скачать книгу бесплатно
Плакать от любви. Рассказы
Людмила Филатова
Душа человеческая странствует по ситуациям и событиям нашей жизни и порой плачет от любви не только к другой душе, но и к своей малой Родине, красотам её природы, таинствам творчества людей Земли, красоте и высоте истинного слова.
Плакать от любви
Рассказы
Людмила Филатова
© Людмила Филатова, 2021
ISBN 978-5-0053-7974-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КОГДА БОЛИТ СЕРДЦЕ
Шла последняя неделя августа, вечерело. Прибрежный песок меж водой и доцветающим лугом был уже не таким тёплым и сыпучим. От остова полу затопленной баржи уже тянулась по розоватой предзакатной воде довольно внушительная, припахивающая тиной и водяной прелью, остроклювая мрачная тень.
Заглядевшись на снующих у берега уклеек, Марина не сразу заметила незнакомца, который, сбросив рубашку и закатанные до колен брюки, с разбегу бросился в воду и, мощно загребая, поплыл против течения. Красиво. Но явно, не туда…
– Осторожнее! – не выдержав, вскрикнула она, – там, чуть правее, острая свая под водой!
– Понял. Отфыркиваясь, улыбнулся он, нырнул, и, сделав под водой кувырок, поплыл уже по течению. Вода была настолько прозрачной, что его ещё долго было видно.
– Вот и нет лета… – вздохнув, поёжилась Марина.
Листья прибрежной ивы, свернувшись в сизые трубочки, обречённо шуршали над водой. Быстро темнело. Купаться, кроме Марины, уже никто не решался. Никак не сохнущий купальник уже казался ледяным. Пальцы ног растопыренными паучками тут же зарылись в ещё тёплый песок. Марина укуталась в вязаную кофту до самых серо-зелёных глаз со слегка потёкшей тушью и, поджав колени, плотнее обвязалась рукавами, пытаясь хоть немного согреться.
– Полотенце опять забыла…
Он, наконец, выбрался из воды и присел в пяти шагах. Руки заметно дрожали, нашаривая в рубашке сигареты. Мужчина попытался закурить, но зажигалка щёлкала впустую. И раз, и два…
Марина достала свою и бросила ему на колени. Он благодарно кивнул и подсел ближе.
– Не помешаю?
– Да, нет. Сама курю понемножку.
– Холодная вода, правда? – слегка постукивая зубами, порылся он в полупустом пластиковом пакете, – а у меня тут – для согреву, «Рябина на коньяке» и…
– Марина невольно сглотнула, почти неприлично уставившись на слегка помятые столовские бутерброды с сырокопчёной колбасой.
– Я на курсах здесь, водителей тепловозов… – аккуратно разложив закуску прямо на своей рубашке, он, почему-то смутившись, отложил бутылку в сторону.
– Знаю, это там, у Каменного моста.
– Ну, да. Наши сразу после лекции – в гостиницу. Пьют черти, оттягиваются без жён, а я не любитель. Так, сладкого чего-нибудь, чтоб согреться… Сердце пошаливает. А сладенького хлебнёшь, словно теплеет в нём.
– Вам на вид и сорока нет, а уже – сердце?..
– Профессиональная болезнь, почти у всех машинистов такая, тепловоз-то – сердцем тянешь…
– Это как?
– А вот… – присел он на песок, подстелив под себя опустевший пакет, – представьте себе – ночь, смотришь вперёд, скорость бешеная, волочишь за собой сотни спящих людей, тысячи… Ответственность-то какая?.. Тьма летит навстречу, бьёт в грудь. Холодно от неё, смертью веет… Ведь случись что, от тебя ничегошеньки не зависит, даже экстренное торможение не поможет! А они там спят, на полках качаются. Пол состава женщин и детей. А если, не дай Бог, – пожар? Пока остановишь, пять-семь вагонов – в уголь!
– Никогда не думала…
– Устал медкомиссии бояться. И вообще… устал. Бросил бы, а семья? Время-то какое?.. В дворники, что ль – потом? Надо терпеть.
– Сейчас все терпят… Отвернитесь. – Марина, забравшись по шею в кокон длинной юбки, стащила вниз мокрое, выкрутила и спрятала в сумку. – Вы говорили, у вас там что-то, ну, чтобы согреться?..
Он обрадовано засуетился, ловко выбил пробку и плеснул вина в подставленную бутылочку из-под «Пепси». После первого же глотка Марина заметно повеселела и согрелась.
– Вы говорили – семья… А детей сколько?
– Двое, – отхлебнул он прямо из горла, – и ещё скоро… будет, правда, не знаем – мальчик или девочка?
