banner banner banner
Собирали злато, да черепками богаты
Собирали злато, да черепками богаты
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Собирали злато, да черепками богаты

скачать книгу бесплатно

Собирали злато, да черепками богаты
Елена Владимировна Семёнова

90-е годы ХIХ века. Обычные уголовные преступления вытесняются политическими. На смену простым грабителям и злодеям из «бывших людей» приходят идейные преступники из интеллигенции. Властителем дум становится Ницше. Террор становится частью русской жизни, а террористы кумирами. Извращения и разрушение культивируются модными поэтами, писателями и газетами. Безумные «пророки» и ловкие шарлатаны играют на нервах экзальтированной публики. В Москве одновременно происходят два преступления. В пульмановском вагоне пришедшего из столицы поезда обнаружен труп без головы, а в казармах N-го полка зарублен офицер, племянник прославленного генерала Дагомыжского. Следователи Немировский и Вигель вместе с сыщиками Романенко и Овчаровым расследуют запутанные преступления. Очень скоро выясняется, что за генералом охотятся террористы, а его младший сын умирает при странных обстоятельствах. Очередное дело сводит Вигеля, чья молодая жена угасает от тяжёлой болезни, с первой возлюбленной – вдовой богатого мецената Ольгой Тягаевой, чей сын, молодой офицер, оказывается одним из подозреваемых. В романе уделено большое внимание духовному состоянию русского общества за 20 лет до революции.

Пролог

– Человек! Тысячелетия тебя заставляли подавлять своё естество во имя отвратительной лжи, провозглашаемой лицемерами в рясах! Отринем же, отринем, наконец, эту гнусность и провозгласим во весь голос: мы – господа себе и миру, мы – хозяева жизни и природы! Почувствуем себя не рабами, но богами и возьмём то, что положено нам, что отнималось у нас веками! Сбросим путы лжи, дадим волю естеству – жизнь должна приносить наслаждения, так упьёмся же ими, вырвем всё причитающееся нам из лап обокравших нас! Поднимись, человек! Посмотри на мир этот, на ничтожных рабов, лишающих себя наслаждения во имя лжи! Презри их и пользуйся ими, как своими рабами! Шагай вперёд смело, не глядя, кто упал под твои стопы, ибо ты – хозяин, потому что ты понял это! Ты понял, что ты господин, и нет иных господ над тобою, а потому стал выше прочих. Нет преград тебе! Разрушь их, разорви, преступи, и никто не сравнится с тобой, человек! – пламенный вития хрипло закашлялся и поднёс платок к губам. Во мраке не было видно, как на платок этот хлынула кровь, но дама сидевшая в тёмном углу презрительно шепнула своему спутнику:

– Ах, Бог ты мой, ещё и чахоточный! Интересно, как этот полупокойник собирается отнимать у жизни положенные ему наслаждения?

– Это-то его и бесит, и приводит в исступление, что он уже не успеет их отнять, – усмехнулся в ответ тот, касаясь губами мочки её уха. – Богиня моя, какая же у вас нежная кожа, какие благоухающие волосы…

– Могу себе представить, скольким вашим жертвам вы это говорили!

– Разве для вас это имеет значения?

– Ни малейшего!

– Вот, за это я вас и обожаю.

– Только за это?

– Разумеется, нет, моя богиня. Однако, я не понимаю, какого чёрта мы пришли сюда? Здесь порядочная скука, клянусь рогами вельзевула!

– Разве? А, по-моему, забавно. Этот проповедник меня развлекает… По-моему, ему не дают покоя лавры Ницше… Бедняга, он пытается ему подражать, а получается так жалко, что даже смешно. Но оттого и развлекает…

– А вы жестоки! Что же, согласны вы с этим чахоточным истериком?

– Отчасти… Ах, Бог ты мой, как же мне не согласиться, если я сама уже давным-давно преступила и в жизни ищу одних наслаждений? И вы, мой друг, первый номер в их списке.

– Я польщён!

– Сознайтесь, что и вы ищете в этой жизни одних только наслаждений? Я это почувствовала сразу, как только увидела вас впервые. Мы с вами похожи…

– В таком случае, моя богиня, у меня предложение: оставим эту скучную лекцию о наслаждениях, читаемую человеком, которому они недоступны, и отправимся наслаждаться обществом друг друга…

Тебя я хочу, мое счастье,

Моя неземная краса!

Ты – солнце во мраке ненастья,

Ты – жгучему сердцу роса!

Любовью к тебе окрыленный,

Я брошусь на битву с судьбой.

Как колос, грозой опаленный,

Склонюсь я во прах пред тобой.

За сладкий восторг упоенья

Я жизнью своей заплачу!

Хотя бы ценой преступленья -

Тебя я хочу!

