скачать книгу бесплатно
– Козовник, – рявкнула трубка, – ты ничего не перепутал?
– Никак нет, товарищ капитан, – Козовник все еще думал спросонок, что ему звонит капитан Сорокин с очередной инструкцией, – все в порядке.
– Ты там, часом, не пьян? Это оперативный дежурный полка старший лейтенант Телегин. – Голос Телегина звучал официально, в нем чувствовалось сильное напряжение. – Товарищ лейтенант, по флоту объявлена боевая готовность номер один. Как поняли?
Еще не совсем придя в себя со сна, Козовник помотал головой. «Номер один? Приснилось, что ли?»
– Я не ослышался? – уточнил он. – Боевая готовность номер раз?
– Козовник, ты что, глухой?! – Телегин перешел на повышенные тона. – Для глухих и идиотов повторяю – готовность номер один!
– Фьють! – присвистнул Козовник. – Это же готовность к войне. – Иван слегка растерялся. – Товарищ старший лейтенант, уточните, какие будут мои действия?
– Козовник, хрен тебе в ухо! Ты мало того, что глухой, ты еще и неграмотный! У тебя там на командном пункте есть инструкция? – гаркнул оперативный. – Вот и почитай ее очень внимательно, может, что новое узнаешь. И не вздумай там заниматься самодеятельностью, жди соответствующих указаний! – прорычал Телегин и бросил трубку.
«Как пес цепной, честное слово», – подумал Иван и, положив трубку на рычаг, начал усиленно копаться в бумагах в поисках этой злосчастной инструкции. Командир батареи прекрасно знал, что делать при боевой готовности номер два, но ни разу не читал, как он должен действовать при боевой готовности номер один. Во-первых, на флоте еще ни разу не вводили боеготовность номер один; а во-вторых, боеготовность номер один – это готовность к войне, а мысль, что может начаться война, никому не приходила в голову. Наконец инструкция была найдена. Козовник открыл эту инструкцию и начал внимательно ее изучать. Когда он дошел почти до конца, на командном пункте возник Владимир Белонин.
– О, Володя, ты вовремя, – Иван облокотился на стол и подпер руками подбородок. – Давай поднимай людей, пусть находятся на своих местах. – и медленно, точно боясь произнести только что услышанное, тихо проговорил: – На флоте введена боевая готовность номер раз.
После этих слов на командном пункте повисла гнетущая тишина, нарушаемая только звуками ночи. Белонин и Козовник смотрели друг на друга, и их недоуменно-растерянные взгляды были красноречивее любых слов. Этот немой разговор прервал телефонный звонок.
– Лейтенант Козовник, – Иван махнул дежурному по батарее рукой, мол, иди, действуй, – слушаю.
– Капитан Хижняк, – представились на том конце провода. Хижняк был командиром второго артдивизиона, в который входила 74-я зенитная батарея. – Тебе уже сообщили?
– Так точно, товарищ капитан, – как они все надоели своим контролем. – Батарея приведена в минутную готовность, усилено наблюдение за воздухом. Какие еще будут распоряжения?
– Да я и сам пока не знаю, – Хижняк устало вздохнул. – Знаешь, лейтенант, тут явно не до тебя сейчас, все и так на ушах стоят, никто ничего не знает, никто ничего толком сказать не может, все злые и все матерятся. Меня самого двадцать минут назад с постели подняли да в полк на машине привезли. Всем нашим батареям объявили боевую тревогу.
– Это, возможно, продолжение учений? – уточнил Козовник. – Или, может, что похуже?
– Типун тебе на язык! "Похуже!" Накаркаешь мне тут! («Уже накаркал», ругнулся про себя Иван, вспоминая свои недавние размышления) Только этого твоего "похуже" нам еще не хватало!
Хижняк и Козовник прекрасно понимали, что под словом «похуже» следует понимать войну, но и тот, и другой боялись произнести это слово вслух.
– В общем, так, – подвел итог разговору Хижняк, – так как твоя батарея на обеспечении безопасности, то к тебе уже направлена машина, которая доставит снаряды и сухпайки. Если к утру боеготовность номер раз не отменят, накормить личный состав сухпаем, огонь не разводить. Вопросы есть?
– Какие будут распоряжения?
– Вот ты заладил, как попугай! «Какие будут распоряжения»! – Хижняк начал выходить из себя. – А распоряжение такое, – и тут каждое слово Хижняк стал произносить четко и раздельно: – Если над городом появятся самолеты, огня не открывать, возможно, что это провокация. Если будут новые вводные, я сообщу. Все, отбой! – И с этими словами Хижняк прервал разговор.
Иван примерно догадывался, что сейчас в штабе творится: неразбериха, нервозность, растерянность. А ему-то что делать? Он как военный человек подчиняется приказу, но вот четкого и внятного приказа не было.
