скачать книгу бесплатно
Чингисхан. Человек, завоевавший мир
Фрэнк Маклинн
История в одном томе
Чингисхан был величайшим завоевателем за всю историю человечества. Его империя простиралась от Тихого океана до Центральной Европы, включая весь Китай, Средний Восток и Русь. Каким же образом неграмотный кочевник Центральной Азии смог покорить полмира и своим могуществом затмить и Александра Македонского, и Юлия Цезаря, и Наполеона? На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Фрэнк Маклинн, сочетая описания походов и сражений с очерком быта, культуры и народных обычаев монголов.
Фрэнк Маклинн
Чингисхан. Человек, завоевавший мир
Frank McLynn
GENGHIS KHAN
THE MAN WHO CONQUERED THE WORLD
© Frank McLynn, 2015
© Перевод. Д. Лобанов, 2015
© Издание на русском языке AST Publishers, 2019
* * *
Посвящается четырем самым главным женщинам в моей жизни Полин, Джули, Луси, Эллен
Глоссарий
Главные персонажи
Нотабене: почти все даты ранней монгольской истории – предположительные.
АЛАХУШ (дата смерти – 1212). Вождь онгутов. Раскрыл найманский план нападения на Чингисхана в 1205 году. Убит фракционерами-соперниками в племени онгутов, пока Чингис находился в Китае.
АЛТАН (даты неизвестны). Третий сын Хутулы, претендент на ханство. Испытывал непреходящее чувство зависти к Чингису, своему кузену, имел склонность к предательству. По некоторым сведениям, именно он отдалил Джамуху от Чингиса.
АМБАГАЙ (годы правления: 1148–1156). Клан тайджиутов. Правитель конфедерации «Хамаг монгол улус». Распят цзиньцами Китая.
АРСЛАН (даты неизвестны). Вождь карлуков, обитавших в регионе Черного Иртыша. Прежде вассал Каракитая, перебежал к Чингису в 1211 году.
АША-ГАМБУ (дата смерти – 1227). Тангут-аристократ, назначенный Сянь-цзуном, императором Си Ся (правил в 1223–1226 гг.), и главой правительства, и главнокомандующим. Проводил антимонгольскую политику.
БАРЧУК (дата смерти – 1227). Идикут, или предводитель уйгуров. Перешел от каракитаев на сторону Чингисхана в 1209 году, получил в жены одну из его дочерей, зарекомендовал себя одним из самых доверенных и ценных союзников, сражался в тангутской кампании 1227 года.
БАТУ, БАТЫЙ (ок. 1207–1255). Сын Джучи, основатель династии ханов Золотой Орды. Главнокомандующий во время монгольского нашествия в Европу в 1236–1242 гг. Относился враждебно к великому хану Гуюку и едва не начал с ним гражданскую войну, если бы этому не помешала смерть Гуюка. Вступил в альянс с Сорхахтани-беки с тем, чтобы гарантировать избрание Мункэ великим ханом.
БЕКТЕР (ок. 1156–1180). Сын Есугея и его первой (неизвестной) жены. Сводный брат Чингиса, убитый им.
БЕЛЬГУТАЙ (ок. 1158–1252). Брат Бектера и сводный брат Чингиса. Всегда проявлял исключительную преданность Чингису и показал себя неплохим полководцем, но отличался неблагоразумием и по этой причине не участвовал в высших советах и в принятии важных решений.
БООРЧУ (ок. 1162–1227). Первый и самый верный нукер Чингиса, один из его «четверых богатырей-кулюков», спас ему жизнь. Выдающийся полководец. Дружил с Угэдэем. Умер во время тангутской кампании 1227 года, возможно, вследствие болезни Паркинсона или осложнений, вызванных эпилепсией или болезнью Меньера.
БОРОХУЛ (ок. 1162–1217). Один из приемных сыновей Оэлун и один из «четырех кулюков». Занимал второе место после Боорчу в иерархии близких друзей Чингисхана. Спас жизнь Угэдэю в битве при Халахалджит-Элэтэ. Убит во время кампании против лесных народов.
БОРТЭ (ок. 1161–1230). Официальная жена Чингиса, мать его четверых сыновей и пятерых дочерей. Необычайно умная женщина, входившая в число самых доверенных советников Чингисхана.
БУЧЖИР (ок. 1200 – ок. 1264). Участник «великого похода» Джэбэ и Субэдэя в 1221–1224 годах, впоследствии старший монгольский администратор в Китае.
ВЭЙШАО, принц (1168–1213). Седьмой из десяти императоров Цзинь (под именем Ваньянь Юнцзи); третий и последний император, умерший насильственной смертью.
ДАЙ-СЕЧЕН (даты неизвестны). Вождь клана босхуров племени унгиратов. Тесть Чингисхана.
ДАРИТАЙ (даты неизвестны). Дядя Чингисхана, вступил в сговор с Алтаном и Хучаром, причастен к унижению Бельгутая.
ДЖАГАТАЙ (ок. 1184–1242). Второй сын Чингисхана, отличался вздорным и сварливым характером, фанатически ненавидел мусульман, оставил о себе память как самая невыразительная личность среди потомков хана, нанесшая тем не менее немало вреда вендеттой против Джучи.
ДЖАМУХА (1161–1206). Клан джадарат. Друг детства Чингисхана, побратим и соперник за лидерство в монгольской нации. Возможно, был двойным агентом. Присущая ему двойственность и противоречивость неизбежно закончилась для него крахом и казнью.
ДЖУРЧЕДАЙ (даты неизвестны). Вождь племени уруут, перешедший от Джамухи к Чингису в 1201 году. Получил в жены кереитскую царевну Ибака-беки. Отец Кетея и Бучжира.
ДЖУЧИ (ок. 1182–1227). Старший «сын» Чингисхана, хотя почти наверняка Чингис не был его настоящим отцом. Обвинения в незаконнорожденности преследовали его всю жизнь. Он придерживался более либеральных взглядов на будущее империи, в результате произошел разрыв с отцом и его заподозрили в заговоре.
ДЖЭБЭ (ок. 1180–1225). Субклан бесут монголов-тайджиутов. Ранил Чингиса стрелой в битве в 1201 году, но был прощен и стал одним из главных полководцев. Превосходно взаимодействовал с Субэдэем во время «великого похода» в 1221–1224 годах.
ДЖЭЛМЭ (ок. 1170–1207). Старший брат Субэдэя. Один из главных полководцев. Спас жизнь Чингису, отсасывая кровь из тяжелого ранения в шею стрелой. Удостоился особых почестей на курултае 1206 года. Погиб во время военной кампании против найманов.
ДОРБЕЙ-ДОКШИН (даты неизвестны). Вождь клана дорбен. Полководец, отличавшийся особенно немилосердной жестокостью.
