Записки. Том II. Франция (1916–1921)

скачать книгу бесплатно

Записки. Том II. Франция (1916–1921)
Федор Федорович Палицын

Во 2 томе воспоминаний Фёдор Фёдорович Палицын описывает события с 1916 по 1921 годы, с момента своего назначения представителем Ставки в Военном совете союзных армий во Франции. Его глазами мы следим за действиями Русского экспедиционного корпуса, операциями союзников во Франции и Салониках, работой правительственных учреждений и военачальников английских, французских и американских частей. Происходит революция в России, новая власть ведет сепаратные переговоры с Германией в Брест-Литовске. Новообразовавшиеся Польша, Украина, Прибалтийские государства преследуют свои интересы. Россия распадается на куски. Русские генералы Деникин, Колчак, Врангель не могут договориться с бывшими союзниками по Антанте, а Соединенные Штаты навязывают европейским политикам свои условия на мирных переговорах. Ллойд Джордж, Вудро Вильсон, Клемансо, Гинденбург – каждый ведет свою игру. Мелькают люди разного социального статуса, появляются и исчезают различные эмигрантские организации: во всем неопределенность. Ослабленная после Великой войны Европа меняется на глазах. И во всей этой сумятице русский генерал пытается заглянуть в будущее России. Публикуются впервые.

Ф.Ф. Палицын

Записки. Том 2. Франция (1916–1921)

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»

Издательство выражает благодарность Павлу Лукину, Федору Палицыну, а также Жерару Горохову и Андрею Корлякову за помощь в подготовке текста и иллюстраций книги

© Издательство им. Сабашниковых, 2014

Франция

1916–1921

* * *

30 сентября /13 октября 1916 я вернулся в Тифлис из Эрзерума. Главнокомандующий послал меня туда, чтобы переговорить с генералом Юденичем: 1) о помощи, которая ему нужна от великого князя Николая Николаевича; 2) выяснить ряд вопросов, касающихся войск, материальной их части, транспортов, путей и вообще всего того, что составляет службу тыла и 3) по выяснении всего на месте, переговорить с генералом и убедить его перейти к решительной атаке армии Изет-Паши, до наступления больших холодов и снегов.

Совместные работы с генералом Юденичем и начальником его тыла генералом Карнауховым привели первого к убеждению, что операцию эту возможно осуществить если не через 4, то через 6 недель, а в крайности даже позже.

Генерал Юденич обещал, что после моего отъезда из Эрзерума он поедет на фронт и личным осмотром решит все частности.

Трудности сосредоточивались в тыловых работах, в обеспечивании войск нужным и, в особенности, образовать запасы при войсках. Генерал Карнаухов взялся исполнить эти работы в назначенной срок, лишь бы ему не мешали.

Миссия моя, казалась, разрешилась успешно: решение принято, осталось во власти командующего армией подготовка и исполнение.

Приехав утром 30-IX/13-X 1916 г. в Тифлис, я был вызван к великому князю, который сказал мне, что 29/12 он получил от государя телеграмму, в которой его величество просит уступить меня для посылки во Францию, вместо генерала Жилинского. От себя великий князь добавил, что он уже протелеграфировал в Ставку, что я уеду в Тифлис 4/17-Х.

Великая княгиня[1 - …Великая княгиня… – Анастасия Николаевна, великая княгиня (1868–1935), принцесса черногорская, дочь короля Николы I Черногорского и его жены Милены Вукотич, с 1907 – супруга великого князя Николая Николаевича.] и великий князь очень радовались моему назначению и, как всегда, были ко мне добры и ласковы. Мне жаль было их оставить, а также Кавказ, в особенности в виду предстоящей важной и серьёзной операции.

О своей поездке я сказал одному князю Леонтию Алексеевичу Шаховскому[2 - Шаховской Леонтий Алексеевич (1859–1918), князь, с 1915 генерал для поручений при главнокомандующем Кавказской армией. Убит в Пятигорске.] и предложил ему ехать со мной. Сначала он согласился, но затем, 1/14 октября, отказал; он не почел себя вправе оставлять великого князя. Князь Шаховской был прав. При великом князе не было человека более ему близкого и притом всегда правдиво, со знанием дела и вдумчиво ему докладывавшего.

4/22-Х утром приехал в Ставку, откуда мог выехать только 13/26 октября.

Большая работа была у великого князя Сергея Михайловича по артиллерийской части. Надо было выяснить труды артиллерии. В Петрограде пришлось это переделать, ибо данные Генерального штаба и Главного артиллерийского управления не сходились со сведениями Ставки, в особенности по части тяжелой артиллерии. Но прибыв в Париж, оказалось, что сведения парижские об артиллерийских потребностях расходились со Ставкой и Петроградом. Кто же был прав?