Есть только инструкции, зачастую противоречащие одна другой, причем этих инструкций столько, что ими можно обклеить все стены командного пункта.
В конце концов, Иван решил, что самое лучшее сейчас это просто ждать, когда ему что-то прикажут. Должна же закончиться когда-нибудь вся эта неразбериха!
За спиной раздалось легкое покашливание. Козовник обернулся: при входе на командный пункт стоял политрук батареи младший политрук
Алексей Сафронкин.
– Что там произошло, командир? Тут про подготовку к войне уже вся батарея гудит.
– Да если б я сам знал! – Козовник резко выдохнул. – В штабе никто ничего не знает, ясность ноль целых хрен десятых. Инструкции пишут одно, командиры приказывают другое, еще это…
И вдруг небо над городом прочертила одна осветительная ракета, потом вторая. Послышались звуки орудийной стрельбы. И хотя город находился далеко, до батарейцев доносились звуки выстрелов и сирены кораблей.
– Елки-палки, – Козовник подпрыгнул, как ужаленный. – Что за чертовщина, никак стреляют? Неужели началось? – в голове был полный сумбур.
Иван схватился за телефон и начал яростно накручивать диск, пытаясь дозвониться до штаба. Бесполезно. После седьмой или восьмой попытки связаться со штабом Иван попытался дозвониться до оперативного по полку Телегина. Как ни странно, но со второй попытки это ему удалось.
– Оперативный полка Телегин, – устало выдохнули на том конце провода.
– Товарищ старший лейтенант, это Козовник, 74-я зенитная…
– Козовник, только тебя не хватало для полноты картины. По гарнизону объявлен Большой сбор, пока больше ничего конкретного сказать не могу. Да, лейтенант, будет звонить тебе наш доблестный "инструктор" – скажешь ему, что все инструкции тобой уже получены от оперативного дежурного Телегина, от командира полка Горского, от Моргунова, от Яковлева,
от черта, от бога, – в общем, от кого угодно, но телефон не занимать, понял? Твоя батарея на боевом дежурстве, так что случись что – тебе первому звонить будут, поэтому постоянно должен быть на связи. А то этот инструктор недоделанный начнет тебе что-то там морочить по поводу и без повода, а главное – линию занимать. Вопросы есть?
– А Сорокин поверит, что мне лично Яковлев-то звонил? – ехидно поинтересовался Козовник.
– А ты сделай так, чтоб поверил! – ответил Телегин и отключился.
Командир батареи в растерянности медленно опустил трубку на рычаг. У него отлегло от души: всполошившие его орудийные выстрелы оказались всего лишь сигналом Большого сбора.
Иван повернулся к политруку.
– Слушай сюда, Сафронкин, – командир говорил тоном, не терпящим возражений. – Ты сейчас пройдешься по каждому орудию, пообщаешься с людьми и успокоишь их.
– И что я им там скажу? – Сафронкин был явно озадачен. – Я же не владею никакой информацией.
– Твою бабушку! – Козовник вскипел. – Как на партсобрании по два часа языком молоть, так тут ты горазд, а как людям пойти сказать два слова, так «не могу, не знаю», – и уже более спокойным тоном добавил: – Алексей Егорович, я не знаю, что ты там скажешь, но бойцов ты должен успокоить. Считай, это приказ. Придумай что-нибудь.
– Шутник ты, командир, что я должен придумать? На собраниях я рассказываю про товарища Сталина, про нашу родную партию, про ее заботу.
– Товарищ Сафронкин! – Тон командира батареи стал приказным. – Вот сейчас вы пойдете туда, – Иван указал пальцем в сторону орудий, – и будете рассказывать батарейцам про товарища Сталина, про нашу любимую партию и про их мудрое руководство. Или вы отказываетесь выполнять приказ рассказать бойцам про мудрое руководство товарища Сталина?
Политрук пробурчал себе под нос что-то невнятное, но шибко ругательное и вышел с командного пункта. Вслед за ним вышел и Козовник. На улице было еще сыро, но дождь уже прекратился. Кое-где в разрывах туч можно было увидеть звезды. Иван все еще никак не мог привыкнуть к резким переменам крымской погоды, которую сами крымчане сравнивали с женщиной: не знаешь, что выкинет в следующий момент.
Иван разыскал дежурного по батарее, который контролировал разгрузку снарядов:
– Володя, ты руководи тут, а я буду на наблюдательном пункте.
