скачать книгу бесплатно
– Как назовем операцию? – спросил Лисовский.
– “Вулкан”, – предложил Дзюба.
– Как сформулируем цель?
– Очень просто. Носков не должен стать президентом. Это – как минимум.
– А максимум?
* Адмирал Э.Балтин в 1993–1994 г.г. – командующий Черноморским флотом – авт.
– Россия должна успокоиться и не тешить себя в отношении Крыма никакими иллюзиями, – отчеканил Дзюба.
– Это политическая формулировка, а мы должны оперировать профессиональными категориями. Нужно определиться с методами воздействия на ситуацию, – заметил Лисовский.
– Я бы не хотел вдаваться в детали. Мы приняли решение в общих чертах, и этого, пожалуй, достаточно, – дерзко ответил Дзюба, явно намекая, что опасается утечки информации.
Но Лисовский был невозмутим.
– Вношу некоторые дополнения. Опасность исходит не только от активистов Партии независимости. В Крыму к власти рвутся бандиты. Выборы в парламент еще не объявлены, а подкуп вероятных депутатов уже идет. Стоять в стороне и наблюдать мы, конечно, не будем. Но операцию “Вулкан” нужно провести очень тонко. Мало ли что взбредет в голову авантюристам из окружения Ельцина.
– Запад не оставит нас один на один с Россией, – перебил начальника Дзюба.
Оставив эту реплику без внимания, Лисовский придвинул к себе бумагу с распечаткой выдержек из западной прессы и прочитал:
– “Конфликт между Россией и Украиной мог бы заставить нас воспринимать события в Боснии, как пикник, организованный учениками воскресной школы”.
Лисовский закончил, отвлекаясь от текста:
– Это заявил в интервью “Нью-Йорк таймс” Ричард Никсон. И с ним трудно не согласиться. А теперь довожу до вашего сведения установку нашего президента Леонида Макаровича Кравчука. Славянскому миру достаточно югославского позора. Мы не должны оставить московским авантюристам никаких надежд и в то же время ничем не омрачить отношения между нашими народами. Вот так, панове.
Глава 7
Голодовка проходила в “Кундузе” – штаб-квартире общества воинов-афганцев, расположенного в странном здании. Чтобы войти, нужно было подниматься, как на голубятню, по наружной лестнице. А внутри все напоминало канцелярию: письменные столы, шкафы, стулья.
Носков, Цуканов и Гусев лежали на спальниках в самом большом кабинете. Было утро, в спертом воздухе трудно дышалось, но никому не хотелось встать и открыть форточку.
Гусев, с бородой, как у Карла Маркса, и толстой нижней губой, взял термометр и смерил себе температуру. Оказалось, тридцать пять и девять.
– Что-то я стал плохо слышать, – пожаловался Гусев.
– Эдик, как же мало ты знаешь, – насмешливо произнес Носков. – Голодание влияет, причем необратимо, и на слух и на зрение. Но у голодания, Эдик, есть свои плюсы. Пониженная температура омолаживает организм. Есть вообще вредно. Знаешь, чем человек копает себе могилу? Ложкой и вилкой. Думай о женщинах, Эдик. Заглушай один голод другим.
Гусев ничего не ответил, и Носков начал поддевать Цуканова.
– Витя, ты часто с женой кувыркаешься? Как положено – раз в неделю? Или чаще?
– Отстань, – сказал Цуканов.
Носков заливисто рассмеялся.
– Не завидую твоим врагам, Витя. Тебя ж не возьмешь ни на каком компромате.
Он был прав. Цуканов был неправдоподобно серьезным и положительным мужчиной.
– Ты как учился, Витя? – не унимался Носков. – Сдается мне, учился ты на тройки. Надо ж быть такой закономерности: каждый второй политик – бывший троечник.
А снаружи телевизионщики настраивали у подножия лестницы камеры. Слышалась иностранная речь: английская, польская, итальянская. Начали собираться зеваки. Среди них выделялось несколько молодых парней бравого вида с характерными для западных украинцев отвислыми усами.