Михаил Васильевич Алексеев посвятил меня в положение армий, в ход организационных работ и в виды на будущее. В тылу уже давно шли сильные передвижения войск для усиления Румынии. При мне послана была генералу Сахарову[3 - Сахаров Владимир Викторович (1853–1920), генерал от кавалерии, с октября 1915 г. командующий 11-й армией Юго-Западного фронта, в 1916 – командующий Дунайской армией, позже помощник главнокомандующего армиями Румынского фронта.] телеграмма безотлагательно отправиться на Нижний Дунай и принять там командование войсками; значительное число артиллерийских штаб– и обер-офицеров отправлялись на усиление румынской артиллерии.

Государь отпустил меня милостиво. Я доложил его величеству, что по силам, а главное, по отсутствию гибкости, не гожусь на предназначенную мне работу. Но с этим его величество не согласился.

Разговорившись с государем императором о событиях в Румынии, я доложил, что при дальнейшем наступлении врагов, мы должны предвидеть, что часть немцев и болгар перейдет Дунай в среднем его течении (район Рущука).

«Почему Вы так думаете», – спросил государь.

«Общий ход германских операций, их группировка и метод их действий указывают мне на неизбежность такой переправы», – был мой ответ.

«Да, это возможно», – задумчиво сказал государь.

Чтобы вовремя прибыть на конференцию 2/15 ноября, надо было выехать из Петрограда 23-X/5-XI. С большими усилиями удалось это сделать. Накануне отъезда повидал военного министра Шуваева, который, не дав никаких поручений, ограничился одним указанием: не вмешиваться в заказы. Заехал к министру иностранных дел Штюрмеру[4 - Штюрмер Борис Владимирович (1848–1917), обер-камергер, член Государственного совета, с 07.07. по 10.11.1916 – министр иностранных дел. В ходе Февральской революции арестован, скончался в тюремной больнице.], но видеть его не удалось. Свои дела пришлось бросить на произвол судьбы.

27-X/9-XI сел на пароход в Бергене и на следующий вечер прибыл в Нью-Каннель, где был встречен английским генералом Уотерсом[5 - Уотерс, английский генерал.], генералом Ермоловым[6 - Ермолов Николай Сергеевич (1853–1917), генерал-лейтенант, с 1907 по 1919 – военный агент в Великобритании, после революции продолжал исполнять обязанности военного агента, находясь в подчинении С.Д. Сазонова.] и другими. В Лондоне меня встретили члены посольства со старшими русскими военными чинами; вечером был обед у посла гpaфa Бенкендорфа[7 - Бенкендорф Александр Константинович (1849–1916), граф, в 1902–1916 гг. чрезвычайный и полномочный посол России в Великобритании.]. На следующий день длительные разговоры по поводу заказов с чинами Лондонской заготовительной комиссии, в 5 часов поехал к великому князю Михаилу Михайловичу[8 - Михаил Михайлович, великий князь (1861–1929, флигель-адьютант. В 1914–1917 гг. секретарь военного агента России в Англии Н.С. Ермолова.], а утром в понедельник, выехал через Фолкстон в Булонь и поздно вечером прибыл в Париж, где был встречен послом А.П. Извольским[9 - Извольский Александр Петрович (1856–1919), министр иностранных дел России (1906–1910). С 1910 по май 1917 – посол в Париже. Сыграл видную роль в консолидации Антанты. С 1917 – в эмиграции во Франции.], генералом По[10 - По Поль (1848–1932), французский дивизионный генерал, в 1915–1918 гг. состоял на военно-дипломатической работе, возглавлял французскую военную миссию в России; позднее возглавлял общество ветеранов войны.] и многими другими.

В Булони мне передан был объемистый пакет с докладом Главной французской квартиры[11 - … Главной французской квартиры… – имеется в виду Ставка Главнокомандующего вооруженными силами Французской республики.], приготовленный для конференции 2/15-XI.

l/l4-XI я из Парижа утром поехал в Шантильи представиться главнокомандующему, генералу Жоффру[12 - Жоффр Жозеф-Жак (1852–1931), маршал Франции, в 1914 – главнокомандующий армиями Севера и Северо-Востока, в 1915 – главнокомандующий всеми французскими армиями, в 1918 избран членом Французской академии.], который встретил меня радушно и любезно. После завтрака поехал в Париж к нему, от него к председателю министров Бpиану[13 - Бриан Аристид (1862–1932), дипломат, член Республиканской социалистической партии, занимал посты министра иностранных дел, премьера-министра.], а в 5 час. дня к президенту республики г-ну Пуанкаре[14 - Пуанкаре Раймон (1860–1934), французский государственный и политический деятель, президент Франции (1913–1920).].

Передача приветствий от его величества, расспросы, разговоры общего характера заняли немного времени.

На следующий день было первое заседание военной Конференции, которая должна была выработать и установить основания действий на первую половину 1917 г., определить средства и взаимную помощь, которую Франция и Англия могли нам оказать.