ЕЛЮЙ ЧУЦАЙ (1189–1243). Киданьский аристократ. Превосходный администратор, оказывавший большое влияние и на Чингисхана, и на Угэдэя. Руководил переписью населения и реформой налоговой системы в тридцатых годах XIII века.
ЕСУГЕЙ (?–1171). Отец Чингисхана. Малозначительный племенной вождь, так и не ставший ханом.
КАРПИНИ Джованни Плано (1182–1252). Францисканский монах, впоследствии архиепископ. Первый значительный западный посланник, посетивший монголов в 1246–1247 годах в роли представителя папы Иннокентия IV.
КОКОЦОС (даты неизвестны). Клан баарин, назван, очевидно, по наименованию тайного монгольского ритуала. Назначен «духовным наставником» Джагатая, тщетно пытался примирить его с Джучи.
КУЧЛУК (дата смерти – 1218). Сын найманского Таян-хана.
ЛЮДОВИК IX, ЛЮДОВИК СВЯТОЙ (1214–1270). Французский король с 1226 года. Единственный канонизированный король Франции. Возглавлял 7-й (1248) и 8-й (1270) крестовые походы.
МАРКО ПОЛО (1254–1324). Венецианский купец и путешественник. Самый именитый западный путешественник, побывавший в Китае Хубилай-хана. Он покинул Венецию в 1271 году и путешествовал по Востоку до 1295 года, пройдя в общей сложности 15 000 миль.
МУНЛИК (даты неизвестны). Близкий друг Есугея. При Чингисе удостоился почетного титула «духовного отца». Подвергся опале после того, как Чингис повелел казнить за предательство его сына, главного шамана Теб-Тенгри, также Кокочу.
МУХАЛИ (1170–1223). Единственный непобежденный полководец Чингисхана. Главный вдохновитель всей кампании по завоеванию цзиньского Китая. Назначен вице-королем, наместником Китая, «де-факто» заместителем «великого хана» в 1217 году.
НАЯА (даты неизвестны). Сын Ширкату, вождя клана баарин. Один из важнейших полководцев Чингисхана. Удостоился похвалы Чингисхана за то, что не нарушил клятву, данную Таргутаю из племени тайджиутов.
ОЭЛУН (ок. 1142–1216). Жена Есугея, родившая от него пятерых детей, в том числе Чингиса. Входила в число самых доверенных советников Чингисхана. Позднее вышла замуж за Мунлика.
РУБРУК ВИЛЛЕМ (ок. 1220 – ок. 1293). Фламандский монах-францисканец. Сопровождал французского короля Людовика IX в 7-м Крестовом походе и совершил поездку к монголам в качестве его посланника в 1253–1255 годах.
СОРХАН-ШИРА (даты неизвестны). Племя сулдус. Малозначительный племенной вождь, помогший юному Чингису сбежать от Таргутая, предводителя тайджиутов, заковавшего его в колодки. Вознагражден на курултае 1206 года кочевьем.
СОРХАХТАНИ-БЕКИ (ок. 1187–1252). Дочь Джаха-Гамбу, брата Тоорил-хана, кереитка и несторианская христианка. Самая влиятельная и интеллектуальная женщина своего времени, наделенная необычайным политическим даром. Жена Толуя, мать троих монгольских ханов – Мункэ, Хулагу и Хубилая (также китайского императора). Совместно с Батыем добилась престолонаследия Мункэ. Сирийский писатель и ученый Бар-Эбрей говорил об этой женщине: «Если бы я увидел в женском племени еще одну такую же женщину, как она, то я сказал бы, что племя женщин превосходит мужское племя».
СУБЭДЭЙ (1176–1248). Племя урянхайцев. Предположительно, сын кузнеца. Преданно служил Чингисхану и Угэдэю с 1192 до 1248 года. Превосходный полководец, один из величайших военных гениев своей эпохи, величайший монгольский военный стратег.
ТАТАТОНГА (даты неизвестны). Тангутский администратор, ввел при монгольском дворе уйгурскую письменность. Назначен наставником сыновей Чингиса и хранителем печати.
ТЕБ-ТЕНГРИ, также Кокочу (? – ок. 1208). Главный шаман монголов. До 1206 года всецело поддерживал Чингиса, но затем стал считать себя равным ему. После дерзкой попытки дискредитировать братьев Чингиса, хан повелел одному из них повалить его и сломать хребет, то есть фактически предать казни.
ТОЛУЙ (1192–1232). Четвертый сын Чингисхана и среди сыновей самый одаренный полководец. Чингис считал его чересчур осторожным для того, чтобы стать дееспособным ханом. Дружил с Угэдэем и, как и он, умер в результате алкоголизма или отравления. Его сыновья Хубилай, Хулагу и Мункэ стали выдающимися монгольскими правителями.
ТООРИЛ, также Он-хан (ок. 1140–1203). Предводитель кереитов. Несторианский христианин. Перебежчик и интриган, поддерживавший сложные двуличные отношения с Чингисом и Джамухой, завершившиеся поражением и смертью.
ТОХТОА-БЕКИ (?–1208). Вождь меркитского племени, вначале отъявленный противник Чингиса, имел дурную славу чрезмерной кровожадности.
ТОХУЧАР (?–1221). Зять Чингиса. Без позволения Чингисхана разграбил город Тус. Разжалован, затем был убит во время осады Нишапура.
ТЭМУГЕ, также Отчигин (1168–1246). Самый миролюбивый среди братьев Чингисхана, который нередко корил его за леность. Тем не менее он был способным политиком, обладал интеллектуальными и культурными запросами. Казнен после попытки отобрать власть у Гуюка.
ТЭМУЛУН (1169/1170–?). Сестра Чингиса. О ней практически ничего не известно, кроме ее экзогамного брака с унгиратом Палчуком.
УГЭДЭЙ (ок. 1186–1241). Третий сын Чингиса и наследник трона великого хана. Человек великодушный, харизматичный, но и склонный к раздражительности и спонтанной жестокости. Расширил империю до предела завоеваниями в Китае, Корее, Центральной Азии, на Руси, в Восточной Европе. Среди историков нет единого мнения относительно действительных причин смерти и Угэдэя, и его брата Толуя – в результате алкоголизма или отравления?
ХАБУЛ (годы правления: 1130–1146). Предводитель клана борджигинов. Хан первоначальной монгольской конфедерации. Прадед Чингисхана.
ХАСАР (1164 – ок. 1216). Самая коварная и предательская личность среди братьев Чингисхана. Обладал огромной физической силой и был превосходным лучником. Постоянно строил козни против Чингиса, отношения с великим ханом были неровные и переменчивые.
ХАЧИУН (1166 –?). Третий сын Есугея от Оэлун. О нем практически ничего не известно, кроме того, что из всех братьев он был самым близким и любимым для Чингисхана. Отец Эльджигидея (см. ниже).
ХУБИЛАЙ (даты неизвестны). Племя барулас. Монгольский полководец, не путать с более поздним монгольским ханом и китайским императором Хубилай-ханом.
ХУДУХА (даты неизвестны). Предводитель племени ойратов из числа лесных народов. Первоначально «правая рука» Джамухи, перешел на сторону Чингиса после поражения найманов. Потерпел неудачу во время мятежа туматов в 1217 году и был захвачен в плен динамичной Ботохай, «Боадицеей» туматского народа. После ее разгрома взял Ботохай в жены.
ХУЛАГУ (1218–1265). Сын Толуя и Сорхахтани-беки, внук Чингисхана, брат Ариг-буги, Мункэ и Хубилай-хана. Основал династию ильханов в Персии в 1256 году, разорил Багдад в 1258 году.
ХУТУЛА (даты правления: 1156–1160). Клан борджигинов. Хан монгольской конфедерации «Хамаг монгол улус». Погиб в битве с татарами.
ХУЧАР (даты неизвестны). Племянник Есугея, претендент на ханство. Вместе с Алтаном постоянно устраивал заговоры против Чингиса.
ЧИНКАЙ (ок. 1169–1252). Этническое происхождение неизвестно; среди монголов употреблялось всеобъемлющее и расплывчатое определение «тюрк»; в мирное время – эффективный администратор монгольских земель; главный министр Чингисхана, в этом качестве служил также великим ханам Угэдэю и Гуюку.
ШИГИ-ХУТУХУ (ок. 1180–1250). Татарин, мальчишкой усыновленный Оэлун. Сводный брат Чингисхана, один из его самых обласканных фаворитов. Де-факто верховный судья и при Чингисхане, и при Угэдэе. Высокообразованный по тем временам человек, первый монгольский сановник, овладевший уйгурской письменностью.
ЭЛЬДЖИГИДЕЙ (ЭЛЬЧИГИДАЙ) (? – дата смерти 1251/1252). Историки допускают, что с таким именем существовали двое, а не один примечательный монгольский персонаж. Наш Эльджигидей в начале XIII века выступает в роли палача Джамухи. Эльджигидей, умерший в 1251/1252 году, был казнен за оспаривание избрания ханом Мункэ. Хронология опровергает версию одного персонажа.
От автора
Понятно, что невозможно составить всеобъемлющую и достоверную биографию Чингисхана. В идеале монголовед должен владеть, как минимум, дюжиной иностранных языков – монгольским, китайским, персидским, арабским, русским, хинди, урду, гуджарати, желательно также японским, польским, венгерским и множеством диалектов в тех краях, куда проникали монголы: Вьетнама, Бирмы, Индонезии, Сибири, Грузии, Азербайджана и т. д. и т. д. Человеку потребовалось бы несколько жизней для того, чтобы освоить все эти языки, прежде чем взяться за перо. Именно по этой причине историки специализируются на отдельных регионах и пишут книги о монголах и России, о монголах и Китае, о монголах в Иране, о монголах в Европе и так далее. Мне не довелось изучить ни один из этих трудных языков, упомянутых выше. Моя скромная, но все-таки обременительная задача, сводилась к тому, чтобы синтезировать исследования, уже проведенные на основных европейских языках за последние сорок лет, о Чингисхане и его сыновьях. Безусловно, в моем тексте профессионалы монголоведы найдут немало моментов, которые у них могут вызвать возражения, но я надеюсь, что мне удалось достаточно подробно осветить жизнедеятельность Чингисхана. Я концентрировался не только на кровавых кампаниях, но и попытался отобразить особенности монгольского общества, культуры, идеологии и религии, чтобы не описывать лишь нескончаемую череду битв, осад и преследований. Я в большом долгу перед всеми исследователями монголов и их истории, но прежде всего и особенно перед Полем Пеллио (представителем предыдущего поколения историков) и перед Игорем де Рахевильцем (представителем современного поколения историков).
Главными источниками информации о Чингисхане были и остаются «Тайная история монголов»[1 - На русском языке издана под названием «Сокровенное сказание». См.: Монгольский обыденный изборник // Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. ЮАНЬ ЧАО БИ ШИ / Перевод С. А. Козина. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1941. – Т. I. Прим. пер.], составленная неизвестным автором, «История завоевателя мира» персидского историка Ата-Мелик Джувейни (изложена в пятидесятые годы XIII века) и два других фундаментальных труда персидских авторов: «Компендиум хроник»[2 - В русском переводе «Сборник летописей». – Прим. пер.] Рашида ад-Дина (завершен в 1307 году) и «Табакат-и Насири»[3 - «Насировы разряды» или «Насировы таблицы». – Прим. пер.] Минхаджа ад-Дин аль-Джузджани (завершен в 1260 году). В этих персидских трудах содержится множество бесценных сведений, которых более нет нигде, включая свидетельства очевидцев. Конечно, среди специалистов нет единого мнения относительно их добротности и надежности. Обычно предпочтение отдается «компендиуму» Рашида ад-Дина и в силу его масштабности (история Монголии является лишь частью глобальной истории мира), и потому что в нем используются китайские свидетельства, которые давно пропали. Другие эксперты обращаются к труду Джувейни, хотя отношение к этому автору противоречивое и настороженное. Критики признают ценность его сведений, почерпнутых из источников, не дошедших до нашего времени, но их настораживает вольность толкования свидетельств, предвзятость комментариев, неизбежность конфликта между ненавистью хрониста к монголам и необходимостью скрывать и маскировать ее, поскольку он находился на службе у монголов (в Иране). Его свидетельства имеют явное преимущество, потому что он был очевидцем завоеваний монголов в Центральной Азии в двадцатых годах XIII века, и ему не довелось жить в условиях монгольского ига и потому не надо было подбирать слова и выражения. Пребывая в безопасном Делийском султанате, он мог смело изливать свою желчь и ненависть – называть Чингиса «проклятием», но именно благодаря этой удаленности его хроники и приобрели уникальную ценность.
