скачать книгу бесплатно
Толик лежал лицом к небу. Его правая ладонь гаснущими толчками лила в лужу кровь. Капли выходили по дорожке, сложенной из других капель, и падали в воду. Там не растворялись, а тесно плыли, как ряд миниатюрных бордовых медуз.
– У него палец гниет, – сказала Фаня. – Я заметила, говорю – ногти надо стричь. А будешь грызть, когда-нибудь палец отрежут. А он, дурак, возьми и откуси кусок мяса.
– Не буду стричь, – сказал Толик. – Этого нельзя делать!
– Смотри, – говорит Фаня, – где кусок. Туда его плюнул.
Кусок лежал на огороде с луком. Маленький, похожий на лодочку комочек, с небольшой каплей гноя в центре.
– Толик, – говорю. – Ты сдурел.
– Неправда. Просто оно болело.
– Так нельзя. Если стричь ногти не хочешь, то и не грызи их, пожалуйста. Пусть растут.
Толик сунул вскрытый палец в рот.
– Холосо, бляч. Не буду босе глысь.
Я вышел на обочину и сорвал подорожник. Вернулся к Толику и обернул растением больной палец. Сквозь сетку пор на листе выступила кровь.
– Хлопцы, – говорит Фаня, – что надо, чтобы вы ушли?
У Толика требование было готово.
– Мы должны сделать льва своим слугой. Вырезать на нем нашу эмблему.
– И это все? – обрадовалась старушка. – Так вырежи ее скорее.
Толик изобразил лицом воинственный порыв и поднялся.
– Иди ко мне! – крикнул борову и наставил на него красно-зеленый палец. – Второй раунд!
Загон ответил тишиной.
Толик сделал шаг и зарычал, свиньи поодиночке, опасливо, убежали в хлев. Лежать остался только их главарь. Он робко постукивал копытом о копыто и огорченно смотрел на подступавшего Толика. Живот его тяжко вздымался, а плечи мелко дрожали.
Толик наклонился к кабану и стал поднимать его на задние копыта. Тот жалобно хрюкнул, вытолкался из объятий и сбежал. Толик погнался за ним.
Кабан прыгал, делал неожиданные зигзаги и прятался за другими свиньями. Они с Толиком забежали в сарай и опрокинули там инвентарь, пронеслись по грядкам и смяли ботву. На одном неловко выполненном зигзаге Толик поймал кабана за ногу, но остановить не смог, сам упал и поехал за ним на животе, спине и каждом из боков. Кусты секли его по лицу, асфальтовая дорожка обдирала куртку и штаны. Фаня заслонила кабану дорогу, тот остановился и спрятал голову у нее в ногах. Она была его любимой хозяйкой, а он – ее любимой собственностью, и они оба рабски подчинялись друг другу. Фанины глаза просили прощения.
Толик вскарабкался на кабана.
– Куда ты от меня убегаешь, дружок? – говорит. – Никуда ты от меня не денешься.
Кабан все понял и лег, покоряясь власти. Фаня принесла топор. Толик очистил его от земли и показал кабану.
– Будешь мне служить?
Тот ничего не сказал, поэтому Толик сам прохрипел:
– Буду.
Мы с Фаней держали кабана за копыта, чтобы он не трепыхался, и пока все происходило, я получил несколько мощных толчков в грудь. На щеке, в том месте, где начинался пятачок, неглубоко, но примечательно, Толик вырезал искореженного, карикатурного зверька. Он был странной смесью кота и обезьяны, имел длинные конечности с локтями на разной высоте, треугольные ушки и неправильную продолговатую мордочку.
– Это наша эмблема? – говорю.
– Ну еб твою, – сказал Толик. – Конечно.
Мы отпустили кабана, он подбежал к сородичам и что-то им сказал на хрюкающем языке. Они отвечали ему отрывисто и сурово, в интонациях слышался страх. Необъяснимое клеймо приковывало свиные взгляды. Даже его дама не спешила к нему прижаться. Что-то отстранило его от своих. Он повесил голову и прошел к сараю, делая вид, будто нюхает землю. В сарае забился к самой дальней стенке.
– Больше львы не будут тебе досаждать, – говорит Толик. – Я их научил.
– Ох, спасибо, – сказала Фаня. – Одна бы я с ними не справилась.
Толик смущенно переминался.
– Хорошее было приключение. Даже уходить не хочется.
– Надо, родной.
Мы вышли за калитку. Кабан выскочил из сарая и понесся к нам, совершая трогательные галопы. Фаня остановила его и завела обратно. Заперла дверь на засов. Из окна выглянул пятачок: кабан прыгнул на ящик и встал на задние копыта.
– Смотри ты, – сказал Толик. – Не хочет со свиньями оставаться.
– Конечно. До конца жизни нас не забудет.
