в этом обеде что-то не так развивалось, как положено. Да и в животе у меня уже заурчало от голода. Решила я подсобить человеку: «Тетя Клава, вы не волнуйтесь, хотите, я вам искать помогу?»
Совместными усилиями нашли-таки злополучное масло, в морозилке оно оказалось, за куском мяса. Запихали мы все назад в холодильник, а тетя Клава масло пилить принялась. Но оно от холода затвердело, как камень, да и ножик, видать, тупой был. Впрочем, сил у тети Клавы хватало, она поднапряглась – и приличный кусок масла улетел из-под ее ножа под стол. Мы с Ленкой сразу за ним полезли. Я его первая под батареей нашла и торжественно протянула тете Клаве. Жаль только, что под батареей не очень чисто было, кусочек наш со всех сторон облип мохнатыми хлопьями пыли. Тетя Клава с сомнением посмотрела на него, осторожно взяла масло с моей руки двумя пальцами и, решившись, бросила в мусорный ящик. «Никогда не ешь с пола, Мариночка!» – назидательно произнесла она.
Тут Ленка, стоявшая рядом с плитой, вдруг пронзительно завизжала и затрясла пальцем. «Что, что случилось?» – затравленно вскричала тетя Клава. «Ско-ко-ковородка!» – сквозь рыдания выдавила из себя Ленка. В самом деле, забытая всеми сковородка к этому моменту раскалилась добела, а в некоторых местах, которые были свободны от нагара, уже приобретала отчетливо красный оттенок. Ленку угораздило задеть ее пальцем. Тетя Клава на Ленку бросилась, как коршун на цыпленка, к ее травмам она привычная была. К пальцу лед приложила, дочь на стул усадила, слезы вытерла и печеньку дала.
Нет худа без добра, пока суд да дело, масло уже оттаяло. Тетя Клава его на сковородку ка-а-ак бухнула, а оно, вот незадача, давай шипеть и брызгаться во все стороны! Сковородка напомнила мне вулкан Везувий с репродукции, висевшей у меня над кроватью. Изображенные там люди тщетно старались закрыться руками от падавших на них огромных камней. Картина эта произвела на меня в нежном возрасте оглушающее впечатление, поэтому сразу всплыла в памяти. Каких-то подобных пакостей я всегда и ожидала от жизни. Однако благодаря самоотверженности тети Клавы на сей раз обошлось без жертв: в мгновение ока тетя Клава вытащила крышку с верхней полки и нахлобучила ее на сковороду.
Вытерла пот с лица и измученно заявила не слишком уверенным тоном: «Ну вот, скоро будем обедать». У меня уже под ложечкой сосало – с утра маковой росинки во рту не было. «Ага, здорово!» – ответила я. Потом подумала и добавила: «Вы только посолить не забудьте» (это мое недоверие к чужим людям уже проснулось, да и чувствовала я, что надо как-то человеку помочь). А тетя Клава кивнула – и судорожно так за солонкой к шкафу потянулась. «Вы не волнуйтесь, – постаралась я ее ободрить и взяла процесс под свое руководство, – надо яйца еще туда разбить». Я много раз видела, как мама и бабушка готовили яичницу, и была теоретически подкована. Тетя Клава затравленно на меня посмотрела и послушалась. Крышку со сковородки стащила – а там какая-то бурая накипь булькала. Но тетю Клаву это нисколько не смутило, она на одном дыхании разбила туда оба яйца.
И опять ей не повезло: часть скорлупок тоже туда упала. Пришлось выуживать лежавшей неподалеку вилкой. Это оказалось непростой задачей, ведь мелкие осколки никак не хотели вылезать и норовили проскользнуть между зубьями. Мы с Ленкой со спортивным интересом наблюдали за процессом. Тетя Клава гоняла скорлупки по всей сковороде; иногда ей удавалось подцепить очередной осколок вилкой – но в последний момент он срывался и летел опять вниз к своим собратьям по несчастью. Тут я догадалась, что нужно делать, и протянула тете Клаве ложку: «Вот, возьмите, ложкой же удобнее будет». Так и в самом деле оказалось сподручнее, и через минуту вся скорлупа была выужена. «Ну, все, готово, – торжествующе провозгласила тетя Клава, – садитесь за стол!» И потушила конфорку.
