скачать книгу бесплатно
Свидетельницы зла
Галина Владимировна Романова
Детективы Галины Романовой. Метод Женщины
Ольга, Люся и Кира дружат много лет. В какой же ужас приходит обычно смелая Оля, когда следователь сообщает ей, что Кира мертва! Ее смерть ужасна и загадочна: ее и еще четырех человек застрелили и оставили в сожженном загородном доме. Причем ни к этому дому, ни к другим убитым она никакого отношения не имела…
Постепенно становится понятно, что это дело напрямую связано со страшным преступлением, случившимся много лет назад, – зверским убийством мальчика Артура. Мальчика, который был одноклассником Ольги, Киры и Люси…
Галина Владимировна Романова
Свидетельницы зла
© Романова Г.В., 2019
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019
Глава 1
Надо было встать и закрыть форточку и не слушать тоскливый звон трущихся друг о друга обледеневших веток. Какой-то умник повадился лить воду с верхних этажей. Прямо из окна. Пару дней это продолжалось. И костлявые ветки клена напротив ее окна на третьем этаже обросли льдом, превратившись в уродливые сосульки. При малейшем дуновении ветра они приходили в движение, издавая отвратительный звук, от которого на душе делалось тошно.
Вчера вечером сверху снова лилось. Она уже хотела подняться и устроить скандал. Остановила соседка Вика из квартиры напротив.
– Это Тамара Вишнякова с восьмого этажа вино выливает у своего мужа алкоголика. Демонстративно! – особой интонацией выделила соседка последнее слово.
– Почему демонстративно?
– Потому что сначала сливает все в ведро. А потом за окно. В назидание! – снова подчеркнула она, необычно повысив голос, и подняла вверх указательный палец. – Для наглядности!
Понять странность поведения жены алкоголика она не могла. Она никогда не была замужем. И не собиралась. Не хотела. Да и не звал никто. Может, потому что не хотела? И это было написано на ней большими буквами? Ее нежелание вести совместное хозяйство с кем бы то ни было угадывалось, и мужчины сторонились ее. То есть, конечно, не совсем сторонились, просто не спешили делать ей предложение. Потому что – что? Правильно. Потому что она этого не хотела.
Именно так думать было очень удобно. Это избавляло от ненужных переживаний и комплексов. Она и не переживала, и не комплексовала. Жила себе спокойно, размеренно. Наслаждалась тишиной в своей отдельной, просторной квартире, подаренной отцом. Утром отправлялась на работу. Вечером возвращалась. Ее никто не провожал. Никто не встречал. Никто не приставал с вопросами: почему она так долго, что случилось с ее машиной, почему она на такси, с чего это она вдруг среди недели посетила ночной клуб? А почему напилась?
Она ни перед кем не отчитывалась. Жила как хотела. И ей это очень, очень, очень нравилось!
– А разве тебе не хочется, Оленька, чтобы о тебе кто-то заботился? – пристала недавно подруга Люсенька – милейшее, нежнейшее создание.
– Нет, – мотнула она тогда головой.
– А чтобы о тебе переживал кто-то? Тоже не хочется?
Голубые глаза Люсеньки наполнились слезками, когда Оля снова отрицательно мотнула головой.
– Но как же так, Оля?! Это же неправильно.
– Не вижу в этом никакой необходимости.
– Но когда-нибудь тебе захочется, непременно захочется, чтобы о тебе кто-то волновался, кто-то думал о тебе.
Две слезинки скатились по белоснежным щечкам Люсеньки. Она была очень слезливой.
– Ты обо мне вспоминаешь? Вспоминаешь. Волнуешься? – Люсенька активно закивала. – Вот. И Кира тоже. Мне этого достаточно.
– Но это же все не то, поверь, Оленька. Мы с Кирочкой твои подруги. Мы волнуемся, думаем о тебе, но иначе. Не так, как мог бы думать о тебе и волноваться близкий тебе человек. Мужчина! Вот мой Алекс…
И начиналось! И Алекс ее такой заботливый. И нежный. И страстный. И щедрый.
Люсенька могла бесконечно долго перечислять достоинства своего возлюбленного. Она же не знала, что ее такой заботливый, нежный, страстный и щедрый Алекс на самом деле законченный, лживый засранец, живущий на деньги своего отца, изменяющий Люсеньке направо и налево и не брезговавший вдохнуть кокаина с крышки унитаза в общественном туалете.
Тьфу, гадость такая! Они с Кирой несколько раз пытались открыть своей любимой подруге Люсеньке глаза на правду, но тщетно. Люсенька предпочитала слепоту.
