banner banner banner
Территория чувств
Территория чувств
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Территория чувств

скачать книгу бесплатно

Территория чувств
Елена Ронина

Близкие люди. Романы Елены Рониной
18 лет назад Алексей потерял любимую жену и уехал с маленькими дочками подальше от места, где все они пережили страшную трагедию, – в Германию. Теперь он возвращается на родину, чтобы увидеться с сестрой и найти в полузабытой им Москве что-то очень важное. Вкус к жизни? Ощущение, что ничего еще не кончилось? Веру в будущее, которое вполне может оказаться не менее светлым и радостным, чем то прошлое, которое он никак не может забыть? Алексей и сам не знает точно, чего ждет и на что надеется, но спустя годы он готов вновь вступить на территорию чувств…

Елена Ронина

Территория чувств

© Ронина Е., 2022

© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть 1

Алексей

1

Алексей не любил аэропорты и вот это предпосадочное время, когда не знаешь, куда себя деть, чем занять. В аэропорту ты чувствуешь себя полностью зависимым. От работы персонала аэропорта, от надежности самолетов, от погоды, в конце концов. Здесь все равны, как в бане. Алексей усмехнулся своим мыслям. Когда он был последний раз в бане? То есть в настоящей, советской, той, которая осталась далеко-далеко, в его советском детстве. Да, сколько воды утекло, и вот он уже восемнадцать лет в Германии, немцем за это время не стал, но приспособиться сумел. Вот и в аэропорт приехал, как положено, за два часа. Немцы приучили его к пунктуальности? Да нет, он всегда был организованным, и это ему помогало в жизни. Есть люди очень талантливые, есть просто способные, а есть те, которые умеют организовать свою жизнь. Алексей скорее относился к последним. Он всегда и все умел четко рассчитать, чувство времени жило у него внутри: он никогда никуда не опаздывал, не обещал лишнего, чего не мог сделать, а это тоже чувство времени. Обещал только то, что может точно успеть.

Он немного ослабил галстук. В Германии, несмотря на конец сентября, было жарко, но он принял решение ехать в костюме. В Москве уже прохладно, дожди, так что пиджак кстати, да и все же едет на месяц, и он знал: сестра организовала культурную программу, в том числе посещение Большого театра. Он перекинул плащ с одной руки на другую. Да, надо было, конечно, убрать верхнюю одежду в чемодан, но все было упаковано настолько плотно, что плащ просто не поместился. Конечно, Зоя говорила, что им ничего не надо. Но не поедешь же с пустыми руками. Поэтому кроме купленных подарков он вез две палки сырокопченой колбасы, кофе, хороший шоколад, мясные консервы. При покупке продуктов он силился вспомнить, что так понравилось Зое, когда она была в гостях у него в Дуйсбурге пять лет назад. Намазывая бутерброд «Нутеллой», она все вспоминала своих внуков:

– Ты не представляешь себе, как эти засранцы любят сладкое. Я от плиты не отхожу: то пирог с вишней, то с курагой – а так бы намазала им хлеб этой пастой – и свободны.

– Зайка, обещай мне, когда я приеду к тебе в гости, ты мне будешь печь свои пироги круглые сутки.

– Господи, да ты только приезжай, все, что закажешь, буду делать.

И вот он наконец-то собрался, одиннадцать лет не был дома, что его ждет, как его встретит бывшая родина? А главное, как его Зайка, наверное, постарела. Он ужасно боялся увидеть сестру старой и немощной – она практически заменила ему мать, воспитала его и вела по жизни. Он уехал из родного дома, когда ему было 23 года, они живут врозь 36 лет, а все равно есть ощущение сильной взаимной связи. Вот так, вернуться на родину в 58 лет, просто в гости. Алексей вздохнул и опять подумал, на кой ляд сдалась ему эта поездка. Разговаривал бы, как и раньше, со своей Зайкой по телефону. Зачем он сейчас приедет? И главное, чем он им всем может помочь? Они слишком далеки от него, он не в состоянии решить их проблемы.

2

Аэропорт Дюссельдорфа – не самый плохой вариант, все компактно, не нужно бегать с этажа на этаж, очереди идут достаточно быстро, доброжелательный персонал, после ремонта появилось много магазинчиков. И главное, от его родного теперь города Дуйсбурга ехать всего полчаса. Частенько Алексею приходилось улетать из Франкфурта и возвращаться туда, вот уж невеселое путешествие. Алексей в принципе не любил никаких монстров, будь то аэропорты или даже города. Вот и для своего местожительства он выбрал Дуйсбург, хотя вполне мог жить в Дюссельдорфе. Компания, в которой он работал вот уже десять лет, находилась как раз между этими двумя городами, и дочери склоняли его к переезду. Но здесь он был непреклонен: хватит ему чужого языка и чужой культуры на работе. В родном теперь Дуйсбурге у него сейчас есть небольшой, но уютный дом с прекрасной солнечной террасой и даже маленьким клочком земли, где он ухаживает за своим любимым олеандром. Это его личная территория, он не любит гостей, никого не приводит в дом, и это тоже не новообретенная привычка, просто он научился быть один, и ему вполне комфортно. Одиноко иногда, да, но он научился быть и одиноким тоже.

Алексей еще раз прошелся по дьюти-фри. В здании аэропорта работали кондиционеры, и ему в костюме из тонкой шерсти было даже прохладно. Может быть, купить еще вина? И виски для Саши? Вроде сейчас в России это модно – пить виски. В Германии предпочитают пиво. Алексей вообще пил мало: возраст, проблемы с поджелудочной посадили его на определенную диету. Сначала он переживал – как же без пива, потом привык и даже был благодарен своей болезни: почти пропал живот, он значительно постройнел и объективно выглядел моложе своих лет. Нужно еще отдать должное генетике: несмотря на свои почти шестьдесят, Алексей был обладателем густых и жестких волос. Правда, с проседью, но сейчас и молодые рано седеют. Как каждому человеку, ему было небезразлично, как он выглядит, а переехав в Германию и, в общем, решив проблемы семьи, он начал думать о здоровье. Много гулял, по выходным катался на велосипеде, пять лет назад бросил курить. Вот и результат. Как говорится, на лице.

И все же нужно купить бутылку «Рислинга» и, может, «Айсвайна». Да, конечно, для его Зайки, она любит все сладкое. Ну и хороший коньяк для Саши. Уж коньяк-то все пьют. «Курвуазье»? Алексей покрутил в руках бутылку. Недешево. Но в конце концов, когда он еще поедет в следующий раз. А та ситуация, в которой сейчас оказался его племянник, и впрямь несладкая. Пить начинать не стоит, все равно не поможет, но пятьдесят граммов отличного коньяка не помешают.

Алексей сам не сознавался себе в том, что нервничает. Он всегда нервничал, когда ехал на свою бывшую родину. Не хотел туда. Даже не поехал на похороны мужа сестры. Хотя прекрасно знал, что та его ждет, что он для нее единственная надежда и опора. Конечно, сын Санька при ней, но Алексей тоже похоронил жену и знал, какая это страшная потеря. Остаешься один. И Алексею никто и никогда не смог заменить Нину. А ведь прошло уже почти 18 лет. Что же говорить о Зое? Алексей потерял жену, когда ему было сорок. Собственно, молодой еще мужчина, теперь, с высоты своего сегодняшнего возраста, он понимал – только жизнь начиналась. У многих так, во всяком случае. Но тогда ему казалось, что все закончилось. Он даже злился на Нину: как она могла оставить его? Как она не понимала, в какой дикой ситуации он оказался, что ему делать, какой груз на него свалился!

Зоя осталась одна в шестьдесят четыре года. Трагедия. Она привыкла жить за спиной Василия. Всегда королева при своем верном рыцаре. Да. Настоящая трагедия. Но Алексей не приехал, не поддержал. Почему? Все просто: испугался. И того, что увидит постаревшую Зою, и того, что придется решать какие-то вопросы. Он не хотел больше проблем, он много чего сделал в своей жизни. И он устал. И от ответственности, и, главное, от страха за своих близких. И он не мог больше переживать похороны. В его жизни их уже было достаточно. У Зои взрослый сын, его жена – есть кому позаботиться.

3

За эти 18 лет он приезжал на бывшую родину всего два раза. И оба по делу. Сначала нужно было уладить отношения с родственниками бывшего компаньона. Ничего из этого не вышло. Даже вспоминать не хочется ту безобразную поездку.

– С чего вы взяли, что вам что-то причитается? Да там не осталось ничего, вы все растратили.

– Позвольте, как мы могли все растратить, мы как раз начинали новую тему, и я знаю, сколько денег было на счете фирмы.

– Не было никаких денег. Точка. Вы все равно ничего не докажете.

Переговоры он вел с двоюродным братом бывшего компаньона, невесть откуда взявшимся, во всяком случае, Алексей, занимаясь их общим бизнесом, никогда о нем не слышал, а Андрей даже не упоминал такого имени. Но по документам – да, все сходилось, родственник, и бумаги у него были все в порядке, а у Алексея выходило, что доказательств никаких.

– Слышь, ты, жируешь в своей Германии, удалось свалить, и радуйся, нечего у людей последний кусок из горла вытаскивать.

Судя по дородной фигуре и золотому кольцу на мизинце, родственник тоже с голоду не пух. Алексей понял: спорить бесполезно, да и слаб он был еще после трагедии с Ниной, после переезда в Германию. Он тогда сам находился между небом и землей. Он не знал, зачем приехал, на что надеялся. Вернуться обратно он не мог, но уже очень хорошо понял, что за границей тоже никому не нужен: ни он, ни его семья. Забрать хотя бы то, что ему здесь причиталось, то, что было его. Деньги еще никому не навредили, они помогли бы ему встать на ноги быстрее. Уезжали впопыхах, в каком-то угаре, плохо соображая, просто бежали от того ужаса, который произошел. И вот собрался с силами, приехал, и что? – лучше бы не приезжал. Хотя в какой-то миг подумал: «Там, где я сейчас, у меня тоже ничего нет, но никто меня и не обманет. Вот так, по-хамски, наотмашь».

Эмиграция – это сложное состояние, не описать, не передать. И сам перед собой постоянно оправдываешься и кривишь душой в разговорах с другими.

– Да, живем! – это обязательно бодрым голосом. – Ни в чем не нуждаемся! Вот отдыхать ездили в Турцию. А на выходные на автобусе в Амстердам. Да почти даром! Да!

Зачем он все это рассказывает? Главное, кому? Гоше Кравченко, который уже давно не в Турции, а на Лазурном Берегу отдыхает. Или поездка эта в Амстердам. Черт его дернул туда сунуться. Всю дорогу пришлось под зад толкать впереди себя древнюю бабульку. И чего той дома не сидится? Передвигается с трудом, почти ничего не слышит.

Это уже было во время его второй поездки, когда он пытался завязать новые связи. В голове все улеглось, систематизировалось, он пытался построить в Германии собственный бизнес, надоело быть на побегушках, это с его-то образованием, с его, по мнению других, хорошими мозгами. А почему не заняться поставками в Германию? Вроде возникала на горизонте тема с икрой. Он все разузнал про таможню, про грузоперевозки, нужно было только найти надежных людей там, на бывшей родине. И опять мимо, и снова все не то. Осадок остался надолго. А тянуло-то туда постоянно.

4

До аэропорта ехал на такси, вот тоже черт знает что. Дочерей просить не захотел. Почему? Ведь нельзя сказать, что совсем они стали друг другу чужими людьми. Или возраст у Алексея подошел, все его раздражало. Или не мог он им простить Милу, то, что не поддержали его, не позволили отцу найти новое счастье. А ведь совсем уже было собрался.

Такси не стал вызывать по телефону; Алексей жил совсем рядом с Плазой, а там такси стоят всегда. Погода прекрасная, это днем станет жарко, и он бы испекся в своем костюме, а ранним утром еще свежо, со стороны Рейна дует свежий ветерок, и даже не раздражает грохот трамвая, который через каждые десять минут проносится мимо отеля.

Таксист мгновенно выбежал из машины, увидев импозантного седоватого мужчину в темно-сером костюме, катящего чемодан на колесиках. Он тут же выхватил чемодан, аккуратно положил его в багажник, удивив Алексея легкостью движений, – чемоданчик-то весил прилично, учитывая все банки и подарки. Алексей подал водителю и свой плащ и прошел к переднему сиденью такси.

– Zum Flughafen [1 - В аэропорт.].

– Gut [2 - Хорошо.].

Сначала молчали, Алексей смотрел в окно, город стал уже практически родным. Очень зеленый, опять же, две реки – Рейн и Рур, а Алексей вырос на речке, ему без воды никак. И хоть и портовый город, но нет той суеты, что царит в Дюссельдорфе. И набережная красивее, и даже не спорьте!

– Так и у нас Рейн, и до Дюссельдорфа двадцать минут на трамвае. Зато нет этих толп туристов, все гораздо тише, спокойнее. Магазины все те же, а зелени сколько! Один Парк воспоминаний чего стоит.

Так Алексей останавливал знакомых, постоянно интересующихся, почему все же не Дюссельдорф. А сам он привык здесь. Слово «любил» – не подходило. Ему казалось, что он уже давно ничего и никого не любил. Просто ко всему привык. Разве что Зою. Вот ее любил, остро скучал, ждал телефонных разговоров, только и она раздражала. Вот ведь кошмар. Климакс это, что ли. Он усмехнулся. Наверное, немного громче, чем нужно было. И сразу отреагировал таксист:

– Домой возвращаетесь, в командировке были?

Да, и никакие 18 лет не могли в нем скрыть советские корни. Вот ведь удивительное дело!

– Вроде того, – неопределенно произнес Алексей. Он сейчас ехал на родину и практически готов был зачеркнуть эти прожитые в Германии 18 лет.

– Откуда?

– Из Иркутска.

Боже, о чем он говорит, зачем, но почему-то эта фраза сама вырвалась, ему так захотелось, чтобы он действительно был из Иркутска. И все бы было хорошо. И чтобы была жива Нина, и чтобы ждала его сейчас в их небольшом и очень уютном домике на берегу Байкала, а в Германии он бы просто был в командировке. И вот как будто он возвращается домой. Комок подступил к горлу. Зачем это все? К чему он ввязался в этот никому не нужный разговор? Он и в обычной жизни последнее время неразговорчив, не хватало еще с таксистом тут в откровенные беседы вступать.

– А я из Алма-Аты. Не были?

– Нет.

– Поверите, каждую ночь снится. Каждую ночь…

– Давно здесь? – Алексей все-таки начал расспрашивать.

– Восемь лет. В Дуйсбург переехал полгода назад, до этого в Берлине жил. Да, сложилось так.

Мужчина вел машину уверенно, следил за дорогой. Алексей очень не любил, когда водитель, разговаривая с пассажиром, все время на того оглядывается, ловит выражение лица. На дорогу нужно смотреть, эмоции сам додумывай. Этот парень совсем другой. Обстоятельный, хотя и заметно – за рулем уже давно.

– Все время за баранкой? – Ну какое ему, Алексею, дело, не хотел же разговаривать. Ан нет, русская речь, и уже оторваться невозможно…

– Так семью кормить нужно было.

– А по профессии кто?

– Военный я. Кадровый военный.

Алексей слегка повернул голову в сторону мужчины. На вид лет 45–48, значит, уехал, как и он, лет в сорок. И до сих пор за рулем. Странно, военный опять же. Эх, сколько перевидал за свою жизнь Алексей чужих переломанных судеб. Кому-то не повезло, кто-то не смог вписаться. Это те, кто не захотел меняться, учить немецкий язык, жить по другим правилам. Да-да, как это ни обидно звучит! Но все по русской пословице: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят!» А многие полезли, и хамили местному населению, и раздражали тем, что не убирали за собой, что одевались кое-как, не соблюдали тишину и порядок. Да мало ли! Немецкие граждане жили по-другому! Веками. А тут, понимаешь, понаехали… Жалко бывших соотечественников Алексею не было. Эмигрантский круг ведь очень тесен. И все друг про друга все знали. И завидовали, ох как завидовали, если вдруг у кого что складывалось. А еще радовались неудачам. И скрывали свои связи, чтобы кто не воспользовался, удачу не перебил, дорогу не перешел. Господи, воронье, одним словом. А водитель почему-то очень нравился Алексею. Красивое открытое лицо, немного восточное, белозубая улыбка, опрятная фланелевая рубашка в крупную клетку, аккуратная стрижка и очень грамотная русская речь. Как же раздражало Алексея это вечное смешение русской и немецкой речи. Ну уж говори либо так, либо эдак.

