скачать книгу бесплатно
Я не был готов к такому. Мне было необходимо, чтобы кто-то задал направление. На моем этаже открывались и закрывались двери. Я видел людей, бегущих к лестнице. Из одного номера вышел мужчина и, оглянувшись, посмотрел на меня. Я знал, кто он, но на мгновение забыл его имя.
Джо Фишер, профессор из штата Пенсильвания. Теперь я вспомнил, как его звали. Мы были знакомы семь лет.
Поправляя очки на носу, он сказал:
– Джон, нам нужно вызвать такси. Шотландии больше нет.
– Шотландии… нет?
– Да, и нам нужно вызвать такси. У тебя есть номер?
Потребовалось некоторое время, чтобы до меня дошел смысл его слов. Ни у кого из нас не было машин. Мы все приехали из аэропорта на такси.
Я начал смеяться. Как будто сошел с ума. Он определенно так и подумал. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, а затем просто оставил в коридоре. Я не мог перестать смеяться. Мне пришлось сесть, обхватив голову руками, и так я сидел, уставившись в телефон, а новости все поступали и поступали. Для меня абсурд заключался в том, что, когда весь мир рухнул, он мог думать только о том, чтобы вызвать такси. Шотландии больше нет, и, разумеется, нам нужно вызвать такси!
Через некоторое время смех прекратился. Он не перерос в слезы или что-то еще. Он просто вылинял, оставив меня в замешательстве от собственной реакции.
Я встал, пошел за своим наполовину упакованным чемоданом и на лифте спустился в вестибюль. Там было не протолкнуться. Все кричали, причем на разных языках. Одна из администраторов пыталась сделать объявление, но никто не слушал. Тогда она и молодой человек взобрались на стойку регистрации, и, возвышаясь над толпой, эта женщина закричала:
– Тихо! Тихо! Замолчите!
Молодой человек стоял рядом с ней и, дрожа, переводил на английский все, что она говорила. На мгновение все затихли.
– Самолеты больше не летают нигде в мире! И другие виды общественного транспорта вряд ли будут сегодня работать! Пожалуйста, постарайтесь сохранять спокойствие, и мы вам поможем! Мы рекомендуем не уезжать в такое время на машине!
Но люди покидали отель, словно из подъезда вытекала человеческая река. Я наблюдал за ними, прислонившись спиной к стене, частично скрытый пальмой в кадке. До меня постепенно доходило, что никто не собирается говорить мне, как поступить. Моя страна осталась без правительства. Шотландии больше нет. Сотни тысяч людей мертвы, а остальные ждут, что больше не существующее правительство скажет нам, как следует поступать в ситуации, которая никогда раньше не возникала.
Я снова попробовал дозвониться до Нади, но соединения по-прежнему не было.
Они непременно должны находиться дома. Там сейчас полночь.
Я думал о вспышке света, гигантском облаке, создающем искусственный дневной свет, а затем о гаснущих огнях большого города.
Я набрал номер домашнего телефона, и он зазвонил.
Мое сердце…
Нет, я не могу просто взять и написать об этом.
Я полагал, что, если бы удалось поговорить с Надей или с детьми, мой мир пришел бы в норму, поэтому все, кроме гудков в трубке, отодвинулось на второй план. Телефон звонил, и я мысленно видел аппарат в коридоре в моем доме. Я услышу голос Нади, и все будет хорошо. Вот сейчас она скажет, что она и дети в безопасности, и мы решим, как поступить дальше. Поговорив друг с другом, мы бы согласовали свои действия.
Телефон продолжал звонить, но трубку никто не брал. Мои размышления прервал автоответчик, попросив оставить сообщение. И он говорил не голосом Нади, или Марион, или Рут, он говорил моим собственным голосом.
Именно в тот момент время для меня остановилось. Не имеет значения, сколько дней прошло. Каждый раз, когда я вспоминаю тот момент, все останавливается и земля уходит из под ног.
Потеряв самообладание, я отшвырнул телефон, и он ударился о стену слева от второго лифта. Я слышал, как разбился дисплей, и это был конец. Я закрыл лицо руками и заплакал прямо там, в вестибюле, на глазах у всех, хотя никто не обращал на меня никакого внимания. Только через некоторое время я услышал, как люди говорят о новых ядерных ударах – по Китаю и еще одном – по Мюнхену или где-то там в Германии. Точно уже не помню.
Получать новости из разных уголков мира стало труднее. Оставались только соцсети, большинство телеканалов не работало. Позже я слышал подобные истории о бомбардировках России и более-менее подробный рассказ об ударе по Иерусалиму. У меня где-то есть список, который я успел набросать перед тем, как Интернет отключился. Не знаю, зачем я пытаюсь припомнить точный порядок ударов. Какая теперь разница? Я услышал: «Они бомбят Вашингтон!» – и до сих пор не знаю, кто эти «они».
