скачать книгу бесплатно
Награды они не просили
Евгений Шацило
Эта книга – сборник художественных рассказов, основанных на реальных событиях и посвященных второй Героической обороне Севастополя. В них нет ни одного вымышленного персонажа, все люди, которые упомянуты в этой книге, жили и воевали во время Великой Отечественной войны. Эти рассказы повествуют о тех, кто защищал наш город во время Великой Отечественной войны, кто 250 дней и ночей не давал фашистам пройти к Севастополю. Причем герои книги – не чудо-богатыри, стремящиеся умереть за Родину, а обычные люди со своими человеческими амбициями, слабостями, характером, которые просто делают свое дело – защищают свое Отечество.
Евгений Шацило
Награды они не просили
В атаки шли, сражались, победили,
Пугая смерть отвагою своей!
Вам памятник стоит не на могиле,
Вам памятник – в сердцах живых людей.
Автор:
Шацило ЕвгенийАнатольевич.
Севастополевед. Долгое время изучает вторую Героическую оборону Севастополя. Автор ряда статей и научных публикаций по истории Севастополя. Победитель городского литературного конкурса «Войны священные страницы».
Вместо предисловия
Подвиги тех, кто защищал наш город во время Великой Отечественной войны, не должны стираться из памяти людей. Это и подвигло на написание этой книги.
Выражаю благодарность за помощь в создании книги:
Малаховой Юлии – правнучке капитана второго ранга Рыбалко.
Беликовой Илоне Габровне – старшему научному сотруднику музея Герои-ческой обороны и освобождения Севастополя.
Особая благодарность
СухановойАнастасии – научному сотруднику музея Героической обороны и освобождения Севастополя.
ОтдельнаяблагодарностьвсемсотрудницамСевастопольской Морской библиотеки имениМ.П.Лазарева.
Четыре часа дежурства
Большая и маленькая стрелки сошлись на двенадцати. Полночь. Оперативный дежурный
флота капитан второго ранга
Николай Рыбалко поднялся из-за стола, неторопливо прошелся по комнате, чтобы размять ноги, и подошел к стене, на которой висел отрывной календарь: 21 июня 1941 года. Оторвав листок календаря, Николай смял его и выкинул в корзину для бумаг со словами: «Шалишь, брат, уже двадцать второе, воскресенье». Оперативный дежурный неторопливо подошел к окну: погода начинала портиться, небо затягивали тучи.
Город был ярко освещен. На Приморском бульваре и бульваре Военморов постепенно стихала музыка, моряков в городе практически не осталось: кто вернулся на корабль из увольнения, кто давно спал дома, а кто находился на боевом дежурстве. На боевом посту находился и Николай. До конца дежурства оставалось девять часов. Через девять часов он сдаст оперативное дежурство по штабу флота и отправится домой. Естественно, пару часов нужно поспать, отдохнуть, а потом… Слово «потом» предполагало большой выбор. Можно прогуляться по Приморскому бульвару, благо бульвар располагался в нескольких минутах ходьбы от дома: Николай жил возле Артиллерийской бухты. Можно сходить на пляж, можно выбраться за город или погулять на окраине города – на Малаховом кургане, если, конечно, распогодится. А если нет, то придется сидеть дома. Единственное, в чем Николай не сомневался, так это в том, что этот воскресный день, 22 июня, он проведет с семьей. Семья Николая Рыбалко состояла из трех человек: он сам, жена Надежда, работавшая в штабе Черноморского флота телефонисткой, и его приемная дочь Тамарочка. Хотя дочери было уже семнадцать лет, он все равно называл ее Тамарочкой. Николай обожал свою жену и души не чаял в дочери. Его семья была для него чем-то вроде пристани для корабля после трудного боевого похода, местом, где он отдыхал душой. Поэтому лучшим отдыхом, по мнению Николая, был отдых с семьей, а где провести день, ему было безразлично. Герой нашего рассказа Николай Рыбалко был на хорошем счету у командования, чему способствовали его качества: требовательность к подчиненным, умение находить выход из любой ситуации и недюжинный ум. Он никогда не спорил с начальством, все свои умозаключения всегда держал при себе, никогда не высказывая их вслух. Одна неосторожно брошенная фраза могла стоить карьеры, свободы, а нередко и жизни. Карьеристом Николай не был, а