Настоящий «кот в мешке» – «Тайная история», составленная на монгольском языке после смерти Чингисхана (1227 год) в качестве официального исторического документа для царской династии, «тайная» в том смысле, что она не подлежала разглашению, обнародованию, распространению, и ее читательская аудитория ограничивалась придворными кругами. Это диковинное и загадочное произведение наполнено двусмысленной и неясной фразеологией, его загадка усугубляется таинственностью авторства. Хотя и предполагается, что автором мог быть Шиги-Хутуху, сводный брат Чингисхана, критическая тональность многих параграфов опровергает эту версию. Маловероятно, чтобы «историю» написали Тататонга, влиятельный тангутский учитель, приставленный Чингисханом к сыновьям, или великий тюркский администратор Северного Китая Чинкай, несмотря на то, что эти двое чаще всего упоминаются среди других кандидатов. Наиболее правдоподобно предположение о том, что автором был сподвижник Тэмуге, Чингисова брата, готовившегося к борьбе за власть после смерти великого хана Угэдэя. «Тайная история» является отчасти здравым историко-нравственным поучением, отчасти исторической повестью, отчасти дидактической аллегорией и отчасти агиографией, и поэтому пользоваться ею следует с чрезвычайной осмотрительностью: в ней со всей очевидностью скрываются или искажаются ключевые эпизоды жизни молодого Тэмуджина. Как только Тэмуджин трансформируется в Чингисхана, автор, похоже, теряет к нему интерес. Жизнедеятельность настоящего Чингисхана, завоевателя мира, как и его великие завоевания, отображаются конспективно. Как бы то ни было, мы прикасаемся к выдающемуся произведению. Иногда историю монголов сравнивают с эпопеей «Смерть Артура», но это сопоставление неправомерно. Во-первых, в действительности не существовало короля Артура, тогда как реальный Чингисхан не только существовал, но и оставил в истории человечества заметный след. Неуклюжая аналогия, видимо, основывается на сходстве элементов дидактики. Другие «эксперты» превозносят «Тайную историю» как «Илиаду» степей, правда, лишенную поэтического гения Гомера. Эта аналогия столь же неудачна, как и предыдущая. Если и была торговая война между Микенами и Троей, то она происходила совершенно иначе, чем в изображении Гомера. Битвы 1206 года, отображенные в «Тайной истории», не только происходили в действительности, но и, возможно, именно так, как описал их очевидец.
Теперь несколько слов о транслитерации и использовании названий и имен. Англизирование языков Центральной Азии и Дальнего Востока всегда сопряжено с трудностями, и методы с годами изменялись. Бэйпин стал Пекином, потом Бэйцзином, и этот лингвистический вариант вряд ли можно считать окончательным. Можно посочувствовать редактору одной газеты, спросившего своего корреспондента на Дальнем Востоке: «Как долго лететь из Пекина в Бэйцзин?» Что касается англизирования имени великого завоевателя, то правильно было бы его называть Чингис Ханом (Chingis Khan), но поскольку в англоязычном мире он всегда был Дженгис Ханом (Genghis Khan), то я избрал именно этот вариант, поскольку для меня предпочтительнее жанр научно-популярной, а не сугубо академической литературы. В целом же, в сфере ономастики мне вряд ли удалось соблюсти правильность передачи имен и названий в той степени, которая удовлетворила бы лингвистов; чаще всего я руководствовался принципами благозвучия. Для большей ясности в написании имен dramatis personae[4 - Действующие лица (лат.).] я составил глоссарий главных персонажей. Я безмерно благодарен Тимоти Мею, профессору университета Северной Джорджии, за помощь в разрешении проблемы с написанием монгольских имен, названий племен и кланов.
Ни один автор не способен создать книгу, опираясь лишь на собственные силы. Соответственно, мне доставляет удовольствие особо отметить участие в ее создании и поблагодарить нижеследующих лиц: Уилла Сулкина, предложившего мне написать книгу, а также его коллег и преемников в издательстве «Бодли хед» Стюарта Уилльямса, Уилла Хаммонда и Эмми Франсис, которая вела весь процесс от начала до конца. Я также благодарен дочери Джули, разыскавшей редчайшие книги о монголах, профессору У. Дж. Ф. Дженнеру за помощь в изучении китайских географических названий, древних и современных, д-ру Генри Хауарду, Биллу Доноху и Антони Хипписли – за превосходное редактирование, корректуру и составление карт. Как всегда, я всем обязан своей жене Полин, бесподобному редактору, критику, другу и интеллектуальному соратнику. Да хранит Вас Бог!
Фрэнк Маклинн, Фарнем, Суррей, 2015
Предисловие
Багдад в 1257 году все еще был одним из главных центров ислама. Столичный город аббасидского халифата продолжал пользоваться благами былого величия и славы, сохранившимися со счастливых времен конца VIII – начала IX века. Аль-Мансур, второй халиф, основавший династию Аббасидов и правивший в 754–775 годах, заложил основы, но все подлинные чудеса свершились при Гаруне аль-Рашиде, пятом халифе, царствовавшем в 786–809 годах. Он превратил Багдад в город-сказку, чьи дворцы, мечети и здравницы изумляли гостей и принесли ему всемирную известность. Пожалуй, самым удивительным и вызывавшим всеобщее восхищение был Дом мудрости, крупнейшая в мире библиотека – с научно-исследовательским институтом и переводческим бюро. В Доме мудрости имелось уникальное собрание манускриптов и книг, и при нем сформировалось научное сообщество, занимавшееся исследованиями в самых разных областях: в астрономии, математике, медицине, алхимии, химии, зоологии, географии, картографии. Но меньше всего он напоминал Лос-Аламос или МТИ (Массачусетский технологический институт) той эпохи: строгость и академизм Дома мудрости красочно будоражило многоцветье базаров и рынков с их крикливыми торговцами, заклинателями змей и гадалками. Багдад Гаруна аль-Рашида был именно таким, каким он изображен в сказках «Тысячи и одной ночи». При Гаруне и его ближайших преемниках Багдад превзошел Кордову, став самым большим городом в мире, но к XIII веку он уступил пальму первенства по численности населения Мерву и другим великим городам Хорасана[1 - Le Strange, Baghdad pp. 264–283.]. Тем не менее, хотя славные времена остались в прошлом и с конца X века Багдад переживал упадок, один исламский путешественник, посетивший город примерно тогда же, когда происходило норманнское завоевание Англии, восторженно писал:
«В мире нет города, равного Багдаду по богатству и деловой активности, численности ученых и знати, протяженности его округов и пределов, огромному количеству дворцов, обитателей, улиц, проспектов, аллей, мечетей, купален, причалов и караван-сараев[2 - Wiet, Baghdad pp. 118–119.]».
Город впечатлял своим великолепием даже тех, кого раздражала столица Аббасидов, как, например, Ибн Джубайра, арабского путешественника, прибывшего из мавританской Испании и сообщавшего в 1184 году:
«Здесь изумительные рынки, большие пространства и население, пересчитать которое не сможет никто, кроме Господа. Здесь три соборные мечети… Общее число мечетей, в которых по пятницам читаются молитвы, в Багдаде достигает одиннадцати… Купален в городе несть числа[3 - Broadhurst, Travels of Ibn Jumayr p. 234.]».
В мастерских города изготавливались превосходные шелковые и парчовые ткани, в Италии славилась особая золотая «багдадская» парча, а по всей Европе была известна ткань из шелка и хлопка «аттаби», носившая название одного из городских кварталов. В Багдаде покупались в основном предметы роскоши: полотна, шелка, хрусталь, стекло, мази и снадобья; город, возможно, уже и находился в состоянии упадка, но его богатства вызывали зависть.