– Вы настоящий дьявол!

– Вы мне льстите, моя прекрасная вакханка! Так мы едем?

– Немедленно! – томно выдохнула дама и бесшумно покинула погружённый во мрак небольшой зал, где собралось порядка трёх десятков человек. Лишь половина собравшихся приходили к новоявленному проповеднику всякую пятницу, когда бывали собрания, остальные являлись от случая к случаю, а то и вовсе единственный раз забредали со скуки и больше не показывались. Завсегдатаи, по желанию, записывались в число новых апостолов, но большинство предпочитало сохранять инкогнито, что было достаточно легко, учитывая мрак, царящий в помещении. Лишь на импровизированной эстраде, где в глубоком кресле восседал в полуоборот к залу проповедник, фигуры и лица которого также почти не было видно, горело несколько свечей, от которых исходил странный, резковатый запах, от которого с непривычки начинала болеть голова. Казалось, что всё это мрачное, душное от набившихся в него людей помещение, было наполнено лишь этим дурманящим запахом и голосом невидимого «учителя». Голос этот невозможно было спутать ни с каким другим. Высокий, металлический, хрипловатый, звенящий – он словно разбивался о стены, рассыпался осколками, впиваясь в слух каждого и ударяя по нервам, играя на них, словно смычок на струнах, заставляя внимать и верить наиболее податливые и не уравновешенные души.

– И, вот, я говорю тебе, человек, нет более преград для тебя! Всё, что лицемеры именуют пороками и преступлениями, суть человеческое естество, подавленное ложью и требующее освобождения!

Проповедник, очевидно, обладал определёнными гипнотическими способностями, и люди, слушавшие его некоторое время, впадали в какое-то странное, граничащее с помешательством состояние.

– Великий человек! – изредка проносился шёпот.

И лишь те, что заходили сюда случайно и были увлечены своим делом, как только что ушедшая пара, оставались невосприимчивы к этому гипнозу. Именно к такой категории принадлежала четвёрка людей, примостившаяся в углу. Они посещали пятницы регулярно, но почти не слушали проповедника. Они приходили не ради него, но ради дела.

– Какой идиот, – поморщилась худая, бедно одетая женщина. – Наслаждения! Наслаждения – удел недоумков, а наш удел – борьба!

– Разве вы не наслаждаетесь борьбой, Агриппина? – послышался характерный грассирующий голос.

– Меня раздражает этот идиот! Он просто ничтожество и хочет добиться славы, проповедуя чушь, которую не мог даже придумать самостоятельно! – в голосе женщины кипело раздражение.

– Вы напрасно сердитесь, Агриппина. Он проповедует то, что полезно нам.

– Да какая же польза в этом бреде?

– Он, как и мы, провозглашает разрушение, упразднение всех границ и основ. Он освобождает своих последователей от тех рамок, которые мешают им всемерно поддержать нас. Он готовит людей, которые не остановятся ни перед чем для достижения своей самой примитивной цели. Армия восставших рабов, озлобленных и желающих брать своё любым способом! Разве не это нам нужно? Чем больше будет таких, тем легче нам будет перевернуть эту страну, а затем и весь мир, отомстить за наши обиды и унижения и установить свою правду, основанную на силе и решимости освобождённого естества! Так что этот психопат работает на нас. Да и теперь уже мы получаем от него пользу, встречаясь здесь…

– Но было бы лучше, если бы он говорил немного осторожнее, – заговорил третий, судя по голосу, ещё совсем молодой человек. – Если кто-то донесёт, что здесь говорится, то полиция положит конец этим пятницам, а проповедника отправят в жёлтый дом.

– И прекрасно! Это тотчас принесёт ему славу, о которой он так мечтает. Вместо десятков, к нему станут приходить сотни паломников, а тысячи станут читать его размноженные бредни, а прогрессивная общественность поднимет его на свои знамёна, как жертву кровавого царского режима. Всё это лишь на руку нам. Конечно, придётся искать другое место для встреч, но это не так сложно…

– Я хотел сказать вам всем, что в вашей игре я больше участвовать не собираюсь! – внезапно выпалил четвертый. – Я пришёл сюда в последний раз, чтобы сказать вам это!

– Что-о-о??? – протянула женщина. – Да как вы смеете?! Вы…

– Тише, Агриппина, – прервал её Саул. – Говори, Альфонс.

– Мне нечего больше вам сказать. Я не собираюсь помогать вам в преступлении, которое вы задумали. Я не убийца!

– Вот как? Может быть, ты ещё и донесёшь на нас?

– Я не доносчик. Но отныне я не желаю иметь с вами ничего общего. Довольно! Одно дело прятать книги и другие мелочи, а совсем иное – убивать. Здесь я вам не помощник. Прощайте!