– А у меня пока – никого…
– Ничего, ещё будут.
– Сначала бы… – мужа, а у нас в библиотеке… Да я уже и не думаю! Хоть ребёночка бы, а то, ещё немного, и поздно будет.
Они и не заметили, как окончательно стемнело. Стало ещё холодней. Мужчина надел брюки прямо на мокрые плавки и, стряхнув с рубашки крошки, накинул её на плечи. Марина непроизвольно придвинулась ближе. Он, почти по-родственному, обнял её.
– Да вы не стесняйтесь, я не такой!
– И я…
– Да я уж понял… Может, пора домой подаваться? Вас проводить?..
– Не надо. Я ещё побуду. Куртку наброшу, и подышу. Когда ещё на природу выберусь.
– Жаль, ну, как знаете. А мне ещё к зачёту готовиться, завтра сдам, и опять – сюда, в последний раз. А с утречка уже – к себе, в Балабаново. А вы завтра будете здесь к шести? Знаете, так хорошо поговорили. Редко бывает.
– Не знаю, – выдернув шпильку и распустив волосы, неуверенно улыбнулась она, – семья ведь у вас…
– А что, просто дружить мужчина и женщина не могут?
– Могут. Но чем это кончается…
– Приходите. У нас хорошо кончится, обещаю. До завтра.
– Не знаю… – Она долго сидела отвернувшись, а когда обернулась, он был уже на середине понтонного моста, соединявшего зелёный берег с городом.
– Надо же, прямо родной, всё: и прядка седая, и плечи, широкие, но слегка ссутуленные. И глаза, как выгоревшие… Это тьма их выела, как и сердце. Больно за него почему-то…
На следующий вечер, твёрдо решив к нему не ходить, она отпросилась с работы пораньше и, устроившись за соседним ивовым кустом, заняла удобную позицию для наблюдения.
– Я только со стороны погляжу, и всё. Только погляжу…
Он пришёл, как и обещал, к шести, присел на песок, нервно сцепив пальцы ниже колен. Стрелки на брюках были острее бритвы.
На правой руке предательски блеснуло обручальное кольцо. Мужчина тут же неловко прикрыл его ладонью.
– Ну вот… А говорил – дружить…
Губы её расползлись в ещё неуверенной улыбке. Она легонько шлёпнула себя по щекам и уткнула вспыхнувшее лицо в колени.
Быстро темнело. Время утекало как песок, но они так и сидели… Он на их вчерашнем месте, она – за кустом, на траве. Прошёл час. Мужчина скинул пиджак, ослабил галстук, но всё так же напряжённо поглядывал в сторону моста. Она – на него.
– Ждёт, – сдавленно передохнула Марина, – не дождётся…
Прошёл ещё час. Наконец, он поднялся и, ещё больше сутулясь, медленно подался вдоль берега к мосту, совсем медленно, еле переставляя ноги, будто что-то мешало ему. И тут она не выдержала, разделась, и поплыла за ним. Догонять по берегу было почему-то неловко – пусть, будто случайно, купалась мол, и вдруг заметила!
Грести пришлось против течения. Будто сама река, упираясь тяжёлой неуступчивой водой, не пускала её, отбирая последние силы. Тогда, выбравшись на прибрежную отмель, Марина, по пояс в воде, с шумом рассекая прибрежную рябь, быстро побрела за ним, упираясь ступнями в зыбкий скользкий ил. Она уже намерилась окликнуть его, когда резкая боль вдруг полоснула по бедру.
– Свая… Свая от старой пристани! Как же я?.. Вот это да…
Она выбралась на берег, зажала глубокий порез ладонью, изрядно прихрамывая, вернулась на оставленный наблюдательный пункт, перетянула бедро косынкой, оделась.
Он давно уже миновал мост и потихоньку поднимался в гору. Словно почувствовав её взгляд, остановился и ещё раз внимательно оглядел берег. Марина отступила за куст.
– Всё правильно. Так мне и надо! – Вздохнув, она ещё раз обтёрла сочащуюся из-под косынки кровь. – Учить меня и учить! Мол, не понимаешь по-хорошему? Вот тебе – по-плохому! Доходчивей будет… Ишь, дура какая! Дура…
А ребёночек? Ребёночек у меня ещё будет! Мальчик. И сердце у него будет такое еже, нет, не больное, а чуткое, человечное.
И глаза… – такие же! Всё правильно, Господи! Всё правильно.
КОНФЕТКИ
Сегодня Анне Ивановне пришлось уж слишком засидеться за вахтёрским столом. Только заступила в ночь, а тут – директор!
– Черти его принесли… Да, ещё не один!