Параллельно Багдаду создалась репутация города, родившегося под несчастливой звездой, и он действительно подвергался бедствиям голода, пожаров и наводнений. Массовый голод здесь случился в 1057 году, попытки мятежей предпринимались в 1077 и 1088 годах, неоднократно происходили конфликты на религиозной почве, не говоря уже о многочисленных бедах, вызывавшихся буйством огня и воды. Большие пожары отмечены хронистами в 1057, 1059, 1092, 1102, 1108, 1114, 1117, 1134, 1146 и 1154 годах. В 1117 году в Багдаде произошло землетрясение, потопы зафиксированы в 1106, 1174 и 1179 годах. Народные бунты вспыхивали в 1100, 1104, 1110 и 1118 годах, а в 1123 году конфедерация бедуинов чуть не захватила город: его спасли подкрепления, присланные тюрками-сельджуками[4 - Wiet, Baghdad pp. 122–127.]. Различные пророки и прорицатели истолковывали все эти несчастья как предвестники неминуемой катастрофы, которая окончательно разрушит Багдад. То же самое предвещало и очевидное снижение квалификации халифов. Аль-Мустасим, ставший халифом в 1242 году в возрасте тридцати одного года, не отличался дальновидностью и трезвостью ума, был человеком бездеятельным, любил предаваться удовольствиям, наслаждаться обществом женщин, музыкой и театром. Подобно многим другим индивидуумам такого сорта, отсутствие способностей он компенсировал непомерной спесью и претензиями (без каких-либо на то оснований), чтобы играть роль верховного правителя. Аль-Мустасим раздражал придворных, прежде всего главного визиря, в коридорах власти зрело недовольство и вынашивались замыслы его свержения. Особенно возмущало его упорное нежелание замечать угрозу, исходившую от монголов, загадочных племен, появившихся с востока и уже четыре раза (в 1236, 1238, 1243 и 1252 годах) направлявшихся в сторону Багдада, но не напавших только из-за того, что их отвлекала какая-нибудь другая более доступная и близкая пожива[5 - JB ii pp. 618–640.].
Однако в 1257 году возможность монгольского нашествия уже нельзя было игнорировать: над халифатом нависла, если выражаться языком XX века, «угроза прямая и явная»». Монголы неумолимо надвигались, и на этот раз их ничто не отвлекало, они не проводили маневры и не блефовали. Хулагу, внук Чингисхана, брат великого хана Мункэ, будущий китайский император Хубилай и еще один амбициозный представитель рода Ариг-буги шли войной на арабский халифат. Мункэ приказал Хулагу аннексировать те районы исламской Азии, которые еще не принадлежали монголам, и пройти по западному исламскому миру до самого Египта. Хулагу командовал самым многочисленным за всю историю монгольским воинством. Согласно одному средневековому источнику, его армия насчитывала 150 000 человек, и до настоящего времени эти данные не представляются неправдоподобными[6 - Morgan, Mongols pp. 129–135.]. Хулагу напал вначале на исмаилитов-ассасинов, самых жестоких и устрашающих противников в мире ислама. Ассасины, военно-политическое ответвление исмаилитов-низаритов, в сущности исламские сектанты, создали собственное «государство» в крепости Аламут на северо-западе Персии. Исмаилиты, повиновавшиеся лишь великому магистру ордена Старцу Горы, готовили из своих приверженцев профессиональных ассасинов, убийц «великих и могущественных», которых они умерщвляли публично, при стечении народа, ужасая и стращая всех одним своим именем. Боялся их великий вождь сарацин Саладин, от их кинжалов погибли многие крестоносцы. Но в декабре 1256 года они повстречались с еще более устрашающей силой. Монголы Хулагу напали на Аламут, разрушили вроде бы неприступную крепость и навсегда покончили с ассасинами. Полагают, что побудительным мотивом была угроза, опрометчиво высказанная магистром ордена в адрес Хулагу[7 - For the Ismailis see Lewis, Assassins; Daftary, Ismailis; Hodgson, Secret Order of Assassins.].
Вдохновленный триумфом, Хулагу отправил послание халифу, требуя капитуляции, личного повиновения и почтения, присяги в верности, разрушения всех фортификаций Багдада и выплаты огромной дани золотом. Аль-Мустасим ответил с таким же горделивым пренебрежением, с каким бы отреагировал папа на угрозу от одного из светских владык Европы. Халиф сказал послам Хулагу, что он является главой ислама, в этом качестве превосходит любого светского правителя и ему служат миллионы правоверных от Китая до Испании. «Возвращайся домой в Монголию, молодой человек», – такова якобы была покровительственная суть его ответа Хулагу, который был моложе всего лишь на семь лет. Одновременно тайное послание Хулагу отправил и главный визирь, предлагая ему атаковать город и обещая легкую победу, поскольку Багдад переполнен заговорщиками и потенциальными бунтовщиками «пятой колонны», желающими халифу только смерти. Хулагу послал последнее предупреждение: «Луна светит только тогда, когда спрятан яркий диск солнца». Он недвусмысленно давал понять, что власть аль-Мустасима целиком зависит от терпеливости монголов[8 - RT ii pp. 487–490.]. На этот раз халиф разрешил спор и определил свою судьбу тем, что казнил монгольских эмиссаров, совершив самое тяжкое преступление во всех отношениях. Осознав наконец неизбежность войны и испугавшись этой перспективы, халиф созвал совет, поставив лишь один вопрос: можно ли предупредить монгольский тайфун? Единодушный ответ состоял в том, чтобы откупиться от Хулагу, заплатив ему столько золота, сколько бы он ни потребовал для мирного урегулирования. Но халиф предпочел последовать советам главного астролога, который при поддержке целой свиты предсказателей заявил, будто «предначертано», что всех, кто посмеет напасть на Аббасидов, ожидает «ужасная гибель». Астролог в деталях рассказал о тех бедах, которые постигнут Хулагу, если он совершит святотатство: солнце перестанет подниматься по утрам, прекратятся дожди, оскудеет земля, землетрясение поглотит интервентов и в течение одного года умрет и сам Хулагу. Астроном даже поклялся принести в жертву свою жизнь, если неверны его предсказания[9 - RT ii pp. 491–493.]. Когда эту информацию донесли Хулагу, он вызвал собственного астролога, и тот подтвердил правоту предсказателей халифа и несчастливых знамений. Хулагу незамедлительно приказал казнить «предателя». Халиф, узнав о том, что пугающие предзнаменования не убедили Хулагу, снова заколебался и на этот раз согласился заплатить огромную дань золотом. Однако Хулагу ответил, что переговоры надо было вести раньше, а теперь он желает встретиться с халифом лично[10 - Spuler, History of the Mongols pp. 115–119.].
Хулагу выдвинулся к Багдаду в ноябре 1257 года, совершенно уверенный в несокрушимости своих войск. Его и без того огромная армия дополнялась рекрутами, набранными среди покоренных армян и грузин, давно осознавших бессмысленность сопротивления монголам, и, что удивительно, воинами-христианами из Антиохии. При нем был и элитный корпус китайских инженеров и саперов, специалистов в организации осад, которыми командовал сорокалетний Го Кан, ровесник Хулагу, служащий для нас примером того, что монголы ценили человека больше по знаниям, а не по родовитости. 18 января 1258 года Хулагу подошел к предместьям Багдада и начал окружать город, пробуя его оборону. Уже не существовало первоначальных круговых фортификаций, построенных халифом аль-Мансуром, но внутреннюю часть города на западном берегу Тигра окружала десятимильная стена, возведенная из обожженного кирпича, с мощными сторожевыми башнями. Не обеспечивал необходимую защиту ров, облицованный кирпичом: он был основательно разрушен наводнениями[11 - Sicker, Islamic World in Asendancy p. 111; Meri, Medieval Islamic Civilization p. 510.]. Вдобавок ко всему, аль-Мустасим приказал своим элитным тюркским воинам выстроить в лодках на реке дополнительную линию обороны. Монголы двинулись на штурм города по обоим берегам Тигра. Халиф сразу же совершил ошибку, выслав вперед по западному берегу двадцатитысячную конницу, чтобы остановить мародеров, но он не учел монгольской изобретательности. Монголы разворотили дамбы запруд на Тигре и затопили низину позади кавалеристов, заперев их в западне и перебив всех до одного. Тюркские воины в лодках оказались в лучшем положении и проявили стойкость. Хулагу действовал методично и неспешно. Баллисты и катапульты обрушили на крепостные башни град метательных снарядов, особенно интенсивному обстрелу подвергалась так называемая Персидская башня. Поскольку местность вокруг Тигра и Евфрата была в основном песчаная, камни доставлялись из близлежащих гор, использовались также стволы срубленных пальм. Монголы переправлялись через реку сразу в нескольких местах, избрав самые слабые участки в полукруге оборонительной стены. Особенно пригодилось инженерное мастерство грузин. Осада продолжалась с 29 января до 10 февраля, пока не рухнула Персидская башня, открыв проход в город. Подошло время для переговоров о капитуляции, но Хулагу отказался выдвигать условия. Он выждал три дня, прежде чем начать последний штурм, давая возможность отдохнуть своим воинам и выискивая у легковерной местной знати местонахождение спрятанных сокровищ. Хан вызвал к себе астролога халифа, высмеял его угрожающие предсказания и напомнил о клятвенной гарантии правдивости пророчеств своей жизнью. Затем Хулагу приказал казнить астролога[12 - Hammer-Purgstall, Geschichte Wassafs pp. 68–71; Le Strange, Baghdad.].
13 февраля началось шестидневное разграбление города. Персидский историк оставил нам красочное описание этого фактического мародерства:
«Утром, когда оранжевый круг солнца замер на краю горизонта и неведомая волшебная рука убрала с залитого ртутью неба отпечатки звезд, Хулагу повелел своей армии войти в Багдад с факелом разбоя и грабежа… Сначала они сровняли с землей стены… заполнив ров, настолько глубокий, насколько это может представить себе рациональное мышление. Потом они накинулись на город, как голодные коршуны на овец, без удержу и без стыда, убивая и сея страх… Бойня была столь велика, что кровь текла рекой, подобной Нилу, и красной, как красильное дерево, и слово Корана о «гибели семени и стебля» словно было сказано об имуществе и богатствах Багдада. Как разбойники, они растаскивали сокровища гаремов Багдада и, как безумцы, крушили зубцы стен… Стенания и плач не смолкали в ушах… неслись из окон и ворот… Ложа и подушки, украшенные золотом и драгоценностями, были разрезаны кинжалами и разорваны в клочья. Тех, кто прятался за вуалями великих гаремов… вытаскивали за волосы и волокли по улицам и аллеям, как игрушки татарского чудовища[13 - Spuler, History of the Mongols pp. 120–121.]».
Грабеж длился шесть дней и ночей. Мечети были опустошены и осквернены, уникальные здания были разрушены, тысячи людей загублены. По самым умеренным оценкам, за время осады и разграбления Багдада погибло 90 000 человек. Только в серале калифа находилось семьсот одалисок и около тысячи евнухов. Настоящим актом вандализма стало уничтожение Дома мудрости, эта литературная утрата сравнима с разрушением великой Александрийской библиотеки. По некоторым сведениям, столько книг было выброшено в Тигр, что прежде красная от крови вода в реке почернела от чернил и оставалась таковой на протяжении нескольких дней[14 - RT ii pp. 494–499.]. Среди христиан бытует мнение, что уничтожение Дома мудрости было возмездием за приговор, назначенный Александрийской библиотеке халифом Умаром, спутником и преемником Мухаммеда, в 642 году во время завоевания Египта. Согласно Бар-Эбрею, сирийскому православному богослову, современнику гибели Багдада, Умар говорил об Александрийской библиотеке: «Если эти книги согласуются с Кораном, у нас нет нужды в них; если они противоречат Корану, их надо уничтожить»[15 - MacLeod, Library of Alexandria p. 71.]. Ликвидация исламских книг монголами, не обладавшими способностями Умара понимать силу письменности, могла утешить самодовольное высокомерие противников ислама на Западе.
В процессе покорения Багдада Хулагу обезглавил около семисот представителей знати и членов их семей. Сам аль-Мустасим содержался в состоянии предсмертной агонии. Сначала Хулагу морил халифа голодом, потом потребовал привести его к нему. Голодный халиф попросил еды. Хулагу дал ему золотой слиток и сказал: «Ешь!» – «Ни один человек не может съесть это», – ответил халиф, будто повторяя слова царя Мидаса. «Если тебе это известно, – сказал Хулагу, – тогда почему ты не прислал мне золото с самого начала? Если бы ты сделал это, то сейчас бы ел и пил преспокойно в своем дворце»[16 - Hammer-Purgstall, Geschichte Wassafs pp. 72–75.]. Халиф сообщил о местонахождении казны, но для Хулагу этого было мало: он хотел знать, где аль-Мустасим хранит личные сокровища. Несчастный халиф рассказал и о тайнике. Хулагу наскучило играть с бедным халифом, и он повелел его казнить. 21 февраля были обезглавлены слуги аль-Мустасима. Халифа и его сына умертвили способом, которым монголы удостаивали только лиц королевских и царских кровей. Они завернули аль-Мустасима и его сына в ковры и растоптали копытами их же коней[17 - Wiet, Baghdad pp. 164–165.]. Затем Хулагу, утомившись убийствами, объявил тех, кто остался жив, своими подданными, нуждающимися в его заступничестве, и прекратил расправы.