вот за семью боялся. Он прекрасно знал, что будет с его семьей, попади он под суд. Попасть под суд в то время было совсем несложно. Начальником он был требовательным, порой жестким, подчиненным спуску не давал, но в меру. По мелочам не придирался, но за ошибки и невыполнение своих приказов карал беспощадно. От подчиненных он требовал точного и четкого выполнения своих приказов и распоряжений. Жизненный опыт показывал, что безнаказанность ведет к более тяжким проступкам. А люди устроены так, что дай им слабину – сядут на голову и ножки свесят. Дал людям слабину – получи по полной за их проступки как непосредственный руководитель. Те, кто давал своим подчиненным расслабиться, ходили в капитанах третьего ранга,
и то в лучшем случае. Умение находить выход из любой ситуации и его сообразительность сыграли с Николаем злую шутку: его стали чаще, чем других, назначать оперативным дежурным по флоту. Оказываясь в щекотливой ситуации, когда разные инструкции требовали разных приказов и действий, он находил оптимальный вариант решения таких проблем. И поэтому начальство пришло к неутешительному для Николая выводу: когда Рыбалко на дежурстве, можно спать спокойно. Поэтому командующий флотом, зная, что сегодня на оперативное дежурство по флоту заступил капитан второго ранга Рыбалко, со спокойной совестью уехал на дачу и на телефонные звонки не отвечал. Но вот парадокс – на флоте Рыбалко и его подчиненные, как ни странно, считались бездельниками: в мирное время на флоте счиают бездельниками медиков и химиков. А капитан второго ранга Рыбалко был химиком, флагманским химиком, то есть главным химиком всего флота. Эту должность он занимал с лета 1938 года. Из комнаты отдыха, отделенной от командного пункта лишь тонкой перегородкой, слышалось легкое посапывание – это отдыхал его помощник, который будет спать до двух часов ночи. Потом отдыхать до шести утра будет уже он – оперативный дежурный флота, а его помощник будет находиться здесь, на командном пункте. Рыбалко снова бросил взгляд на часы: 00-10. Он улыбнулся: сейчас по всему Черноморскому флоту шла так называемая цепная реакция – доклад наверх о состоянии дел. Дежурный по кораблю принимал доклады от дежурных по боевым частям
корабля и докладывал о состоянии дел на корабле дежурному по эскадре.
У авиаторов дежурный по полку принимал доклады от дежурных по эскадрильям и докладывал в штаб авиации. Так как авиация морская, то она тоже замыкалась на флот. Концом этой цепной реакции был он – оперативный дежурный флота. То есть, в итоге все доклады сойдутся к нему, и к половине первого он будет знать, что где случилось, кто не вернулся из увольнения и о прочих происшествиях. Николай приготовил карандаш и бумагу: на листе бумаги он будет отмечать на скорую руку, во сколько и откуда ему поступил доклад, а потом все это аккуратно и уже не торопясь перепишет в оперативный журнал.
Не прошло и пяти минут, как тишину командного пункта нарушил телефонный звонок – звонили из охраны водного района
с докладом об обстановке в подразделении. Не успел Николай опустить трубку на рычаг, как тут же последовал звонок дежурного по эскадре. Потом звонки посыпались, как из рога изобилия: звонили авиаторы, артиллеристы, тыловики. Содержание телефонных разговоров было примерно одинаковым: капитану второго ранга Рыбалко докладывали, что все, кто отпущен в увольнение, благополучно вернулись, опоздавших нет. Он в ответ напоминал, что на флоте действует готовность номер два,
и требовал соблюдать светомаскировку. Что касается опоздавших из увольнения, то об этом можно было не беспокоиться: те, кто были отпущены на берег, прекрасно знали, чем может обернуться опоздание из увольнения хотя бы на пять минут при боевой готовности номер два. Напоминание о светомаскировке было явно лишним, светомаскировка на кораблях соблюдалась, но по своему опыту Николай знал: разгильдяйства у нас хватает с избытком. Но уж если вдруг кто-то что-то забудет выключить – с Рыбалко спрос маленький, он свою работу выполнил: напомнил, предупредил, проинструктировал, причем это предупреждение зафиксировано все в том же оперативном журнале.
