скачать книгу бесплатно
Бытие. Книга третья
Эльдар Ахадов
«Бытие. Книга третья» – состоит из разделов «Арабески памяти», «Странные сказки» и «Диалоги и наблюдения». В первом – мемуары, повествующие о событиях жизни автора и его знакомых, исторические и литературоведческие исследования писателя. Второй раздел посвящён философским сказкам и притчам, адресованным в основном зрелой аудитории. В третьем в форме лаконичных зарисовок и диалогов собраны различные меткие жизненные наблюдения.
Бытие
Книга третья
Эльдар Ахадов
© Эльдар Ахадов, 2017
ISBN 978-5-4485-5856-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
У популярного литературного портала «45-я параллель» есть рубрика под названием «Новый Монтень». Мишель де Монтень – французский писатель и философ эпохи Возрождения, автор книги «Опыты». Книга Монтеня «Опыты» отличается весьма своеобразной структурой. Никакого чёткого плана в ней нет, изложение подчиняется прихотливым извивам мысли, многочисленные цитаты чередуются и переплетаются с житейскими наблюдениями.
Очень короткие главы соседствуют с весьма пространными. Множество реминисценций из Монтеня можно обнаружить в творчестве Шекспира. Паскаль и Декарт спорили с ним. Вольтер его защищал. О нём писали, на него ссылались: Бэкон, Гассенди, Мальбранш, Боссюэ, Бейль, Монтескье, Дидро, Руссо, Ламетри, Пушкин, Герцен, Толстой…
Роман Эльдара Ахадова «Бытие» (в трёх книгах) с некоторой степенью условности можно отнести к литературным произведениям в стиле Мишеля де Монтеня. Структура романа также весьма своеобразна. В ней – множество героев современности и исторического прошлого, сентенций и размышлений, а главным героем является человек и его бытие в самом обширном смысле этого слова. Роман «Бытие» повествует о самых различных сторонах человеческого существования.
В первом томе представлены три раздела: собственно «Бытие», «Война и мир» и «В ожидании чуда». В первом разделе – художественно-философские размышления писателя о духовном и физическом мире, о том, что касается каждого человека. Второй раздел состоит из художественных рассказов о судьбах людей в военное и мирное время, а также из миниатюр о природе Крайнего Севера и Восточной Сибири. Третий раздел книги посвящён вечной теме человеческого бытия – любви.
«Бытие. Книга вторая» состоит из разделов «Размышления», «Тайны тайн» и «Странствия поэтов». В первом – продолжение раздумий писателя о духовной сути бытия, попытка осмысления физической и духовной сторон жизни человека и Вселенной. Второй раздел посвящён тайнам земного существования Иисуса Христа, Александра Пушкина и Девичьей башни. Третий – повествует о малоизвестных странствиях Лермонтова, Есенина, Гумилёва и событиях жизни других поэтов-странников.
«Бытие. Книга третья» – это «Арабески памяти», «Странные сказки» и «Диалоги и наблюдения». В первом – мемуары, повествующие о событиях жизни автора и его знакомых, исторические и литературоведческие исследования писателя. Второй раздел посвящён философским сказкам и притчам, адресованным в основном зрелой аудитории. В третьем в форме лаконичных зарисовок и диалогов собраны различные меткие жизненные наблюдения.
По мнению литературоведа Е. Канибалоцкой (Германия, Дрезден): «Бытие» Эльдара Ахадова (…) это созерцание, умопостижение, чувственное восприятие, проникновение в тайное и неведомое на основе собственного жизненного опыта автора. Это – грандиозная работа мысли и души личности, одарённой недюжинным талантом, интуицией, аналитическими и творческими способностями исследователя, учёного, философа, писателя, поэта. Это – глубокое и всестороннее знание предмета, о котором идёт речь».