Вот что случилось в День первый.
День пятьдесят четвертый
Пара из номера 27 покончила с собой сегодня утром. Или, по крайней мере, все выглядело как самоубийство.
Я проснулся рано. Теперь встаю сразу после пробуждения. Больше никаких «поваляться еще пять минут». «Поваляться» значит вынужденное бездействие, и я неизбежно начинаю думать о Наде, Рут и Марион. Фантазия сменялась фантазией, и я представлял, как они едут вдоль побережья, возможно, объединяясь с дружелюбными автостопщиками, которые тоже спасаются со своими детьми. Затем в воображении интуитивно возникали сцены, в которых Надя отбивается от целых банд угонщиков автомобилей.
Я ненавидел себя за такие мучительные фантазии, но еще больше за то, что мне нравилось жить в этом вымышленном мире, сбегая в него от повседневной реальности.
Заметив, что эта супружеская пара не пришла на завтрак, я поднялся наверх, чтобы проверить, как они там.
Дилан и Натан опередили меня, поэтому, добравшись до нужного этажа, я сразу догадался, что произошло. В течение месяца, начиная с Дня Первого, по отелю прокатилась целая волна самоубийств. Лестничный колодец, всегда темный и уже дурно пахнущий, оставался самым доступным местом для сведения счетов с жизнью. За последние несколько недель никто больше не покончил с собой. Но первые три недели настолько врезались в память, что каждый раз, поднимаясь по лестнице, я ожидал обнаружить еще один труп.
– Джей, не входи сюда, – предупредил Дилан. – Выглядит непривлекательно.
– А что теперь привлекательно? – задал я встречный вопрос, входя в номер.
Натан, скрестив руки на груди, не сводил глаз с ванной комнаты:
– Похоже, он убил ее, а потом покончил с собой.
Он был прав.
Патрик лежал лицом вниз, без рубашки, перегнувшись через край ванны; его руки были выброшены вперед, и под ними собралась неглубокая лужа крови. Мускулистый мужчина лет сорока пяти, в хорошей физической форме. Я часто встречал его во время прогулок по отелю. Иногда он бегал босиком с тринадцатого этажа на первый и обратно, а иногда – только взад и вперед по нашему коридору. Он бегал босиком – и никогда снаружи, как Таня или Дилан, – потому что не хотел износить последнюю пару ботинок.
Позади Патрика, на полу, лежала его жена Корали. Ее лицо с распахнутыми от шока глазами было повернуто к двери, к нам, и на шее уже проступил черный венок синяков. Трудно сказать, была ли добровольной для нее эта смерть. Вполне возможно, идея принадлежала ей, но она не доверяла себе в том, что доведет задуманное до конца.
– По-моему, никакого злого умысла… или что-то не так? – на всякий случай спросил я, проверив и убедившись, что никто из присутствующих не видит ничего такого, что упустил я.
– Нет, никакого, – отозвался Дилан.
Патрик и Корали были дантистами из Лиона. Держались особняком. Хотя Корали несколько раз заговаривала со мной в ресторане. Английский у нее был не блестящий, но вполне понятный. С Патриком мы никогда не разговаривали по-настоящему долго, за исключением одного нетипично откровенного разговора в самом начале, когда он как-то вернулся с охоты, организованной Диланом. Он рассказал мне о лете, которое провел в Румынии, на ферме своего дяди. Тогда ему было четырнадцать. Дядя взял его на охоту. Но они охотились не для еды или отдыха. Они шли по кровавым следам, чтобы пристрелить жертв бешеного медведя, и провели в лесу семь часов, избавляя изувеченных оленей и более мелких медведей от страдания. Патрик говорил, что последние два месяца он постоянно вспоминает ту охоту.
У меня сложилось впечатление, что он рассказал мне эту историю только потому, что знал о моих записках. По этой же причине другие люди в отеле заговаривали со мной и рассказывали свои истории.
У Патрика и Корали было трое взрослых детей, а у их старшей дочери уже были свои дети. К сожалению, я не помню их имен.
– Вы тоже заметили, что они не пришли на завтрак? – спросил я.
Дилан кивнул:
– Я для того и веду журнал. Дело не только в безопасности.
– Твои знакомые? – поинтересовался Натан.
– Они были дантистами, – ответил я единственное, что знал о них наверняка.
– А вы в курсе, что среди дантистов безумно высокий уровень самоубийств?
Мы с Диланом уставились на него.
Он пожал плечами:
– Ну что? Если так и есть. У дантистов, типа, самый высокий уровень самоубийств среди всех профессий, загуглите.
– Загуглите? – Дилан приподнял брови.
– Точно, сейчас никак… но вы же поняли, что я имел в виду. Это правда.
– Загуглите, – фыркнув, повторил Дилан.
– Ладно, я пошутил, чтобы справиться с бездной. Так подай на меня в суд!
– Когда смотришь в бездну[3 - И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя (искаж. Ф. Ницше.]…
Натан развел руками:
– Я смеюсь. Ха-ха-ха.
Меня поразило, что они оба могут смеяться. Пока они подкалывали друг друга, мой взгляд то и дело возвращался к Корали Бернардо. Я застыл от безнадежности и страдания, которые исходили от нее. Словно опять наступил День первый, или Второй, или Третий.
– Может, похороним их? – произнес я.
– Давай не сейчас, внизу много народу. – Дилан встретился со мной взглядом. – Боюсь, как бы не сработал эффект домино.
Он был прав.
– Ладно, позовешь. Я помогу вынести их.
Натан и Дилан вышли из номера. Ни один из них не казался испуганным. Может, им довелось многое повидать в жизни, а причина моего отчаяния крылась в том, что я еще недостаточно видел?
Я вошел в ванную и присел на корточки, чтобы закрыть Корали глаза. Она была холодная. Что бы там не произошло, но это случилось ночью. Я попробовал припомнить, не слышал ли чего-нибудь вроде борьбы или криков. Но я беспробудно проспал всю ночь.
Однажды Корали предложила мне проверить зубы. Мы сидели в ресторане, и я запрокинул голову на спинку стула, а она, щурясь от нехватки света, заглянула в рот и принялась орудовать зубочисткой у меня в зубах. Когда у меня во рту находились ее пальцы, я чувствовал себя гораздо комфортнее, чем во время ее попыток завязать разговор. В тот раз ей на глаза постоянно падали волосы.
Она произнесла:
– Вы пьете слишком много кофе.
В ответ я, фыркнув, рассмеялся.
Она помолчала, едва заметно улыбнувшись.
– На мой взгляд, серьезных проблем пока нет. Но кофе здесь ужасный.
На тот момент, когда мы все начали экономить зубную пасту, проблем с зубами у меня не было.
– Джон, ты идешь?
Дилан легонько стукнул костяшками пальцев по двери.
Я поднялся и громко произнес:
– Паршиво все это.
– Понимаю, приятель.
– Да я серьезно. Полное дерьмо.
– Я понял.
– Может, им там лучше, – сказал Натан. – Мы этого не знаем.
Покачав головой, я вышел вслед за ними, и Дилан запер дверь.
В таком большом здании чета Бернардо могла бы лежать вечно. Их комнату никогда больше не открыли бы, и никто не собирался туда заселяться. Но, следуя обычаю и принципам гуманности, а может, просто из гигиенических соображений мы хоронили трупы. Каждый раз надо было сказать несколько слов над могилой, и эта доля всегда выпадала мне. Похоже, я единственный, кто еще что-то помнил из Библии.
Предоставленные самим себе, мы мало можем контролировать свою память. Я забываю лица и имена, как зовут одноклассников моих детей, их учителей, коллег Нади. Даже воспоминания о собственном отце кажутся какими-то размытыми. Но я все еще цитирую Библию. Наверное, Библия у меня находится на уровне мышечной памяти.
После похорон Натан вернулся в ресторан, а я задержался. Я открывал и закрывал ящики комода и шкафов в их номере, попутно заметив, что у них не так уж и много вещей.
– Что-то ищешь? – спросил Дилан.
– Да… зубную пасту, обезболивающие таблетки… да что угодно.
Заглянув в шкаф, я увидел чемодан. В застегнутом на «молнию» переднем кармане я нашел паспорта. Подтвердив их личности, я старался не выглядеть так, будто придаю этому слишком большое значение.
К моему удивлению, из интересного еще попалась небольшая пачка сигарилл.
– Иди поешь! – сказал Дилан.
– Да как-то не хочется.
Он кивнул:
– Оно и понятно. У нас сейчас чуть драка не приключилась, пришлось вмешаться. Николас – ну, ты знаешь, голландец – стал докапываться до Натана, не сиделось ему спокойно.
– Почему?
– Кто знает? Злится, наверное, и хочет подраться. Я не доверяю этим парням, Петеру и Николасу. А вот англичане, Арран и Роб, вроде нормальные. Да и Петер был тихим, пока… Я не доверяю ни ему, ни этому голландцу. Иногда я наблюдаю за ними, но на это, знаешь, уходит много сил.
– Арран, да, нормальный, – согласился я. – А с Робом я только несколько раз здоровался. Петер и Ван Шайк… Никогда не приходилось разговаривать с ними.
– Ну, они-то уж точно не хотят разговаривать с американцами. – Он улыбнулся. – Пойду повожусь с баками и покурю. Пойдешь со мной?
Он еще не договорил свой вопрос, а я уже шел рядом с ним.
День пятьдесят четвертый (2)