Дежурство медленно приближалось к концу, часы показывали без четверти час. Глядя на часы, Рыбалко подумал, что еще восемь часов – и он вместе с тем, кто будет принимать у него оперативное дежурство, будут стоять перед начальником штаба флота:
– Товарищ контр-адмирал,
капитан третьего ранга Ильичев оперативное дежурство по штабу флота принял!
– Товарищ контр-адмирал, капитан второго ранга Рыбалко оперативное дежурство по штабу флота сдал!
После чего Николай отправится домой.
Однако этому не суждено было сбыться.
Неожиданно, как предвестие чего-то нехорошего, на командном пункте возникла фигура контр-адмирала Ивана Дмитриевича Елисеева, начальника штаба флота, которого Николай вспоминал несколько минут назад. И хотя Рыбалко и Елисеев относились друг к другу с уважением, так как были людьми со схожими характерами, появление Елисеева не на шутку встревожило Николая: не будет же контр-адмирал, начальник штаба флота, приезжать в час ночи на службу ради собственного удовольствия.
– Оперативный дежурный флота капитан второго ранга Рыбалко, – как и положено в таких случаях, представился Николай, но Елисеев только махнул рукой, мол, сиди, не надо этих церемоний.
– Что-то случилось, Иван Дмитриевич?
– Да нет, Николай Титович, ничего не случилось, просто чего-то не спится, бессонница замучила, вот я и решил к тебе заглянуть, может, чайком угостишь.
– Конечно, угощу, пять минут обождете, пока вода закипит?
«Ага, «просто не спится, бессонница!» Что-то тут не так». Рыбалко видел, что начальник штаба лукавит, что не просто так он приехал, что что-то намечается, только ему, капитану второго ранга, про то знать не положено. Чай – это так, для отвода глаз, чай – это потянуть время, это значит, что Елисееву необходимо находиться на командном пункте штаба флота. Но зачем? Что еще придумали наверху? Проверку боеготовности флота? Еще одни учения? Черт его знает, что на уме у московского начальства. А Елисеев, похоже, знает или, по крайней мере, догадывается. Хотя вот сейчас они выпьют чаю, да за разговорами, может, что и прояснится. Иногда хватает одного слова или жеста, чтобы получить информацию. Но и Елисеев тоже не так прост, как может показаться на первый взгляд. На вид простоватый мужик, а внутри кремень. Год войны в Испании, два ордена: Красной Звезды и Боевого Красного Знамени. Да и штаб он держал в ежовых рукавицах. А без этого никак: руководить людьми и быть мягким нельзя.
Вода закипела. Рыбалко уже было собрался заваривать чай, как его намерения прервал телефонный звонок. Николай машинально посмотрел на часы: 1 час 3 минуты.
«Ну и кого еще там бессонница мучает?» – Оперативный дежурный флота капитан второго ранга Рыбалко, – четко отрапортовал он в трубку.
– Нарком флота
Кузнецов, – представился звонивший. – У вас там находится контр-адмирал Елисеев, дайте ему трубку.
Рыбалко был крайне удивлен. Сам нарком звонит в такое время?! Что же все-таки случилось?
– Это вас, – Рыбалко протянул трубку Елисееву. – Нарком флота Кузнецов.
Елисеев молниеносно схватил трубку.