Чтобы легче разобраться в вопросах артиллерийского снабжения, великий князь Сергей Михайлович предложил мне взять во Францию командира гвардейского тяжелого артиллерийского дивизиона, полковника Война-Панченко[15 - Война-Панченко Сергей Констатнтинович (1878–1920), генерал-майор, в 1915–1917 гг. командир л. – гв. Тяжелого артиллерийского дивизиона, с 1918 – участник Белого движения на Юге России, умер от тифа в Новороссийске.], хорошо осведомлённого с этой частью. Он оказался сведущим офицером и во многом вначале был мне полезен.

2/15 ноября под председательством генерала Жоффра открылось заседание конференции. Собраны были: английские генералы Хейг[16 - Хейг Дуглас (1861–1928), граф, британский фельдмаршал, в 1915–1918 гг. главнокомандующий английскими войсками во Франции.], Робертсон[17 - Робертсон Уильям (1860–1933), фельдмаршал, в 1915–1917 гг. начальник Генштаба Британских сил в Европе, затем имперского Генштаба.], Моррисон[18 - Моррисон Эдвард (1867–1925), канадский бригадный генерал, журналист, главный редактор «Ottawa Citizen».], сербский генерал Пашич[19 - Пашич (Пешич) Петар (1871–1944), сербский генерал армии. В 1914–1917 гг. помощник начальника штаба Черногорского Верховного командования, с мая 1917 – помощник начальника штаба Сербского Верховного командования.], бельгийский начальник штаба, французский генерал Кастельно[20 - Кастельно Эдуар, виконт де Кюрьер (1851–1944), французский дивизионный генерал, в 1915–1916 гг. начальник штаба главнокомандующего французской армией Ж. Жоффра, в 1917–1918 гг. командующий группой армий во Франции. В 1919–1923 – депутат Национального собрания Франции.] (начальник штаба Жоффра) и я.

После краткого приветствия и объяснений генерала Жоффра, генерал Пелле[21 - Пелле Морис (1863–1924), французский бригадный генерал. В 1914–1918 гг. командир Марроканской дивизии, с 1919 г. верховный командующий Вооружённых сил Чехословакии.] стал читать по пунктам меморандум, копия с которого передана была мне в Булони. Меморандум был объемист и заключал в себе краткие определения целей и задач по фронтам и общие определения целей в конце. К нему приложена была ведомость средств каждой воюющей стороны.

Составлен он был вдумчиво, в общих чертах, не касаясь частностей, и его чтение, обсуждение, исправление, а затем переделка всего начисто, потребовало 3 заседания.

Вопросы о материальных нуждах переданы были в особую подкомиссию, под председательством генерала Пелле, в которую я назначил полковника Война-Панченко.

Споры возбудил Салоникский фронт. Генерал Робертсон противился его усилению, генерал Пашич и я стояли за усиление. Мною была доложена телеграмма генерала Алексеева от 2/l5 ноября, с просьбой усилить Салоникскую армию до 35 дивизий, вместо бывших там 17–18. Но итальянцы не соглашались довести число своих дивизий даже до цифры, условленной раньше, и в защиту представляли очень хитрые доводы.

Не будучи ещё ознакомленным со всеми условиями, мне очень трудно было доказательно возражать против того, что представлялось препятствием к усилению той армии. Уже один фактор, недостаток транспортных средств мог быть достаточным, чтобы отказаться от усиления Салоникской армии не только до 35, но и меньшего числа дивизий. Разница во взглядах, однако, выражалась главным образом в том, что одна сторона оценивала Салоникский фронт как важный, другая как второстепенный, а генерал Робертсон считал, что усиливать этот фронт просто вредно и надо усиливать западный. Но и его постановка была односторонняя. Бесспорно, западный фронт надо было усилить, но оставлять Салоникскую армию в беспомощном сoстоянии, тоже нельзя было.

По этому вопросу, ознакомившись подробнее с положением и главным образом с транспортными средствами в Средиземном море, я подал генералу Жоффру ноту, в которой указывал на возможность и необходимость усиления Салоникской армии до 25 дивизии с целью, оттеснив врага, занять линию Бабуны-Криванак, вместо невыгодного для действий фронта, занятого в ноябре 1916. Не буду доказывать возможность предложенной операции и больших оперативных выгод, которые явились же последствием нашего положения на Бабуне, но оговорю, что в скором времени, силою обстоятельств, армию эту пришлось усилить довольно значительно, но уже под влиянием крупных успехов, достигнутых Центральными державами на Дунае и в Румынии.

Одновременно с конференцией в Шантильи, в Париже заседала другая, политическая[22 - …заседала другая, политическая… – имеется в виду конференция представителей государств-союзников в Шантильи 18–19 ноября 1916.].