Из серебристого Лексуса выпорхнула блондинка лет тридцати пяти в белых брючках и короткой розовой курточке. Директор под локоток провёл её через вестибюль. – Может заказчица?.. – С некоторым сомнением оглядела её Анна Ивановна, – хотя, не похоже…
Обычно, когда все расходились, Аннушка спешила во двор, подышать свежим воздухом. А если шёл дождь, перетаскивала матрас из пропахшей мышами раздевалки в широкий входной тамбур.
Здесь, меж высоко застеклённых дверей, через окно, можно было видеть верхушки деревьев, косую сетку дождя или мигающие на фоне звёздного неба огоньки пролетающих самолётов. Аннушка слушала своё любимое «Дорожное радио» и представляла, что тоже куда-то едет, и что за рулём непременно – он, тот, единственный…
Она даже ощущала его тёплую руку на колене и такое знакомое, до сих пор не отпускающее, волнение.
– Господи, когда ж это было?..
Вдруг в приёмной директора что-то загремело. Кажется, двигали мебель. Позвякивала посуда. Говорили тихо, почти шёпотом, но посетительница, похоже, возмущалась, а директор оправдывался.
– Да, может, и разговор-то у них – деловой, не поделили что-то – убедила себя Аннушка и, достав из стола затрёпанный женский роман, зачиталась. Но тут из приёмной раздался громкий мужской чих! И раз, и два, и пять…
– Эк, его! Никогда окно у себя не закрывает, даже на ночь!
И вдруг что-то будто накатило на неё: так явно вспомнилось, как, застегнув дрожащие пальцы в замок, она сладко повисала на голой мужской спине того, единственного, прижавшись губами к бугристой впадине позвоночника.
Казалось, в воздухе вновь повеяло смешанным запахом пота, дорогого дезодоранта и коньяка, а плечи и грудь её опять и опять уже податливо ловили частые короткие мужские поцелуи:
– Какая ты… Ох, какая! Не знаешь ты себя, ох, не знаешь…
– Зато тебя знаю!
– И меня ещё не знаешь…
– Уже.
А потом – точно такой же чих! И раз, и два… Именно он-то всё и напомнил.
– Нечего было голой спиной в окно светить! – Попеняла она ему тогда.
– Но ведь – светил же! – Расплылся он в блаженной улыбке.
Потом пришлось лечить бедолагу, неделю пластом лежал!
Хорошо, жена на юге была, а то б… Больные мужики, они ведь, как дети!
Наверху ещё раз чихнули. Опять задвигалась мебель, загремели бутылки. В пакет их, что ли, складывают?.. Зачем? И сама бы вынесла – вздохнув, пожала плечами Аня.
Но вот всё стихло, и она, отложив книжку, надолго ушла в себя.
Вспомнилось, как, неожиданно выйдя на пенсию, чуть не завыла от тоски, но потом случайно нашла эту работу.
Плевать им теперь на высшее образование! Если тебе за пятьдесят – берут только в вахтёры или сторожа. Но ведь есть и плюсы. Все денёчки – мои, а ночи всё равно коротать не с кем: муж-то давно сбежал. Сначала – в себя. Всё молчал и в окно смотрел, а потом и к другой. А, в общем-то, чего на него сердиться-то? Любовь… Разве на такое – можно?.. Тем более, уже лет десять – каждый сам по себе, только на кухне и встречались, у чайника.
Заметив в муже интересные перемены, Аннушка даже потворствовала им – рубашки и брюки наглаживала, новый галстук купила.
Конечно, и о нём думала, всё-таки любила когда-то… – пусть, мол, мужику повезёт! Но, чего врать-то, и самой вдруг до слёз захотелось вот так сиять по утрам… Аж блики на стенах!
Он ушёл. А она так никому и не понадобилась.
– Надо же… А ведь при муже отбою не было! Видно все мужики генетически – охотники, любят за добычу потягаться! А если тягаться не с кем, то и…
Во дворе строительной фирмы, куда Аня устроилась, был небольшой уютный скверик.
– Ворота на замке, значит не так и страшно, а когда ещё гуляла при луне, уже и не вспомнить… И зачем в заводских казематах полжизни просидела?.. Знать бы раньше, сразу бы – в ночные сторожа пошла! – коротко передохнув, уставилась она в окно.
Работа была несложной: проверить заперты ли двери, выключен ли свет, и ещё покормить общественного кота Митрофана, рыжего, короткошерстного, с кривым поломанным хвостом и приплюснутой монгольской физиономией.
Задняя часть этого кота – почему-то двигалась совершенно независимо от передней. Но именно она-то и была его основным украшением.