– Удивляетесь, что за баранкой? – Мужчина усмехнулся. – А мне все равно. Работаю себе и работаю, домой только спать.

– Что ж, никаких интересов?

– Ни-ка-ких, – раздельно произнес моложавый мужчина, – и меня это абсолютно устраивает. – Он все же посмотрел на Алексея грустными глазами и усмехнулся: – Вот так вот. Моя жизнь – это работа.

– А семья?

– А семья у меня закончилась. Была и закончилась.

У Алексея тут же помутилось в глазах, неужели… но парень спокойно продолжал:

– А мою жену перестал устраивать муж-шофер. Она теперь руководитель клиники. Вон дом купила в Целендорфе. Это район такой в Берлине, для богатых. Да вы не знаете.

Отчего же, Алексей прекрасно знал. Он часто по работе бывал в Берлине, и у его немецкого коллеги как раз таки дом был в том самом Целендорфе. Как-то Алексей заезжал к нему по делу. Вообще-то так не принято. И в гости домой немцы не приглашают, а уж с русскими и подавно особой дружбы не водят. Разве что по-соседски. Но здесь и не соседи, и друзья не особые. Но все же Алексею путем титанических усилий удалось встать на одну планку с немцами. Он работал старшим одного небольшого немецкого производства. Вообще-то должность тянула на главного инженера. Но вот тут как раз сказывалось отношение к эмигрантам. А что, удобно, высокую зарплату платить не нужно, а выполнять такой сотрудник станет все и даже больше. Никогда бы он не получил более высокой должности, тут только свои кадры. Опыт и образование Алексея ценили, он пользовался заслуженным уважением. Он это знал, хотя и говорил по-немецки косноязычно и не всегда попадал своими манерами в унисон с немецкими. Да и использовали его, он это знал. Все знал. И должность главного инженера не предлагали и не предложат никогда, и зарплаты у него такой не будет, и это понятно, хотя ответственность и обязанности на его должности были соизмеримы с инженерскими.

Алексей научился смиряться, быть довольным и не завидовать. Но, видимо, его нынешний статус все же соответствовал немецким представлениям о высоком положении, и его можно было позвать домой. Естественно, не на бокал пива, а посмотреть мебель, которую берлинский коллега собирался продавать. До Целендорфа Алексей доехал на рейсовом автобусе. Вышел у вокзала, и сразу его захватил вид спокойной и величественной Германии. Небольшие, но очень красивые дома, не новомодные коттеджи, построенные из фанеры, а каменные старинные особняки, увитые плющом и диким виноградом, пение птиц, совсем другой воздух, не то что в центре Берлина. «Да, – подумалось тогда Алексею, – вот такого у меня не будет никогда, хоть убейся». Немцы не допустят, да и правильно. Должен же где-то оставаться их мир, где они действительно дома и только среди своих. Господин Гросс занимал не целый дом, всего лишь этаж, но все равно это уже был совершенно другой уровень жизни. Подъезд, расписанный под Альфонса Муху, мраморные колонны – все это сразу ставило любого пришедшего на подобающее место, чтобы не сомневался: кто хозяин и кто ты. Подобных подъездов много в старинных особняках Берлина в районах Фазаненштрассе, Софиенплац. Входишь в такой дом и, вместо того чтобы подняться по лестнице на нужный тебе этаж, застываешь от восторга и начинаешь рассматривать витиеватую лепнину, мраморные скамьи, великолепную роспись. И немцы все это тщательно берегут, реставрируют, не жалеют на это ни сил, ни средств.