3/16 ноября у Бриана был завтрак и там встретил многих старых знакомых. Там же я познакомился с Ллойдом Джорджем[23 - Лойд-Джордж Дэвид (1863–1945), лидер Либеральной партии Великобритании. В 1916–1922 гг. премьер-министр Великобритании.] и с Асквитом[24 - Асквит Герберт Генри (1852–1928), граф, лидер либеральной партии в 1905–1924 гг. В 1908–1916 гг. премьер-министр; с 1924 – член палаты лордов.]. После завтрака поехал в Сrillon[1 - Крийон – отель в Париже.], где имел продолжительный разговор с [бывшим] генерал-квартирмейстером английского Генерального штаба генералом Мюрреем[25 - Мюррей Арчибальд (1860–1945), британский генерал, с марта 1916 по апрель 1917 – командующий английскими войсками в Палестине и главнокомандующий английскими войсками на Среднем Востоке.] о месопотамских и египетских делах и ему сообщил о том, что решено было в Эрзеруме и Тифлисе. Он познакомил меня с транспортными средствами Англии в Средиземном море. С французскими транспортными средствами меня ознакомил французский морской министр[26 - …французский морской министр… – имеется в виду Лаказ Мари-Жан-Люсьен (1860–1955), французский вице-адмирал, член Французской академии, с 29.10.1915 по 02.08.1917 – морской министр.] и его помощник[27 - …его помощник… – имеется в виду Нель Луи (1864–1920), французский политический деятель, в 1915–1917 гг. заместитель морского министра, впоследствии министр юстиции в правительстве Ж. Клемансо (1917–1920).].

Английские транспортные средства в Средиземном море, по сравнению с нашим масштабом, были очень велики. Но и снабжение английских войск, во всех отношениях, шире нашего. Бездорожье театра кроме того требовало перевозки больших железнодорожных средств, камионов[2 - Грузовых автомобилей.] и вьючных животных и, как признался генерал Мюррей, и с этими даже средствами, все-таки временно ощущаются затруднения. Организация и использование этих средств были прекрасными.

4/l7-XI был обед у президента республики и там уже определенно говорили, что конференции в Шантильи и Париже цены иметь не будут, а в декабре соберется конференция в Петрограде, и ее слово будет окончательное. На первых порах это показалось очень странным. Зачем же было собирать людей в Париж?

Три недели тому назад я выехал из Ставки, 12 дней тому назад из Петрограда и о возможности такой конференции не было и намека. Откуда подул ветер и кому это понадобилось?

Как в России между Ставкой и главными управлениями в Петрограде, так здесь между заготовительными органами и Петроградом, с места, пришлось натолкнуться на разногласие и неопределённость всего того, что исходило от центра. Работали порывами, под влиянием минуты.

Была ли то наша неумелость в боевых делах или нечто иное, сказать не могу. Но союзники наши, привыкшие к точности и к тому, что на неделе не 7, а одна пятница, этим ходом требований от нас не восхищались, но относились снисходительно. Мы были бедны короткими калибрами, стали просить о них, а немного спустя стали требовать длинные. Бесконечная переписка затянулась по поводу стале-чугунных снарядов, взамен стальных.

Тем не менее, Англия и Франция, в период конца 1916 и начала 1917 г., дали столько, сколько мы в организационной работе на месте не могли переработать, ибо эта работа была поставлена не удовлетворительно, как неудовлетворительно были оборудованы приемные пункты в Архангельске и в особенности в Коле.

В Шантильи, я надеялся изучить прошлое по работам, которые велись раньше моим предшественником, но ни дел, ни копий телеграмм не нашёл и только несколько разрозненных карт лежало в кабинете.

В составе моей миссии были: полковники Вoйна-Панченко и Кривенко[28 - Кривенко Василий Васильевич (1879–1926), полковник. В 1915 г. штаб-офицер для поручений при главнокомандующем Северным фронтом; с 1917 – штаб-офицер для поручений при генерале Ф.Ф. Палицыне.], ротмистр Панчулидзев[29 - Панчулидзев Алексей Николаевич (1884–1964), подполковник л-гв. Уланского полка, с декабря 1917 – помощник, затем – штаб-офицер для поручений при военном агенте во Франции, с 1918 – в эмиграции во Франции.], французской службы капитан князь д’Аренберг, Нарышкин, лейтенант Извольский[30 - Извольский Григорий Александрович (1892–1951), сын А.П. Извольского, в 1914 вступил добровольцем в Иностранный легион, в 1923–1924 гг. директор банка Рябушинских в Париже, с 1924 – в эмиграции в Америке.]. Полковник Кривенко, в скором времени, уехал в Россию, а ротмистр Панчулидзев перешел в канцелярию военного агента в Париже[31 - …военного агента в Париже… – имеется в виду Игнатьев Алексей Алексеевич (1877–1954), граф, генерал-майор, с 1912 по 1919 – военный агент во Франции. После 1919 – на дипломатической службе в СССР.]. Остались Нарышкин и Извольский очень достойные и воспитанные молодые люди и на долю их выпала вся работа.

Представитель верховного командования во Франции был поставлен не нормально. Будучи в очень большом чине, в деловом отношении до него ничего не касалось, и ни русские войска, ни военный агент, ни другие учреждения ему подчинены не были. С формальной стороны ему предоставили: утверждать награды и судебные приговоры, а по всем остальным вопросам и сам он, и военный агент, и войска должны были обращаться в Петроград или в Ставку, так как войска внедрены были во французскую армию, то естественно, что они должны были подчиниться французской военной иерархии.