Теперь для Николая ситуация начинала более или менее проясняться, все становилось на свои места: и ночное прибытие начальника штаба, и звонок наркома. Ведь Кузнецов не спрашивал, здесь ли Елисеев, нарком знал, что начальник штаба находится на командном пункте. Из этого Рыбалко сделал вывод, что затевается что-то грандиозное, наверняка опять какие-нибудь учения и, может быть, даже с привлечением авиации. «Знать бы, что. Ладно, поживем – увидим».
Размышляя так, Рыбалко внимательно наблюдал за начальником штаба. А Елисеев вдруг слегка побледнел, нахмурившись, произнес: «Слушаюсь, товарищ народный комиссар, будет исполнено», – после чего медленно, словно раздумывая, не ослышался ли он, опустил трубку на рычаг телефонного аппарата. Контр-адмирал находился здесь, но мысли его были где-то далеко, об этом говорили слегка прикушенная губа и отсутствующий взгляд. Рыбалко так и подмывало спросить, что за приказание отдал нарком, но он сдержался.
– Николай Титыч, у тебя водички попить не найдется?
Рыбалко молча налил из стоявшего на столе графина воды в стакан и протянул его начальнику штаба.
Елисеев залпом осушил стакан, перевел дух и посмотрел на оперативного дежурного.
– Вот, что Николай Титович. Надо немедленно отправить машину за командующим на дачу, всем службам флота объявить Большой сбор:
введена готовность номер раз.
Слова контр-адмирала ударили обухом. Рыбалко начале показалось, что он ослышался. Готовность номер один – это же готовность к войне. Черт, только этого не хватало!
Николаю хотелось, чтобы это было ошибкой, сном или проверкой боеготовности – всем, чем угодно, но только не реальностью, в которой присутствует война.
Рыбалко прошел в комнату отдыха и бесцеремонно стал тормошить своего помощника со словами: «Аркадий Семенович, вставай, нам третий нужен!»
Капитан-лейтенант
Левенталь резко сел на кушетке, на которой только что спал, и полусонным голосом произнес:
– Товарищ капитан второго ранга, вы же знаете, что я не пью, тем более, ночью и на дежурстве.
– А я тебе и не наливаю, да тут и не до выпивки. Давай бегом на командный пункт! – с этими словами Рыбалко вышел из комнаты отдыха. Через минуту за ним последовал его помощник.
Когда Левенталь вышел из комнаты отдыха, у него по спине поползли мелкие противные мурашки: Рыбалко доставал из сейфа большой пухлый белый конверт с красной полосой поперек. Левенталь знал, что этот конверт можно вскрывать лишь в случае начала войны. Это настолько поразило капитан-лейтенанта, что он даже не обратил внимания на находившегося на командном пункте начальника штаба флота.
– Это… как его…
– Аркадий Семенович, по флоту введена боеготовность раз, приказ вскрыть конверт в присутствии двух свидетелей. – Рыбалко указал ему рукой на стул: – Садись, бери оперативный журнал и тщательно в него заноси все, что будет происходить на командном пункте! Каждый звонок, каждый доклад, каждый приказ, каждое слово, каждый вздох, каждый чих, – в общем, все до мелочей должно быть зафиксированно в журнале! Ясно?
– Так точно, ясно, товарищ капитан второго ранга, только как я чихи записывать буду?
– Придумаешь как. Ты, главное, помни: сейчас в твоих руках наша с тобой судьба. Начнется проверка – начнут с оперативного журнала. И тогда твои записи станут либо удавкой на наших шеях, либо нашим спасательным кругом.
– Николай Титович, не переживайте, прорвемся.
– Молодец, Аркадий Семенович, – Николай похлопал своего помощника по плечу. – А начни вот с чего: «В 1 час 12 минут оперативный дежурный флота капитан второго ранга Рыбалко в присутствии двух свидетелей: контр-адмирала Елисеева…»
При этих словах Левенталь вскочил и со словами «Здравия желаю, товарищ контр-адмирал!» отдал честь Елисееву, на что тот в ответ махнул рукой, дескать, сиди уже, тоже мне военный.