Говоря о романе «Бытие», известный московский поэт и писатель А. Карпенко уточняет мысль Е. Канибалоцкой: «Ахадов часто парадоксален, в хорошем, пушкинском смысле этого слова; его парадоксы, как правило, залегают на большой глубине. Это не какое-то научное мудрствование: он говорит о том, что близко всем и каждому. Его философия чувственна. Мне приходит на ум поздняя книга Антуана де Сент-Экзюпери „Цитадель“, где автор так же глубоко пытался проникнуть в смысл жизни. Как у Экзюпери, так и у Ахадова это уже „итоговые“ мысли, результат напряжённой духовной работы нескольких десятилетий».
Профессор Н. Брагин отмечает: «Проза Эльдара, на мой взгляд, типичная проза поэта (…) наверное, не будет ошибкой назвать некоторые его миниатюры «стихотворениями в прозе». С ним согласен и А. Карпенко, утверждающий: «…повсюду у Эльдара поэзия! Всё дышит поэзией. У него поэзия – это не просто стихи, не просто поэтические изречения. Это – неотъемлемая часть мировоззрения. И за всем этим – какая-то невероятная доброта. Доброта, пожалуй, неведомая даже Толстому с его подставленной щекой. Ахадов никому ничего не подставляет. Он просто любит этот мир, и никто не может лишить его этой вселенской любви ко всему живому и неживому».
Много лет назад, обращаясь к автору будущего романа «Бытие» один из читателей, Вячеслав Петров, написал в отзыве на его произведения: «Эльдар, все Ваши книги о юности, бытии, любви, грусти и боли можно объединить в одну книгу – Книгу Жизни». Предвидение читателя осуществилось спустя несколько десятилетий.
Резюмируя свои впечатления, А. Карпенко пишет о новой работе Эльдара Ахадова: «…мы встречаем очень интересный взгляд на мир – из вечности, которая будет уже после нас. Это, в сущности, „пастернаковский“ взгляд из „Доктора Живаго“, когда героя уже нет на этом свете, но он, тем не менее, есть».
Арабески памяти
Неслучайные встречи
Говорят, что случайных встреч не бывает. Каждая встреча – предопределена судьбой. Ираклий Андроников, Анна Ахматова, Булат Окуджава, Михаил Дудин, Рита Райт-Ковалева, семья Гессен, Сулейман Рустам, Валерий Золотухин, Ирина Апексимова, Тимур Зульфикаров, Виктор Астафьев… Благодарю судьбу за то, что она позволила мне так или иначе, но осязаемо, в сущностном своем проявлении почувствовать земное присутствие этих людей.
Первая встреча произошла для меня в таком юном возрасте, когда я ещё не запоминал дат. Традиционно, в первые выходные дни июля в Тарханах проводится всероссийский Лермонтовский праздник, в котором принимают участие деятели культуры и искусства. В эти дни организуются специальные автобусные маршруты из Пензы, чтобы все почитатели творчества М. Ю. Лермонтова могли посетить праздник. Дорога из Пензы в лермонтовские Тарханы, имение бабушки поэта, проходит мимо Ермоловки. Примерно с 1963 по 1974 годы в Ермоловке у своей бабушки очень часто находился я. Именно там, на перекрестке двух дорог впереди колонны автобусов встретился мне однажды летом Ираклий Луарсабович Андроников…
Затем, в далеком 1979-м, невероятное стечение обстоятельств позволило моему стихотворению оказаться записанным на последней странице тетради стихов Анны Андреевны Ахматовой. Об этой удивительной реальной истории я писал отдельно. Поздняя осень 1980-го года озарила мою жизнь перепиской с Булатом Шалвовичем Окуджавой и Михаилом Александровичем Дудиным. Затем случилась встреча с писательницей и переводчиком Ритой Яковлевной Райт-Ковалевой, той самой, о которой писал Сергей Довлатов, и которая семь лет работала у легендарного русского физиолога Ивана Петровича Павлова. Но главное – она была другом Владимира Маяковского, Лили Брик и Бориса Пастернака и за чашкой чая рассказывала о них просто как о своих друзьях – Лиле, Володе и Боре. От тех встреч остался привкус ощущения, что и сами великие поэты находились тогда где-то рядом. Думал ли я, что вскоре судьба подарит мне ещё одну встречу – с ныне покойной Эстер Яковлевной Гессен, позволившую со временем стать другом семьи известнейшего в России пушкиноведа Арнольда Ильича Гессена…