Но эта последняя не могла входить во все вопросы внутренней жизни и инспекторского характера, касающихся войск. По ним войска обращались в Петроград в Ставку. Все что приехало из России по делу и без дела обращалось к военному агенту как местному органу. Из учтивости некоторые приезжали ко мне, но за время пребывания их во Франции они представителю подчинены не были и их работа шла помимо него.

Для дела это была проруха, которая усугублялась тем, что присылались люди Бог знает по каким делам, не уведомляя даже военного агента, который как местный орган, центр всего заготовления и связь наших управлений с французскими военными и другими министерствами, ставился в неловкое положение, и каждый действовал и требовал по-своему, а так как французы были уступчивы и любезны, то эта самостоятельность принимала и своевольные выражения, затрудняя местные власти.

Главная сила военного агента графа Игнатьева была то, что денежный сундук был в его распоряжении и он мог дать и не дать, ибо для этого не было выработано правил. Те, которые его не признавали, в конце концов все-таки должны были придти к нему.

Представитель верховного командования был лишь связью между нашей Главной квартирой и Главнокомандующим генералом Жоффром.

3/16-XI заболел генерал Алексеев и его временно заменил генеpaл Гурко[32 - Гурко Василий Иосифович (1864–1937), генерал от кавалерии, с 10.11.1916 по 17.02.1917 и.о. начальника штаба Верховного главнокомандующего на время болезни М.В. Алексеева, с 31.03.1917 – главнокомандующий армиями Западного фронта, с 1918 – участник Белого движения.]. С его вступлением изменились и сношения Ставки со мной.

В нашей Ставке французским представителем был генерал Жанен[33 - Жанен Пьер (1862–1946), дивизионный генерал, в 1916–1917 гг. глава военной миссии Франции при Ставке верховного главнокомандования, а в 1918 – при Верховном правителе А.В. Колчаке, один из виновников его гибели.]. Все дела Ставка стала проводить через него. Потерпел я это, а затем заявил нашей Главной квартире[34 - …Главной квартире… – имеется в виду Ставка Верховного главнокомандования, т. к. с прибытием в Ставку императора, Ставка одновременно становилась императорской Главной квартирой.], если вам угодно так работать, то уберите меня, я здесь лишний. Но меня оставили и протелеграфировали, чтобы французское командование свои дела проводило через меня. На это я им ответил: делайте как вам угодно, но просить французскую Главную квартиру, чтобы она свои дела проводила через меня не буду. Так продолжалось до выздоровления генерала Алексеева. Со вступлением его на должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, течение дел потекло нормально.

Beauvais. 26-I/8-II 1917 г

Уже с середины ноября старого стиля стали циркулировать слухи о возможном уходе Главнокомандующего, о неудовольствии парламента правительством и ходом военных дел. И действительно, вскоре генерал Жоффр, пожалованный высоким званием маршала, [ушел].

События эти не могли не отразиться на работе Главной квартиры и всего военного начальства; творческая работа пошла уменьшенным темпом. Бывшие на местах ожидали своей смены, вновь прибывающие знакомились, но не уверенно.

В Главной квартире появился генерал Гамелен[35 - Гамелен Морис (1872–1958), французский дивизионный генерал. В 1914–1916 гг. был секретарем Жоффра, позднее командовал бригадой и дивизией.], очень достойный и симпатичный, но ненадолго. Г.O.Е.[36 - …Г.О.Е. – военное командование вооруженными силами Франции.] перешло в Париж.

Наконец в первой половине декабря стало известно о назначении генерала Нивеля[37 - Нивель Робер Жорж (1856–1924), дивизионный генерал, с 1916 по 1917 гг. главнокомандующий французской армией, его весеннее наступление на Западном фронте из-за высоких потерь получило название «бойня Нивеля».] главнокомандующим; вместо генерала Жофра военным министром назначен был генерал Лиоте[38 - Лиоте Луи Юбер Гонзалв (1854–1934), маршал Франции, в 1916–1917 дивизионный генерал, министр обороны Франции, известный своим участием в колониальных войнах в Индокитае и Марокко, в том числе в Рифской войне.], командующий войсками в Марокко. Генерал Кастельно ушел; ему предстояло принять руководство армиями на правом фланге, но раньше он должен был отправиться на конференцию в Петроград. И генерал Фош[39 - Фош Фердинанд (1851–1929), маршал Франции, член Французской академии (1918). С октября 1914 г. помощник главнокомандующего, с 1915 – командующий Северной группой армий, руководил наступлением в Артуа, а также принял участие в сражении на Сомме. С 15.05.1917 – начальник Генштаба, с 1918 – председатель Военного комитета союзников.] должен был покинуть свой пост, приняв временно в свое ведение те войска, которые потом принял генерал Кастельно. Начальником штаба был назначен генерал По, а помощниками его остались генералы Клодель, Дюпон и полковник Пондрон.

Все это протекало не сразу.

Говорили, что палата настаивает и на переходе Главной квартиры из Шантильи в другое место, действительно, в начале января 1917 г. она перешла в Beauvais. И эта операция внесла также ненужные осложнения. По приезде генерала Нивеля в Шантильи я ему представился. Познакомился с ним раньше в ноябре, у генерала Петена[40 - Петен Анри Филипп (1856–1951), маршал Франции, в 1917 – главнокомандующий французской армией. Во время оккупации Франции во II мировой войне – премьер-министр, заключил перемирие с Германией.]. Очень трогательно простился с маршалом Жоффром. Жалел об его уходе и по личным чувствам и в сознании, что уход его повредит общему делу.

В то время как на востоке Центральные державы уничтожали Румынию и наши войска, в законодательных учреждениях Парижа шла другая, борьба бескровная, но чреватая последствиями.

История не представляет примера выступления столь значительного числа равноправных по политическому значению и вооруженной силе держав. Пока во главе французских войск был маршал Жоффр, объединение сосредоточивалось в нем. Может быть не всегда искренно, но его слову все подчинялись и с его мнением очень считались.

Генерал Нивель, несмотря на блестящее прошлое и личные качества, для иностранных командных органов был еще мало известен и занять сразу то положение, которое занимал, по отношению всех союзников генерал Жоффр, естественно, не мог.

Война захватывала народы целиком.

В 1916 г. первым министром Англии Асквитом провозглашено было и сочувственно было принято то начало, что «Война ведется правительством». Но я бы сказал, что борьба ведется всей страной, всеми ее средствами: войну (это совокупность всех операций) ведет Главнокомандующий со своим Генеральным штабом, а правительство правит. В этом нет разделения, а правильное распределение работы в таком громадном и важном деле. Сойти с правильного пути, отречься от природы и законов, которыми характеризуется борьба вообще, а война в частности, значит, создавать себе ряд затруднений и трений, которые непременно дадут себя почувствовать, тому, кто с того пути сошел по каким бы то ни было причинам.

Война тянется 2? года, и каждое государство ведет ее самостоятельно, согласуя свои действия повременно собираемых совещаний. Нет одной воли, единой мысли.

Пока был генерал Жоффр, благодаря его заслугам и прошлому, он был до известной степени центром, к которому сходились нити объединения. По этому вопросу писал генерал Жоффр в ноябре, а при первом свидании с генералом Лиоте, я поставил ему вопрос прямо и резко.

«Да Вы меня за горло хватаете, – вскричал генерал Лиоте, вскочив с кресла. – Я только и думал об этом, но как это сделать?»

«Это уж Ваше дело, – ответил я ему. – Начните с западного фронта, а затем притяните Италию и Салоники. Россия слишком далеко, но, поверьте, там пойдут навстречу этому».

Долго мы по этому поводу беседовали с ним.

После разговора с генералом Лиоте у меня подобный же разговор был с генералом Нивелем. И он заявил мне, что объединение командования на западном фронте находит необходимым и настолько, что готов, если это нужно, подчиниться фельдмаршалу Хейгу. К этому он добавил, что наши отношения к англичанам так доверчивы и дружественны, что как бы не решился этот вопрос, но в применении его, среди нас, никаких недоразумений не может быть.

Вeauvais 7/20 января 1917 г

20 декабря 1916/2 января 1917 я получил высочайшее повеление ехать на конференцию в Рим. Назначение это состоялось, как мне казалось, по желанию французских властей. 21/8 выехал в большом обществе. 23/10 утром приехал в Рим; 24/11 было первое заседание. Докладывали генерал Саррайль[41 - Саррайль Морис (1856–1929), французский дивизионный генерал. В 1914–1915 гг. командир 6-го армейского корпуса, командующий 3-й армией, отличился в сражении на Марне. С сентября 1915 по декабрь 1917 – командующий войсками союзников на Салоникском фронте.] и английский генерал[42 - …английский генерал… – имеется в виду Милн Джордж (1866–1948), британский фельдмаршал, с января 1916 – командующий британскими войсками на Салоникском фронте.], контролировавший переход греческой армии в Пелопоннес и разоружение ее[43 - …контролировавший переход греческой армии …и разоружение ее… – Речь идет о перевороте 30 августа 1916, направленном против греческого короля Константина I, войск и добровольческих формирований, оставшихся верными королю и его курсу. Вооруженное противостояние между ними и частями союзников в Салониках вылилось в блокаду побережья и полное разоружение прокоролевских сил. 2 июля 1917 Греция объявила войну Центральным державам.].

Ллойд Джордж задавал вопросы, длилось это недолго, и затем господа правители и дипломаты перешли в другую залу, а военные остались и стали толковать о Салоникском фронте. Господа Робертсон и Кадорно[44 - Кадорно Луиджи (1850–1928), граф, итальянский маршал. В 1914–1917 начальник Генштаба, а после вступления Италии в мае 1915 в войну – фактически главнокомандующий итальянской армией.] говорили одно, генерал Лиоте и я другое, и убедить друг друга не могли, несмотря на горячие речи Лиоте. Дело было сделано у штатских и главным образом Ллойд Джорджем, а именно, английские и итальянские войска, наконец, были подчинены Саррайлю, а до этого, как генерал Саррайль мне говорил во время перерыва первого заседания, он мог их просить, но не приказывать.

«И вы с таким положением смирились?» – спросил я его. Вообще наши сборища не производили на меня впечатления большого между нами согласия. Кадорно держался к Робертсону, я к Лиоте, но над нами, прежнего влияния объединяющей мысли, не было.

Штатская конференция, вероятно, была дельнее.

В первый день приезда в Рим 23-XII-16/5–1-17 я поехал к генералу Кадорно и продолжительное время с ним беседовал о военном положении их фронта, о целях. Днем я представился ее величеству королеве[45 - …королеве… – имеется в виду Елена Черногорская (1873–1952), дочь короля Николы I Черногорского, королева Италии (1900–1943).], регенту и сделал необходимые визиты. 24/6 был парадный обед у французского посла Баррера[46 - Баррер Камилл (1851–1940), французский дипломат, посол Франции в Риме, сыграл большую роль во вступлении Италии в войну на стороне Антанты.], с которым познакомился еще в 1908 году на маневрах в центре Франции.

25 декабря / 7 января поехал в церковь к обедне, будучи уже больным, а вечером добрался до купе, куда очень любезно, зашел Соннино[47 - Соннино Сидней Константино (1847–1922), итальянский политический и государственный деятель, в 1914–1917 – министр иностранных дел.], чтобы справиться о здоровье и проститься. По пути в Париж удалось выпросить у Альбера Тома[48 - Тома Альбер (1878–1932), политический деятель, историк, член социалистической партии, в 1916–1917 гг. министр вооружения. В 1916 и 1917 гг. был с официальным визитом в России.] посылку вместе с орудиями 105-ти см и конской упряжи. Он обещал и сделал.

При отъезде в Рим полковник Война-Панченко на Лионском вокзале сообщил мне, что через итальянское военное министерство Главное Артиллерийское Управление поручило исполнить заказ в 200–42 линейных (105-ти см) пушек по цене, которая в несколько раз превосходит цену французских заводов.

И генерал, и наш артиллерийский представитель в Риме, полковник Рейнгард[49 - Рейнгард Мариан-Июмус Федорович (1881–1976), полковник, в 1916 г. прикомандирован к Главному артиллерийскому управлению, позже – представитель ГАУ при военном агенте в Италии, с 1917 – в эмиграции в Аргентине.], подтвердили это. Полковник Рейгартен также считал цену за пушку совершенно несообразной, но оправдывался тем, что на это им получено категорическое приказание Главного артиллерийского управления подписать контракт, что и было им исполнено за несколько часов до нашего разговора. Я протелеграфировал об этом военному министру, со своим заключением.

С тракторами поступили по-иному. Итальянские тракторы превосходны, и были бы очень пригодны нам. Но летом 1916 года наш технический представитель от них отказался, признав их непригодными. Осенью 16-го года мы бросались повсюду, чтобы достать тракторы, и неуспешно. Не будь этого, мы могли бы летом и осенью 16 года, когда затруднения в транспортах были не так велики, перевести к себе значительное число итальянских тракторов и устранить чувствовавшую у нас нужду в тракторах. Подобных изложенным выше случаям в нашей заготовительной заграницею работе было немало.

12/23 января

В ноябре мне удалось посетить наши бригады[50 - …наши бригады… – имеются в виду 1-я и 3-я Особые пехотные бригады Русского экспедиционного корпуса во Франции.] на Мурмелонском и Людском (против Реймса) участках. Войска имели прекрасный вид, и французское начальство было ими довольно и хвалило их. Познакомился я в Шалоне с главнокомандующим французской группой армий генералом Петеном, а в Клермоне с начальником северной группы в ноябре с генералом Фошем, а позже, с генералом Франше д’Эcпере[51 - Франш д’Эспере (1856–1942), маршал Франции (1921), с марта 1916 – командующий Восточной, с декабря 1916 – Северной, с 1917 – группой армий в Шампани, с марта 1919 – верховный комиссар Франции на Юге России.]. На завтраке у генерала Петена, я встретился с генералами, командовавшими армиями: Нивелем, Мазелем[52 - Мазель Оливье (1858–1940), французский дивизионный генерал, в 1916 – командующий 1-й армией, в 1917 – командующий 5-й армией.] и Манженом[53 - Манжен Шарль (1866–1925), французский дивизионный генерал. В 1914–1915 гг. командовал бригадой, дивизией, армейскими корпусами; в 1916 – отличился под крепостью Верден; в 1917 – командующий 6-й, в июле 1918–10-й армиями, отличился во 2-м сражении на Марне.]. У общего любимца войск генерала Гуро[54 - Гуро Анри (1867–1946), дивизионный генерал, с 14.05.1915 – командующий французскими войсками на Галлиполийском полуострове; в декабре 1915 и в июле 1918 – командующий 4-й армией; в 1919–1923 главнокомандующий французскими войсками на восточном побережье Средиземного моря.], под начальством которого были наши войска, я обедал. Все это лица так хорошо всем известны их самоотверженной работой с начала войны и подвигами личной храбрости, что воздержусь от характеристики их и похвал.