– Когда-нибудь, миленькая, от одиночества тебя загложет такая тоска, – вещала Люсенька зловещим шепотом, поглаживая ее по плечам, – что тебе захочется броситься в объятия к первому встречному.
Тоска глодала Олю третий день. Но не от одиночества. С этим все было в порядке, ей никто был не нужен. Виной всему была отвратительная симфония, льющаяся сквозь открытую форточку. Обледеневшие ветки терлись друг о друга с унылым стеклянным звоном, выворачивая душу наизнанку. Надо было просто встать и закрыть форточку. И все бы прекратилось. Но вместо этого она продолжала лежать на диване и слушать, как бьются друг о друга сосульки. И придумывать историю страшного семейного быта семьи Вишняковых, проживающих на восьмом этаже. Хотя, если разобраться, не так уж был и страшен их быт, раз вино – судя по запаху, совсем неплохого качества – лилось с восьмого этажа ведрами.
Надо было встать и закрыть форточку и оборвать звуки этого ужасного реквиема. Сходить в душ. Приготовить себе что-нибудь. Съесть хоть что-то, хотя и не хотелось. И потом позвонить подругам. Кажется, уже пора!
Они не созванивались с новогодней ночи. У всех своя жизнь, свои были планы на праздничные выходные. Никто не договаривался ни о чем таком заранее. Люсенька должна была лететь с Алексом куда-то к теплу утром первого января. Еще не вернулась. Иначе уже ворчала бы на ее кухне, лазая по пустым полкам холодильника. Кира собиралась на рождественских каникулах к родителям. А они у нее где-то очень далеко. Должна была набрать, как вернется. Не набрала. Значит, еще не вернулась.
Сегодня был вторник. Последний день выходных, которые для Оли очень затянулись. Ей совершенно нечем было занять себя. И она вопреки установившимся правилам решила позвонить девочкам. Она никогда не звонила им первой. Никогда! А тут решила.
– Аппарат вызываемого абонента… – начал выводить приятный женский голос с Люсенькиного телефона.
Понятно. Еще на отдыхе. Оля не дослушала, оборвала звонок. Набрала Киру. Пошли гудки. Подруга долго не отвечала, а потом вдруг ответила совершенно незнакомым мужским голосом.
– Да! Слушаю! – грубо так, неприятно ответил Оле какой-то мужик с телефона Киры.
– Это я слушаю, – фыркнула она, снова вытягиваясь на диване под шерстяным пледом.
– И что ты слушаешь? – продолжил наглеть незнакомец.
– Слушаю какого-то дядьку, а должна бы слушать свою подругу Киру. Киру Новикову. А? Как объясните? Умыкнули ее телефон, дядя?
– А ты кто? – не меняя интонации, с напором, спросил незнакомец.
– Подруга.
– Это я уже понял. Что за подруга? Имя и фамилия у подруги есть?
Черт, он вел себя как заправский мент! Сам не представился, а ее допрашивал. Что за парень у Киры? Откуда она его откопала? Сама, интересно, где? В ванной? Телефон забыла на прикроватной тумбочке – обычное для нее дело – и ушла в ванную. А этот дядя, валяясь на ее простынях, наглеет, как, простите, законный супруг. Но его у Киры не было! Точно не было еще десять дней назад!
– А что, не определилась при звонке? – решила его чуть подразнить Оля, прекрасно зная, как именно забита в телефоне у Киры.
– Тут какая-то королева высветилась. Но звонок местный, не из Англии. Так что, будь любезна – королева – представься.
Дядька тяжело вздохнул. Быстро выдохся. Наверное, возрастной, решила Оля. Кира всегда подбирала каких-то плешивых, разведенных, несчастных пузатиков. Считала, что они после своих «плохих» жен любить ее будут крепче. И оценивать дороже. Но как-то не выходило. Пузатики очень быстро уставали ее любить и ценить и исчезали из Кириной постели.
Этот, видимо, как раз из таких. После непродолжительного диалога уже раздражается. И не вежлив. Она ему – «вы», а он неприлично тыкает.
– Не королева, дядя, а Королёва. Ольга Королёва, – произнесла она со вздохом. – А вы у нас кто? Кира где? В ванной? Позовите!
На последних словах она почти на него прикрикнула. Но впечатления не произвела. Киру ей не позвали. Вместо этого мужик принялся вдруг вполголоса с кем-то переговариваться. Как будто что-то докладывал кому-то. Она отчетливо слышала обращение: «товарищ майор». И внутри как заныло! Ей почудилось, будто к противной музыке метавшихся под ветром, остекленевших от мороза веток добавился какой-то еще, более неблагозвучный металлический инструмент. Он скрежетал, громыхал, порождал ужас.
– Вы где сейчас находитесь, Ольга Королёва? – спросил ее уже другой, более приятный мужской голос. – В городе?