Город был практически полностью разрушен. Каналы и дамбы ирригационной системы были уничтожены, что делало невозможным ведение сельского хозяйства. Багдад утратил свое значение как центр халифата во всех отношениях: демографическом, политическом, социальном, экономическом[18 - Somogyi, Joseph de, A Qasida on the Destruction of Baghdad by the Mongols,’ Bulletin of the School of Oriental and African Studies 7 (1933) pp. 41–48.]. Багдад стал провинциальным городом с гарнизоном, насчитывавшим около трех тысяч человек. Ирак теперь управлялся из Тебриза. Уцелевшие жители могли позавидовать погибшим в бойне: Ильханат обложил население непомерными податями именно тогда, когда от благосостояния 1257 года осталась, может быть, лишь одна треть. К исходу XIII века обезлюдели многие предместья Багдада, особенно на западном берегу. Захирел порт Басра, так как монголы предпочитали вести торговлю с Индией из Ормуза. Аббасидский халифат агонизировал, по мнению некоторых историков, ислам не смог полностью оправиться после нанесенной травмы[19 - Spuler, History of the Mongols pp. 125–164. There is an interesting article, comparing Hulagu’s sack of Baghdad with the U.S. destruction of the city some 750 years later, by Ian Frazier, ‘Annals of History: Invaders: Destroying Baghdad,’ in the New Yorker, 25 April 2005.]. Не только арабский, но и весь западный мир был шокирован масштабами разрушения одной из величайших цитаделей ислама. Багдад дополнил печальный список городов, загубленных монголами: Пекин, Кайфын, Самарканд, Бухара, Киев, Москва, Краков, Будапешт. Посольства и простые путешественники отправлялись из Европы в дальнюю дорогу, чтобы выяснить – кто же они, эти свирепые люди? Как кочевники из Монголии смогли завоевать большую часть цивилизованного мира? Кто они – Хулагу и его знаменитые братья? Кем был их отец Толуй? Но прежде всего послов и путешественников интересовал человек, уже вошедший и в историю, и в легенды мира: Тэмуджин, объявленный Чингисханом.
Глава 1. Кочевники Монголии
Очень многое в нашей жизни пришло из Центральной Азии. Там будто бы впервые появились неандертальцы, зародились войны и кочевое скотоводство, даже начали возникать видения НЛО… Все эти факторы, безусловно, можно рассматривать как поясняющие метки исторического процесса, но их недостаточно для характеристики региона. Я добавил бы такой тип бинома, как степь, хотя он тоже трактуется чрезвычайно широко и подразумевает большое разнообразие местностей, растительности, высот над уровнем моря и климата. Некоторые эксперты предлагают считать степью некий континуум, простирающийся от Венгрии до Маньчжурии, ядро или сердцевину того массива, который географ Хэлфорд Маккиндер назвал «мировым островом», состоящим из Европы, Азии и Африки[20 - For the ‘world island’ and the ‘heartland’ theory see H. J. Mackinder, ‘The Geographical Pivot of History,’ The Geographical Journal 23 (1904) pp. 421–437; Pascal Venier, ‘The Geographical Pivot of History and Early Twentieth-Century Geopolitical Culture,’ The Geographical Journal 170 (2004) pp. 330–336.]. В этой модели горные хребты обрамляют степь с обоих концов. В Европе Карпаты отделяют русские степи от венгерской равнины, а на востоке Азии Хинганские горы разграничивают монгольские и маньчжурские степи. Другие авторы предпочитают дуалистическую модель. К «низинным степям» они относят Западный Туркестан, северокаспийские и южнорусские равнины, а к «горным степям» – восточный Туркестан, Внешнюю и Внутреннюю Монголию. Уже по одним названиям можно судить, что «горные степи» находятся на высоте от 4500 до 15 000 футов над уровнем моря, а «низинные степи» – на уровне моря[21 - Lattimore, Studies in Frontier History pp. 241–258.]. Бытует и теория трех уровней. На первом уровне расположены все земли от Венгрии до Южной Украины, к северу от Черного моря и в промежутке между Каспием и Уралом. Второй уровень – «центральных степей» – занимают территории, простирающиеся от Северного Казахстана до Юго-Центральной Азии, где они соединяются с пустынями. Третий уровень формируют великие степи Монголии и Синьцзяна, занимающие пространства вдоль северных рубежей пустыни Гоби до Хинганских гор в Маньчжурии. Сюда попадают через Джунгарские ворота, горный проход между отрогами Алтая и Тянь-Шаня[22 - Robert N. Taafe, ‘The Geographical Setting,’ in Sinor, Cambridge History pp. 19–40.]. Но многим географам не нравится идея центрального организующего начала степей, и они предлагают ориентироваться на различие между «Внешней Евразией» (Турция, Ирак, Аравия, Иран, Афганистан, Пакистан, Индия, Таиланд, Бирма, Лаос, Вьетнам, Камбоджа, Индонезия, Китай и Япония) и «Внутренней Евразией» (Украина, Россия, Монголия и современные «станы», такие как Казахстан и прочие)[23 - A good introduction to the ‘stans’ is Rashid, Jihad.]. Следует сказать, что и приверженцы «горизонтального» отображения Азии иногда используют системы пустынь и рек, а не степей в качестве важнейших физиографических элементов характеристики континента. При таком подходе основное внимание обращается на непрерывную цепь пустынь, пролегающую южнее степей и включающую Гоби и Такла-Макан, Кызылкум к юго-востоку от Аральского моря, Каракумы восточнее Каспийского моря и Большую Соляную пустыню в Иране. Примечательно, что на этих широтах пустыни продолжаются на Ближнем Востоке, в Аравии и Сахаре и обрываются лишь Атлантическим океаном[24 - For this view see Cable & French, The Gobi Desert.]. Аналогичным образом горизонтальная схема речных систем Азии также обнаруживает целостность и последовательность, начиная от Желтой реки и Янцзы, Инда и Ганга и до Тигра и Евфрата.
