скачать книгу бесплатно
Я заплатил Гитлеру. Исповедь немецкого магната. 1939–1945
Фриц Тиссен
В мемуарах Фрица Тиссена раскрыты основные механизмы одного из самых парадоксальных мировых кризисов, шокирующие подробности проведения антиеврейской кампании и внедрения системы концентрационных лагерей, а также причины поражения Германии во Второй мировой войне. Исповедь разочарованного и подвергнутого гонениям Тиссена внесла неоценимый вклад в разоблачение национал-социалистического режима и подвела итоги жестокого идеологического эксперимента над немецким народом.
Фриц Тиссен
Я заплатил Гитлеру. Исповедь немецкого магната. 1939—1945
Предисловие издателя
У этой необычной книги необычная история, и рассказать ее необходимо.
Когда в сентябре 1939 года разразилась Вторая мировая война, крупный немецкий промышленник Фриц Тиссен бежал из Германии в Швейцарию. Почти все мировые газеты, журналы, агентства печати и издатели сразу же попытались приобрести его воспоминания или, по меньшей мере, правдивую историю его разрыва с Гитлером и побега из нацистской Германии.
История человека, игравшего величайшую роль в немецкой промышленности, ярого националиста, организовавшего пассивное сопротивление в Руре в 1923 году; человека, который более пятнадцати лет поддерживал Гитлера и финансировал его движение, способствовал приходу нацистов к власти, – это одна из самых необычных историй мировых кризисов. Тиссен верил, что именно нацисты смогут спасти его страну от большевизма, а они в конце концов конфисковали всю его собственность.
Я сам принимал участие в яростном состязании издателей за мемуары Тиссена, и так случилось, что победил. Я должен рассказать, почему я победил и каким образом.
Последние десять лет я возглавлял международное агентство печати Кооперэйшн. Целью этой организации было объединение ведущих государственных деятелей различных стран и публикование их взглядов на состояние дел во всем мире. Первыми стали сотрудничать со мной лорд Сесил, сэр Остин Чемберлен, Артур Хендерсон, Поль Пенлеве, Луи Лушер, Анри де Жувенель и некоторые другие.
В довоенные годы организация разрасталась и стала чуть ли не монополистом в обладании эксклюзивными правами на статьи порядка сотни ведущих мировых лидеров, таких как Уинстон Черчилль, Энтони Иден, Альфред Дафф Купер, лорд Сэмюэль, Эттли, Хью Далтон, Поль Рено, Эдуард Эррио, Леон Блюм, П. – Э. Фланден, Ивон Дельбос, и многих других государственных деятелей Англии, Франции, Испании, Бельгии, Скандинавии и Балканских государств. Статьи почти ежедневно печатались по всему миру в выпусках около четырех сотен газет в семидесяти странах. Американские читатели, возможно, помнят эти статьи, до войны публиковавшиеся на всей территории США группой более двадцати ведущих независимых газет во главе с нью-йоркской «Геральд трибюн».
Я старался освещать все противоречивые точки зрения, существовавшие в Европе, и часто издавал статьи фашистского деятеля Вирджинио Гайда, но никогда не печатал нацистские статьи. В реальности, по мере нарастания кризиса, политика моей организации принимала все более открытый антинацистский характер и, вероятно, была единственной на Европейском континенте структурой такого рода, борющейся с нацистским влиянием и пропагандистским аппаратом Геббельса. Видимо, эти публикации оказывали определенное влияние на общественное мнение, ибо однажды сам Гитлер отдал мне должное, истерически выкрикнув в своей первой после Мюнхенского соглашения речи в Саарбрюккене, что «необходимо остановить эту пропаганду Черчилля, Идена и Даффа Купера…».
Я обязан упомянуть об этом, так как в связи с мемуарами Тиссена мне придется сделать несколько заявлений, которые в данных обстоятельствах могут быть доказаны лишь моей прошлой деятельностью.
Прибыв в Локарно, Тиссен не мог согласиться ни на одну просьбу о публикации, поскольку дал слово чести швейцарскому правительству воздерживаться от каких– либо заявлений или публикаций, пока находится на швейцарской территории. Следовательно, я понимал, что бесполезно встречаться с ним лично, и попытался установить с ним связь через своих друзей. Эти попытки успехом не увенчались. В марте 1940 года Тиссен выехал из Швейцарии в Брюссель, чтобы встретиться с умирающей матерью, и я узнал, что из Брюсселя он отправится в Париж.
3 апреля в мой парижский офис позвонили из редакций лондонской «Санди экспресс» и парижской «Пари суар», с которыми я давно сотрудничал. Мне сообщили, что они изо всех сил стараются заполучить историю мистера Тиссена, но не могут к нему подобраться, и спросили, не могу ли я чем-либо им помочь.