Да, поэтому слова водителя о месте, где жена купила квартиру, говорили о многом. Вот русский бы сейчас не понял, а он, Алексей, сразу уяснил все. Но он не стал рассказывать про свое понимание.

– То есть диплом подтвердила? – И здесь Алексей был в курсе. Сколько врачей, приехавших на ПМЖ в Германию, в лучшем случае становились медсестрами, не хватало трудолюбия, усердия, воли довести дело до конца, сдать наконец-то злополучные экзамены.

– Именно. Я работал день и ночь, крутил баранку, а она училась. Она у меня, знаете, целеустремленная очень, – на слове «она» мужчина слегка поперхнулся. Значит, боль еще не ушла. – Да вы не обращайте внимания, да, неприятно, конечно. Ясно, что без моей поддержки ничего бы не было. Но и она очень много трудилась, язык зубрила, сейчас говорит с акцентом, конечно, но практически идеально. Сдала экзамен, она действительно талантливый хирург, взяли ее в институт, где челюстно-лицевая хирургия была, оттуда уже профессор приглашенный, светило с мировым именем, ее в частную клинику к себе забрал. И там тоже работала день и ночь, заместителем его стала. Ну и профессор клинику ей завещал. Вот так-то, одинокий он был, бездетный. И после его смерти она всему голова и стала. Дом вот купила этот злосчастный. И то у нее прием, то выход. В общем, не вписался я в это ее новое общество.

– А дети? – Алексей уже все понял про мужика, про то, что любил жену, гордился ею, задвинул все свои амбиции подальше, дал ей возможность подняться, и вот что в итоге.

– Дочка, с мамой живет. Да там тоже все не в ту сторону идет. Деньги появились большие, ничего не ценится, ей все дается легко. Учиться не хочет.

– Общаетесь?

– Общаемся, да только она тоже под мамино влияние попала. Что может дать папа-шофер? А может, они и правы.

– Ну, а новая любовь? – Они уже подъехали к аэропорту, и Алексею жаль было оставлять эту историю вот с таким грустным концом. Ну пусть что-то сложится у этого человека, видно же – достоин!

– К кому, к немкам, что ли? – Водитель положил руки на руль. – Так у них тоже в голове – деньги и секс. Нет. Я вот работаю, читаю много, у меня всегда в машине книжка.

– На немецком? – не праздный вопрос, раньше Алексей старался читать лишь на немецком языке, а в последнее время плюнул и стал читать только по-русски. Для него тоже лучшим подарком стала книга, он был в курсе всего того, что издается сегодня в России. И опять с удовольствием вернулся к своему любимому Джеку Лондону, по-новому переживал истории героев, сравнивал со своей жизнью, ведь и у него была борьба за выживание, и он испытывал лишения, переживал предательства, но поднимался и шел вперед.

– Нет, решил, что не хочу больше напрягаться. По-русски читаю. Так что целый день – работа, перед сном – пятьдесят страниц книги, чтобы покрепче заснуть и во сне увидеть любимый город, где был так счастлив.

Надо же, и здесь совпали. Алексей вышел из машины, водитель достал из багажника чемодан и плащ. Алексей протянул руку для прощания. Ему очень хотелось, чтобы у мужчины все сложилось.

– Удачи. От души, – произнес он просто, взял чемодан и пошел к открывающимся дверям здания аэропорта.

Сколько таких историй повидал Алексей на своем эмигрантском пути! Когда рушились, казалось, счастливейшие пары! А как бы сложилось у него, если бы они приехали сюда с Ниной? Ведь она тоже бредила своей профессией, была театральным художником по костюмам и, несмотря на то что муж хорошо зарабатывал, дома и дня не сидела. Она не представляла жизни без своей работы. Нина тоже не смогла бы смириться с работой сиделки.

5

– Тебя встретит Игорек.

– Зоя, прекрати. Не смей отвлекать занятых людей…

Зоя не дала договорить:

– Где ты видишь занятых людей?! Занят Шура, все так же горбатится на всю семью. Алешка, приедешь – сам все увидишь. А этот хоть с дивана поднимется.