– Пиши, время жмет, – Рыбалко ткнул пальцем в оперативный журнал, – «…и помощника оперативного дежурного флота капитан-лейтенанта Левенталя по приказу наркома флота Кузнецова вскрыл конверт», ну, что это за конверт, ты и так знаешь. Ты давай, занеси все подробно, а я изучу бумаги в этом конверте.
Елисеев молча наблюдал за происходящим, сидя на стуле в углу комнаты. Он прекрасно понимал, что Рыбалко сейчас приходится нелегко: не дай бог оступиться и сделать что-то не так – могут и расстрелять.
Прочитав инструкцию внутри конверта и непечатно выругавшись сквозь зубы, Рыбалко взялся за телефон. В трубке долго шли длинные гудки. Николай нервно барабанил пальцами по столу. Наконец трубка отозвалась:
– Дежурный по штабу ПВО
капитан Сорокин.
– Сорокин, ты там уснул, что ли?
– Вы бы хоть представились для порядку, – недовольно буркнул Сорокин.
– Оперативный дежурный флота капитан второго ранга Рыбалко! Устраивает? – резко бросил Николай. – Срочно оповестите полковника Жилина, сигнал «Юкон».
– А это что еще за зверь такой? – все тем же недовольным тоном поинтересовался капитан.
И тут Рыбалко не удержался от соблазна вставить «шпильку» дежурному по штабу ПВО.
– Вам это по рангу знать не положено, товарищ капитан. Значение сигнала знают Жилин и Перов.
Исполняйте! – и повесил трубку.
Последовали звонки в штабы артиллерии и авиации.
Наблюдая, как оперативный дежурный флота обзванивает дежурные службы, Елисеев даже начал подремывать, голос Николая Рыбалко действовал убаюкивающе: монотонный и ровный.
Вдруг Рыбалко саданул кулаком по столу и витиевато ругнулся в телефон:
– Ты что, оглох? Я же тебе русским языком говорю, пять капель нашатыря на стакан воды и дать ему выпить! Да не помрет он, не волнуйся! Все, действуй!
Окончательно проснувшись от громкого голоса, начальник штаба поинтересовался:
– Что-то случилось, Николай Титыч?
– Да как сказать… наш доблестный Русаков
опять в глубоком погружении, – Рыбалко щелкнул себя пальцем по горлу. – Даже в очень глубоком. Ему б не авиацией командовать, а водолазами. Но, думаю, скоро должен протрезветь, если все правильно там сделают.
– Это ты про нашатырный спирт? – поинтересовался Елисеев.
– Ну да, он алкоголь из крови здорово выгоняет, проверено.
– Будем надеяться, будем надеяться, – с этими словами начальник штаба поднялся и направился к выходу.
– Товарищ капитан второго ранга, а про нашатырный спирт тоже в оперативном журнале писать? – с ехидцей поинтересовался Левенталь. – Сами сказали – заносить все подробно.
– Пока запиши, что командующего авиацией не удалось найти, а там посмотрим, – ответил Рыбалко и обратился к Елисееву: – Иван Дмитриевич, не торопитесь объявлять Большой сбор, тут вот какая ситуация складывается…
Елисеев остановился и молча посмотрел на Рыбалко, но перебивать его не стал: он знал, что этот человек не будет просто так «мутить воду» и осторожничать, ум Рыбалко ему уже довелось неоднократно оценить.
– Мы с вами оказались в немного незавидном положении. С одной стороны, да, Большой сбор объявлять надо, но вот с другой… С другой стороны, нас с вами могут крепко взять за одно место за паникерство. Вот придет какой-нибудь Кошелев,
ну, или кто-то наподобие него, да поинтересуется, а не поддались ли мы на провокацию? Не сеем ли мы панику среди населения своими поспешными действиями? Приказ наркома обороны не подаваться на провокации
еще никто не отменял. Сами же читали дополнение к этому приказу…