Наблюдательным пунктом на батарее служил небольшой окопчик, оборудованный не хуже командного пункта. Этот окопчик имел крышу, в нем был запас еды, воды, стол, скамейка, в углу была постелена солома и даже имелось отхожее место. То есть человек мог сутками не покидать этот наблюдательный пункт, здесь же есть, пить и спать. А назывался такой человек «наблюдатель за воздушным пространством». Но этого названия на батарее никто не помнил, этого человека называли просто «слухач», в шутку «послушник». Рядом с наблюдательным пунктом стояли большие трубы, очень похожие на раструб патефона, и от этих раструбов в окопчик шли узкие шланги, на концах которых находились маленькие пластмассовые соски. Вставив эти соски себе в уши, «слухач» мог прослушивать воздух почти на десять километров. Если он слышал звук самолета, то подавал сигнал, для чего здесь же был установлен корабельный колокол – рында. Если «слухач» слышал звук самолета, то звонил в рынду два раза, потом делал паузу и звонил еще два раза. Услышав колокольный звон «два по два», зенитчики занимали свои места по боевому расписанию.
– Ну как? – спросил Козовник, спустившись в этот окоп. – Слышно что-нибудь?
Находящийся на наблюдательном пункте краснофлотец настолько превратился в слух, что даже не заметил появление командира батареи.
– Дмитриев, – Иван слегка тронул «слухача» за плечо, – слышно что-нибудь?
– А?.. Что? Не… Тишина, товарищ лейтенант. – Все это Дмитриев говорил, не отрываясь от дела, лицо его было сосредоточено. – Я, если что, дам знать.
– Учти, Василь, я на тебя сегодня очень надеюсь. Спать тебе нельзя, ты наши глаза и уши. А завтра дам тебе увольнительную в город.
– Товарищ лейтенант, а можно мне увольнительную на целый день, но так, чтобы я пределы батареи не покидал?
– Не понял… – лейтенант был слегка озадачен просьбой Дмитриева: обычно получив увольнительную, боец мчался в город так, что пятки сверкали, а тут… «не покидать пределы батареи».
– Да пущай меня считают, ну, как бы в увольнении, то есть, меня как бы нет, ну в общем, пусть меня не замечают и не трогают, а я буду отсыпаться. Думаю, до вечера отосплюсь.
– Договорились, – Иван улыбнулся, – в девять сдаем дежурство, а с десяти и до нулей считай, что ты в увольнении.
Дмитриева как «слухача» Козовник очень ценил. Это при приеме нового пополнения в штабе не разобрались, и когда услышали профессию «настройщик роялей», со словами: «Ну вот только пианистов нам не хватало для полного счастья», – направили «музыканта» к молодому командиру Козовнику. Дмитриев оказался просто кладом: он как настройщик роялей обладал тонким слухом, и порой именно этот тонкий слух выручал батарею на учениях. Однажды Дмитриев поразил всех, определив всего лишь по звуку высоту полета самолета.
Козовник снова вернулся на командный пункт. Часы показывали половину третьего ночи. Иван снова взялся за телефон. К удивлению командира батареи дозвониться удалось с первого раза.
– Командир дивизиона Хижняк, – услышал Иван в трубке.
– Лейтенант Козовник. Товарищ капитан, так какие будут наши дальнейшие действия?
– Дондрыт твою пуп амфидер! – примерно такую фразу услышал Иван в ответ. Слушая витиеватые рулады Хижняка, Козовник боялся поднести трубку близко к уху, дабы не лопнули барабанные перепонки, ему казалось, что речевые обороты Хижняка слышны даже на улице. Наконец из трубки донеслось что-то более или менее похожее на литературную речь: – Да вы там, что, сговорились сегодня все, что ли?! Ты уже не знаю какой по счету звонишь мне с одним и тем же: «Наши действия», «наши действия»! Ну пойми ты, Козовник, ну нет у меня никакой информации, я сам без малейшего понятия, что и где там происходит. Вся информация стекается к оперативному по полку, ему и звони. Вот он точно знает, что надо делать.
Командир дивизиона повесил трубку. Козовник, подумав, снова набрал номер.
– Оперативный по полку Телегин, – ответила трубка.
– Лейтенант Козовник. Товарищ старший лейтенант, какие…
– Козовник! – перебил Козовника Телегин. – Ты, наверное, хочешь спросить, какие будут твои дальнейшие действия?
– Так точно, а как вы…
– Это тебе наш хитромудрый Хижняк посоветовал мне позвонить? – Телегин уже напоминал закипающий самовар. – Он сказал, что у него нет никакой информации, так?
– Так, а…
– И этот умник говорил, что вся информация стекается ко мне и я обстановкой владею лучше?! Так?! – голос оперативного уже практически ничем не отличался от рева паровоза.