Мы с Ленкой послушно уселись на свои места, есть хотелось зверски. Тетя Клава тем временем принялась энергично выковыривать из сковородки результат кулинарных трудов. «Ах, – хлопнула тетя Клава себя по лбу, – посолить все-таки забыла! Ну, не беда!». И она щедро посыпала наш обед из солонки.
Долго ли, коротко ли, содержимое сковородки полностью перекочевало в тарелки и оказалось перед нашими с Ленкой носами. Если бы мне не было достоверно известно, что оно являлось яичницей, я бы ни за что в это не поверила. Все-таки за свою пятилетнюю жизнь я немало яичниц повидала. По крайней мере, все они были бело-желтого цвета. То, что лежало в тарелке, не было ни белым, ни желтым, а было черно-коричневым. Все яичницы, которые я ела до сих пор, были плоскими – эта же растопыривалась во все стороны. Но больше всего мне было непонятно, почему ее получилось так мало. Я бы сейчас, наверное, вообще две сковородки зараз слопала – а стряпня тети Клавы выглядела как крошечная горка. Пока я изучала порцию перед собой, Ленка уже заглотила свою и начала плотоядно поглядывать в сторону моей тарелки. Ну что ж, как бы странно ЭТО ни выглядело, оно, видать, было вкусным, раз Ленка уже с ЭТИМ расправилась. Однако человеком я была осторожным, поэтому потянула в рот ма-а-аленький такой кусочек. Кусочек оказался прогоркло-горело-соленым. Что-то захрустело у меня на зубах, надеюсь, это была соль (хотя вполне могла быть и недовыуженная скорлупка).
Тетя Клава как раз открыла заевшую форточку, и в кухне стало чуть легче дышать. Я решительно отодвинула тарелку от себя. Это не ускользнуло от внимания тети Клавы. «Что, не нравится?» – озабоченно спросила она. Я неопределенно мотнула головой – дар речи меня временно покинул, организм направил все силы на проглоченный мной кусок злополучной яичницы. «Ну, ничего страшного, – заверила меня тетя Клава, –Леночка яичницу доест, а ты, может быть, блинчиков хочешь?» Мне чуть не стало дурно, когда я подумала, что теперь грядет еще готовка блинчиков. Но тетя Клава сразу успокоила меня, добавив, что они с завтрака остались. С этими словами она выудила из холодильника тарелку, прикрытую крышкой, и поставила ее передо мной. Под крышкой оказалась некая подмерзшая бесформенная белая масса, странно пахнувшая чем-то навроде керосина. На мое счастье, тут из соседней комнаты завопила проснувшаяся Верочка, и тетя Клава поспешила к ней. Я воспользовалась шансом и сказала Ленке, которая уже успела прикончить и мою порцию яичницы: «Пойду-ка я домой, что-то аппетита у меня нет».
Стемнело, мама пришла с работы, и я наконец-то насытилась нашим обычным обеденным супом. После моих приключений у Ленки он показался мне особенно вкусным, прямо лакомством каким-то.
Прошла пара месяцев, и то, что тетя Клава совершенно не умела готовить, стало широко известно. Соседи припечатали ее вердиктом «плохая хозяйка». Я с детской непосредственностью при первом же удобном случае поинтересовалась у тети Клавы, почему ее так называют. А она то ли не сообразила, откуда в моей пятилетней голове возникло это взрослое заключение, то ли чересчур раздражилась от столь меткого попадания на любимую мозоль, но что-то с тех пор расклеилось в наших с ней отношениях.
Только самой тете Клаве была достоверно известна история болезни – возникновения и развития ее комплекса. А я наблюдала конечную стадию безнадежно-хронического заболевания, с которым она полностью смирилась. У тети Клавы было уже не легкое опасение и даже не сильный страх, а стопроцентная уверенность в неуспехе. Все, чего она хотела в таких ситуациях, – чтобы этот кошмар поскорее закончился. Лучше всего ее состояние можно было описать, перефразируя известное высказывание: «Я не могу, если думаю, что я не могу». Впрочем, если учесть, что все окружающие были уверены в том, что она не справится, то винить тетю Клаву было не в чем.
Надо отдать тете Клаве должное, она не унывала и подходила к своим кулинарным обязанностям весьма творчески. Именно у Ленки дома я познакомилась с такими хитроумными кухонными приспособлениями, как сифон для изготовления лимонада и мороженица для сами понимаете чего. На Ленкины дни рождения тетя Клава не готовила абсолютно ничего, зато всегда добывала по непонятным каналам такие дефицитные товары, как шпроты, сервелат, напиток «Байкал» и торт «Паутинка». Хотя одно блюдо было все-таки ее собственного производства – рулетное пирожное, как она его называла. Тете Клаве принадлежала честь изобретения его рецепта. Один бог знает, скольких творческих мучений ей это стоило, но результат явно свидетельствовал об ее изобретательности. Все гениальное просто, и то рулетное пирожное было необыкновенно технологично в приготовлении: через мясорубку прокручивались печенье, шоколадки и грецкие орехи; получившаяся масса упаковывалась в фольгу и ставилась в холодильник. Вкусно было – пальчики оближешь. Мы, во всяком случае, принимали рулетное пирожное на ура.
Проблему ежедневного питания Ленки тетя Клава тоже разрубила, как Гордиев узел: Ленка всегда обедала в столовке неподалеку от нашего дома по талонам комплексного питания, которыми тетя Клава снабжала ее на неделю вперед. Столовское питание вызывало мою жгучую зависть – уж очень мне надоедали заурядные обеды дома. Ну а Ленка? Она завидовала моему супу. Кстати сказать, дали бы ей волю – она бы и в столовке подкрепилась, и суп мой навернула за милую душу, аппетит у нее просто зверский какой-то был.
Когда мы уже пошли в школу, ее прожорливость оказалась замеченной. Отдельные остряки стали приглашать несчастную Ленку на дни рождения с одной лишь целью – посмеяться над тем, как она подъедает все и за всеми. Чего-то явно не хватало Ленке в этой жизни, и она судорожно пыталась восполнить дефицит едой. Но получалось плохо. Поглощаемый ею энергетический суррогат пролетал сквозь ее пищеварительный тракт, не оставляя видимого следа, – худая она была всегда, как щепка.
К содержанию
* * *
История вторая, спортивная
Однако наиболее примечательной чертой Ленки являлась не вместимость желудка, а трусость. Трусиха она была отчаянная, высшего сорта. Пугалась по самым невероятным поводам, а иногда и без повода, просто так. Любое соприкосновение с неизведанным вызывало у нее сильную аллергическую реакцию.
Помню, как нас вместе записали в бассейн, учиться плавать. Эта идея зародилась у моей мамы, а Ленку с согласия тети Клавы за компанию привлекли. Пошли мы на первый урок – Ленка, мама и я. Воскресенье было, день такой сентябрьский, но теплый, солнечный, аж душа радовалась. Я по своему обыкновению верещала о чем-то, а мама поддакивала. Купаться я не боялась совсем, у бабушки летом мы из речки не вылезали. Правда, речка была мелкой, и плавать я не умела, но плескаться и брызгаться любила и уже предвкушала знакомое удовольствие в бассейне.
Но вдруг заметила, что Ленка смолкла, напружинилась вся, побелела даже. «Ленка, ты чего набычилась?» – спросила я. А она на меня исподлобья посмотрела, это у нее фирменный взгляд такой был, и отвернулась. Я подумала, что Ленка не с той ноги встала, – и принялась дальше болтать в своем победном настроении. Пришли мы в бассейн, мама какие-то талончики раздобыла и собралась вести нас в раздевалку: взяла меня за руку и Ленке руку протянула.
А Ленка замерла, голову опустила, как теленок на пастбище, и тихо, но решительно буркнула: «Я не пойду!» Мама сперва не поняла, переспросила. Но Ленка продолжала в пол глядеть, и опять: «Не пойду я, тетя Наташа, вы идите, я вас здесь подожду». «Как это „здесь подожду“?» – на сей раз мама расслышала. «Ты что, боишься купаться идти, Леночка?» – догадалась она. А Ленка молчала, руки за спиной спрятала для верности, чтобы мама ее не схватила.