– Постой, – голос Саула зазвучал жёстко. – Ты, кажется, забыл об одной малюсенькой малости. А ведь если о ней станет известно, то…

– Я больше не потерплю вашего шантажа. Я сам открою мою тайну всем. Конечно, это будет иметь для меня печальные последствия, но не столь печальные, чтобы проливать из-за этого кровь и участвовать в подлости. Я не пропаду. По крайней мере, из-за меня не погибнут люди, и сам я не окажусь на каторге.

– Трус! Предатель! – прошипела женщина. – Неужели вы думаете, что сможете так легко уйти от нас? Что мы простим вас?

– Я не просил прощения, Агриппина.

– А теперь – лотерея смерти! – торжественно провозгласил проповедник в этот момент. – Для пришедших сюда впервые объясняю правила: сейчас явится некто, в чьих руках будет колода карт, и каждый из присутствующих вытащит по одной, и тот, кому достанется туз пик, умрёт в течение месяца!

– Пиквикский клуб, – пробормотала Агриппина. – Я же говорила, что у этого глупца нет ни единой собственной идеи… Какое ничтожество!

– Зато люди получают лекарство от скуки. Разве вы не знаете, Агриппина, что смерть – лучшее лекарство от этого недуга? Своя или чужая… Альфонс, я надеюсь, вы не струсите и сыграете, по крайней мере, в последний раз?

Альфонс пожал плечами.

Из темноты вынырнула странная фигура в чёрном балахоне с капюшоном, державшая в руке веер карт, и двинулась вдоль наэлектризованных людей, с волнением выхватывающих у неё карту за картой и облегчённо вздыхающих. Наконец, настала время тянуть для примостившейся в углу четвёрки.

– Вы сейчас вытянете этого проклятого туза, – зло бросила Агриппина Альфонсу, бросая на пол крестовую даму.

Альфонс усмехнулся, вытянул карту и передёрнул плечами.

– Ты скоро умрёшь, – прошелестел голос из-под балахона, и невозможно было определить, мужской он или женский.

– Какая глупость! – раздражённо фыркнул Альфонс, бросил карту и направился к выходу.

– Ну, вот, товарищи, – негромко произнёс Саул, – теперь нам осталось привести приговор в исполнение.

– Ты хочешь сказать?..

– Да, Тадеуш, оставлять его в живых нельзя. Во-первых, может донести на нас, а, во-вторых, непедагогично для других… Нужно только придумать план… А пока идёмте, не стоит задерживаться здесь дольше.

Сеанс закончился, и люди стали расходиться. Некоторые недоумённо пожимали плечами, другие, напротив, восхищались услышанным, и какая-то экзальтированная женщина бросилась на колени перед эстрадой и, раздирая платье, истерически возопила:

– Слава учителю! Долой все запреты! Давайте разрушать и наслаждаться! Наслаждаться!

Её подняли и вывели под руки. Тадеуш звонко рассмеялся, задержавшись в дверях:

– Если бы эту неврастеничку не остановили, она бы, пожалуй, стала бегать по эстраде голышом…

– И наслаждаться… – добавил Саул.

– Чем? Вряд ли этот бедолага мог бы оправдать её доверие!

– Прекратите говорить пошлости! – сердито бросила Агриппина. – Всё-таки здесь отвратительно! Отправить бы всю эту истеричную публику в Сибирь, чтобы они наслаждались друг другом там и развеивали бы свою скуку!

– Потерпите, Агриппина, отправим. И их, и всех прочих, всех, кто будет нам мешать… Скучать мы не дадим никому! Расходимся, на всякий случай, в разных направлениях. До встречи!

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Ася отложила в сторону свежий номер «Весов», выписываемый ею наравне со «Скорпионом» и другими литературными журналами и альманахами, и с усилием приподнялась с оттоманки, на которой лежала, укрывшись верблюжьим одеялом. Голова закружилась, и в глазах замелькали разноцветные точки, но Ася сделала над собой усилие и улыбнулась вошедшему с озабоченным видом мужу.

– Вот, милый, доктор Жигамонт, – кивнула она на сидящего рядом доктора, – говорит, что я не могу сегодня ехать в театр… Право же, я уверена, что он преувеличивает, я вполне могла бы одеться и поехать…

– Ни в коем случае не нужно нарушать предписаний врача. Тем более такого, как Георгий Павлович. Вот, поправишься, сходим во все театры, на все спектакли, – Пётр Андреевич ласково улыбнулся и обнял жену за плечи. – Решено, я тоже останусь сегодня вечером дома.