Я немедленно отправился к Полю Рено, премьер-министру и министру иностранных дел Франции. Я объяснил ему политическую важность мемуаров Тиссена, и он безоговорочно со мной согласился. Теперь оставалось убедить Тиссена написать мемуары и поскорее опубликовать их. Я сказал Рено, что знаю человека, который мог бы представить меня Тиссену и, может быть, убедить его доверить мне публикацию мемуаров. К несчастью, этот человек, друг Тиссена, находился в Лондоне и – из– за цензуры и запрещения международных телефонных переговоров – было чрезвычайно сложно связать его с Тиссеном. Рено поручил одному из своих атташе помочь мне и позволил связаться с французским посольством в Лондоне по телефонной линии министерства иностранных дел.
Я провел необычайно драматический день и почти целую ночь в комнате атташе на набережной д'Орсе. Из кабинета Рено я вышел почти в то же время, когда отправлялся экспресс Париж – Брюссель, на котором покидал Брюссель Тиссен. Поскольку мы не знали, где Тиссен собирался остановиться в Париже, сыскную полицию обязали докладывать о его перемещениях. Каждые полчаса мы получали донесения: «Тиссен пересек границу…», «Тиссен проехал Сен-Кантен…», «Тиссен прибыл на Северный вокзал…» и, наконец, «Месье и мадам Тиссен прибыли в отель «Крийон»…».
Я тут же попытался организовать телефонную связь между Тиссеном и нашим общим другом в Лондоне, но удалось это лишь почти через сутки. В конце концов они оба оказались у телефонов и проговорили около получаса по официальной телефонной линии французского министерства иностранных дел без всякой цензуры. На следующий день я получил от Тиссена записку с приглашением навестить его в «Крийоне».
Наша первая, очень сердечная встреча продлилась почти два часа. Тиссен сказал, что готов немедленно опубликовать свои письма, посланные Гитлеру, Герингу и другим официальным лицам после его разрыва с нацистами, и те, в которых он объяснял, почему покинул Германию. На самом деле он уже послал эти письма одному своему другу в Америку для опубликования. Тиссен сказал, что был бы рад, если бы эти письма также издали бы в Англии, Франции и в как можно большем числе стран, но в данный момент больше ничего публиковать не хотел бы.
Пока Тиссен оставался в Париже, я виделся с ним каждый день и как-то напрямик спросил его: «Вы хотите помочь нам уничтожить Гитлера или нет?» Поскольку он ответил категорическим «Да», я попытался убедить его в том, что его мнение и все имеющиеся у него документы окажут максимальное воздействие, если будут оглашены во время войны, а не после. После третьего или четвертого разговора он начал понимать, что в разгар войны против гитлеризма бесполезно иметь мощное оружие и не пользоваться им немедленно.
Решившись написать воспоминания, Тиссен стремился сделать это как можно быстрее, а свои письма захотел опубликовать еще до завершения книги. Эти письма появились в американском журнале «Лайф» 29 апреля 1940 года. Одновременно они были опубликованы в лондонской «Санди экспресс» и французской «Пари суар».
Тиссену срочно понадобились некоторые документы, оставленные им в хранилищах одного из банков Люцерны в Швейцарии. Я обсудил этот вопрос в министерстве иностранных дел, и в Люцерну был послан специальный дипломатический курьер с заданием привезти документы во Францию. Пробыв неделю в Париже, Тиссен с женой выехали в Монте-Карло. Через четыре дня из Швейцарии привезли документы, и я отправился на Ривьеру со своим секретарем и сотрудником, который должен был помочь Тиссену в работе над книгой. В Монте-Карло Тиссен поселился в «Отель де Пари». Своего сотрудника я разместил рядом в отеле «Бо Риваж», а чтобы избежать внимания бесчисленных итальянских шпионов, которыми кишел тот регион, остановился милях в десяти от «Бо Риваж» в «Гранд-отеле» на мысе Ферра, одном из самых тихих и очаровательных уголков Ривьеры. В отеле было лишь несколько гостей, среди них сэр Невил Хендерсон, бывший британский посол в Германии, к тому времени только что закончивший книгу о провале своей миссии в Берлине. Рядом с отелем находилась вилла бывшего премьера Фландена, которого я часто видел во время своего пребывания на мысе Ферра. Его очень интересовало, почему Тиссен стал таким ярым врагом Гитлера.
На Ривьере я провел почти три недели, работая с Тиссеном день и ночь. Обычно он начинал работу около половины десятого утра и без перерыва диктовал часа три. Диктовал он очень быстро по-немецки и частично весьма бегло по-французски, перескакивая с одного предмета на другой. Сведения рвались из него: он словно не знал, как побыстрее избавиться от них. В час дня во время второго завтрака мы продолжали работу в длительных беседах. Все, надиктованное утром, днем распечатывалось и представлялось Тиссену вечером. Он очень тщательно по два-три раза корректировал каждую страницу и в конце концов одобрял отдельные главы.