Вот только она не знала, что в искусстве убеждения с мамой мог рискнуть соревноваться лишь плохо осведомленный человек. Выдержав небольшую паузу, мама яркими красками обрисовала счастливую жизнь людей, умеющих плавать: смелые, сильные и здоровые, они наслаждались искрящейся в лучах солнца водой. Затем мама не пожалела черных тонов для описания жалкого существования тех горемык, которые так и не научились плавать: хилые, постоянно кашляющие и чихающие, они со страхом и завистью взирали на счастливую часть человечества, беззаботно резвившуюся в воде. Ленка пока держала оборону, но тут мама пустила в ход тяжелую артиллерию: заявила, что на первом уроке, может быть, и вовсе в воду лезть не понадобится, что нашим инструктором по плаванию окажется очень милая девушка и что после урока Ленка получит пломбир – а это самое вкусное мороженое в мире. Последнее обещание подорвало решимость Ленки не сдаваться, и она в задумчивости высвободила руку из-за спины, потянувшись к носу с явным намерением исследовать его содержимое. Мама тонко прочувствовала момент, перехватила Ленкину руку на полпути и потащила нас в раздевалку. Уже пора было, мы опаздывали на урок.
Не давая Ленке опомниться, мама налетела на нее, и через пару минут Ленка была облачена в свой цыплячье-желтый купальник. Я была девочкой самостоятельной, поэтому стащила с себя одежки без чужой помощи. А пока мама искала и собирала их по всей раздевалке, я и купальник сама нацепила, это еще больше добавило мне уверенности в себе, хотя, по мнению мамы, он и нацепился задом наперед. С чувством собственного превосходства я глядела на Ленку, присевшую неподалеку. Я-то ничего не боялась.
Мама, схватив нас в охапку, вихрем метнулась в лягушатник, где и должен был состояться наш первый урок. Она легонько подтолкнула нас, помахала нам на прощанье и ушла. Я осмотрелась. Лягушатник оказался небольшой комнатой в полуподвальном помещении, там царил полумрак и воняло хлоркой. В середине комнаты, как полагается, была лужа, где нам предстояло учиться плавать. На поверхности лужи дрейфовала пара надувных кругов. У стены стояла длиннющая деревянная скамейка, на которой восседал десяток-другой мальчишек и девчонок. Мы с Ленкой сразу поняли, что нужно делать, и сели рядышком.
Перед нами прохаживался наш инструктор. Обещанная мамой милая девушка на поверку оказалась высоченным тощим детиной в полосатых плавках, с пушком на том месте, где полагались усы, и со свистком, болтавшимся на шее. Дождавшись, пока мы уселись, он громко шмыгнул носом и сказал густым басом, время от времени срывавшимся на фальцет: «Меня зовут Михаил – хм – Петрович. Я буду учить вас плавать. Щас быстренько все надеваете вот эти жилеты, – он показал на красно-желтую груду, лежавшую неподалеку, – и прыг в воду». И свистнул еще – для убедительности, наверное. Мы похватали жилеты, напялили их и залезли в бассейн, там по пояс водички было. Стали внимательно ждать, почти никто не брызгался.
Но тут я заметила, что Ленка на скамейке осталась, нахохлилась и опять в пол уставилась. Я сразу догадалась, что дальше будет, а вот инструктор наш поначалу ничего не заметил. Мальчишка какой-то наябедничал, стал в Ленку пальцем тыкать – на ее, да и на нашу беду. Тут уж инструктор разглядел непорядок: «Ты чего, тебе особое приглашение требуется?» А Ленка – молчок, только в спасительную скамейку крепче вцепилась. Михаила Петровича понесло. Сперва он поинтересовался, не приехала ли она из Занзибара, в смысле, понимает ли русский язык. Потом спросил, все ли у нее в порядке с ушами. Напоследок предположил, что Ленку внезапно разбил паралич. А Ленка продолжала сидеть, ни слова, ни движения в ответ, прям как статуя. Я решила внести ясность: «Михаил Петрович, это Ленка, она в воду лезть боится». «В воду лезть боится? – переспросил он. – Ты чего, шарики за ролики заехали, что ли?». И показал, что и куда у нее заехало. «Чо тогда сюда пришла?» – нахмурился он. «Ее мама привела, – рассказала я, – а она не хотела». «Ну, знаешь, некогда мне с тобой тут цацкаться. А ну полезай в воду!» – скомандовал Михаил Петрович с нарастающей угрозой в голосе и решительно направился к Ленке, намереваясь схватить ее против воли. Однако Ленка к такому развитию событий давно готова была, легла на скамейку, руками и ногами ее обхватила и такой визг подняла, что уши всем заложило. «Так, я с этой психической связываться не собираюсь», – сказал Михаил Петрович и куда-то удалился.
