banner banner banner
Псы одичалые. Уральский криминальный роман
Псы одичалые. Уральский криминальный роман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Псы одичалые. Уральский криминальный роман

скачать книгу бесплатно

Псы одичалые. Уральский криминальный роман
Геннадий Мурзин

«Псы одичалые» – первый криминальный роман из авторского цикла «Крутой уральский детектив». В книге есть все: и убийства, и перестрелки, причем в центре Екатеринбурга, и подлость, и предательства. В основе – неожиданное и непонятное убийство начальника областного управления уголовного розыска, причем, убийство днем, прямо в подъезде своего дома. Дерзость? Да. Кто убийца? Может, за убийцами стоят заказчики? Интрига сохраняется буквально до последней главы.

Псы одичалые

Уральский криминальный роман

Геннадий Мурзин

Редактор Геннадий Мурзин

Корректор Геннадий Мурзин

Фотограф Геннадий Мурзин

© Геннадий Мурзин, 2018

© Геннадий Мурзин, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4490-4304-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Геннадий Иванович Мурзин (автопортрет) – известный уральский публицист и литератор. На его счету более двадцати изданных книг, в том числе любовные и детективные романы. Отзывы и пожелания автор ждет на электронную почту – gimur@list.ru.

Пролог

Бежит он по улице, поджав меж лап пушистый хвост. Бежит и подрагивает. Трусит и опасливо озирается. Трусит и дума у него одна: чем бы утолить голод. Ему одиноко и тревожно среди нас. Каких-то три дня назад он имел все: теплый угол в прихожей, свой мягкий коврик и хозяев, наполняемых его миску вкусной едой, а сегодня ему улица – дом родной.

Рад был бы понять, почему так случилось, что оказался без крыши над головой, без персональной мисочки с овсянкой или вкусным мясным супом, без обожаемого им хозяина? Не понимает. Не может никак понять. Он ли не поклонялся хозяину?! Он ли не обожал хозяйку?! Разве не он, всякий раз выбегая на прогулку, хвастливо взлаивал, сообщая соплеменникам, как ему счастливо живется. И вот…

Три дня назад (ему кажется, что тогдашнее утро он не забудет никогда) хозяин, как обычно, вывел его на прогулку. Он, справив первым делом большую нужду, стал носиться вокруг хозяина, прыгать, повизгивая, ему на грудь, стараясь дотянуться и лизнуть его подбородок. Заглядывая в хозяйские глаза, замечал в них что-то тревожное. Ему чудилось, что его обожаемый хозяин им недоволен, зол и совсем не рад его чувствам.

Потом, вместо того, чтобы отправиться домой, хозяин, открыв дверцу машины, позвал и приказал занять заднее сидение. Он вздрогнул, когда хозяин с треском захлопнул за ним дверцу. Они куда-то поехали. Ехали долго. Он, чинно сидя сзади, совсем не глядел по сторонам. Он любовался своим хозяином. Иногда, правда, вытянув мордочку, дотрагивался холодным влажным носом до его уха, намекая, как он обожает своего покровителя. Тот никак не реагировал.

Вот машина остановилась. Хозяин вышел, а он (по старой привычке) остался сидеть. Но хозяин приоткрыл вторую дверцу. Понял, что хозяин хочет, чтобы и он вышел из машины. Взлаивая и вертя хвостом, он тотчас же выскочил. Он помнит и последнюю команду хозяина: «К ноге!» Он выполнил команду и послушно занял свое место – справа от хозяина. Хозяин склонился над ним, расстегнул ошейник и бросил в машину. Он посмотрел хозяину в глаза: «Зачем? Что это значит?» Хозяин не сказал ни слова, а пошел. Он, совсем не понимая хозяина, поплелся за ним. Прошли сколько-то метров. И хозяин скрылся за незнакомой ему дверью. Он остался ждать хозяина, глядя в одну точку, – на дверь. А вскоре ему показалось, что машина, на которой он приехал сюда, сорвавшись с места, куда-то умчалась. Он, посмотрев на дверь, за которой его хозяин, пошевелил в недоумении ушами. Решил сбегать на стоянку и убедиться, его ли машина умчалась? Сомнения развеялись: машины хозяина нет на месте.