– Так точно, а откуда…
– От попа Иуды!! – взревел Телегин. – Это чудило дивизионное неплохо устроилось: всех, кто ему звонит, он переадресовывает к оперативному по полку! Я завтра поймаю этого переадресата и устрою ему холодец с хреном!! – Далее то, что пообещал сделать Телегин с Хижняком, заставило Козовника порадоваться, что он не на месте Хижняка. Немного успокоившись, оперативный продолжил: – В общем, так, Козовник, если верить нашему Калмыкову, который тоже уже всех посылает куда подальше, с нашей стороны полетов пока не предвидится. Только в четыре утра с Куликова поля взлетит У-2. Так что увидишь в небе самолет – смело можешь считать его вражеским. Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант, вопросов нет.
Телегин отключился. Не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова.
– Командир батареи Козовник, – Иван устало вздохнул, ему уже хотелось разбить аппарат о стену.
– Козовник, это Хижняк, слушай сюда внимательно: если появятся какие-нибудь неизвестные самолеты, огонь не открывать! Возможна провокация. Как понял?
– Да ёклмн!! – вскипел Иван. – Вы там определитесь уже! Телегин говорит, стрелять, вы говорите, не стрелять, черт вас всех разберет!
– Что-о-о??? – изумленно протянул Хижняк. – Телегин приказал открыть огонь? Да это ж… трибунал, да я ему… Да он, что там, ополоумел?! Он так и сказал «открывать огонь»?
– А вы у него сами спросите, – ехидно улыбнулся Иван. – Вот прямо сейчас позвоните ему и спросите. Он с таким нетерпением ждет вашего звонка…
– Некогда мне ему звонить, – уклончиво ответил Хижняк. – Так Телегин приказывал открывать огонь или не приказывал?
– Телегин сказал, что любой неизвестный самолет я могу считать вражеским.
– Фу-у-у-ух, – у Хижняка вырвался вздох облегчения. – Козовник, ты хоть разницу между «считать вражеским» и «открывать огонь» понимаешь? Да, этот неизвестный самолет может быть вражеским, но лететь с целью провокации. А у нас приказ товарища Сталина – на провокации не поддаваться, тебе ясно?
– Так точно, все ясно, товарищ капитан, есть на провокации не поддаваться. Только вы мне сегодня это уже который раз повторяете.
– И еще сто раз повторю, если надо будет! – И Хижняк отключился.
Иван вышел на свежий воздух. Голова уже шла кругом от различных приказов и распоряжений. Каждый вышестоящий начальник перестраховывается, без приказа сверху ничего не делает. Но ему-то, простому командиру зенитной батареи, от этого нисколько не легче. Козовник потер ладонями виски и кинул взгляд на часы: без десяти три. В черном небе уже начала появляться сероватость, ночь сдавала свои права, начинались утренние сумерки: как-никак самая короткая ночь в году.
Иван отправился на поиски дежурного по батарее. Белонина он застал обходящим позиции батареи. Зенитчики не спали, все находились на своих местах.
– Володя, отойдем-ка в сторону, поговорить надо.
– Давай отойдем, – по хмурому лицу и серьезному тону Ивана Белонин понял, что случилось что-то неординарное.
Когда отошли в сторону, Владимир вытащил папиросу.
– Говори, командир, что произошло.
– Тут такое дело… – задумчиво начал Козовник, – вот смотри, у нас есть инструкция, предписывающая сбивать все неизвестные самолеты, считая их самолетами врага, так?
– Ну, так, и что?
– Оперативный дежурный по полку Телегин тоже сказал, что все самолеты я могу считать вражескими, так?
– Ну, так, и что тебя смущает? Я не пойму, куда ты клонишь.
– Вот и получается, что любой самолет, который мы засечем, надо сбивать. А с другой стороны, наш Хижняк приказывает огня не открывать. Есть же приказ на провокации не поддаваться? Вот я теперь и не знаю, что делать: стрелять или не стрелять. Они там наверху друг на друга стрелки переводят, такое впечатление, что у нас не противовоздушная оборона, а железнодорожное ведомство, где все работают стрелочниками. Знаешь, Володя, я на распутье. Вот сейчас, в эту минуту появись над городом неизвестный самолет, честно признаюсь – не знаю, что мне тогда делать.
– Иван, – вздохнул Белонин, – по правде сказать, я даже не знаю, что тебе посоветовать.
Козовник и Белонин замолчали, каждый думал о своем. Но мысли их были одинаковы: о нелегкой командирской доле.
Тишину ночи разорвали два по два удара в судовой колокол. Козовник галопом помчался на наблюдательный пункт, Белонин – к орудийным расчетам. Иван буквально свалился на голову «слухачу» Дмитриеву.
– Василь, что ты там услышал?
В ответ «слухач» помахал рукой, мол, тише. Потом начал говорить. Но говорил тихо, словно на автомате:
