скачать книгу бесплатно
Юзеф Понятовский без промедления взял на себя командование недавно созданной армией герцогства Варшавского, и в битве под Рашином ему удалось разбить отряды австрийцев. В апреле 1809 года Понятовский отбил нападение австрийцев на Варшаву. И хотя позже они всё-таки взяли Варшаву, Понятовскому удалось сохранить войска для последующих сражений, в результате которых австрийцы были вынуждены оставить территорию Польши. Практически в одиночку польские войска под командованием Понятовского сумели разбить отряды австрийцев, стоявшие в городах и крепостях Галиции, и занять эту бывшую польскую провинцию. Таковая победа, являвшаяся исключительно результатом успеха польского оружия, значительно подняла авторитет герцогства Варшавского и его вооружённых сил в глазах Европы и укрепила политическое положение Герцогства.
13 мая 1809 года войска Наполеона вступили в Вену, а 5—6 июля разбили австрийскую армию под Ваграмом. 14 октября 1809 года в Вене был заключён трактат, по которому, в частности, Галиция официально отошла к герцогству Варшавскому, заметно увеличив его территорию. Наполеон наградил Понятовского орденом Почётного Легиона, почётной саблей и кивером улана. Но о возможности восстановления независимой Польши он не упомянул.
Специфичность польско-французских отношений была весьма заметна. Вот как об этом писали в России в XIX веке. «Отношение поляков к Наполеону не чуждо комического оттенка. В то время, когда Наполеон смотрел на Европу как на одно из орудий своих обширных замыслов, наследники Пяста хотели самого Наполеона обратить в орудие восстановления Польши в границах 1772 года. Один из наполеоновских маршалов сказал за обедом, что «польское войско с честью служит Франции».
– «Не обманывайте себя, – возразил ему Красинский, полковник польского легиона, – мы не Франции служим, а воскресителю нашей отчизны, императору Наполеону; ему мы повинуемся беспрекословно и если бы он приказал поднять на пики всех вас, господа, мы ни минуты не колебались бы»» (Уманец Ф. М.).
Но после разгрома в 1809 году антифранцузской пятой коалиции отношения между Францией и Россией стали всё более обостряться.
В 1810 году Михал-Клеофас Огинский поступил на русскую службу, был назначен сенатором и вскоре стал одним из доверенных лиц императора Александра I.
В Российской империи «русским» был всякий, кто исповедовал православие, неважно, кем он был по этническому происхождению. «Русским» считался не просто подданный русского царя, а тот, кто признавал духовную власть Русской Православной Церкви. Поэтому литвины и украинцы становились «русскими» в той части, которая по православному обряду. Та же часть, которая крестилась по обряду католическому, автоматически становилась «поляками». И Григорий Дзиковицкий, после запрета униатской Церкви, ходивший не в православный храм, а в костёл, был католиком и поляком. Поздняя женитьба Григория Стефановича – лишь около 1810 года, когда ему было никак не меньше 44 лет, даёт повод думать, что ему что-то мешало обзавестись семьёй. Однако в этом году он всё-таки женился, взяв себе в жёны шляхтянку Домицелию из небогатой фамилии Вышинских. Хоть и был жених сам беден, грамотой владел лишь в том размере, что давало домашнее и монастырское образование, полученное им ещё в детстве, но, повращавшись в среде больших панов, омужичиться и разорвать духовную связь со своими предками-шляхтой он боялся больше всего на свете.
Российское общественное мнение не поощряло соединение семейными узами русских и поляков, и потому вполне естественным было, что Григорий Стефанович женился на такой же, как и он, католичке. Венчание совершилось в римско-католическом храме местечка Махновки, единственном здесь здании подобного рода, построенном четверть века назад графом Протом Потоцким. К сожалению, храм этот в дальнейшем был разрушен и на замену ему в начале XX века был выстроен новый костёл, но уже даже не на прежнем месте, а в другой стороне местечка. Церемония бракосочетания была, несмотря на скромность средств молодожёнов, исполнена со всем тем великолепием, какое католические ксёндзы умеют придавать своим мероприятиям.
Жила молодая семья в селении Мшанец (Мшанцы) Махновского уезда, где, возможно, проживали и родители жены. «Шляхетские дворы» в сёлах Правобережья вообще мало отвечали своему звучному статусу: это был обычный деревянный двор и дом с соломенной крышей и построенный в сруб. Шляхетский двор, хоть и считался таковым, никак не являлся усадьбой и практически ничем не отличался от соседних крестьянских хат. И двор Дзиковицких ничем не отличался от других дворов мелкой сельской шляхты.
Можно сделать и кое-какие выводы из малограмотности будущих дочери и сыновей Григория Дзиковицкого – Яны, Яна, Ильи и Антония, с которыми он жил рядом бок о бок во Мшанце, не покидая надолго семью: Григорий Стефанович, видимо, плохо знал русский язык. Во всяком случае, не мог на нём писать. Хотя вполне сносно писал по-польски, что видно из составленной им самим «Генеалогии Дзиковицких герба Дрыя».
Князь Юзеф Понятовский, оставаясь верен Наполеону, продолжал свою деятельность военного министра герцогства Варшавского. Он открывал инженерные и артиллерийские школы и укреплял многочисленные крепости. В апреле 1810 года он отправился в Париж на встречу Наполеона с его новой женой, 18-летней австрийской эрцгерцогиней Марией-Луизой.
В начале 1811 года Россия ввела таможенный тариф, облагавший французские товары высокими пошлинами. Это привело к дальнейшему ухудшению отношений между двумя странами. С этого времени Наполеон приступил к подготовке похода на Россию, для которого он предполагал использовать и силы подчинённых ему государств. Важнейшее значение при этом он уделял зависимым от него государствам, граничившим с Россией на западе: герцогства Варшавского с саксонским королём во главе, Пруссии и Австрии. С двумя последними Наполеон заключил военный союз, по которому они взяли на себя обязательство выставить военные силы против России – вспомогательные отряды. Австрийским корпусом командовал генерал Шварценберг, прусским – генерал Йорк. Во французской армии наращивалось вооружение, заготавливалось продовольствие, ремонтировались дороги на подступах к России.
В году, примерно, 1811 в молодой семье Григория и Домицелии Дзиковицких родился первый ребёнок. Это была девочка, которую крестили в Махновке в римско-католическом костёле и нарекли именем Яна.
В Российской империи в 1811 году сенатор Михал-Клеофас Огинский представил проект образования из бывших польских провинций Великого княжества Литовского в составе Российской империи, но одобрения Двора он не получил. Напротив, в очередном порыве «расшляхтования» в 1811 году всю шляхту обязали представить в казённые палаты губерний сведения, требуемые для доказательства своего шляхетства. Часть такой мелкой шляхты или земян, ухитрившихся ранее доказать своё шляхетское происхождение, была всё-таки переведена в «русское дворянство», остальные же – в «вольных людей» или, по российскому правовому статусу, в сельской местности в однодворцы, а в городах и местечках – в мещане.
В августе 1811 года на проходивших публичных торгах по распродаже казённых имений в «кондициях», то есть условиях, ограничивающих право полной власти покупателя, говорилось: «Живущие в продаваемых имениях великороссийские и другие вольные люди – мещане, евреи и доказывающие шляхетство – в продажу лично не входят и остаются впредь до распоряжения казны на своих местах, неся в пользу помещика все повинности и платежи по люстрации [1789 года] или сделанными с прежними владельцами условиями». Претендентов на покупку казённых имений, вопреки ожиданиям правительства, оказалось мало и лишь небольшая часть их была распродана. Например, некий капитан Козловский отказался от покупки уже сторгованного было им имения в местечке Юзвин Махновского уезда, ссылаясь, между прочим, на то, что лес, вопреки данному описанию, ни к чему не годен, будучи не лесом, а кустарником. «А пахотные земли большей частью песчаные, болотистые и, простираясь узкими полосами, для экономии невыгодны. Вместо 252 душ крестьян состоит на грунте 180, да и те предъявили ему выписки из привилегий, данных им бывшими польскими королями и Речью Посполитой».
Тем не менее, часть продаваемых хозяйств всё же нашла своего покупателя. К примеру, некий Бенедикт Дзиковицкий из Пинского уезда, женой которого, вроде бы, была также урождённая Дзиковицкая, приобрёл бывшее панское имение хутор Дворок, расположенный около самой северной окраины Пинска, заложив тем самым основу благосостояния своих потомков.
В Наполеоне поляки видели личность, способную вернуть им свободу и отомстить за кровавый суворовский потоп. Польские эмигранты записывались добровольцами в отряды Наполеона, воевавшие в Испании и Африке. Тем временем через его польскую возлюбленную, пани Валевскую, шляхтичи также убеждали Наполеона в необходимости похода на Россию.
К 1812 году в армии Бонапарта целые рода войск (например, легкая кавалерия – уланы) состояли из поляков. Для сравнения, российские армии у западных границ империи к началу кампании 1812 года насчитывали 150 тысяч человек. В армии Наполеона насчитывалось одних только польских до 125 тысяч и литовских 25 тысяч добровольцев. Естественно, в таком составе «Великая армия» могла пойти войной только на Россию. В то же время, с 1801 по 1812 годы в русскую армию в дополнение к ранее взятым рекрутам с территории Литвы было взято ещё 130 тысяч человек, не считая шляхты, которая пополняла российский офицерский корпус.
3 марта 1812 года князь Понятовский был назначен командующим 5-м корпусом, состоявшим из одних поляков, формирующейся для войны с Россией французской Великой армии. Охоцкий, побывавший в Варшаве весной 1812 года, писал: «Я нашёл везде ещё свежие следы 1794 года и войны 1808 года: стены пострелянные, дома, стоящие по большей части пустыми, дворцы и публичные здания заброшенные и жителей, обедневших и упавших духом. Только новое польское войско под предводительством Иосифа Понятовского украшало город своим воинственным видом и прекрасною организациею. Каждый день производились манёвры на Саксонской площади. Тогда уже в Варшаве громко говорили о близкой войне 1812 года».
По требованию Сейма Великого герцогства Варшавского 1812 года Адам Чарторыйский, близкий друг русского императора и идеолог восстановления польского государства через союз с Россией, должен был отказаться от всех чинов и должностей, принадлежавших ему в Российской империи. За три месяца до вторжения Наполеона в пределы Российской империи Александр I передал конфиденциальное письмо Чарторыйскому. Вот, в частности, о каких важных вопросах писал ему царь:
«…Вы слишком осведомлены, чтобы не видеть, насколько ему (Наполеону) чужды либеральные идеи по отношению к Вашему отечеству. Наполеон имел по этому поводу конфиденциальные разговоры с австрийским и прусским посланниками, и тон, в котором он высказывался, рисует прекрасно его характер и недостаток привязанности к Вашим соотечественникам, которых он считает лишь орудием своей ненависти к России.
Эта война, которой, как кажется мне, не придётся избежать, […] позволяет мне свободно заняться моими любимыми мечтами о возрождении Вашего отечества… Какой самый удобный момент, чтобы провозгласить восстановление Польши? Совпадёт ли он с моментом разрыва? Будет ли это после того, как военные действия доставят нам известные высшие преимущества?
Если предпочтение может быть оказано второму условию, то будет ли полезно успеху наших планов, если учредить Великое герцогство Литовское, как предварительное мероприятие, и даровать ему одну из намеченных конституций? Или следует отложить это мероприятие, присовокупив его к возрождению Польши в полном составе?».
Создание Великого герцогства Литовского, по замыслу, могло стать российским противовесом герцогству Варшавскому. Великое герцогство Литовское, по мысли царя, должно было удовлетворить патриотические желания шляхты бывшей Литвы и усилить её пророссийские чувства. Герцогство планировалось образовать из губерний – Виленской, Минской, Витебской, Могилёвской, Волынской, Подольской и Киевской, то есть с землями Малороссии. Верховная власть принадлежала бы особе императора, но его наместницей, великой княгиней, полагали поставить Екатерину Павловну, сестру Александра I. Проект содержал пункты о личном освобождении крестьян и создании 100-тысячной армии, которая входила бы в состав российской, но имела бы особую форму. Такой вариант развития событий привлекал и самих поляков. Этот проект отражал мечты польско-литовских государственников восстановить автономию Княжества как первую ступень полного возрождения Речи Посполитой в составе двух федеративных государств – Польского и Литовского. Если бы этот план был осуществлён, в границах созданного Великого княжества Литовского оказались бы все представители рода Дзиковицких, оказавшиеся разбросанными по разным административно-территориальным образованиям того времени. Возможно, если бы вскоре не началась война, этот проект при либеральном императоре Александре I получил бы реальное развитие и воплощение? Кто знает…
Создав на западных границах Российской империи воинскую группировку в 450 тысяч человек (позже к ней присоединились еще 150 тысяч), Наполеон рассчитывал разбить российские армии в пределах Литвы и продиктовать свои условия мира. Император сообщил маршалам свою стратегию: «Я начну кампанию переходом через Неман. Окончу её в Смоленске и Минске. Там остановлюсь. Я укреплю эти два города и займусь в Вильне, где будет моя главная квартира в ближайшую зиму, устройством Литвы, которая жаждет сбросить с себя русский гнёт… Я не перейду Двины. Стремиться идти дальше в этом году – значит идти навстречу собственной гибели».
Русские войска накануне войны имели вдвое меньше сил. Первая русская армия под командованием Барклая де Толли в 110 тысяч человек стояла на Немане; вторая, возглавляемая генералом от инфантерии Багратионом, в 45—48 тысяч человек расположена была в 100 километрах южнее, от Немана вплоть до Западного Буга. Третья армия генерала Тормасова в 43—46 тысяч человек находилась в 200 километрах к югу от второй армии, прикрывая Киев. Наконец, на петербургском направлении стоял ещё корпус Витгенштейна в составе 20 тысяч человек.
22 (10) июня в войсках наполеоновской армии был зачитан приказ императора, в котором, в частности, говорилось: «Солдаты!.. Россия увлечена роком. Судьбы её должны свершиться. Идём же вперёд, перейдём Неман, внесём войну в её пределы…». На следующий день войска Наполеона скрытно подошли к Неману, а ночью началась переправа. В кратчайшие сроки французские понтонёры навели у города Ковно три моста, что значительно ускорило переправу армии.
24 июня 1812 года Наполеон, перейдя по четырём понтонным мостам через реку Неман с армией в 600 тысяч человек (вместе с резервами), вступил в Россию. Мерным шагом, не нарушая строя, двигались Старая и Новая гвардии, пехотинцы маршала Луи Даву и конница Иоахима Мюрата. Шли французы, вестфальцы, итальянцы, бельгийцы, голландцы, австрийцы, пруссаки – шла армия, в которой менее четверти говорили по-французски. В составе наполеоновской армии находился и 5-й корпус Понятовского, включавший в себя три польские дивизии. Ровный гул и рокот продолжались трое суток, так огромна была эта армия и столько понадобилось ей времени, чтобы пройти по наведённым мостам.
В самом начале военной кампании император пообещал восстановить княжество Литовское. В Вильно Наполеона встречали цветами, а 1 июля 1812 года, на третий день прихода в литовскую столицу, он объявил о возрождении Великого княжества в составе четырёх департаментов: Виленского, Минского, Гродненского и Белостокского. Декретом императора от 1 июля была создана Комиссия временного правительства Великого княжества Литовского, которая присягнула ему на верность. Одним из первых документов, принятых Временным правительством, стал акт о присоединении Великого княжества Литовского к Генеральной конфедерации Польского королевства, который был обнародован 14 июля в Виленском кафедральном соборе. В полном согласии с католической шляхтой действовало и православное духовенство Литвы. Согласно предписанию главы Могилёвской епархии Варлаама, местные священники принесли присягу на верность Наполеону, а потом регулярно молились за его здравие.
От своих союзников Наполеон добивался реальной помощи: продуктов, фуража, денег и воинских формирований, поляки выставили 60 тысяч кавалерии и пехоты. За обещание воссоздать Великое княжество литвины должны были безотлагательно сформировать 5 пехотных и 4 уланских полка. Эти полки получили нумерацию в продолжение нумерации полков в польском корпусе Понятовского – с 18-го по 22-й в пехоте, с 17-го по 20-й в кавалерии. Организация, форма и штаты устанавливались по образцу польских. В пехотных полках по штату полагалось 2.000 человек состава, в уланских – 940 кавалеристов. Уланы носили чёрную конфедератку, но вместо польского орла на ней крепилось изображение герба Великого княжества Литовского – «Погоня».
Был создан и причислен к императорской гвардии 3-й гвардейский легкоконный (уланский) полк в составе 1.280 человек, командиром которого Наполеон утвердил бригадного генерала Конопку. Форма была аналогичной польскому 1-му гвардейскому уланскому полку. Подполковник польской службы Мустафа Мирза Ахматович начал создавать татарский полк. Был создан также егерский полк, который формировался в Минске; здесь же начали создавать 23-й пехотный полк. Известный владелец имения Смиловичи под Минском Игнатий Монюшко сформировал за свой счёт и сам возглавил 21-й конно-егерский полк.
Конечно, возрождение и устройство литовской государственности требовало времени. Потому, прибыв в Витебск, Наполеон снял шпагу и сообщил, что кампания 1812 года закончена. Возможно, что карта Европы выглядела бы совсем по-другому, если бы он сдержал своё слово…
Но тут возникли разногласия с поляками, горевшими желанием отомстить России за разделы Речи Посполитой и подавление их восстаний. Кроме того, они представляли себе Великое княжество Литовское только в составе Речи Посполитой. И поскольку поляки составляли костяк армии, Наполеон больше прислушивался к ним, а не к литвинам. Это вызывало разочарование в среде литовской шляхты, но Наполеону было тогда не до этих «мелочей».
В газете «Курьер Литовский» («Kurier Litewski») от 30 июля 1812 года автор статьи так описывал события того года в Пинском уезде, происходившие накануне вступления сюда французской армии: «Находясь в Пинске во время отступления неприятелей (русских) и будучи свидетелем истинно умилительных сцен, какие могли породить лишь великий акт возрождения Отечества и горячие чувства его истинных детей, я считаю, что передавая все подробности этих столь же доблестных, сколь и прекрасных событий, я нарисую приятную для моих соотечественников картину; быть может, она окажется даже достойной привлечь, хоть на один миг, внимание нашего Избавителя (так называли в Польше и Литве императора Наполеона), среди его великих и геройских подвигов.
Когда русское правительство приняло более решительные, чем когда-либо, меры для вывоза из Пинска значительных запасов продовольствия и других предметов военного обихода, в город был прислан член губернского присутствия, на обязанности коего лежало ускорить их вывоз и сжечь все остатки. Жители нашего уезда, догадавшись о приближении армии Избавителя, не дали людей для отправки по реке нагруженных барок и отказались поставить шесть тысяч подвод и восемьсот волов и коней под артиллерию. Они решительно объявили члену присутствия, что ни вывозить магазинов, ни жечь их не позволят, и взялись за оружие, какое у кого было. Собрали крестьян, вооружённых вилами и косами, окружили все магазины, расставили караулы и, ободряемые князем Карлом Любецким (в настоящее время делегат в Сейме), караулили, день и ночь не сходя с коней, и рассылали из своей среды разъезды во все стороны. Вскоре милостивое Провидение исполнило их предчувствия.
По истечении трёх дней такого неопределённого, выжидательного положения мы получили известие, что вспомогательные отряды армии Всемилостивейшего Императора Французов, бывшие под начальством князя Шварценберга, заняли Кобрин и что русские, отступая на всех пунктах, оставляют наши окрестности. Тогда общее сознание счастья ещё более возбудило наше воодушевление.
Не было никого, без различия положения, состояния и звания, кто бы остался в бездействии. Одни отправились к князю Шварценбергу с покорнейшей просьбой прислать хотя бы один эскадрон, другие охраняли русское казначейство, третьих послали в погоню за транспортом амуниции, который видели проходящим в нескольких милях от Пинска в количестве 18 возов; на другой же день он уже был доставлен в город. Некоторые же во главе с Твардовским, проникнув в обоз корпуса генерала Тормасова, без выстрела взяли в плен 80 солдат и двух офицеров. В то же время обыватель нашего уезда Фабиан Горнич занялся набором охотников, в 2 дня собрал их около тридцати человек, напал на проходивший обоз русского уланского полка, отбил его, и, найдя в нём мундиры и оружие, одел и вооружил свой отряд.
В это время к нам пришёл отряд венгерских гусар в количестве 40 человек. В полумиле от города он был встречен бегущими навстречу гражданами и простым народом. Гусары, удивлённые и растроганные таким воодушевлением, смущённые раздавшимися кликами восторга, разделяли с нами чувства счастья, выражая свою радость кликами: «Да здравствует Польское Отечество и его достойные сыны»… Затем венгерцы заняли караулы в городе и около магазинов, захватив наличность казначейства – 46 тысяч рублей ассигнациями и 4 тысячи серебром. В магазинах нашли два миллиона центнеров соли, около ста тысяч центнеров муки и сухарей и огромное количество фуража, несколько тысяч гарнцев водки и 480 волов. Офицер, командовавший прибывшим отрядом, послал рапорт князю Шварценбергу, донося о добыче и оценивая её более чем в 5 миллионов польских злотых. Бал, данный в этот день прибывшему отряду маршалом нашего уезда Скирмунтом, длившийся 6 часов, казался одним мгновением, потому что всеобщее счастье, восторг, весёлые клики, тосты за здравие нашего Всемилостивейшего Избавителя одушевляли гостей так, как этого не запомнят за 18 истекших лет.
На другой день по прибытии названного отряда венгерцев мы получили известие, что разъезд корпуса Тормасова, состоящий из улан и казаков, подошёл к Пинску на расстояние 4-х миль. Тотчас же бросились мы на коней, вооружившись кто чем мог, и в количестве 15-ти человек, выпросив у гусарского офицера ещё 14 нижних чинов, переправились через реку и через два часа настигли русских, готовых к бою (видимо, они были осторожны).
Но не помогла им ни сильная позиция (они держались в строю за плотиной), ни их почти вдвое превышавшая нас численность. Мы тотчас же атаковали их. Они были разбиты с первого же натиска, сразу потеряли нескольких человек и, преследуемые нами, укрылись за другой плотиной, где снова приготовились к бою. Но и на этот раз после нашего смелого нападения они были выбиты из позиции, изранены и бежали. Результатом этой стычки было 8 убитых улан и казаков, взято в плен 6 улан, 9 коней; кроме того, 17 раненых, которые, не имея сил далеко уйти, остались в ближайших деревнях.
С нашей стороны было ранено только двое: один унтер-офицер и один гусар, да и то легко. Узнав от пленных, что в расстоянии полутора миль стоят два эскадрона гусар, мы должны были вернуться в Пинск. В течение целой недели почти ежедневно происходили стычки с русскими. В одной из них попался нам в плен командовавший разъездом уланский офицер.
Затем, когда вследствие стратегических передвижений генерал граф Ренье во главе саксонского войска занял место стоянки князя Шварценберга и, передвинувшись к Слониму, отозвал гарнизон из Пинска, корпус Тормасова, подвигаясь к самому Слониму, выделил казаков для занятия Пинска. Последние в количестве нескольких десятков человек, будучи уверены, что в городе совершенно нет войска, вошли в него без всяких предосторожностей. Но мужество горожан, без различия пола и возраста, оказало им упорное сопротивление. С крыш, из окон, из садов градом посыпались пули; даже камни, куски железа и дерева, бросаемые с отчаянием, несли на улицах смерть казакам. Едва лишь пятая часть их нашла себе спасение в бегстве. Через несколько часов пришёл целый полк русских гусар, но граждане успели уже покинуть город и отправиться в Слоним к корпусу генерала графа Ренье. Таким образом, неприятель занял совершенно пустой город».
В то же время имеется свидетельство того, что в июле 1812 года в Пинске отряд русского полковника Жевахова разбил отряд французов и взял в качестве трофея пушку. Скорее всего, и вышеизложенное описание обороны города, и победа Жевахова над отрядом французов – это взгляд на одно и то же событие глазами очевидцев, находившихся по разные стороны.
Проживавшие в это время в Пинске и его уезде представители рода Дзиковицких несомненно оказались вовлечёнными в события.
2. ВОССТАНОВЛЕНИЕ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ НЕ СОСТОЯЛОСЬ. (1812 – 1830 годы)
…в отличие от немцев, испанцев, итальянцев
и прочих, поляки на войну с Россией шли весьма
охотно и были полны радужных надежд.
Рыжов В. А. «Польские войска в Русском
походе Наполеона 1812 года».
В это время на польских землях, захваченных по разделам Речи Посполитой Россией, а теперь освобождённых французами, шло государственное строительство. Но Бонапарт на освобождение литовских крестьян от власти панов так и не осмелился, наоборот, он приказал высылать команды для наказания мятежников. От крестьян же требовал рекрутов и денег на создаваемое литовское войско.
15 августа в Витебске Наполеон отмечал свой день рождения. «Властелина вселенной» осыпали комплиментами. На лучших зданиях вывешивались портреты императора с надписями на польском языке: «Вся твердь земная празднует: сегодня родился Тот, кто принизил горделивых и освободил слабых» и «Всемогущий справедливый Бог проявляется в Наполеоне».
На малой родине рода Дзиковицких 19 августа 1812 года в городе Пинске был принят «Акт присоединения к Генеральной конфедерации жителей Пинского повета». Вот его текст: «Мы, обыватели Запинского и Пинского уездов, получив от его светлости князя Шварценберга, главнокомандующего австрийскими вспомогательными войсками, Акт Генеральной конфедерации Варшавского Сейма, будучи проникнуты чувством святой любви к Родине, с полнейшей сердечной радостью присоединяемся к Генеральной конфедерации Варшавского Сейма.
Великие слова сказаны в этом Акте. Польское королевство восстановлено, и польский народ снова объединён в одно тело. Они возлагают на всех поляков непременную обязанность осуществить это и безгранично посвятить делу их жизнь и имущество. Ныне мы дети, возвращённые нашей Матери-Родине, мы спасены от ига неправого плена непобедимым оружием Величайшего Героя мира. В наших жилах течёт та же кровь, которая оживляла наших предков, победивших многие народы; в нас не угасло то же мужество, одухотворённые которым храбрые полки наших прадедов не отчаивались в судьбе родины в самые трудные времена.
Двадцатилетняя неволя нисколько не притупила в нас народного духа. На голос, побуждающий нас спасти Родину, мы спешили все. Мы несём весь пыл нашей души на соединение с жителями Варшавского герцогства для выполнения святейших предначертаний Генеральной конфедерации. Клянёмся Богу именем Великого Героя, святым именем Родины пред лицом Неба, всего мира, Европы и наших соотечественников: не отступать ни на шаг от святейших предначертаний Генеральной конфедерации, воспользоваться всеми средствами для выполнения общего дела воскресения нашего народа и всецело посвятить себя защите Родины.
Желая передать настоящий Акт Совету Генеральной конфедерации Варшавского Сейма, согласно пункту 5 Польской конфедерации избираем делегатами: князя Карла Любецкого, бывшего пинского маршала, и Яна Гжымалу-Любаньского, бывшего председателя Главного Суда Минской губернии, которые останутся в конфедерации и будут выразителями наших чувств и рвения наших сердец».
Великое княжество Литовское в считанные месяцы обзавелось 20-тысячной армией во главе с князем Ромуальдом Гедройцем. Литовская армия в конечном виде составилась из пяти пехотных и пяти кавалерийских полков, трёх егерских батальонов, а также жандармерии, национальной гвардии и особого татарского эскадрона Мустафы Мирзы Ахматовича.
Наполеон, уговариваемый поляками, которые понимали, что, пока Российская империя не признает отказа от ранее захваченных польско-литовских территорий, возрождения Речи Посполитой им не видать, принял непростое для себя решение о начале похода против Российской империи. Владелец несвижского замка князь Доминик-Иероним Радзивилл также вступил в армию Наполеона. В своих мемуарах, написанных позднее в ссылке на острове Святой Елены, Наполеон писал, что главные ошибки своей жизни он совершил именно в Витебске. А сама война из освободительной для польско-литовской шляхты превратилась в захватническую.
5-й армейский корпус Юзефа Понятовского вступил на территорию Российской империи около Гродно. В начале войны корпус насчитывал 34600 солдат и 74 орудия. Две русские армии отступили и замысел Наполеона разбить их поодиночке и закончить войну, провалился. Пришлось следовать вглубь Российской империи. Из-за плохого снабжения корпус Понятовского потерял около трети личного состава и до 29 июля (10 августа) оставался под Могилёвом, пополняя потери. 11 (23) августа 17-й пехотной дивизии 5-го корпуса было поручено прикрывать Могилёв и Минск и блокировать Бобруйскую крепость, а сам корпус продолжил наступление на Смоленск в составе правого крыла Великой армии. Силы французской армии, вынужденной выделять крупные части для гарнизонов на оккупированной территории, для охраны растянувшихся более чем на 600 километров коммуникаций и прикрытия флангов, быстро слабели. До Смоленска из всей Великой армии дошло не более 180 тысяч человек. Подавляющее численное превосходство сил Наполеоном было утрачено. Тем не менее он надеялся дать под стенами Смоленска генеральное сражение, чтобы, выиграв его, закончить войну.
Вся эта русская кампания стала трагической, но звёздной порой для генерала Понятовского. Под Смоленском он сражался так славно, что Наполеон вспоминал об этом и позже, когда находился в ссылке на острове Святой Елены. После Смоленской битвы император лично вручил воинам 5-го корпуса 88 орденов Почётного легиона. В этой битве Понятовский был тяжело контужен. Однако замысел Наполеона на прекращение кампании не осуществился. Обе русские армии после двухдневного сражения опять отошли от Смоленска на восток. Наполеон последовал за ними с твёрдым намерением быстро покончить с войной, разгромив русские армии на подступах к Москве.
Хотя путь французских войск, как оказалось, малороссийских территорий не касался, в здешних губерниях началось заметное оживление, поделившее местную интеллигенцию на два лагеря. Симпатии польской шляхты, естественно, были в большинстве на стороне Франции. Так, волынский помещик и писатель из Гальчина, Чайковский, даже организовал ополчение для помощи Наполеону. Однако в целом Украина осталась спокойной и киевским генерал-губернатором М. И. Кутузовым были только отправлены в российскую армию вспомогательные силы и ускорено проведение начавшихся ранее обширных работ по строительству и ремонту оборонительных сооружений в Киеве.
Семья Григория Стефановича Дзиковицкого оказалась в стороне от грандиозных событий, затронувших прямо и непосредственно всех его дальних и близких родственников, проживавших в Пинском уезде. И пока герцогство Варшавское истекало кровью и материально жертвовало на дело своего национального освобождения, польское население Волыни, Подолии, Киевщины продолжало в основном жить собственной жизнью, сочувствуя герцогству и Франции, но ограничиваясь поддержкой национального дела лишь отправлением отдельных добровольцев в польские легионы. Без какой-либо системы или организации.
По мере продвижения вглубь России Наполеон испытывал всё большие трудности. Местное население оказывало сопротивление, уничтожало фураж и продовольствие. Французская армия, оторванная от баз на сотни километров, стала таять на глазах: часть солдат оставляли для поддержания коммуникаций, другие дезертировали. Только 135 тысяч человек подошли 4 сентября (23 августа) к селу Бородино. Здесь новый главнокомандующий русской армией М. И. Кутузов решил дать главное сражение. Накануне Бородинской битвы Наполеон вынужден был послать свой предпоследний резерв – 10-тысячный отряд – на помощь блокированному партизанами гарнизону Витебска.
Наполеон был так измотан долгим наступлением и дезориентирован, что сначала не поверил в серьёзность намерений Кутузова. Лишь увидев земляные работы русских, он понял, что час великой битвы настал. Через три дня произошло сражение. На поле боя артиллерия, столь любимая Наполеоном, полностью использовала свой потенциал. Недаром современники отмечали, что основная масса убитых и раненых была поражена артиллерийскими снарядами – ядрами, гранатами и картечью. Со стороны французов в бою участвовало 587 орудий, а со стороны русских 640 орудий.
В начале Бородинского сражения Понятовский получил приказ обойти левый фланг русской позиции по Старой Смоленской дороге и выйти к ней в тыл, но в районе Утицы встретил сопротивление 3-го пехотного корпуса генерала Н. И. Тучкова. Корпус оттеснил Тучкова, но не смог воспользоваться успехом. В этом бою поляки потеряли убитыми и ранеными 80 офицеров и около 2000 унтер-офицеров и рядовых. Тем не менее, в битве при селе Бородино Юзеф Понятовский в полной мере проявил свой военный талант и отвагу.
В сражении с обеих сторон погибло около 100 тысяч человек. В день Бородина, как ни упрашивали командиры, Наполеон так и не послал свою гвардию уничтожить остатки русской армии. «За тысячи километров от Парижа я не могу рисковать своим последним резервом» – отвечал он. Бородинская битва стала решающим сражением этой войны. Позднее Наполеон с горечью сказал, что для него бой при Бородине «был одним из тех, где необыкновенные усилия имели самые неудовлетворительные результаты».
Москва встретила Наполеона пожаром, а Россия отказалась подписать мирный договор. После занятия Москвы 5-й корпус действовал в авангарде. В Тарутинском сражении части корпуса стойко отражали атаки российских войск, потеряв 1300 человек убитыми, ранеными и пленными (в ходе боя погиб начальник штаба корпуса дивизионный генерал С. Фишер). В армии Наполеона начался голод, приближалась холодная зима. Затем, когда Наполеон решил уходить из Москвы, 13 (25) октября авангард 5-го корпуса вел бой с казаками под Медынью. Казаки отбросили Понятовского, лишив тем самым Наполеона последней возможности прорваться в Калугу, а польские солдаты из конного полка шевалежеров-улан Императорской Гвардии в одном из боёв спасли самого Наполеона, отбив его у казаков…
17 (29) октября во время рекогносцировки у Гжатска Понятовский был тяжело контужен в результате падения с лошади, и с 20 октября (1 ноября) корпусом фактически командовал генерал Ю. Зайончек, который успешно действовал в боях при Вязьме. Французская армия вынужденно отступала по уже разграбленной старой Смоленской дороге. Во время отступления Понятовский голодал и мёрз вместе со своими солдатами. Вспоминали, как он радовался, когда ему дали две печёные картошки. И если поляки и немцы просто мучались от морозов, то воинские части, состоявшие из итальянцев и испанцев, просто мучительно умирали. Их к концу похода физически не стало существовать. Наполеон рассчитывал, что в Смоленске, где находились склады с провизий и запасами, его армия перезимует. Однако город был настолько переполнен ранеными и заразными больными, а склады разграблены, что Наполеон был вынужден продолжить отступление. В Смоленске по приказу Наполеона 5-й корпус передал половину своей артиллерии 4-му корпусу Э. Богарне. 6 (18) ноября в Орше 5-й корпус имел в строю всего 1200 человек при 30 орудиях.
Долгий и мучительный путь бывшей Великой армии и входивших в неё польских корпусов Понятовского во время отступления погубил её практически полностью. Фактически существенной военной помощи император не дождался и от литовских полков. Литовский 3-й гвардейский легкоконный полк генерала Конопки 19 октября в бою под Слонимом был разбит генералом Чаплицем. Татарский эскадрон Ахматовича также сражался под началом Конопки. В плен попали сам генерал Конопка, 13 офицеров и 253 нижних чина. Отряд генерала Косецкого (3.500 человек), направленный из Минска к Новосверженю, 13 ноября был разбит русскими егерями. На следующий день остатки его были разгромлены у Койданова; в плен попали 2.000 человек. Остальные вернулись в Минск. 17-я пехотная дивизия 5-го корпуса в бою 9 (21) ноября не смогла удержать Борисов, в результате чего Великая армия попала в тяжёлое положение. В середине ноября подчинённые Наполеону войска Великого княжества насчитывали во всех подразделениях более 20.000 человек. Уставным языком команд и общения в них был польский.
Польская и литвинская шляхтичи, связывавшие надежду на восстановление отчизны с Францией и с успехами Наполеона, пережили трагическое разочарование; очистилось поле для тех, кто основывал те же надежды на Россию и на её императора Александра. Главой этой партии по-прежнему оставался князь Адам Чарторыйский, бывший царский министр. Как только военное счастье изменило Наполеону, князь попытался восстановить с Александром I переговоры, начатые в декабре 1806 года и продолжавшиеся при каждом обострении политического положения в Европе – в 1809 и в 1811 годах. 6 декабря 1812 года Чарторыйский писал царю: «Если Вы вступите в Польшу победителем, то вернётесь ли Вы к Вашим старым планам относительно этой страны? Покоряя страну, захотите ли Вы покорить сердца?».
В начале декабря Наполеон потребовал от Комиссии временного правительства Великого княжества Литовского объявить посполитое рушение и выставить на войну 30 тысяч шляхты. Но 30-тысячное ополчение было явно нереальным, и решили в первую очередь собрать 15 тысяч добровольцев. Но набрались в посполитое рушение всего лишь 500 человек.
18-й и 19-й литовские уланские полки прикрывали переправу императора через реку Березину. В боях на Березине 14—16 (26—28) ноября части корпуса Понятовского составляли около трети боеспособных сил Великой армии. Во время переправы по перегруженному мосту французская армия потерпела ужасающую катастрофу. Спасти её было невозможно. Остатки некогда Великой армии после катастрофы спешно отступали к городу Вильно.
Поляки и литвины, связывавшие надежду на восстановление отчизны с Францией и с успехами Наполеона, пережили трагическое разочарование; очистилось поле для тех, кто основывал те же надежды на Россию и на императора Александра. Главой этой партии по-прежнему оставался князь Адам Чарторыйский, бывший царский министр. Как только военное счастье изменило Наполеону, князь попытался восстановить с Александром переговоры, начатые в декабре 1806 года и продолжавшиеся при каждом обострении политического положения в Европе – в 1809 и в 1811 годах. 6 декабря 1812 года Чарторыйский писал царю: «Если Вы вступите в Польшу победителем, то вернётесь ли Вы к Вашим старым планам относительно этой страны? Покоряя страну, захотите ли Вы покорить сердца?».
Тем временем ударили сильные морозы. Весь путь от Березины до Вильно был покрыт окоченевшими трупами. «Перед Вильно, – вспоминал генерал Д. Хлаповский, – в течение одной ночи замёрзла целая бригада неаполитанцев». 8 декабря французы, измученные голодом и холодом, не подчиняясь более приказам командиров, наконец добрались до Вильно. Это была уже не армия, а многотысячная толпа мародёров, которые, ворвавшись в город, разграбили все магазины и склады с продовольствием. Затем они захватили ряд зданий и, закрывшись в них, стали ожидать, когда, наконец, можно будет бежать или сдаться в плен. Мюрат безуспешно пытался организовать оборону Вильно. Литовские 18-й и 19-й уланские полки, а также татарский эскадрон Ахматовича, от которого осталась лишь одна рота, участвовали в обороне вместе с французскими войсками. 10 декабря русские части стали обходить город, грозя окружением, и французы побежали.
К началу января 1813 года собравшиеся в Варшаве остатки 5-го корпуса Понятовского насчитывали 800 человек пехоты и 900 человек кавалерии. При этом удалось спасти почти всю артиллерию. Здесь, в Варшаве, была у Понятовского одна горестно-радостная минута. Адъютант доложил, что у ворот стоит толпа его солдат. Больного Понятовского вынесли во двор. Он увидел удивительную картину: рваные, босые, в лучшем случае в сапогах, перевязанных верёвками, стояли его боевые соратники. Все знамёна склонились к ногам командира. Все – до одного! – орлы (знаки воинских частей корпуса) были спасены. «Пойдём за тобой хоть до пекла!» – кричали солдаты-поляки. Понятовский, глядя на них, смеялся и плакал.
Только 30 декабря 1812 года по воззванию Совета министров Великого княжества Варшавского был объявлен набор всадников посполитого рушения с каждого 50-го дыма со всех территорий княжества, не занятых неприятелем. Эти всадники должны были пополнить прежние кавалерийские полки, но, вследствие плохого качества коней и неопытности наездников, оказалось невозможным использовать их в частях регулярной кавалерии. Частично они пополнили пехоту, а наиболее боеспособные стали основой полка «кракусов» (называвшемуся так по городу Кракову и его окрестностям). Весной 1813 года остатки 5-го корпуса были реорганизованы в 8-й армейский корпус Великой армии, включавший две пехотные дивизии и две кавалерийские бригады.
Польский полк «кракусов» не имел единообразного вооружения и обмундирования. Многие солдаты оставались в своей деревенской одежде – домотканых сукманах и овчинных шапках. Офицеры одевались в казачьем стиле в подобие чекменя и шароваров, а на голове носили конфедератки или мягкие шапки-«кракуски». С самого начала формирования полк «кракусов» получил отличное от других новобранцев обучение. Много внимания уделялось поворотливости и маневренности, казачьей манере ведения разведки, преследования и диверсий в тылах неприятеля. Изначально в полку не было трубачей, и вместо них использовались бунчужные, которые движениями бунчуков передавали все команды для движения и перестроений кавалеристам. Полк состоял из 4-х эскадронов по 220 всадников в каждом. Вместе с кирасирами 14-го полка «кракусы» составляли авангард генерала Уминьского в 8-м корпусе князя Понятовского.
Со срочно собранной новой армией Наполеон пытался остановить наступление русских в Европе, но счастье отвернулось от великого полководца. 1 января 1813 года русские войска перешли былую границу Российской империи, вступили в Европу и бывшие вассалы и союзники Наполеона стали один за другим уходить от императора. Только полякам оставалось одно – держаться за него из последних сил.
13 января 1813 года Адам Чарторыйский получил ответ на своё письмо к Александру I. Царь не отказывался от своих «любимых идей» о восстановлении Польши, но ссылался на те препятствия, с которыми должно, без сомнения, столкнуться его стремление к воссозданию Польши, «Положитесь на меня, – говорил он. И добавлял: – Всё, что предпримут поляки для содействия моим успехам, будет в то же время способствовать осуществлению их собственных надежд». Он требовал, чтобы Великое герцогство Варшавское заключило формальный союз с Россией и чтобы поляки доказали этим «перед лицом России и Европы, что они возложили на меня всё своё упование».
Кампания 1813 года началась для русских и пруссаков неудачно. В январе 1813 года Наполеон взял остатки литовских войск (6.000 человек, 2.000 лошадей) на французское содержание. Оставшиеся от татарского эскадрона Ахматовича 3 офицера и 15 рядовых были причислены к полку гвардейских польских улан Красинского, а в будущем литовские уланы влились в армию русского вассального Царства Польского.
Польское государство, основанное Наполеоном, не пережило гибели Великой армии. Поляки были не в силах защищать это государство именно потому, что бо?льшая часть национальных сил погибла во время разгрома наполеоновской армии в России, а небольшое количество, которое уцелело, должно было под предводительством Юзефа Понятовского следовать за французами в их отступлении. Поэтому Великое герцогство пало само собой. 18 февраля 1813 года русским стоило только появиться перед воротами Варшавы, чтобы вступить в неё. Остальные крепости старой Польши пали в течение 1813 года.
В начале июня, к большому удовольствию министра иностранных дел Австрии графа фон Меттерниха, стороны заключили перемирие, которое продлилось два месяца. Александр I в трактатах, подписанных с Пруссией в Калише и Бреславле, по-видимому, забыл о Польше, оказавшейся бесполезной или враждебной. Чарторыйский в своих письмах и во время свидания с царём 25 июня 1813 года снова защищал перед ним интересы соотечественников. Если армия Понятовского, уверял он, не соединилась с русскими, то лишь потому, что генералы Александра ничего не сделали для этого. «Когда хотят склонить на свою сторону какой-нибудь кавказский народец или какого-нибудь персидского хана, то гораздо больше хлопочут, чем теперь, когда нужно было привлечь к себе князя Понятовского и его армию; ему отказали в перемирии; позволили австрийцам перерезать линии его сообщений с Россией». Чарторыйский умолял царя не уступать Пруссии и Австрии ни пяди польской территории.
10 августа боевые действия были продолжены, а два дня спустя Австрия официально присоединилась к новой антифранцузской коалиции. В битве под Ганау был ранен последний прямой потомок владельцев Несвижского замка князь Доминик-Иероним Радзивилл. Он умер во Франции, оставив после себя дочь Стефанию. «В эпоху падения Наполеона его посланник Биньон за обедом осуждал «неаполитанского короля» Мюрата за то, что в критическую минуту он оставил своего патрона, которому всем обязан.
– «Я знаю короля неаполитанского, – возразил находившийся здесь Понятовский, – и вполне уверен, что только обязанности к своему народу заставили его идти по этой дороге. Преклоняюсь перед величием и могуществом императора, но если бы он потребовал от меня чего-нибудь противного интересам моего отечества, я отказал бы ему в послушании»» (Уманец Ф. М.).
Трактат между Австрией, Пруссией и Россией, подписанный в Теплице 9 сентября 1813 года, должен был положить конец надеждам Чарторыйского, так как предусматривал раздел Великого герцогства Варшавского между тремя державами.
16 октября 1813 года в Саксонии под городом Лейпцигом началась грандиозная, завершающая военную кампанию этого года, битва между 200-тысячной армией Наполеона и более чем 300-тысячной армией союзников, получившая название «Битва Народов». Армия Наполеона потеряла в тот день 30.000 человек, союзники – около 40.000. Подкрепления постоянно подходили к обеим воюющим сторонам. Под Лейпцигом небольшой отряд «кракусов» вместе с кирасирами состоял в эскорте князя Понятовского. Вечером 16 октября, в первый день «Битвы Народов», Понятовский получил звание маршала и оказался единственным иностранцем, которому маршальский жезл был дан из рук самого Наполеона.
Следующий день, 17 октября, прошёл в уборке раненых и подготовке к новому сражению. 18 октября сражение вспыхнуло с ещё большим ожесточением. Но силы были уже слишком неравны: объединённые армии русских, австрийцев, пруссаков и шведов насчитывали уже более 400.000 человек и вдвое превосходили по численности наполеоновскую, в чьих рядах сражались также поляки, саксонцы, итальянцы, бельгийцы и немцы Рейнского союза. К тому же в разгар битвы саксонская армия внезапно перешла в лагерь союзников и, мгновенно повернув пушки, стала стрелять по французам, в чьих рядах только что сражалась.
В ночь с 18 на 19 октября император приказал отступать из Лейпцига. Отступление продолжалось и весь день 19 октября. Прикрывали отход маршалы Макдональд и Понятовский. Было велено взорвать за собой мост через реку Вайсе-Эльстер, но, по ошибке, сапёры сделали это слишком рано. На уже занятом союзниками берегу осталось более 28.000 солдат во главе с обоими маршалами. Макдональд едва избежал смерти, вплавь перебравшись через реку. Понятовский, пробывший маршалом всего два дня, был ранен. Не желая сдаваться, он попытался верхом переплыть Эльстер, но утонул. Ему было 50 лет. И в бою, и в момент смерти Понятовский был всё в той же самой казачьей бурке, которую начал носить в 1794 году, будучи атаманом пропольского казачьего полка «Верная дружина». Так, в расцвете лет, на чужой территории и защищая чужие интересы, погиб этот мужественный, бешено популярный среди своего народа человек. Прах Понятовского в 1814 году был перенесён в Варшаву, а в 1819 в Вавель.
Бывшие литовские пехотные 18-й, 20-й и 21-й полки, составившие гарнизон последней сражавшейся польской крепости Модлин, численностью около 5.000 человек, выдерживали осаду 50-тысячного российского корпуса до 25 декабря 1813 года. Польские войска в походе 1814 года упорно шли под знаменем Наполеона. Последним делом «кракусов-эклереров» была оборона Парижа 30 марта. Кроме них в Париже сражались 3 роты польской пешей артиллерии капитанов Валевского, Буяльского и Пьентки. Польская артиллерия защищала Политехническую школу. Генерал Пац со шволежерами гвардии сражался у Ла Вилет. В предместье Бельвилль полк «кракусов-эклереров» сражался в арьергарде до самого конца боя. Последний пушечный выстрел союзников был нацелен именно на «кракусов».
Уже после большой всеевропейской войны происходило интенсивное заселение Бердичева ремесленниками-евреями, что привело к широкому развитию в местечке ремесла и торговли. Благодаря этому роль главного экономического центра местной жизни из Махновки начала переходить к Бердичеву, лежавшему в то время за пределами Махновского уезда. В связи с большим значением оптовой торговли, Бердичев был наполнен многочисленными легальными и нелегальными складами, и требуется указать, что город в XIX веке стал одним из главных контрабандистских центров в Восточной Европе. Поэтому понятно, что действительным средоточием всей экономической и общественной жизни Махновского, как и других прилегающих уездов Волынской губернии, являлся именно Бердичев.
9 марта 1814 года супруги Григорий и Домицелия Дзиковицкие крестили своего второго ребёнка, но первого наследника мужского пола – сына Яна. Родился он, видимо, 6 марта, и там же, где и первый ребёнок – в селе Мшанец. Обряд состоялся там же, где и предыдущий – в уездном центре местечке Махновка, в римско-католическом костёле. Причём, в метрике новорожденного было отмечено дворянское достоинство обоих родителей. Могилёвская римско-католическая духовная консистория выдала позже копию метрики следующего содержания: «1814 года марта 9-го дня окрещён младенец Иван исправляющим должность викария при Махновском римско-католическом костёле ксёндзом Иваном Скульским – дворян Григория и Домицелии с фамилии Вышинских, Дзиковицких – законных супругов, в селе Мшанцы рождённый».
Составляя 11 апреля 1814 года в Фонтенбло акт своего отречения от императорского престола, Наполеон приказал включить следующую статью в пользу своих поляков: свободное возвращение на родину «с оружием и обозами в качестве свидетельства об их достохвальных заслугах», а также сохранение знаков отличия и пенсий, присвоенных этим знакам отличия.
Отдельные части Великого княжества Литовского, как и поляки, также воевали под знамёнами императора до самого отречения Наполеона, оставив осаждённый Гамбург уже по приказу короля Людовика XVIII. После поражения Наполеона многие его бывшие польские и литовские легионеры, которые, конечно же, были в основном пассионариями, поскольку добровольно вступали на военную службу ради возрождения своей родины, уже не вернулись в своё отечество и рассеялись по Европе и Америке, частью отойдя от политической деятельности, а частью приняв активное участие в общественной жизни приютивших их стран. Однако много было и вернувшихся домой.
Император Александр I всё чаще и чаще выказывал знаки уважения и симпатии к польским войскам. На одно из писем Костюшко он ответил герою битвы при Мацеёвицах: «Я надеюсь осуществить возрождение вашего храброго и почтенного народа […]. Я взял на себя эту священную обязанность […]. Ещё немного, и поляки посредством благоразумной политики вернут себе родину и имя». Генералу Домбровскому, главе и вдохновителю знаменитых «легионов», просившему разрешения вернуться в Польшу с уцелевшим остатком этих удальцов, он ответил, что они вступят туда одновременно с русскими войсками. Их главнокомандующим он назначил своего брата Константина. Этому последнему русский император приказал представить себе в Сен-Дени депутацию, посланную от 12 польских генералов и 600 польских офицеров.
Александр I удовлетворил все их ходатайства: создание «армии Варшавского герцогства»; сохранение каждым полком своего мундира и наименования; сохранение за каждым военнослужащим его чина; помощь деньгами, припасами и фуражом. Он изъявил согласие на образование в Париже Комитета из шести польских генералов, которые должны были работать над реорганизацией этих войск, и на отправку трёх других генералов в Лондон, в Берлин и в Австрию для переговоров о возвращении на родину пленных поляков. Александр соглашался на снятие секвестра в Польше и в России с имений магнатов, служивших при Наполеоне.
Великий князь Константин, поставленный царём главнокомандующим над польскими войсками, ранее участвовал в больших сражениях: в швейцарском походе Суворова, в битве под Аустерлицем и в тяжёлых кампаниях 1813 и 1814 годов. Не менее отца любил он все мелочи казарменной жизни и страдал страстью к военным смотрам – «парадоманией». Хотя он и был учеником знаменитого теоретика и историка наполеоновских войн Жомини, но остался по сути капралом. Получив от царя повеление организовать сначала польскую, а позже и литовскую армии, Константин предался этому делу всей душой, вносил в него серьёзные технические познания, терпеливый и упорный труд, вставал летом в 5, а зимою в 6 часов утра. Но успеху дела мешало его излишнее пристрастие к мелочам и недалёкий ум.
Восстановленные таким образом польские войска на своём пути к востоку через Нанси посетили в этом городе часовню Бон Секур, где покоятся останки короля Станислава Лещинского, и оставили там надпись, прославлявшую великодушие Александра I. Литовский 21-й конно-егерский полк Игнатия Монюшко также вошёл в состав нового польского войска. С согласия Александра I вернувшимся на родину польским солдатам наполеоновских войск под командованием генерала Винцента Красинского была устроена торжественная встреча.
Но у поляков, несмотря на явное благоволение к ним со стороны русского императора, оставались претензии, проистекавшие из различия русской и польской психологии, воспитанных веками прежней раздельной жизни: у одних рабской, у других вольной. «Всё, что является правилом, формой, законом, – писал Чарторыйский в 1814 году Александру I о великом князе Константине, – поносится и осмеивается […]. Он хочет во что бы то ни стало ввести в армии палочные удары и приговорил вчера солдата к этому наказанию, вопреки единодушным представлениям комитета». Между тем солдаты, которых великий князь наказывал палками, служили в армиях Французской республики и Наполеона. За неудачное учение Константин наносил кровные оскорбления офицерам и генералам. Для выросшего из дворни московитского дворянства это было естественным, для гордого шляхтича, воспитанного поколениями гордых предков-воинов – недопустимо. Из-за последнего отличия шляхетства в России укоренилось даже особое понятие – «польский гонор», что примерно можно перевести на общепонятный язык как характеристику человека «заносчивого», «высокомерного», «не считающего равными себе других людей». А сегодня можно было бы обозначить «польский гонор» и так: «Ишь, возомнил о себе! Уж и плюнуть на него нельзя!». Вскоре число офицерских отставок и солдатских побегов увеличилось. Офицеры и унтер-офицеры кончали самоубийством.
Не лучше, впрочем, относился он и к штатским, призывая к себе и распекая войтов и бургомистров, сажая под арест бургомистра города Варшавы; наказывая палками мещанина, обвиняемого в укрывательстве вора. Но наряду с грубостью у Константина бывали проблески рыцарского великодушия. Однажды, оскорбив офицеров, он раскаялся, взял обратно свои слова и в качестве удовлетворения предложил дуэль.
В сентябре 1814 года – и вновь с санкции императора – состоялось торжественное погребение тела князя Юзефа Понятовского в присутствии русских и польских войск, а затем многочисленные богослужения его памяти по всей стране. Александр поддержал также инициативу установить памятник этому национальному герою, воевавшему на стороне Наполеона и последовательно отвергавшему сотрудничество с Россией. Атмосфера, в которой поляки ожидали быстрого восстановления собственного государства, передалась даже Тадеушу Костюшко, который в письме к Александру заявил о готовности сотрудничать с ним. Ответ, полученный от императора, возбуждал ещё бо?льшие надежды: «Я надеюсь возродить мужественный и достойный народ, к которому ты принадлежишь […]. Пройдёт немного времени, и поляки восстановят свою родину и своё имя» (Роснер А.).