В марте 1986 года у солнечного берега Каспийского моря виделся я в течение нескольких дней с легендарным поэтом Азербайджана Сулейманом Рустамом – в дни его юбилея – на даче моего учителя – поэта и переводчика Владимира Кафарова. Несколько лет назад мне запомнилась фраза из новогоднего фильма «Ёлки» о том, что все люди на земле знакомы друг другом через пять (или шесть) человек. Интересная цепочка получается: поэт Сулейман Рустам дружил с поэтом Алиагой Вахидом, а Вахид – с Сергеем Есениным…
В июне 1995-го в фойе московского театра на Таганке познакомился я с одетым в тот вечер в форму революционного матроса народным артистом России Валерием Сергеевичем Золотухиным, оставившим мне автограф на своей новой книге. Мог ли я догадываться тогда, что через 20 лет, в июне 2015 в московском саду «Эрмитаж» меня будет ждать новый директор театра на Таганке и великолепная актриса – Ирина Викторовна Апексимова. И не просто – ждать, а с новыми работами о Пушкине.
Мог ли знать я, зачитываясь в детстве бессмертными историями о Ходже Насреддине, что однажды подружусь с их потрясающим автором, звездой мировой величины – Тимуром Касымовичем Зульфикаровым… И, конечно, всегда буду помнить о великом русском писателе Викторе Петровиче Астафьеве, голосовавшем за моё вступление в красноярскую писательскую организацию, человеком, с которым доводилось общаться и до, и после того не раз…
Случайных встреч не бывает, каждая – предопределена судьбой. Искренне верю в это.
Прикосновение к вечности
воспоминание-легенда об А.А.Ахматовой
Ощущение соприкосновения с душой Анны Андреевны, с её миром не покидает меня с той самого дня, когда случилась эта небольшая, реальная, несмотря ни на что, история.
Ахматова скончалась 5 марта 1966 года, в те времена, когда мне не исполнилось и шести лет. В таком возрасте я, увы, ещё не писал никаких стихов, хотя чтение любил и читал много. Естественно, в основном сказки. Стихи для меня начались с мая 1968 года.
В конце семидесятых годов, я, оказавшись в качестве студента горного института в городе на Неве, проживал в общежитии на том самом Васильевском острове, о котором Иосиф Бродский написал однажды: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать…»
Несколько моих товарищей, так же как и я, занимавшихся в ту пору стихотворчеством и влюбленных в поэзию Ахматовой, как и в самый воздух Ленинграда, узнали от кого-то о том, что в Пушкине существует первый в стране, неофициальный музей Анны Андреевны. Разумеется, романтический флёр неофициальности, а значит почти подпольности этого музея, явился для нас дополнительным стимулом, подвигнувшим к вылазке в бывшее Царское Село.
На дворе стояла замечательная тихая петербуржская осень. С туманами. С пурпурно-золотым великолепием ухоженных парков и скверов Павловска и Царского Села. И вот мы, трое студентов, уже бродим по аллеям города Пушкина, и под легкий шум осенней листвы читаем друг другу по памяти бессмертные строки поэтов «Серебряного века». И, кажется, будто эти необыкновенные слова возникают сами собой, произносятся сами собой, как бы существуя вне времени под строгим и торжественным петербуржским небом
Что представлял из себя в те годы музей Ахматовой, получивший в дальнейшем статус народного? Обратимся к документам…
Более тридцати лет в своей однокомнатной квартире бескорыстный и самоотверженный коллекционер Сергей Дмитриевич Умников скрупулезно собирал всё, что так или иначе относилось к жизни и творчеству великой Анны Ахматовой. Начало коллекции было заложено в те времена, когда имя Ахматовой упоминалось вскользь и с оглядкой, а уж о создании какого-либо музея и речи быть не могло!