В период нашего сотрудничества в Монте-Карло Тиссен произвел на меня неожиданное впечатление. Прежде я никогда с Тиссеном не встречался, и он оказался полной противоположностью созданному в моем воображении образу стального короля, ведущего производителя вооружений и человека, связавшего свою судьбу с нацизмом. Передо мной был очаровательный пожилой джентльмен, необычайно остроумный, с потрясающим чувством юмора. Он любил хорошую еду, изысканные вина, и наши ленчи редко занимали менее трех часов. Я водил его по всем знаменитым ресторанам Ривьеры: в «Шато Мадрид» высоко в горах, в «Бонн Оберж» близ Антиба, «Коломб д'Ор» в романтическом Сен-Поле и во многие другие, славившиеся своей великолепной кухней. Ни один из нацистских лидеров не избежал его уничижительных характеристик, как и очень немногие из его коллег-промышленников. Он рассказал десятки историй о личной жизни германских лидеров, кои, к сожалению, невозможно опубликовать в этой книге.
Говоря о серьезных проблемах и личном опыте, он почти ежедневно прерывал монолог и колотил себя кулаком по лбу, восклицая: «Ein Dummkopf war ich!.. Ein Dummkopf war ich!..» (Каким же идиотом я был!.. Каким же идиотом я был!..) Затем он выражал надежду на быстрейшее издание своей книги в Америке и неоднократно повторял: «Я очень хочу рассказать американским промышленникам о своем жизненном опыте».
У меня сложилось четкое впечатление, что его чувства к Гитлеру были не просто неподдельными, но глубоко искренними. Тиссен отвечал на все задаваемые мною вопросы, рассказывал все, что знал, за одним исключением: он не желал говорить о точном своем вкладе в нацизм, хотя признался, что где-то в безопасном месте хранит документы на все суммы, потраченные на нацистов. Мне не терпелось заполучить фотокопии расписок и квитанций для иллюстраций этой книги, но он не желал говорить мне о их местонахождении.
10 мая в восемь часов утра я включил радио и услышал голос французского министра информации Фроссара: на рассвете немецкая армия нарушила границы Голландии, Бельгии и Люксембурга – война на Западе началась. В 10 утра я сообщил эти новости Тиссену. Он отреагировал очень своеобразно, побледнел, не хотел верить, сказал, что точно знает: немецкий Генеральный штаб всегда был против наступления на Западе, и единственное объяснение он видит в том, что таким образом высшее армейское командование стремится избавиться от нацистов, толкая их к неминуемому поражению. Тиссен заявил, что, точно зная объемы производства тяжелой немецкой промышленности, дефицит определенных видов сырья, плохое качество стали, используемой в некоторых отраслях военной промышленности, он уверен в том, что Германия никак не может победить в этой войне. Я так и не смог понять, объяснялся ли поразительный успех Германии исключительной слабостью французской армии или сверхгениальностью нацистских военных деятелей, сумевших скрыть истинное положение дел в военной индустрии даже от председателя сталелитейного концерна.
К концу мая мы почти завершили работу. Тиссен закончил, откорректировал и одобрил к изданию более половины книги. Оставшиеся главы он надиктовал, но необходимо было проверить некоторые даты и факты, что невозможно было сделать в Монте-Карло. Поэтому я вернулся в Париж, четко понимая, что где-то в начале июня придется вернуться в Монте-Карло, дабы получить готовую к немедленному изданию книгу.
Когда я приехал в Париж, немецкая армия уже прорвалась в Седан. Что случилось в течение последующих дней и какой была жизнь в Париже в тот период, знают все. С каждым часом ситуация становилась все опаснее; нечего было и думать о новой поездке в Монте-Карло, не зная, остановят ли немецкую армию и сможем ли мы бежать из Парижа.
Ночью 11 июня я выехал на автомобиле из Парижа и после невообразимой четырнадцатичасовой поездки в условиях, описанных во множестве книг, прибыл в Тур. Я захватил очень мало личных вещей, но со мной были мемуары Тиссена. Два дня спустя я снова был в дороге, ехал в Бордо, а после капитуляции Франции на английском эсминце покинул ее берега. В море я пересел на британское торговое судно, доставившее меня в Англию. Автомобиль и большую часть вывезенных из Парижа вещей я бросил в гавани Бордо, но сумел спасти рукопись Тиссена.
В Лондоне друзья-политики, редакторы газет и издатели убеждали меня издать книгу Тиссена, но я полагал, что не имею на это права, ничего не зная о его судьбе, не зная, нашел ли он безопасное убежище. Месяцами я пытался напасть на его след, но достоверная информация была недостижима. По некоторым источникам, он бежал в Америку, по другим – все еще находился на Ривьере, по третьим – передан французами в гестапо. В такой ситуации я не мог опубликовать ни одной главы из его мемуаров.
Из Англии в Соединенные Штаты я вернулся в феврале 1941 года, надеясь, что сумею выяснить, что же случилось с Тиссеном и где он находится. К несчастью, никто не знал ничего, кроме того, что он наверняка в руках гестапо, иначе его родственники в Южной Америке или его друзья в США получили бы от него хотя бы одну весточку за целый год. Мне пришлось смириться с тем, что он скорее всего находится в концентрационном лагере. Многие месяцы мне казалось, что в таких обстоятельствах эту книгу нельзя издавать, ибо ее публикация почти наверняка повлечет за собой казнь Тиссена.