– Да, да, в городе! В собственной квартире! А в чем, собственно, дело?! Почему вы говорите со мной по очереди с телефона Киры, а ее не зовете?!
– Потому что ваша Кира, вероятнее всего, мертва, – произнес дядька, не тот первый, а уже другой, с более приятным голосом.
– Не мелите вздор! – взвизгнула Оля, вскакивая с дивана и делая три опасных шага вперед.
Конечно, она запуталась в огромном шерстяном пледе, который ей привезла в подарок Люсенька из Шотландии. Запуталась и упала. И выругалась неприлично.
– Эй, вы чего там, Ольга Королёва? Пьяны, что ли? – предположил мужчина со смешком.
– Ничего я не пьяна, в пледе запуталась и упала, – неожиданно призналась она. И что совсем уж было удивительным, продолжила в том же духе. – Пьяна я была три дня назад. О-о-очень пьяна. Потому и лежу уже три дня, не вставая.
– Ломает? – сочувственно вздохнул тот.
– Ломает, – призналась она.
Села на пол, спиной к стене, обернула ушибленные колени пледом. Схватилась свободной от телефона рукой за голову и произнесла:
– Говорите уже… Говорите, что там произошло с Кирой? Что за бред вы несете о ее смерти?
– Это не бред. Это правда. Если, конечно, ее паспортом кто-то не завладел за эти дни, не переклеил фотографию и не выкрал телефон. Предлагаю вам приехать на опознание.
– Опознание? – Оля с силой зажмурилась, трижды ударилась головой о стену, повторила слабеющим голосом: – Вы сказали: опознание?
Господи! За прожитые ею двадцать три года это было самым страшным словом в ее жизни. Самым!
Впервые она его услышала, когда им с отцом предложили это сделать с ее матерью десять лет назад. Когда мать разбилась со своим очередным любовником на машине. Не справилась с управлением на скользкой дороге и выехала на встречку. Результат – полное Олино сиротство с тринадцати лет. Нет, отец-то, конечно, остался. И даже не сдал ее в детский дом, хотя угрожал неоднократно. Она вела себя прескверно в те годы. Странно, что в колонию для малолеток не угодила. Еле вырулила потом по жизни к семнадцати годам. Еле-еле…
Потом – шесть лет назад – предложили это сделать с их одноклассником. Почему предложили это сделать именно им, а не взрослым, до сих пор оставалось для нее загадкой. Всех по очереди заставили смотреть на истерзанный труп. Всех! Люсенька потом полгода к психологу ходила, настолько ее потрясло увиденное.
Кира их одноклассницей не была. Но ее тоже заставили взглянуть на тело. Потому что она к тому времени уже год отучилась в колледже, приехав издалека. И успела подружиться с Олей и Люсенькой. Познакомились на дискотеке в клубе. Она так же тяжело пережила процедуру опознания. К психологу не попала по причине отсутствия денежных средств, а так бы точно просиживала в его кабинете, рассказывая о своих страхах и ночных кошмарах. Как Люсенька.
Ольга перенесла визит в морг стоически. Не разрыдалась, не упала в обморок, не зажала рот рукой. Взглянула. Вздохнула тяжело и произнесла:
– Да, это он…
Почему так? Почему она так спокойно отреагировала?
Этими вопросами потом долго задавался следователь, который вел дело о гибели их одноклассника. Без конца таскал ее на допросы. Поминутно раскладывал ее алиби. Но придраться ни к чему не смог. В момент гибели Артура, так звали парнишку, Олю видели человек десять. И видели в течение пары часов. И она никуда не отлучалась, кроме туалета. Не вышло у следователя повесить дело о гибели парня на нее. Да и ни на кого путного не вышло повесить. Дело так и осталось нераскрытым. На их взгляд – взгляд одноклассников. Но посадить кого-то у полиции получилось. Суд был, да.
Помнится, следователь как-то сказал ее отцу, что у его дочери не нервы, а стальные канаты. Такой выдержкой и самообладанием не каждый мужик мог похвастаться. То ли хвалил ее за это, то ли порицал, пойди – пойми.
Следователь не мог знать и даже не догадывался, что отцу Оли было пофиг. Ему вообще на все было пофиг, на нее в том числе. А до этого на Олину мать он забил очень прочно. Потому и металась она, бедолага, из койки в койку, пытаясь реализоваться, как женщина. Оля уже достаточно взрослой была, слышала скандалы, понимала суть. И вывод она сделала для него неутешительный после похорон. Гибель матери была только на его совести. Только он один был виноват в ее преждевременной смерти.