Конец семидесятых годов прошлого столетия. Улица Вокзальная, дом 25. Сейчас эта улица носит гордое наименование Ахматовской. Если не знать точно, что именно в этом внешне ничем непримечательном жилом строении находится первый в мире музей русской поэтессы, то можно пройти мимо. Но мы знали куда идем. Поднимаемся с парадного входа по скромной советской лестнице. Звоним. Дверь открывает пожилая женщина – смотритель. Собственно, здесь ещё нет никаких билетиков и вообще всё на общественных началах. Почему-то в тот момент вспоминались фильмы с эпизодами про заговорщиков, в которых настороженно-пронизывающие взгляды, щеколды и напряженно-тихий шепотом вопрос: «Вы от кого, товарищ?»
Нет, ничего такого, к счастью, не произошло. Две улыбчивые гостеприимные бабушки показали трем молодым джентльменам удивительную музейную экспозицию. Самого Сергея Дмитриевича на тот момент в квартире не было: возраст в который раз давал о себе знать очередной простудой. Пенсионеру, родившемуся в далеком 1902 году, и посвятившему десятки лет жизни подвижническому труду собирательства всего, что связано с именем Анны Андреевны, лишенного какой бы то ни было поддержки со стороны государства, приходилось нелегко. При этом нужно учитывать, что помимо коллекционирования Умников окончил сельскохозяйственный институт (ныне СПбГАУ), по окончании института защитил кандидатскую диссертацию, много лет работал ассистентом, а потом доцентом кафедры общего земледелия, то есть, отдал на благо того самого государства львиную долю своей жизни!
Помню, как глубоко поразило нас тогда обилие экспонатов музея-квартиры: дореволюционные экземпляры стихотворных сборников начинающей поэтессы, поэтические книги более позднего периода творчества, изданные не только на русском, но и на немецком, английском, болгарском языках. Далее – сборники ахматовских переводов с норвежского, корейского, китайского, греческого… Труды, посвященные жизни и творчеству Ахматовой: В. Жирмунский, Б. Эйхенбаум, В. Виленкин, В. Виноградов, Э. Голлербах, Л. Чуковская, В. Мануйлов, А. Хейт, Б. Кац и Р. Тименчик, А. Павловский, Д. Хренков… И, конечно, обширные воспоминания о великой поэтессе ХХ века. Многие книги – с дарственными надписями авторов. А ещё – повсюду: множество фотографий: самой Анны Андреевны, ее родных и близких, друзей и современников. Мне особенно запомнилась одна из них: с мужем – гениальным поэтом Николаем Гумилевым и маленьким сыном Лёвой, будущим ученым-евразийцем, светилом мировой науки – Львом Николаевичем Гумилевым, несмотря ни на какие лишения и тюрьмы не предавшим ни памяти, ни имени своего отца!
Уже тогда нас поразили обширностью географии и количеством письма музею Сергея Дмитриевича. Среди их отправителей были и художники, и поэты, и актеры, и коллекционеры и просто почитатели гения Ахматовой. Говорят, что сейчас в музее хранится несколько толстенных книг отзывов, заполненных посетителями… В то время, когда мы посещали квартиру Умникова, таких книг там ещё не было.
В тот осенний вечер хранительницы памяти Ахматовой (к сожалению, за давностью лет уже не помню их имен, а вот лица помню поныне!) пригласили нас немножко почаевничать. За чаем разговорились. Слово за слово – нас попросили почитать стихи. Естественно, мы охотно откликнулись.
Видимо, мои юношеские строчки чем-то понравились пожилым женщинам, тронули их, потому что помню, что когда мы уже собрались уходить, они настоятельно начали просить меня записать хотя бы одно из стихотворений. И проблем бы не было, если б не одна беда, от которой я зачастую страдаю и сейчас. Дело в том, что у меня хронически отсутствуют в карманах то бумага, то ручка или карандаш. А в половине случаев – не находится ни того, ни другого.
Вот и тогда не оказалось у меня с собой абсолютно ничего: ни клочка бумаги, ни писчего инструмента. Что делать? Авторучка у милых пожилых женщин все-таки нашлась. А вот с бумагой тоже оказались проблемы. На чужих книгах не станешь ведь писать? Нет. На музейных газетах, афишах и фотографиях – тоже. Наверное, какая-то книга учета посетителей у хозяина дома была, но… не было самого хозяина.
Наконец, одна из бабушек с сияющим лицом достала откуда-то из загашников музея обыкновенный блокнот (не альбом! Именно – блокнот!), заглянула в него и обнаружила, что последний листочек в нем не заполнен никаким текстом…
Там, второпях, не разглядывая ничего, чтобы не заставлять ждать своих товарищей, я и записал свой стих. Старушки поблагодарили нас, мы их, время было, может, и не позднее, но осенью темнеет быстро, а до города нам ещё доехать надо… и тут вторая хранительница, собиравшаяся положить блокнот на место, обнаружила то, на что в спешке, увы, никто не обратил внимания! Мои стихи оказались записанными на последней странице ахматовского блокнота! Все остальные его страницы, оказывается, были заполнены почерком самой Анны Андреевны!
В прихожей перед дверью образовалась заминка. В воздухе повисло молчание. Вырвать, удалить, уничтожить листок? Совершенно невозможно: на передней его стороне – строки самой Анны Андреевны! Все переглянулись, не зная – что сказать, потом ещё раз тихо и торопливо попрощались.
…Сейчас, по прошествии почти сорока лет, я вспоминаю этот казус с огромной благодарностью судьбе, позволившей мне такую роскошную случайность: остаться навсегда в ахматовском блокноте! Это – как прикосновение к Вечности, как тайный знак, как напоминание о своей пожизненной ответственности перед Словом.
Кто знает, почему порой происходит такое? Иногда, в самые нелегкие мгновения своей жизни, мне кажется, что дух Анны Андреевны где-то рядом, что она не забыла о том юноше, который по неведению своему оставил свой след рядом со строчками, написанными её рукой…
И я снова улыбаюсь и думаю, что наша встреча с ней… всё-таки состоялась. Невзирая на время и пространство.
Зинзивер – тайна Велимира Хлебникова
Минуло более ста лет с той поры, как на свет появились удивительные строки стихотворения Велимира Хлебникова «Кузнечик», загадочностью своей и красотой неустанно волнующие сердца ценителей поэзии:
«Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!»
Безусловно, наиболее любопытным персонажем описанного великим поэтом события является так называемый «зинзивер». Кто это? Откуда он взялся и чем именно занимается в данном случае? Каков его образ жизни?
Вероятно, многие полагают, что автор в данном случае воспользовался одной лишь силой своего могущественного воображения. Однако, к творению создателя «Трубы Гульмуллы», обладавшего математически выверенным логическим мышлением, а также дотошностью и скрупулёзностью учёного во всём, что касалось любых, казалось бы малозначащих деталей описания состояний природы и души человеческой, мы обязаны отнестись с соответствующим вниманием, не поддаваясь искушению легкомысленных или недостоверных выводов.
Зададим себе несколько наводящих вопросов, пусть даже у кого-то это и вызовет улыбку. Итак:
• Какое время года описано в стихотворении?
• К какому времени дня это относится?
• Что находится на описываемой территории?
• Что именно сделал зинзивер?
• В каких именно звуках это выразилось?
• Какие именно существа производят подобные действия в окружающей природе?
• При чем тут кузнечик?
Поэт даёт исчерпывающие ответы на все эти вопросы, несмотря на очевидную краткость и необычность исключительно талантливого изложения.
Действие происходит весной, не ранее конца марта и не позднее середины июня. Скорее всего – в мае.
Судя по последнему стихотворному восклицанию («озари!») – это либо рассветное, либо закатное время. Ориентируясь на поведение насекомого – закат.
Исходя из слов «прибрежных трав» и «лебедиво», место действия находится неподалеку от водного объекта. И, скорее всего, данный объект – озеро.
Зинзивер «тарарахнул», то есть произвел некие звуки.
Для автора это событие было важным настолько, что он, не ограничиваясь самим фактом фиксации звукоиздания, подчеркивает это звуковоспроизведением: «пинь-пинь-пинь».
Подобные звуки в природе характерны для птиц.
Кузнечик относится к элементам естественной кормовой базы именно той птицы, о которой идёт речь!
Окончательно убедиться в том, что зинзивер – это птица, а также выяснить её породу можно, воспользовавшись конкретикой звуковоспроизведения как ключом к разгадке образа зинзивера. Вот что говорит по этому поводу современная орнитология:
Богатым голосовым репертуаром обладает Большая синица (лат. Parus major). Специалисты выделяют до 40 вариаций издаваемых ею звуков. При этом одна и та же особь одновременно способна чередовать три – пять вариантов, различных по ритму, тембру, относительной высоте звуков и количеству слогов. Особенно активен самец, поющий в течение почти всего года, за исключением поздней осени и ранней зимы.
В нашем случае время года – май. Зинзивер по версии Хлебникова – существо мужского рода («тарарахнул»), то есть, явно – самец. Теперь обратим внимание на то, какие собственно звуки характерны для данной породы птиц. Итак, песня – громкий перезвон «ци-ци-ци-пи», «ин-чи-ин-чи», крик – звонкое «пинь-пинь-чрррж». Весной однообразная песня «зин-зи-вер», «зинь-зинь». Синица-самец то нежно и тихо посвистывает, то ведет громкую перекличку: «пинь-пинь-пинь», напоминая зяблика, то испуганно трещит: «пинь-тарара» или с бесконечными интонациями повторяет характерный двухсложный посвист: «фи-фи». В конце зимы, приблизительно с февраля, большие синицы становятся оживлённее. В оттепель уже слышится их двух – или трёхсложный напев – ритмичное повторение звенящих или иногда как бы «звякающих» звуков («ци-ци-фи-ци-ци-фи» или «цу-ви-цу-ви-цу-ви»).
У каждого певца – индивидуальная своеобразная интонация. День за днём эти напевы становятся громче и длиннее, невольно привлекая внимание своей оригинальностью. Аналогичное стрекотание имеется и у зяблика, однако для синицы характерен гораздо более звонкий тембр. Песня часто звучит при общении между членами пары, либо когда птица возбуждена. Кроме собственно пения, имеется и так называемая подпесня – мелодичное тихое щебетание, «мурлыканье», однако, оно чаще всего исполняется в феврале или марте, а значит, не относится к тому периоду, который описывается в стихотворении Велимира Хлебникова.
Обратите внимание на то, что даже само слово «зинзивер» – явное звукоподражание пению не вообще какой-либо птицы, а конкретно именно Большой синицы (лат. Parus major) и именно – в весенний период, когда корм (кузнечик) чрезвычайно важен для обеспечения потомства богатой микроэлементами (прибрежные травы, уложенные в кузов пуза) свежей пищей! Кстати, звуки «пинь-пинь-пинь» и «пинь-тарара» произносятся синицами только в моменты крайнего волнения.
Отметим также, что в период размножения Большая синица питается мелкими беспозвоночными и их личинками, уничтожая большое количество лесных вредителей. Основу корма в этот период составляют гусеницы бабочек, пауки, долгоносики и другие жуки, двукрылые (мухи, комары, мошки) и полужесткокрылые (клопы, тля и т.д.). Также употребляет синица в пищу и прямокрылых (кузнечиков, сверчков), как и происходит в стихотворении Хлебникова «Кузнечик». Отметим также, что весной Большая синица зачастую охотится и на нетопырей Pipistrellus pipistrellus, которые именно в этот период после зимней спячки ещё малоподвижны.
Таким образом, на примере маленького стихотворения мы имели возможность ещё раз убедиться в том, что поэт Велимир Хлебников обладал не просто наблюдательностью истинного поэта, но и весьма обширными познаниями в научном и просветительском отношении.