Акцент на степях предоставляет возможность воспользоваться «горизонтальной» западно-восточной моделью исторического исследования Монголии. По мнению других экспертов, ключ к пониманию истории Монголии заключается в «вертикальной» северо-южной оси, протянувшейся из тундры севера Сибири и побережья Северного Ледовитого океана через таежные сибирские леса на север Монголии, а дальше через степи к пустыне Гоби, по горам Северного Китая в плодородные районы юга. Соответственно, некоторые историки склонны различать «лесостепи» Северной Монголии и южные «степи-пустыни»[25 - Rene Grousset, The Empire of the Steppes p. xxii had a theory that along the south-north axis trade went south and migration went north.]. При таком подходе горы играют более важную роль, чем «степи-пустыни»: хребты Алашань, Бэйшань и Куньлунь, горные массивы Памир с вершинами высотой до 25 000 футов и долинами, больше напоминающими каньоны, Тянь-Шань, или Небесные горы (с вершинами до 24 000 футов), Хэнтэй в Северной Монголии, Алтай в Западной Монголии (с вершинами до 14 000 футов) и их младший брат Тарбагатай[26 - For the Altai and Tarbaghatai see Taafe, ‘The Geographical Setting’ in Sinor, Cambridge History pp. 24–25, 40. Cf also Jackson & Morgan, Rubruck p. 166.]. Алтай особенно привлекает авторов, пишущих о Монголии, возможно, вследствие того, что Саяно-Алтайское плато соотносится с лесостепью. Тайга, состоящая в основном из сосны, занимает особое место в истории Монголии, ее пересекают четыре величайшие реки: Обь-Иртыш, Лена, Енисей и Амур[27 - Stewart, In the Empire p. 132: ‘Sometimes the forest cuts deeply into the steppe as, for example, does the famous Utken forest on the slopes of the Kangai; sometimes the steppe penetrates northward, as do the Khakass steppes in the upper reaches of the Yenisei or the broad trans-Baikal steppe’; Gumilev, Imaginary Kingdom p. 18.]. Предгорные долины Алтая исключительно благоприятны для пастбищного скотоводства: луговые травы густо покрывают гравий, почвенную соль и суглинок. Хотя и не существует магической разделительной линии между тайгой и степью – наподобие резкого перехода из лесов Итури в саванны прежнего Бельгийского Конго (современного Заира) или из джунглей Амазонки в льянос Колумбии – некоторые путешественники полагают, что нашли разделительную полосу между ними в виде «ничейного» Черноземья. Между лесами и пустыней Гоби и простирается собственно Монгольская степь – некоторые историки обозначают ее пространством между северным краем Тянь-Шаня и южными пределами Алтая. Значительную часть этого пространства занимают безлесные пастбища, причем многие из них находятся ниже уровня моря, но есть и холмы, нередко поросшие лесами, как, например, Бурхан-Халдун, священная для монголов гора, расположенная в центрально-северной части региона[28 - Mount Burqan Qaldun has been tentatively identified as Mount Khenti Khan in the Great Khenti range in north-eastern Mongolia (48° 50’ N, 109° E): Rachewiltz, Commentary p. 229; Hue, High Road in Tartary pp. 123–127.]. Эти холмы были чрезвычайно важны, предоставляя пастбища в летнее время и охотничьи угодья зимой. Не менее ценными для монголов были и реки, пусть и немноговодные и ненадежные. Вода всегда ценилась здесь на вес золота. В регионе множество вади[5 - На арабском языке, сухие русла рек или речных долин. – Прим. пер.], есть родники, на юго-западе – в основном солончаки и болота, но самый большой источник пресной воды расположен далеко на севере: это озеро Байкал, окруженное скалистыми холмами и изобилующее морскими птицами – чайками[29 - Stewart, In The Empire p. 159. Cf also Bull, Around the Sacred Sea.].
Монголия представляет собой в основном плато, занимающее приблизительно около одного миллиона квадратных миль и расположенное много выше над уровнем моря, чем степи Туркестана и другие западные земли – от 3500 до 5000 футов. Ее главная и господствующая природная достопримечательность – пустыня Гоби, на которую приходится треть территории страны (пятьдесят процентов – степи и луга, а пятнадцать процентов – леса). Гоби не является пустыней в том же смысле, в каком мы привыкли считать Сахару: ее поверхность может быть покрыта не только песком, но и травой, каменистыми осыпями, валунами, солончаками. Некоторые правдолюбы не желают использовать слово «пустыня», доказывая, что Гоби, в сущности, является высохшей степью[30 - Owen Lattimore, ‘Return to China’s Northern Frontier,’ The Geographical Journal 139 (June 1973) pp. 233–242.]. На ее внешних границах действительно можно увидеть зеленую вуаль травы, и лугов достаточно много, но чем дальше уходишь вглубь этой «степи», тем скуднее растительность, которая чаще всего попадается в виде кустарника или камыша. Обычный ландшафт – барханы, движущиеся или неподвижные, глиняные равнины, солончаки, редкие колодцы и деревца вроде белого саксаула (пригоден как топливо) и эфедры. Гоби простирается с запада на восток на расстояние около 1200 миль[31 - For various accounts see Cable & French, Gobi Desert; Man, Gobi; Younghusband, Heart of a Continent; Thayer, Walking the Gobi.]. Путешествие на верблюде с юга на север, от современной китайской границы до России, протяженностью около 800 миль заняло бы целый месяц. Половину пути надо было бы ехать по волнистой равнине, поросшей травой. Затем четыре дня пришлось бы преодолевать пустыню с двумя скалистыми кряжами, о которых один путешественник написал красочно: «Впереди в горячем мареве бескрайнего простора виднелись две небольшие округлые горы, плывущие, подобно китам, в серебряном мираже воды»[32 - Stewart, In The Empire p. 153.]. Гладь песка перебивает монотонность волн равнины, но она и замедляет движение. Еще одну неделю занял бы переход по усыпанной гравием равнине, густо-красная поверхность которой пестреет прозрачными разноцветными камнями и кристаллами. Эти места для кочевников обладали сверхъестественными силами, вызывавшими тревогу и страх, и даже более поздние европейские путешественники чувствовали себя неуютно и беспокойно под воздействием миражей: «Преобладал туманный, полупрозрачный белый цвет, какой имеет аррорут[6 - Аррорут – тропическое растение, произрастающиее в Америке, а также крахмал из него. – Прим. пер.] или овсянка, приготовленная только на воде»[33 - Nairne, Gilmour p. 74.]. В пустыне пугающе тихо по ночам, и, по описанию одного путника, «яркий, немигающий свет Белой Медведицы и мерцающие мягкие огоньки Кассиопеи и Плеяд сияют так отчетливо и ясно, как нигде в другом месте северных широт»[34 - De Windt, From Pekin to Calais p. 107.]. Понятно, что для человека, путешествовавшего в Гоби, главной всегда была проблема воды. В обычных условиях через каждые тридцать миль рылись колодцы глубиной десять футов; засушливость уменьшалась лишь после ливневых дождей летом[35 - De Windt, From Pekin to Calais p. 103.]. Еще одну трудность создавали песчаные бури, хотя путешественники расходятся в оценках их силы и частоты возникновения в пустыне Гоби. Одни пишут об удушающих, раскаленных песчаных бурях летом и ледяных – зимой, другие же авторы, даже бывавшие в песках, считают такие бури большой редкостью[36 - De Windt, From Pekin to Calais pp. 134–35.].