– Нет! – Ася покачала головой и подняла указательный палец. – Ты просто обязан ехать. Ведь у Владимира премьера, это так важно для него! И мы обещались быть. Довольно и такого инкомодите

, что меня не будет…

– Но, ангел мой…

– Никаких «но». Если ты не поедешь, то кто же мне расскажет об этом спектакле? Ведь мне же интересно!

– Володя и расскажет… И Надя. И газеты напишут…

– Газеты пишут ерунду, а Надя с Володей пристрастны. А мне нужны беспристрастные свидетельские показания! – Ася рассмеялась и чмокнула мужа в щёку. – И потом, Петруша, никто не умеет рассказывать об увиденном лучше тебя! Тебя послушаешь – и словно сам всё видел. Поэтому твой святой долг сейчас бывать везде, рассказывать мне обо всём, чтобы я была в курсе всех дел. Поезжай, пожалуйста, хотя бы ради меня!

– Ради тебя я бы поехал куда угодно, – ответил Вигель. – Но всё же это нехорошо, что ты остаёшься одна. Николай Степанович наверняка задержится в клубе за бильярдом…

– Отчего же одна? – пожала плечами Ася. – Со мной останется доктор. Мы пречудесно проведём время. Обсудим все культурные события и благотворительные дела. Не правда ли, Георгий Павлыч?

– Буду счастлив провести этот вечер в вашем обществе, Анастасия Григорьевна, благо он у меня совершенно свободен, – кивнул доктор Жигамонт.

– Иди, Петруша, а то опоздаешь. А я тебя буду ждать и ни в коем случае не усну, пока ты не вернёшься и не расскажешь мне всего.

– Слушаюсь, мой генерал!

– Постой, – Ася пристально посмотрела на мужа. – Наклонись, я поправлю тебе галстук. Вот, теперь просто замечательно! Передавай мои извинения и наилучшие пожелания Олицким.

– Незакосненно исполню, – улыбнулся Вигель и, поцеловав руку жены, покинул её комнату.

Едва Пётр Андреевич удалился, Ася вновь бессильно опустилась на оттоманку и прикрыла глаза. Наделённая от природы характером бойца, она изо всех сил боролась с поразившим её внезапно тяжёлым недугом, но противник, жестокий и безжалостный, отвоёвывал всё новые и новые трофеи, и Ася чувствовала, что этот бой ей уже не выиграть. Судьба подарила ей почти десять лет абсолютного счастья, не замутнённого ничем, счастья рядом с обожаемым мужем и сыном Николенькой, родившимся через год после их брака. Видимо, на долю каждого человека положена определённая норма счастья, и свою норму Ася исчерпала… Несмотря на обнадёживающие слова докторов и близких, она всё яснее понимала своё положение и ловила себя на мысли, что себя ей ничуть не жаль, но бесконечно жаль мужа, сына, старого крёстного, для которых её уход станет тяжёлым ударом. Ася была почти рада, что Николеньки теперь не было с ней. После перенесённой сильной простуды и воспаления лёгких мальчик по совету Георгия Павловича был отправлен в Крым. Там он вместе с Анной Степановной гостил теперь на даче у её старой подруги и писал родителям длинные письма, описывая красоты Коктебеля, прогулки в горах, купание в море, бескрайность которого поразила детское воображение. Ася скучала по сыну, но и радовалось, что его нет рядом. Она не хотела, чтобы Николенька видел её такой, больной, усталой, угасающей. Асе хотелось остаться в памяти дорогих людей резвой, весёлой и полной жизни, какой она была совсем недавно. Она даже теперь старалась быть такой, превозмогая боль и не показывая слабости. Каждое утро она поднималась с постели, одевалась и, если хватало сил, совершала небольшие прогулки, а, если их не хватало и на это, то проводила весь день в кресле или на оттоманке, читая книги и журналы. Ложиться в постель Ася себе не позволяла. Это казалось ей чем-то сродни капитуляции перед недугом.

– Анастасия Григорьевна, вы меня слышите? – вывел её из забытья вкрадчивый голос доктора Жигамонта.

Она совсем забыла о нём… А ведь он же остался с нею по её просьбе. Милый, добрый доктор. Он почти не изменился за десять лет их знакомства: такой же сухопарый, изящный, с тонкими чертами интеллигентного лица и вдумчивыми глазами, смотрящими из-под очков.

– Да-да, слышу, – Ася открыла глаза и обернулась к Георгию Павловичу. – Доктор, это правда, что вы не заняты этим вечером? Мне бы не хотелось и вам доставлять неудобства.

– Я абсолютно свободен, – отозвался Жигамонт. – Так что можете всецело мной располагать.

– Знаете, Георгий Павлович, я на днях взглянула на небо и поняла, что оно стало каким-то другим…

– Неудивительно, осень приближается.