Проводя ассоциативную связь с праздниками древнеславянского народного календаря, можно отметить, что 12 ноября в народном календаре – это Синичкин праздник, при том, что сама синичка в старину именовалась «зинькой», «синюшкой», «зинзивером». В православные времена синичкин день стал называться днем Зиновия, епископа Эгейского, и Зиновии, с той поры этот день так и именуется «Зиновием-синичником». Учитывая тот факт, что отец Велимира Хлебникова был профессиональным орнитологом, нетрудно догадаться о происхождении интереса и специальных знаний поэта в этой области.
Сюжетными коллизиями именно этого стихотворения много лет назад я и воспользовался, посвящая памяти поэта стихотворение, позднее опубликованное в первом томе моего собрания сочинений (стр. 33, Т. 1, Поэзия, 2011 г., Ливны, издатель Мухаметов Г. В., ISBN 978—5—904246—20—4):
Памяти В. Хлебникова
Веет вечер-зинзивер:
Веер-ветер-велемир…
Индивеет индивер,
Засыпает зинзилир.
Зимневеет и звенит.
Зинзивает и скользит.
Сквозникают сквозничи,
И чихают чихачи!
У свечи —
За тенью тень —
Зинь-зивень…
Зивень.
Зи-
Вень…
География языков древнего мира
География древнего мира не совпадала с нынешней. Туркмены никогда не были мореходами, однако в тот период, когда они переселились в Азербайджан, им не было нужды далеко ходить: от Апшеронского полуострова до берегов Туркмении простиралась песчаная коса! Они просто перешли по ней. Во времена Александра Македонского реально существовал водный путь из Греции в Афганистан, потому что из Азовского моря можно было доплыть до Волги, а Амударья, начинающаяся в Афганистане, через Узбой впадала в Каспийское море! Все это говорит о том, что народы древности сообщались между собой, не были изолированными социумами, а значит, и их языки в процессе этногенеза имели возможность влиять друг на друга. И даже перетекать из одной местности в другую вместе со своими носителями!
Что общего между басками и баскаками? Правильно: ничего. Ничего общего, если иметь в виду людей, которых называют так. Но если иметь в виду слова, то общее почти всё, у баскаков – на две буквы больше. Зато между словами баски и грузины – общего почти ничего (кроме буквы «и») нет. И географически между этими народами очень большая разница. Баски живут на севере Испании, а грузины – на Кавказе. Зато в языках этих народов общего очень много. По баскски «половина» – ерди. По-грузински – гверди. «Колесо» по-баскски – бирибил, по-грузински – борбали. «Ключ» по-баскски – килца, по-грузински – клите. «Десять» по-баскски – огец, по-грузински – оц, «двадцать» по-баскски – амар, по-грузински – ати. Чем объяснить, что и в Басконии, и в Грузии одинаково или почти одинаково звучат слова: вершина – долина – колесо – народ – мужество, как бы подсказывая мысль о давнем, далеком переходе? И пшеницу тоже называют одинаково.
Исследователь этой взаимосвязи Ш.В.Хведелидзе пишет: «Грузинское слово „Пиренети“ обозначает „по ту сторону (хребта) “. Можно легко провести параллель с Пиренейским хребтом, особенно если учесть, что иберы поселились и по эту и по ту стороны горы (Французская Гаскония). Относительно „Рио“. Известно, что на испанском языке это слово означает реку. Так же называется и самая большая река в Западной Грузии (б. Иберии). И хотя до нас её название дошло как Риони, это ничего не значит, так как окончание „ни“ характерно для грузинской топонимики (Алвани, Кавкасиони, Сини и др.).»
Из всего этого неминуемо следует, что у этих народов единые корни.
Археология может ошибаться, а корни языка – никогда. В прошлом баски и грузины имели общего предка: древний народ, подаривший и тем и другим один язык… Великий древний народ, имени которого мы, увы, даже не знаем….
Почему русские – русские?