Потому и принялась она ему мстить, превратившись в чудовище. Отец все понимал и терпел. Угрожал, конечно. Урезал денежное пособие. Сажал под замок. И даже пару раз по уху ей съездил. Но вытерпел. И в детский дом не сдал.
Когда Оля стала достаточно взрослой, получила блестящее образование и определилась в профессии, он купил ей эту вот большую квартиру в центре на третьем этаже. И вежливо выпихнул из дома, где у него уже носился выводок из трех пацанов от второго брака. Оля не роптала. Даже была рада, что так все вышло. Что он ее все же не сдал в детский дом. Помог с университетом, с жильем, ремонтом, обстановкой. И даже теперь, когда она стала прилично зарабатывать, он ежемесячно перечислял ей солидную сумму. И не знал того, что она к его деньгам не прикасалась. Они копились на ее счете, обрастали процентами и превращались в еще более солидную сумму.
– Королёва, вы еще здесь? – окликнул ее по телефону вежливый мужчина.
– Да. Я еще здесь, – хриплым голосом отозвалась она. – Вы в каком звании? Как я могу к вам?…
– Майор Вишняков, – перебил ее вежливый голос.
– Понятно. Так куда ехать-то, майор Вишняков?
Оля оперлась спиной о стену крепче и поползла вверх, разгибая колени. Силы возвращались.
Она выслушала адрес. Очень удивилась, что это далеко за городом. В каком-то дачном поселке, о существовании которого она даже не подозревала. И даже немного повеселела. Это точно Кира профукала свою сумочку с паспортом и телефоном. Вернулась от родителей и в аэропорту прощелкала тот момент, когда ее обокрали. Она могла. Она такая – мягкая, рассудительная, но рассеянная.
– Сколько вам необходимо времени, чтобы добраться? – пристал майор.
– Сорок минут навигатор показывает. – Она уже успела свериться со всеми картами и маршрутами и выбрала самый короткий.
– Тогда приезжайте прямо сюда. Наши где-то застряли в пробках, будут через полтора часа, не раньше.
– Так точно, товарищ майор, – фыркнула Оля, застегивая пуховик.
Пока разговаривала с майором по громкой связи, она успела надеть спортивный костюм, зимние кроссовки и пуховик. Шапки не требовалось. Она их не носила никогда.
– Да, и еще, гражданка Королёва, будьте аккуратны на дороге. Снег пошел. Не хватало мне еще и с вашим телом возиться… – прозвучало это как-то неоднозначно, он это понял и, смущенно кашлянув, уточнил: – В смысле, с трупом.
– Так точно.
Она криво ухмыльнулась, осматривая в зеркальном отражении входной двери свое тело, с которым майору Вишнякову не хотелось возиться, и вышла из квартиры.
Глава 2
Черные жирные птицы кружили над пожарищем и оглушительно каркали. Как они узнали? Откуда слетелись сюда? Что за паразиты, в самом деле?!
Вишняков болезненно сморщился и тут же почувствовал, как натянулась и заныла глубокая царапина за ухом – последствия разговора с его женой Тамарой. Серьезного разговора. Самого серьезного. Самого последнего. Так сказала Тамара, прежде чем вонзила ногти в его кожу за ухом. Что-то она там точно повредила. Крови было много из царапины. Он перепачкал рубашку, подушку, на которой лежал, полотенце, которым пытался вытереться. Кое-как остановил кровь. Залил перекисью. Залепил ранку пластырем. Вроде зажило. Но болело до сих пор. А прошла уже неделя.
– Это, Вишняков, оттого, что клетки твоей кожи перестали регенерироваться. – авторитетно заявила Тамара, собирая свои вещи по огромным чемоданам. – И сам ты весь…
– Что? – Он равнодушно наблюдал за ее сборами, не пытался остановить.
– И сам ты весь перестал регенерироваться. Перестал, Вишняков. Как-то очень рано умер, хотя продолжаешь дышать.
Фраза ей понравилась, она довольно заулыбалась. «Непременно теперь вставит в какую-нибудь свою паршивую статейку», – подумал он тогда. Тамара грешила напыщенностью фраз. И даже из обычного репортажа могла сложить оду. Ее заставляли переписывать, править. Убеждали в том, что хороший русский язык более понятен обывателю, нежели ее высокопарный слог. Она злилась, называла всех твердолобыми интриганами. И срывала зло на муже, с которым прожила три года.
– Не прожила, промучилась! – воскликнула она на прощание. – Когда я выходила за тебя замуж, Вишняков, я что думала?
– Что? – неожиданно сделалось ему интересно.
– Что ты станешь моим помощником. Моим соратником. Что мы вместе будем писать репортажи с мест происшествий. Что ты будешь держать меня в курсе всех следственных действий! А что вышло?