В сторонке сидела на лавочке Галина Носкова с дочерью Ларисой. А в небольшой группе зевак стояла Алла и рассматривала жену и дочь Носкова. У Аллы, как у всякой любовницы, было преимущество: она знала жену возлюбленного в лицо. Изредка они встречались взглядами, и Галина нутром почуяла, что эта молодая, стильно одетая женщина появилась здесь не просто так.
Наконец, в дверях нарисовались Носков, Цуканов и Гусев. По их бледным исхудалым лицам и замедленным движениям было ясно, что голодовка дается им непросто. Они медленно спустились по лестнице вниз, держась за перила. Пресс-секретарь Партии независимости быстрый остроглазый юноша по имени Вадик вынес стулья, и они сели.
– Как вы себя чувствуете? – спросила бойкая итальянка.
Носков ответил шутливым тоном:
– Теоретически предельный срок полного голодания 70 дней. Стало быть, до конца осталось 64 дня.
Журналисты вежливо рассмеялись, но такой ответ их не удовлетворил.
– Чего вы добиваетесь? – спросил польский телевизионщик.
– Проведения президентских выборов, – ответил Цуканов.
– Но конституция Крыма не утверждена Верховной Радой, – сказал поляк. – И едва ли будет утверждена.
– Крым такая же суверенная республика, как и Украина. И поэтому может не оглядываться на Киев, – сказал Гусев. – А вот Киеву не мешало бы подумать, что может произойти здесь у нас, если нам не дадут провести выборы.
– А что может произойти? – быстро спросила итальянка.
– Мы все равно проведем выборы. Но превратим их в референдум по вопросу немедленного возвращения Крыма в состав России. Пусть в Киеве попробуют не посчитаться с волей почти трехмиллионного населения.
– У голодающих нарушается психика. Чего с них взять? – с усмешкой бросил кто-то из молодых парубков с отвислыми усами.
– А вы спросили Ельцина, захочет ли он ссориться с Кравчуком? – с яростью выкрикнул другой парубок.
Носков зябко поежился:
– Ну, вот видите, ребятки из УНСО** (УНСО – организация западно-украинских националистов – авт.) уже здесь. Но пока только тявкают. – И продолжал, отвечая на вопрос. – Мы направили наше требование господину Кравчуку. Естественно, обозначили срок, который истекает. Леонид Макарыч должен ответить буквально с минуты на минуту. Возможно, вы все будете свидетелями этого события.
– А если не ответит? – спросила итальянка.
– Тогда мы выведем людей на улицы. За нас 80 процентов населения. Это будет впечатляющая картина. Кроме того, уверен, что нас поддержит вся Восточная Украина.
– Но это есть шантаж, – заметил англичанин.
– Это политическая борьба за свои права в рамках правил, – ответил Цуканов.
Стоя в толпе, Яшин разглядывал Носкова. На вид ему было лет пятьдесят. Густая проседь, мелкие морщины по всему лицу, крупные зубы и металлическая коронка во рту, которая предательски блестела всякий раз, когда он начинал говорить. А в целом Носков был довольно привлекательным мужчиной. Его не портил даже вызывавший определенные ассоциации зачес волос справа налево.
Из штаб-квартиры “Кундуза” спустился парень в камуфляже и с торжествующим видом вручил Носкову какую-то бумагу.
– Факс из Киева, Олег Степанович,
Носков неожиданно звонким голосом прочел телеграмму из Киева, в которой говорилось, что Верховная Рада не будет препятствовать проведению президентских выборов в Крыму, но возможные негативные последствия этой акции возлагает на Партию независимости и лично на ее председателя Олега Носкова.
– Вы прекращаете голодовку? – спросила итальянка.
– Немедленно, – отозвался Носков. – Эта голодная перистальтика у меня уже вот где, – он провел по горлу ребром ладони.
– В таком случае вот вам, – итальянка протянула яблоко.
Носков ответил взглядом, в котором читались не только благодарность, но и чисто мужской интерес к красивой женщине.
Когда журналисты разошлись, Носков, Цуканов и Гусев бросились друг другу в объятия.
– Мы победили, – сказал Цуканов.
– Еще как! – Носков заливисто рассмеялся.
– Ну, что? Теперь надо выступить с заявлением, – сказал Цуканов.
Носков покачал в сомнении головой.
– Рановато. Верховный Совет должен сначала принять решение о проведении выборов, назначить дату.