Пока его не было, мы устроили морской бой в лягушатнике, а Ленка все на своей скамейке ютилась. Минут через десять инструктор вернулся в сопровождении раздраженной девушки в спортивном костюме. «Вот, урок мне срывает», – и на Ленку показал. Ленка сразу оборонительную позу приняла, то есть обняла скамейку и набрала побольше воздуха в легкие. «К детям, Мишенька, особый подход нужен», – назидательно произнесла девушка. Затем повернулась к Ленке и сладко-сладко спросила: «Тебя как зовут, девочка?» Ответа не последовало, Михаил Петрович презрительно фыркнул, а я опять решила вмешаться: «Ленка ее зовут». «Леночка! – продолжила все тем же приторным тоном девушка. – Посмотри, как детишки весело в водичке плескаются. Это совсем не страшно, пойдем со мной вместе за ручку». И ладонь к ней протянула. Но Ленку на мякине было не провести. Она решила дорого продать свою жизнь и опять включила уже знакомую нам звуковую сигнализацию на полную мощность. Тут, видимо, какие-то ультразвуковые составляющие ее писка вошли в резонанс с чем-то глубинным в голове Михаила Петровича: он издал невнятное мычание, скорчил зверскую рожу и с криком бросился к Ленке. Схватил скамейку и потащил вместе с бившейся в истерике Ленкой к бассейну. Так бы и дотащил, если бы девушка не встала у него на дороге. «Ты с ума сошел!» – прошипела она. Михаил Петрович выпустил из рук скамейку и с рычанием выбежал из лягушатника. Девушка натренированной рысцой последовала за ним.
Мы опять остались одни. Брызгаться уже не хотелось, сидели себе, кисли в воде дальше. А Ленка продолжала на скамейке лежать, вцепившись в нее изо всех сил, никому уже не доверяя. Прошло еще неизвестно сколько времени. Наконец Михаил Петрович вернулся, теперь вместе с пожилой дамой в очках. «Марья Пална, – чуть не плача развел он руками, – не могу я с этими малявками заниматься, хоть увольте». «Спокойно, Миша, – произнесла дама, – с кем не бывает, первый блин комом». Она осмотрела помещение и, умудренная опытом, приняла мгновенное решение. «Ты, девочка, в воду не хочешь? – констатировала она известный факт. – И не надо, давай я тебя к маме отведу!» Это был неожиданный поворот, и Ленка, видать, подумала, что ее борьба увенчалась успехом. Она доверчиво протянула руку доброй даме и тут же поплатилась за это.
Ей, наивному ребенку, еще была неизвестна глубина коварства взрослых.
Дама с необыкновенным для ее внушительной комплекции проворством схватила Ленку и немедленно определила в бассейн рядом с нами. Мы тем временем уже понемногу синели от холода. Ленка открыла рот, чтобы опять заорать, но уже было поздно. Ее оборона была сломлена, бояться оказалось нечего. Тут и звонок прозвенел – первый урок подошел к концу. Ленка получила от мамы обещанный вожделенный пломбир и совсем смирилась с жизнью.
Для меня этот урок плаванья стал последним – я сильно разболелась. В бассейн после болезни я больше не вернулась, а плавать научилась сама, гораздо позже. Ну а Ленка? Она-то не просидела целый час в холоде, с нее как с гуся вода. Представьте себе, после такого начала она чуть не сделалась профессиональной пловчихой. Венцом ее спортивной карьеры стало третье место в областном первенстве общества «Урожай» среди девочек. Я лично присутствовала при ее триумфе, мы тогда уже в школе учились.
***