Я хочу четко определить свою позицию и избежать каких-либо недоразумений. Я не собирался защищать Тиссена. Я всегда понимал, что он был одним из тех людей, кто более других способствовал возвышению Гитлера и приходу к власти в Германии национал-социалистов. Я также знал, что он, вероятно, нес максимальную ответственность за то, что Германия сорвала конференцию по разоружению и что он и его друзья, пожалуй, даже более Гитлера виновны в страданиях, которые нацисты обрушили на мир. Около двадцати лет Фриц Тиссен играл в очень крупную и очень опасную политическую игру, и я ни в коем случае не верю, что перед высшим судом истории его признание «Каким же идиотом я был» послужило бы достаточным доводом для его оправдания.
Однако я не имел никакого отношения к тому Тиссену. Я встретился с ним, когда он был изгнанником. Я заключил с ним соглашение, как издатель с автором, и был убежден: я не имею права публиковать его мемуары, пока не буду совершенно уверен, что он свободен или мертв.
Но месяц шел за месяцем, война затягивалась, все больше и больше людей, общественных деятелей и издателей, пытались убедить меня в том, что здесь нет места личным чувствам, что эта рукопись слишком важный политический и исторический документ, что я не имею права отказываться от ее издания. Они подчеркивали, что если Тиссена действительно отправили в концлагерь, то он почти точно мертв, а если и жив еще, то ничто его не спасет. Если он разделил судьбу других врагов нацизма, заключенных в концлагерь, то наверняка надеялся на то, что его мемуары будут опубликованы, поскольку это единственное оружие, которым он мог нанести ответный удар Гитлеру. И как бы ни сложилась его судьба, ее нельзя принимать во внимание в тот момент, когда свободные народы мира ведут отчаянную борьбу с гитлеризмом и когда публикация этого уникального документа может дать необходимую информацию демократическим странам и помочь им своевременными действиями предотвратить расползание нацизма по Западному полушарию.
После четырнадцати месяцев сомнений и колебаний я в конце концов пришел к выводу, что эту книгу нельзя далее скрывать от общества. Теперь я убежден, что если Тиссен находится в концлагере и если он еще жив, дальнейшая отсрочка издания его мемуаров никоим образом его не спасет. Наоборот, я даже верю и надеюсь, что эта публикация принесет ему некоторое удовлетворение.
И кроме возможного влияния этого издания на его судьбу, мы должны помнить, что вовлечены в борьбу не на жизнь, а на смерть с гитлеризмом, и для нас правильным является все, что может причинить вред Гитлеру. Я считаю, что мы не должны проявлять слабость и поддаваться испытанному и ужасному гестаповскому шантажу, парализующему действия свободных людей, друзей и родственников которых пытают в концлагерях. Я считаю, что мы должны набраться сил принести в жертву тех, кто находится в руках гестапо, как бы близки они ни были лично нам, и, несмотря ни на что, продолжать борьбу. Мы никогда не сможем разрушить эту чудовищную систему человеческого рабства, если в войне с ней позволим себе руководствоваться не холодным рассудком, а чувствами.
Нападение Гитлера на Россию положило конец моим сомнениям и снабдило меня решающим аргументом в решении издать эту книгу. Сразу же после начала русско– германской войны многие высшие государственные деятели заговорили о том, что Гитлер вернулся к своей прежней программе и он – тот человек, которому суждено спасти нас от коммунизма. Именно против этой величайшей недооценки нацизма хотел предостеречь мир Фриц Тиссен, именно поэтому он решил поделиться со свободными нациями своим личным опытом. Судьба Фрица Тиссена, высокопоставленного германского националиста, могущественнейшего германского промышленника и преданного католика, – яркий пример того, как Гитлер защищает патриотов, промышленников и христиан от коммунизма.
Эмери Ревес, президент
Cooperation Publishing Co., Inc.
* * *
Предисловие автора, вся часть I, главы 1, 2 и 3 части II, главы 3, 5, 6 и 7 части III и глава 3 части IV были просмотрены, исправлены и окончательно одобрены для издания Фрицем Тиссеном.
Остальные главы были им надиктованы, но не исправлены или просмотрены. Некоторые из этих глав содержат повторения; некоторые параграфы находятся не в надлежащем месте. Было бы легко отредактировать эти главы и избежать корявости некоторых разделов, однако мы решили сохранить их в том виде, в каком они были оставлены Тиссеном.
Там, где этого нельзя было избежать, мы добавили ссылки, дабы прояснить некоторые проблемы и обстоятельства, однако весь этот дополнительный материал помечен либо как «Примечание издателя», либо как «Историческая ссылка».
В конце книги также помещен ряд биографических справок об основных персонажах, упомянутых Тиссеном.
Э. Р.
Предисловие автора
Эта книга – не просто история ошибки, трагические последствия которой я сознаю так же, как и все остальные. Мало сожалеть о прошлом; необходимо извлекать из прошлого уроки. Война, в которую Гитлер вверг мир, требует, чтобы все люди, достойные называться людьми, собрались с силами и сражались.
Десять лет до прихода Гитлера к власти я поддерживал его и его партию. Я сам был национал-социалистом и объясню почему. Сегодня, находясь в изгнании за то, что выполнил свой долг и высказался против войны, я хочу внести свой вклад в падение Адольфа Гитлера, рассказав немецкому народу и народам всего мира о том, что представляют собой фюрер и другие так называемые лидеры современной Германии.
Гитлер обманул меня, как обманул немецкий народ и всех людей доброй воли. Возможно, мне и всем другим немцам скажут, что мы не должны были обманываться. Лично я признаю обоснованность этого обвинения. Я признаю себя виновным. Я полностью заблуждался в отношении Гитлера и его партии. Я верил его обещаниям, я верил в его преданность и политический гений. Ту же самую ошибку совершили профессиональные политики.
Гитлер обманул нас всех. Однако, придя к власти, он сумел обмануть иностранных государственных деятелей точно так же, как обманывал немцев до 1933 года.
Если бы я хотел попытаться оправдать себя, я мог бы сказать, что те, кто находился за пределами Германии, были лучше информированы об изначальном преступлении, чем те, кто жил в Германии. Я говорю о поджоге рейхстага. Тем не менее великие европейские страны продолжали поддерживать нормальные дипломатические отношения с нацистскими поджигателями и убийцами. Послы и министры пользовались их гостеприимством, принимали их в своих посольствах и миссиях, пожимали им руки, как порядочным людям. Мы, жившие в Германии, по меньшей мере, можем оправдаться тем, что не знали правды.
Гитлер вооружил Германию до невероятной степени и в неслыханные сроки. Великие державы закрыли глаза на этот факт. Действительно ли они не сознавали опасность или предпочитали ее игнорировать? Как бы то ни было, они ничего не сделали, чтобы воспрепятствовать незаконному перевооружению Германии. Они даже не вооружились сами, чтобы вовремя избежать опасности. С самого начала военные усилия, предпринятые нацистским режимом, казались абсолютно несоразмерными с ресурсами страны. Даже на ранних стадиях я предчувствовал, что это неизбежно приведет к катастрофе.
Однако Гитлер одерживал одну выдающуюся дипломатическую победу за другой; на подобные успехи даже не смели надеяться ни Веймарская республика, ни имперская Германия. Он возродил обязательную военную службу; осуществил военную повторную оккупацию и укрепление Рейнской области, аншлюс Австрии, аннексию Судетской области Чехословакии, вступление в Прагу – три года побед без военных действий! В тот самый момент, когда страной овладевали сомнения и недовольство, лидер новой Германии уже имел возможность разгромить оппонентов в Германии демонстрацией – что ему всегда удавалось – исторического величия достигнутых результатов. А себя самого он объявил величайшим немцем всех времен.
Своим историческим романтическим ореолом национал-социалистический режим был обязан главным образом Мюнхенскому соглашению. В глазах народных масс это соглашение подтвердило непогрешимость Гитлера и дало возможность новым лидерам Германии и в следующем году проводить политику, ввергнувшую немецкий народ в войну, которой оно не желало и которую не предвидело.
Могут задать вопрос, почему в послевоенной Германии, стране дезорганизованной, преследуемой бесконечными экономическими и социальными кризисами и отягощенной колоссальным внешним долгом, промышленник вроде меня счел необходимым внести вклад в возрождение, которое посредством консолидации государства помогло бы его стране стать великой державой в мирном сообществе человеческой цивилизации, последующие страницы, возможно, дадут ответ на этот вопрос.
Гитлер – по крайней мере, в это верили я и многие другие немцы – способствовал возрождению Германии, возрождению национальной воли и современной общественной программы. Нельзя также отрицать, что его усилия поддерживались стоявшими за ним народными массами. В стране, имевшей одно время семь миллионов безработных, необходимо было отвлечь эти массы от пустых обещаний социалистов-радикалов. Во время депрессии левые социалисты одержали верх, как почти случилось в революционный период, после катастрофы 1918 года. Однако мои надежды на спасение Германии от этой второй опасности вскоре развеялись как дым. Это разочарование началось почти в самом начале нацистского правления. В последующие семь лет я несколько раз пытался остановить насилие, представлявшее вызов совести человечества. 1 сентября 1939 года я выступил с энергичным протестом против развязывания войны и информировал немецких лидеров о своем намерении призвать мировое сообщество к осуждению их действий.
Однако главная цель этой книги – не пессимистическая оценка ситуации. Деловой человек обязан быть оптимистом, иначе он никогда ничего не предпримет. За двадцать пять лет Европа дважды была ввергнута в пучину войны. Существующий германский режим несет прямую ответственность за катастрофу, обусловленную политикой, как непродуманной, так и преступной. Тем не менее не подлежит сомнению то, что более отдаленные и глубокие ее причины следует искать в конфликте 1914–1918 годов и в мирной конференции, доказавшей свою неспособность разрешить его. Ибо, несмотря на определенные заслуживающие уважения усилия, Версальский мирный договор (1919) не преуспел в установлении политического и экономического порядка, который бы застраховал мир от новой катастрофы.
Во избежание гибели человеческой цивилизации необходимо сделать все для того, чтобы война в Европе стала невозможной. Однако насильственное решение, о котором мечтает Гитлер, примитивная личность, обуреваемая горькими воспоминаниями, является романтической глупостью и варварским, кровавым анахронизмом.
Европа безусловно должна обрести политическую безопасность, такую, как, например, существует в Америке. Иначе погибнет наш старый континент и цивилизация, колыбелью которой является Европа. Чтобы нынешние тяжкие испытания не оказались бессмысленными, они должны привести к созданию Соединенных Штатов Европы в той или иной форме. В этом я убежден.
Возрождение имперских амбиций в сердце Европы, за которое несет ответственность гитлеровская Германия, должно заставить задуматься всех немецких патриотов. В 1923 году я сумел спасти Рейн и Рур и сохранить единство Германии. Я был заключен в тюрьму и осужден вражеским военным трибуналом. Это дает мне право говорить сегодня.
Своим преступным капризом Гитлер угрожает существованию Германской империи, чью ненадежность прекрасно сознавал Бисмарк, ее основатель и созидатель. За почти два десятка лет своего канцлерства, проводя победоносную кампанию против Франции, Бисмарк последовательно проводил осторожную политику, нацеленную на увещевание других держав. Мудрость основателя Германской империи была быстро забыта. Опыт 1914, 1938 и 1939 годов показал, что существование в Европе государства с шестьюдесятью – восемьюдесятью миллионами подданных, управляемого политиками-империалистами, располагающими огромным военным потенциалом современной промышленности, – постоянная угроза безопасности континента.
В 1871 году гений великого государственного деятеля поставил западную культуру и технику на службу прусской воинственности. Сегодня я вижу в этом союзе основную причину политической нестабильности в Европе. Восточная Германия с навязанным ей воинственным прусским духом так и не избавилась от своего колониального менталитета завоевателя славян. В ее руках западная техника становится инструментом войны, а не орудием цивилизации.
Более того, семь лет нацистской тирании с мучительной ясностью доказали мне полную несовместимость двух Германий – колониальной, рабской Германии Востока, первоначально населенной славянами, ставшими прусскими крепостными, и Германии Запада, где христианский и римский гуманизм был основной цивилизующей силой. Преследование христианской религии, садистский антисемитизм пруссаков, так чуждые населению Рейнской области, попытки оживить варварское язычество, бесчеловечное в своих нравственных концепциях, убедили меня и многих других в том, что для спасения Германии и Европы требуется восстановление прежнего барьера между двумя народами со столь различными ментальностями. Необходимо охранять свободу, культуру и христианство Западной и католической Германии – страны, безусловно относящейся к Западной Европе.
Душа Западной и Южной Германии стремится к Западу. Ее промышленное и техническое развитие направляет ее к великим океанским дорогам мира. Нацистская концепция «жизненного пространства» в виде территорий, которые предстоит завоевать, бессмысленна для великой промышленной державы, которой для своего мирного господства необходима вселенная.
Такая политическая реорганизация, разумеется, не является конечной целью. Послевоенный мир должен жить и развиваться. Уже существующий экономический хаос несомненно усугубится в результате нынешней войны. Снова встанет вопрос сотрудничества всех людей доброй воли ради возрождения. Осознают ли демократические правительства серьезность этих проблем? Ценную поддержку представляет Америка. Было бы безумием повторить экономические ошибки, совершенные после Первой мировой. Необходимо объединить ресурсы и добрую волю европейских стран и Соединенных Штатов Америки, чтобы подняться из руин и начать сначала. В конце этой войны не встанет, как в 1918 году, вопрос о возмещении убытков. Я надеюсь, что немецкий народ сам определит наказание убийцам, преступникам и фальсификаторам. Пусть мир будет конструктивным; пусть злоба будет изгнана навсегда! Будем работать на будущее и забудем прошлое!
В этой книге я попытался изложить некоторые идеи, к которым я глубоко привязан. Они не являются результатом импровизации. Как главе одного из мощнейших промышленных концернов Германии, мне приходилось двадцать лет преодолевать последствия несовершенного мира. Изгнание подарило мне время на размышления о прошлом, иногда лишь мучительном, иногда трагическом. Результат моих раздумий представлен на этих страницах. Пусть они станут вкладом одного человека доброй воли в грядущее мирное будущее!
ФРИЦ ТИССЕН
Монте-Карло, май 1940 г.
Часть первая
Мой разрыв с гитлеровской Германией
Глава 1
Мой побег из Германии
15 августа 1939 года мы с женой приехали в Бад-Гаштайн в Австрийских Альпах. Мы нуждались в отдыхе. Это был особенно беспокойный и напряженный год.
Говорили, что я поехал в Гаштайн готовить свой побег из Германии. Это неправда. Я действительно выезжал из Германии в начале августа на выставку в Цюрих, но если бы я хотел бежать, то уже тогда остался бы в Швейцарии. В то время я еще не верил, что начнется война. Против войны выступали немецкие генералы. Более того, мне рассказывали о заявлениях Тербовена, одного из близких друзей Германа Геринга и гаулейтера Эссена, из которых можно было сделать вывод, что все это просто дипломатическая игра и никто в правительстве даже не помышляет о вооруженной авантюре. Заявления Тербовена воспринимались как выражение личного мнения Геринга. В начале августа Геринг выступил против военных действий и лишь в последний момент изменил точку зрения. Таким образом, выезжая в Гаштайн, я был вполне умиротворен.
23 августа я узнал ошеломляющие новости о пакте, заключенном Гитлером и Сталиным. Переговоры длились долго, но я и представить не мог, что они зайдут так далеко. Без этого соглашения с Россией Гитлер никогда бы не решился на Польскую кампанию. Французские и британские послы недвусмысленно предупреждали, что их страны не потерпят нападения на Польшу. Наш посол в Париже граф Вельцек официально информировал немецкое правительство о том, что нападение Германии на Польшу послужит сигналом к началу полномасштабной войны.
Ситуация сложилась совершенно определенная. Ни Франция, ни Великобритания не смирились бы со вторым Мюнхеном. Как же случилось так, что ни Гитлер, ни Риббентроп этого не поняли? Годом ранее семидесятилетний британский премьер-министр впервые в своей жизни воспользовался самолетом и прилетел в Германию на переговоры с Гитлером. С той же целью французский премьер посетил Мюнхен. Было достигнуто соглашение, по которому Германия получила все, что хотела. Успех был беспрецедентным. Ни один германский император не мог похвастаться достижениями, сравнимыми с этим успехом. Выдающийся государственный деятель уровня Бисмарка осознал бы, что Мюнхен – исключительный дар богов, и сделал бы все, что в его силах, лишь бы избавить две великие западные державы от чувства унижения, и прежде всего посвятил бы себя мирному упрочению столь легко достигнутых результатов.
А что сделал Гитлер? 13 марта 1939 года он вторгся в Чехословакию, чью территориальную неприкосновенность пообещал уважать. Мне это показалось чудовищным. Нарушение торжественного обещания в таких условиях означало оскорбление двух великих держав, а нацистам, вероятно, показалось проявлением гениальности величайшего политика, коего знавал мир (именно таким Гитлер сам считал себя). Мне же и многим другим немцам это казалось чистейшим безумием – прыжком к катастрофе. Я скептически относился к возможности урегулировать спор с Польшей с помощью второго Мюнхена. Две великие державы, объединившиеся и располагающие колоссальными рессурсами, не поддались бы на один и тот же обман дважды.
Новости о подписании соглашения со Сталиным встревожили меня. Однако, полагаясь – может быть, слишком – на собственное знание ситуации, я все еще верил, что этот эпизод – просто еще один в ряду эффектных эпизодов, характерных для режима. Насколько я мог судить, в Париже и Лондоне советско-германский пакт о ненападении не поколебал решимости обеих демократий к вооруженному отражению любого нового акта насилия. Меня это не удивляло. Любая другая политика была бы равносильна капитуляции западных держав, то есть чистому самоубийству. Но я все еще не верил в возможность войны.
25 августа мне порекомендовали отправиться в Берлин на заседание рейхстага. Неожиданность подобных созывов была симптоматична для роли, к которой свели это законодательное собрание. Прежде все вопросы серьезно изучались, докладывались комитетами, а затем созывалась рабочая сессия рейхстага. Сегодня все изменилось. Депутатов время от времени приглашают выслушать очередное заявление Гитлера. Это срежиссированный спектакль, единственная цель коего – пропаганда. Члены рейхстага играют роли без слов в дешевой драме. Я лично всегда считал, что, как депутат рейхстага, несу определенную ответственность и обязан выражать свое мнение. Заседание, назначенное на 25 августа, было отменено. И снова я попытался подбодрить себя.
Тем временем мой зять, граф Зичи, приехал навестить нас в Гаштайн вместе с моей дочерью Анитой и моим внуком, которому тогда было два с половиной года. Они намеревались провести с нами неделю. Их визит был совершенно незапланированным. Штраубинг в Южной Баварии, где они жили, находится всего лишь в нескольких часах езды на автомобиле от Гаштайна. Я все еще полагал, что нет никакой особой причины для волнений.
Однако вечером 31 августа я получил телеграмму от гаулейтера Эссена с инструкцией отправиться в Берлин и присутствовать на заседании рейхстага, назначенном на следующее утро в «Кроль-опере». Я вдруг осознал серьезность ситуации. Я физически не мог попасть в Берлин за такой короткой срок. Пришлось бы ночью мчаться на автомобиле, чтобы сесть на первый утренний самолет из Мюнхена, и даже при наилучшем стечении обстоятельств я едва бы успел к концу заседания. В любом случае при моем здоровье подобное напряжение было мне противопоказано. Поэтому я решил извиниться за отсутствие на заседании и выразить свое категоричное мнение. Часов в девять вечера я послал президенту рейхстага Герингу срочную телеграмму следующего содержания:
«Получил от районной администрации Эссена (Gauleitung) приглашение вылететь в Берлин. Не могу принять это приглашение из-за неудовлетворительного состояния здоровья.
По моему мнению, стоило бы согласиться на нечто вроде перемирия, дабы выиграть время для переговоров. Война приведет к сырьевой зависимости Германии от России и поставит под угрозу ее статус мировой державы.