Он вернулся к дверям, за которыми скрылся хозяин. Он просидел весь день и всю ночь возле двери. Много людей вышло, но его хозяина среди них не было. Он устал ждать. Он попробовал поискать следы хозяина, однако они обрывались на автомобильной стоянке.

И стал он с той поры бездомным и бесхозным…

Он суетливо мечется из стороны в сторону, надеется, что кто-нибудь из прохожих сжалится и бросит ему остатки вкусной булочки или осчастливит свеженькой косточкой. Не видят, не хотят видеть люди его милостиво просящий взгляд. Он, чтобы обратили внимание, временами садится и сосредоточенно начинает выискивать несуществующих блох. Нет пока их у него. Он лишь хочет сказать всем: глядите, мол, как люблю себя обихаживать, какой чистюля! Сидит и косит глаз: не заметили? Нет, все проходят. Проходят равнодушно. Ему трудно понять, что у людей полно своих забот.

…Он вскакивает и бежит дальше. Вот магазин, из которого несутся вкусные запахи. Останавливается и садится у двери. Он, облизываясь, встречает каждого выходящего. Глаза его красноречивы: подайте сирому и убогому! Унизительно так-то вымаливать подачку, но голод – не тетка.

Сидит он так, сидит и тут, о, удача! Мужик какой-то, заметив умоляющий взгляд, полез в сумку, достал связку сосисок, оторвал одну и бросил ему под ноги. Он жадно схватил и моментально, не жуя, проглотил. Поднял голову вверх, а мужика и след простыл. Взвизгнув от огорчения, остался сидеть.

И тут он видит, что рядом пробегает его сородич. Останавливается. Глухо рычит. И спрашивает:

– Бомжуешь?

Он виновато складывает уши и опускает мордочку.

– Выходит, что…

– Попрошайничаешь?

– Как видишь.

– Худо, брат. Не дело.

– Жрать сильно хочется.

Сородич чешет за ухом и говорит:

– Айда со мной.

– Это куда?

Сородич игнорирует вопрос.

– Служить, конечно, придется много, однако кормёжка справная. Мы – не голодаем.

Сородич вскочил и побежал, не оглядываясь. Он – следом. Им управляло нестерпимое чувство голода, перебороть которое даже не смогло природное отвращение к подобного сорта соплеменникам.

Бежали долго. Сначала шли большие дома, потом – поменьше и, наконец, совсем маленькие. За ними – большая поляна и лес. Лес, в который они углубились, – мрачно-дремучий. По нему, петляя, бежали также долго. Продравшись сквозь чащобу, оказались на полянке, где лежала разномастная стая. При их приближении, почуяв чужака, стая ощетинилась, недружественно зарычала на все голоса. Сородич, за которым бежал он, остановился. Гавкнув дважды, сородич кому-то (по его мнению, главному) сказал:

– Вот… новичок… завербовал… примите.

– Из каких он? – недовольно рыкнув, спросил главный.

– Из бомжей, – ответил вербовщик; повернувшись в его сторону, тихо, чтобы главный не услышал, прорычал. – Пригни шею… Опусти голову и подожми хвост… Предстал не перед шавкой, а вожаком.

Вожак лениво встал, зевнул, потянулся, подошел к новичку, обнюхал, оскалив пасть, хотел было куснуть для порядка, однако новичок непокорно также оскалился, давая сразу понять, что он не шавка и не позволит даже вожаку, с его страшными клыками, насильничать над собой.

Вожаку понравилось: конечно, воспитывал у всех покорность, однако и гордых почитал.

Вожак удовлетворенно зарычал. И пригласил на трапезу.

А уже через несколько часов новичок бежал вместе со всеми на первое свое дело. Показал новичок себя хорошо. Заслужил одобрительного шлепка по холке от вожака, когда ухватил свою жертву так, что кровь брызнула во все стороны. Вражеская кровь пришлась и ему по вкусу. Как он убедился, в стае – совсем не страшно.

Путь, которым пришел в стаю новичок, не единственный и не основной. Другие никогда прежде не имели хозяев, и пришли естественным путем – путем самовоспроизводства.

Стая, куда он попал, оказалась сильной, злобной, а потому держала всех в страхе и повиновении. Нет, это оказались не просто одичавшие псы, а псы, зараженные опасной для окружающих болезнью, – бешенством.

Эта зараза не обошла стороной и его, новичка. Этого следовало ожидать. Бешенство – неотъемлемая часть дикарей, не признающих ни норм, ни правил, ни законов. Природа не знает средств профилактики, поэтому не противостоит. Гибнут бешеные псы или оказываются на какое-то время в лечебных изоляторах, где, якобы, их пытаются излечить от бешенства. Все напрасно. Оказавшись на воле, берутся за прежнее.

Собака – друг человека. Это так. Однако, одичав и заполучив вирус бешенства, становится злейшим и опаснейшим врагом, врагом хитрым, ловким, умным и коварным. Такому врагу, особенно, если он в крепко сколоченной стае, противостоять трудно и на пути лучше не попадаться.

Прибегнуть к отстрелу? Но, заявляют защитники, – это негуманно: жизнь, данная Богом, может быть отнята им самим и больше никем. Может, защитники и правы. Но…

Мы таким вот образом дискутируем, а они, тем временем, раз за разом выходят на дело, выходят смело, не страшась ни Бога, ни дьявола.

…Жизнь (не только в глухом бору) становится все более опасной, все более рискованной, все более непредсказуемой.

Глава 1

Труп в подъезде дома

Бесстыдница

Он дохлёбывал остатки борща, столь любимого им, когда на кухне появилась жена. Жена только-только из-под утреннего душа. От нее веет свежестью и еще чем-то неуловимым, однако необыкновенно приятным и знакомым. На ней – полупрозрачный розовый пеньюар (подарок мужа, когда-то привезенный из Москвы), струящийся легким облачком по ее все еще стройному, хотя и начавшему полнеть, телу. Она, заложив за голову ладони, медленно, будто ленясь, потянулась. Пеньюар раскрыл свои створки и…

Он, покосившись в ее сторону, отвернулся и пробурчал:

– Бесстыдница…

Хотел, кажется, еще что-то добавить, более весомое и аргументированное, но передумал. От жены он – без ума. Без ума – вообще, а тут, в частности, когда перед ним этакая прелесть, теряет рассудок. Нравится, когда, как вот сейчас, смыта «штукатурка» и предстает в своем естестве. Несмотря на сорок с хвостиком и двоих детей, жена по-прежнему очаровательна и на нее многие заглядываются. Наблюдая со стороны, как мужики облизываются, ревнует и, одновременно, гордится. У мужиков, при одном только взгляде, начинается обильное слюневыделение. Многие, не скрывая, завидуют, намекая, что тому сильно-таки повезло с женой. Говоря по чести, любит он жену не столько за красу ее природную, сколько за мягкость характера и домовитость, за понимание его и душевность к нему. Он искренне уверен, что недостоин такой жены.

– Еленка, – хвастаясь, говорит он знакомым, когда те речь заводят о жене, – мой зам по тылу. А тыл в моей ситуации – наиглавнейшее дело.

Это сущая правда: тыловое обеспечение на высочайшем уровне, а потому за дом, за семью он ничуть не волнуется. Знает, что дети (у него дочь Машенька двенадцати и сын Никитушка десяти лет) ухожены и под приглядом. Знает, когда бы не пришел домой, ночью или под утро, а такое бывает, что его ждет горячий и потрясающе вкусный обед. Знает, что в доме всегда прибрано, а его рубашки – чистёхоньки, отутюжены так, что никакой придира и морщинки-складочки не найдет.

Жена, улыбнувшись (заметила, как тот стыдливо отвернулся), присела, запахнув небрежно полы пеньюара, рядом на табурет. На красиво и аристократически тонко изогнутых дугах бровей все еще висели крохотные капельки.

– Почему «бесстыдница»? Ты – муж или не муж?

Он, хмыкнув, пробурчал:

– А если бы дети?..

– Дрыхнут без задних ног.

– Все равно, – упрямо сказал муж.

Услышав, что муж ложкой усердно скребет дно тарелки, встала, подошла к духовке, достала из нее сковородку с домашними пожаренными котлетами (не переносит муж паровые котлеты, ему подавай жареные, причем жареные на сливочном масле), картофелем-фри, зеленым горошком, маринованным огурчиком и поставила перед мужем.

– Да, – вспомнив, муж поднял глаза, – почему, как ты изволила выразиться, все еще дрыхнут? Им не в школу разве?

– Рано еще. Пусть чуть-чуть понежатся в постели.

– Балуешь, – притворно проворчал муж и глянул в окно. – Хмуро… Пожалуй, побрызгает… Может, пылищу прибьет, а то дышать в городе нечем.

– Не забудь взять зонтик, – напоминает жена, хотя прекрасно знает, что муж зонтик все равно не возьмет: руки, почему-то считает он, всегда должны быть свободны. Она спросила после паузы. – Когда объявишься – сегодня или уже завтрашним утром?

– А что? Неужто скучаешь? Или, может, ревность гложет?

– Нет…

– Обидно, когда по тебе не скучают, – муж притворился обиженным, вздохнул.

– Скучаю, ясное дело, но не ревную.

– Почему не ревнуешь? Не веришь, что какая-нибудь бабенка позарится на такого никудышного мужичка?

– Не в том дело.

– А в чем?

– Ты, Васечка, не мужик, а неприступно высокая гранитная скала, взобраться на которую не так-то просто бабе.

– А тебе удается.

– А чего мне это стоит?

– Ладно, шутки в сторону. Почему интересуешься моим возвращением, еще не проводив за порог?

– Я бы… – жена мнется, не зная, говорить ей или нет. – Хотела сходить в театр драмы. Новая постановка идет… Что-то современное.

– Иди. Держу, что ли? Дети уже взрослые. Вечерок без тебя как-нибудь обойдутся.

– Одна? Никогда! Только с тобой… Я и билеты уже купила… В партере… Места центровые.

Муж покачал головой.

– Сама знаешь: работа такая, что планы строить бессмысленно.

– А ты все-таки постарайся. Вспомни, когда был в театре?

– Согласен: давненько. Но…

– Все-таки… Хоть попытайся…

Муж усмехнулся.

– Что-что, а уж это, то есть «попытаться», могу твердо пообещать.

Он встал и пошел в прихожую.

– А кофе?

– Опаздываю. На работе попью, – уже в дверях добавил. – Встретимся у театра. Ну, а если что-то будет другое вырисовываться, – звякну.

Жена кивнула и прикрыла за мужем дверь. Вернувшись на кухню, убирая со стола посуду, подумала: «Не видать мне театра… У других мужей на всё время хватает». Вздохнула и пошла поднимать детей: сами раньше обеда не встанут…

Работодатели

Объявился он в офисе, как всегда, неожиданно, иначе говоря, без предупреждения. Он не считал нужным церемониться. Объясняет тем, что любит сюрпризы. Не всем нравились такие «сюрпризы», но мирились: таков, мол, у мужика характер; не всем на роду написано быть ангелочками. По-хозяйски, даже не взглянув на секретаршу, прошел в кабинет генерального директора. Вошел. За руку поздоровался с вышедшим навстречу гендиректором, оглядевшись, выбрал стул в переднем правом углу. Присел.