Алексея неприятно резануло «этот». Последнее время Зоя называла внуков исключительно «эти». «Эта опять поехала кататься на роликах», – так говорилось о Вике, дочке племянника Саши, причем, как понимал Алексей, «эта» Вика не была ни тунеядкой, ни паразиткой, а именно такими характеристиками награждался Игорек. Вика только окончила институт, и ее сразу пригласили работать в крупную компанию. Девушка всего добивалась, похоже, сама, никто за нее не просил, за отметки не платил. Она вообще очень напоминала, по описаниям, его старшую, Татьяну. Такая же целеустремленная, словно цельнометаллическая. Правда, Татьяна старше на десять лет, неизвестно, что с Викой станет через годы и как изменится ее характер. Но в любом случае, она ровесница его младшей – Альки. И каждый раз, слушая Зоины рассказы, он испытывал легкий укол зависти. Эта московская «паразитка» уже и институт закончила, и на работу устроилась. А его Алька сначала играла в индейцев, потом какое-то время плотно дружила с готами, а сейчас просто стала официанткой в кафе и утверждает, что ее все в этой жизни устраивает. Самое страшное, что окружение Алексея не понимало его переживаний. «Ну если она может с этим жить? Главное, чтобы была счастлива!» Да разве может быть счастлива официантка, вечно протирающая столы и приносящая пиво подвыпившим немцам?! Алексей не понимал этого и опять маялся сомнениями: а правильную ли жизнь он выбрал своим дочерям, а что бы с ними стало, если бы они не уехали? Ведь Алька пошла в Нину, она с детства прекрасно рисовала и какие уникальные костюмы мастерила своим индейцам! Сколько выдумки, сколько фантазии! Потом в ее жизни победил черный цвет, индейцы были заброшены и свалены в «келлер»; ну а потом просто пришли лень и убежденность, что надрываться не стоит, человеку для жизни нужно очень мало: пара брюк и рубашек, чипсы и банка пива, еще пачка сигарет. Ну и компания таких же инфантильных приятелей.

Вика, которую Алексей знал по рассказам Зои, вызывала у него нескончаемое уважение. Труженица, всего добилась сама, идет к поставленной цели. Все ее недостатки сводились к тому, что уж больно она походила на свою мать.

Претензии же к Игорю в семье были обоснованными. Парень нигде не учился, не работал. В свои девятнадцать лет умудрился бросить учебу в двух институтах.

– Алеша, это сущий дьявол! – рыдала в очередной раз в телефонную трубку Зоя.

– Не передергивай. Он же не делает ничего плохого.

– Так он и хорошего не делает. Саню когда-нибудь хватит удар от этих детей. Мужику полтинник, и так вся жизнь расползлась. Алеша, приезжай, прошу тебя, я тоже не выдерживаю.

Это «не выдерживаю» длилось достаточно долго, Алексей расстраивался, но что тут сделаешь, что он может из своей Германии, но вот с полгода назад сестра вдруг безо всяких истерик и совершенно спокойно произнесла:

– Меня выживают из дома. Наверное, поеду обратно к подруге в Ахтубинск, помнишь, к Любе, Соломон умер, как-нибудь старость вместе коротать станем, я за ней и поухаживаю, своих детей ей Бог не дал. Оно, может, и к лучшему, Господи, прости, хорошо, что Вася не дожил, от этого кошмара бы умер. Тут бумаги его недавно разбирала, стихотворение его нашла, я его раньше не видела, вот, послушай.

Алексей терпеливо ждал, слушая, как сестра надевает очки, шелестит бумагами. Он узнал, что Василий пишет стихи, когда они приезжали к нему в Дуйсбург пять лет назад. Раньше Алексею и в голову бы не пришло. Воспринимал зятя как хорошего мастерового мужика, порядочного человека; знал, что тот боготворит Зою, всегда был ему за это благодарен. А тут Василий раскрылся совсем с другой стороны, читал ему в основном о природе.

– Вот, слушай. – Зоя прокашлялась.

Давайте радоваться жизни,
Какой бы она ни была,
В дороговизне ль, в дешевизне
Всегда нас упрекнет молва.