(Подпись) ТИССЕН».
Таким образом, несмотря на все препятствия, я чувствовал, что выполнил свой долг свободного человека и ответственного депутата рейхстага: высказал правительству свое категоричное антивоенное мнение. Должен добавить, что в тот момент я не собирался покидать Германию, хотя перспектива того, что ни генералы, ни кто-либо еще не смогут сопротивляться капризу Гитлера, вызвала во мне возмущение и отвращение.
На следующее утро мой зять предложил прослушать по радио так называемое «историческое заседание», на котором я должен был присутствовать. Я резко отказался выслушивать причины, которые Гитлер привел бы в оправдание своего безумия.
Накануне днем я получил телеграмму от моей сестры; она сообщала, что только что в концентрационном лагере Дахау умер ее зять и мой племянник фон Ремниц. Об обстоятельствах его смерти я ничего не знал. До аншлюса Ремниц был лидером австрийских легитимистов (то есть сторонников габсбургской монархии) в провинции Зальцбург. После аннексии Австрии зальцбургские нацисты попытались его шантажировать. «Внесите вклад в партийный фонд, – заявили они, – и вам не придется расплачиваться за вашу легитимистскую деятельность». Племянник отказался, сказав, что в независимой Австрии его политическая деятельность считалась абсолютно законной. На следующий день его арестовали и отправили в Дахау. Я попытался связаться с гаулейтером Вены и имперским комиссаром по воссоединению Австрии с рейхом Бюркелем, чтобы обсудить освобождение фон Ремница, но тот даже не потрудился ответить на мою просьбу. Это стало еще одним реальным доказательством преступного беззакония, царившего в Германии, против которого я и прежде неоднократно протестовал в авторитетных кругах.
Обо всем этом я размышлял, пока зять слушал по радио речь Гитлера. Несколько минут спустя он вошел, совершенно обескураженный. «Гитлер заявляет, что немецкая армия вошла в Польшу, – сказал он. – Это означает войну. А еще Гитлер заявил: «Кто не со мной, тот – предатель, и с ним будут обращаться как с предателем».
Эта зловещая фраза была ответом на мою телеграмму. Ее значение совершенно ясно доказала страшная смерть в Дахау моего племянника.
Если бы я остался в Германии, то подверг бы опасности и собственную жизнь, и жизнь всех, кто мне дорог. С согласия жены и зятя я принял решение покинуть страну. По воле Провидения нам не пришлось расставаться в столь критический момент. Я бы никогда не уехал, если бы пришлось оставить детей заложниками гестапо.
Мы выехали в семь утра 2 сентября. У меня был собственный автомобиль, а дети приехали ко мне на своих машинах. Мы отправились без багажа, как будто на прогулку. Одна из обычных экскурсий – вокруг Гаштайна по новому альпийскому шоссе, построенному прежним австрийским правительством, затем по перевалу Глокнер в Италию и обратно по перевалу Бреннер. Вскоре после того, как мы выехали из Гаштайна, путь нам преградил оползень. Накануне ночью здесь пронеслась сильнейшая буря; массы грязи и камней сделали дорогу непроезжей, и рабочие занимались ее расчисткой. Старший сказал мне, что движение вскоре восстановится. Мы прождали три часа, притворяясь совершенно безразличными. В конце концов расчистили достаточно места для проезда. На границе шофер, не посвященный в наши планы, показал мои документы, включая и удостоверение депутата рейхстага, и сказал, что мы едем на обычную экскурсию. Я из машины не выходил. Пограничники пропустили нас, объяснив, что мы должны вернуться на территорию Германии в течение трех часов. Оказавшись у поворота на перевал Бреннер, мы повернули не направо, а налево и поехали по направлению к Италии и Швейцарии. Я не хотел задерживаться в Италии, поскольку она, как все ожидали, могла вступить в войну. Остановились мы в первой же швейцарской деревушке Ле-Пре. Мы были спасены.
Я сразу же набросал меморандум, намереваясь при первой же возможности отослать его Герингу:
«МЕМОРАНДУМ
31 августа в девять часов вечера я послал следующую телеграмму маршалу Герингу. [Телеграмма процитирована выше.]
На заседании рейхстага 1 сентября Гитлер сказал: «Кто не со мной, тот – предатель, и с ним будут обращаться как с предателем».
Я считаю это заявление не только угрозой, но и посягательством на права депутата рейхстага, которые принадлежат мне по нашей конституции.
Я не только имею право на выражение своего мнения, но обязан делать это, если убежден, что Германию подвергают великой опасности. Гитлер не имеет права угрожать мне, если я выражаю свое мнение.
Сейчас, как и прежде, я выступаю против войны. Поскольку война уже разразилась, Германия должна сделать все возможное, дабы закончить ее как можно скорее, ибо чем дольше она длится, тем более суровыми для Германии будут условия мирного договора.
Польша не нарушала договора с Германией, договора, который сам Гитлер неоднократно называл гарантией мира. [Здесь следует вспомнить речь Гитлера от 26 сентября 1938 года.]