Но суровый и молчаливый Петен очень мне понравился своей выдержкой и основательностью. В Верберне побывал у генерала Жерара[55 - Жерар Огюстен (1857 —?), французский дивизионный генерал. В 1914 – командующий 2-м армейским корпусом; в 1918 – командующий 1-й и 8-й армиями.], смененного затем генералом Файолем[56 - Файоль Эмиль (1852–1928), маршал Франции, в 1916 командующий 6-й армией, отличившейся в сражении на Сомме, в 1918 – командующий Резервной группой армий, сорвавших германское наступление в июне и в июле 1918.].

Больше всего мне пришлось беседовать с генералом Фош. Вся настоящая война, все самые трудные и сложные эпизоды связаны с его именем. Но уже в ноябре он был намечен к отчислению. Глубоко сожалел об этом.

2/15 февраля

Во второй половине января я поехал в район бельгийского и английского фронта, а равно к главнокомандующему Мишле[57 - Мишле Жозеф (1861–1931), французский дивизионный генерал, в 1915 – начальник штаба 1-й армии, начальник 53-й пехотной дивизии, с апреля 1916 – командующий 10-й армией; в 1917 – командующий Резервной группой армий.] и командующими 1-й и 3-й французскими армиями[58 - …1-й и 3-й французскими армиями… – имеются в виду генерал О. Файоль и генерал Юбер Жорж-Луи (1862–1921), с 1916 – командующий 3-й армией.].

В Палле я представился бельгийскому королю[59 - …бельгийскому королю… – Альберт I (1875–1934), с 1909 – король Бельгии, в 1914–1918 – главнокомандующий бельгийской армией.] и был представлен бельгийской королеве[60 - …бельгийской королеве … – Елизавета Баварская (1876–1965), с 1909 – королева Бельгии, супруга Альберта I, мать короля Леопольда III.]. Его величество расспрашивал меня о государе, о России, о народном настроении. Или это была его манера, или он лучше меня был осведомлен, но в тоне, в манере говорить, мне казалось, было какое то сомнение, когда еще доложил, что во время борьбы наше народное настроение не выразится беспорядками и возмущениями. Его величество наградила меня Леопольдом I cт. и пристегнул мне Сroix de guerre[3 - Военный крест (орден).].

Удивительная простота, большое достоинство отличительные черты этого благородного короля. Не могу писать ему панегирик. Королева, кроме простоты обращения, отличалась большим очарованием.

После завтрака я отправился к бельгийскому начальнику штаба; фактически это был начальник бельгийского фронта. С ним толковал о злободневном вопросе объединения командования. Простившись, поехал в Дюнкерк, к командиру 36-го корпуса Балфурье[61 - Балфурье Морис (1852–1933), французский дивизионный генерал, кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени (1916).], нашего георгиевского кавалера за Верден. Пообедал у него в кругу его штаба и к 10 час. вечера вернулся в Кале. Было холодно; к вечеру мороз подходил к 10?. Утром следующего дня направился в Montreuil, к генералу Хейгу, главнокомандующему английскими армиями. По окончании завтрака я остался с генералом Хейгом, и главным предметом нашего разговора было тоже объединение командования на западном фронте.

Генерал Хейг сообщил мне некоторые подробности о фронте, о числе дивизий, действующих и ожидаемых, вместе с португальцами.

Генерал Хейг считал, что командование на всем фронте должно быть объединено.

«А знаете ли Вы, как смотрит на этот вопрос генерал Нивель», – спросил я его. «Генерал Нивель, – продолжал я, – считает это столь важным, что если для достижения этого начала ему необходимо было бы подчиниться Вам, то он пойдет на это не колеблясь».

«Зачем, – ответил мне Хейг, – я тоже считаю это очень важным и ничего против подчинения французской Главной квартире не имею, ибо и теперь мы следуем их советам, как более опытным. А сверх сего наши взаимные отношения основаны на таком полном доверии и дружбе, что между нами розни не может быть. Генерал Нивель человек широкого решения (dеcision), и подчинение ему никаких неудобств, кроме выгод, представить не может».

Все это было очень отрадно. Два главных действующих лица смотрели на этот важнейший вопрос одинаково, высказываясь при этом одними и теми же словами. Затруднения, значит, крылись не в армейском управлении, а где-то повыше.

Свой разговор с генералом Хейгом я передал генералу Нивелю, по возвращении моем в Beaurais. Там же в скором времени, я получил ноту приказ генерала Лиоте о взаимных отношениях и обязанностях разных частей Главной квартиры в Военному министру.