Цуканов махнул рукой:
– Процедура-дура. Нельзя ждать, когда Кузьмин созреет. Он будет тянуть резину, советоваться то с Кравчуком, то с Ельциным. А если ты сейчас объявишь, он заторопится.
– Кузьмин не будет тянуть, – возразил Носков. – Какой смысл? Ведь он наверняка тоже будет выдвигаться.
Глава 8
Яшин подошел к Носкову, они познакомились, и через полчаса уже сидели в помещении общества афганцев втроем: Носков, Алла и Яшин.
– Публикация в российской газете – это хорошо, – сказал Носков. – Но вы ведь, Андрей Васильевич, вроде не журналист. Как, говорите, ваша профессия называется?
– Политтехнолог, – сказал Яшин. – Не извольте сомневаться. Все будет написано, как надо. Если будет рассказано, как надо.
– Расскажем, – тихо пообещал Носков, думая о чем-то своем.
– Рассказывать про свои подвиги мы страсть, как любим, – с мягкой иронией вставила Алла.
Она сидела рядом с Носковым на диване, и при этих словах взяла его за руку.
– Аллочка, ты еще здесь? – насмешливо спросил ее Носков.
– Молчу, – сникла Алла.
Носков обратился к Яшину:
– Вот вы видели интервью с журналистами. Какое у вас впечатление, как у политтехнолога?
– В таких случаях требуется предельная откровенность. Ведь вам нужна правда о себе и только правда. А мы едва знакомы, – сказал Яшин.
Носков вынул из ящика письменного стола бутылку мадеры, разлил по двум бокалам, себе плеснул какого-то сока. И предложил:
– Давай, Андрей Васильевич, выпьем и перейдем на “ты”. Тогда тебе будет проще резать правду-матку.
Выпили, и Носков вперил в приезжего москвича вопрошающий взгляд.
– Я понимаю, – сказал Яшин, – сейчас трудное время. Многие из нас ходят в поношенных костюмах и поношенных туфлях. Но туфли должны быть начищены. Даже если на улице грязь, твой телохранитель должен постоянно иметь при себе влажную тряпку. Чтобы перед встречей с людьми ты мог вытереть себе обувь. И носки должны быть длинные, закрывающие голени. Ведь ты можешь сидеть, закинув ногу на ногу. Это – как минимум.
– А максимум? – спросил Носков.
– По максимуму кандидат в президенты должен испытывать удовольствие от своего внешнего вида.
Носков хотел что-то сказать, но промолчал.
– Дальше, – продолжал Яшин. – Ты смеешься в слишком высоком диапазоне. Точнее, не смеешься, а хихикаешь. Этого не должно быть в принципе. И еще покашливаешь. Простыл, что ли?
– У меня всегда, когда выступаю, першит в горле, – признался Носков.
– В таком случае пей перед выступлением теплый чай с лимоном.
– А если я вообще малость теряюсь перед аудиторией?
– Лучшее средство снять робость – сказать людям, что ты волнуешься. И попросить их не судить тебя слишком строго.
– Еще? – спросил Носков.
– Держи подбородок чуть приподнятым. Как Горбачев. Он это делает правильно.
– Ты ему посоветовал, что ли? – насторожился Носков.
– Горбачев – не мой уровень.
– Еще?
– На женщин не пялься, – вставила Алла.
– Отчасти это правильно, – подтвердил Яшин. – Желательно переводить взгляд с одного лица на другое, а не смотреть на кого-то одного. Каждый слушатель должен чувствовать, что ты обращаешься к нему лично.
– А можно чуть подробнее об упаковке. Какой должна быть одежда? – спросила Алла.
– Цвет костюма лучше всего серый, – сказал Яшин. – И ни в коем случае не черный. Серый цвет – означает спокойствие, доверие и успех. Светлая серая рубашка всегда лучше, чем чисто белая. К тому же она не должна быть слишком узкой. Многие предпочитают ярко-красный галстук, якобы он олицетворяет власть. Но это не так. А желтый цвет вообще, на мой взгляд, ужасная безвкусица. Лучше приглушенно-красные тона с добавлением винно-красного цвета. Булавка для галстука, как правило, выглядит старомодно.