Глава пятая. Причудливый дым
Мы весь день готовили костер. Искали по городу автомобильные покрышки и закатывали в карьер за домом. Под вечер Толик размечтался.
– Пора отправляться в настоящее путешествие, – говорил он, толкая колесо. – Туда, где бандиты и дикие звери. А то в Слониме становится скучно. До добра это не доведет.
Слоним и вправду стал слишком маленьким. Все улицы мы исходили вдоль и поперек, прогулки потеряли свежесть. К тому же с людьми постоянно возникали конфликты.
Сыновья Толика сначала присматривались и не лезли к нам, а потом однажды вдруг, когда мы с ним сидели на турнике, попытались нас окружить и поймать. Толик по-детски обманул их, спрыгнув с другой стороны турника, и они сперва побежали за ним, но когда я тоже спрыгнул, погнались за мной. Бег – не самое мое сильное качество, меня хватило добежать до первых же зарослей камыша и спрятаться там.
Я стоял в иле, боясь пошевелиться, и хорошо слышал, как они меня искали.
– Блядь, и куда делся? Только что здесь был.
– Жирный, мы тебя поймаем и патлы отрежем!
– Ты зачем батю заставляешь херней заниматься?
– Слушай, Серый, зачем он такие патлы носит?
– Вэлас же, что ты хочешь.
– Баба.
Потом, судя по всему, они зашли в глубокое место и увязли, и Сергей стал отчитывать Володю.
– Смотри, ебанько, я весь теперь в говне.
– Да я же не лучше.
– Ну ты и олень.
– Не гони.
– Что не гони? Кто меня сюда привел?
– Вместе же шли.
– Нет, ты скажи, кто гонит?
– Да успокойся, Серый, ты че, в самом деле?
Стремительно и бурно завязалась драка, которая сминала камыши то далеко от меня, то близко, и обошла, казалось, все заросли. Касавшиеся моих ног течения становились все холоднее, звуки все громче, и внезапно Сергей с Володей выпали на меня. Я их оттолкнул и рванул напролом в камыши, и до самого дома бежал, весь мокрый, полыхая от стыда и страха.
С тех пор мы с Толиком старались лишний раз им на глаза не попадаться.
Ольга тоже нашу дружбу не приняла.
– Почему ты с ним водишься? Я не понимаю!
– А почему бы и не водиться? – говорю.
– Он сумасшедший!
– Совсем нет. Он в своем уме.
– В каком уме? Я что, слепая?
– Сумасшедший, но наоборот.
– Это как?
– Умнее всех.
– Боже! Ты что! Он же позорит нас! Зачем он стоит под нашими окнами?
– Ты не поймешь, – говорю.
Зато хоть перестала называть толстячком.
– Все с тебя смеются! – был ее любимый довод.
И это правда. Соседи нашли во мне прекрасный объект для сплетен. Им тоже хотелось знать, зачем я вожусь с Толиком. Их это пугало. Словно сумасшествие стало проникать в мир здравого смысла. Может, они боялись, что все будет захвачено сумасшествием? И правильно, ведь будет когда-то.
Говорили, что я наркоман, посадивший Толика на иглу.
Говорили, что я уголовник.
Говорили, что маньяк.
Говорили, что у меня связи наверху.
В общем, все их страхи соединились на мне. Притом всегда находились свидетели, которые видели меня то со шприцем, то, наверное, с членом в руке.
Так что предложение бродяжничать, озвученное Толиком, было не таким уж сумасбродством и родилось в нужное время.
– Куда хочешь пойти? – спросил я, толкая гигантское тракторное колесо с выпадающей проволокой.
– В столицу, – сказал Толик.
– В Минск, что ли?
– А она так называется?
– Давно не уточнял, но раньше было так.
– Это неважно. Как бы она ни называлась, мы должны ее посетить, – сказал он.
Последние колеса мы прикатили ночью, костер отложили на утро.
С рассветом, крадучись, чтобы не разбудить Ольгу, я вышел из квартиры в полумрак. Взбудораженные птицы пели утренние песни, деревья будто впервые показались сквозь треснувшую кору. За небом стучал проезжавший поезд, розовые цветы переплавились над ним в сплошной ободок, в клумбу-ободок, росшую над нашим заспанным островом. Это с востока шло солнце.
Толик прятался за трансформаторной будкой и выглядывал. Увидев меня, побежал на карьер.
– Пришло время огня! – кричал на ходу.
– Пришло, – сказал я и побежал за ним.
Мы по очереди спрыгнули на резиновую гору, но она не пружинила.
Толик первым скатился вниз и достал спички. Неизвестно, где он их взял – все они были промокшими. Он чиркал, и размякшая серка слетала, отделившись от черенка. Единственную зажегшуюся спичку он поднес прямо к колесу, полагая, видимо, что так оно должно загореться.
– Блядство, – сказал, когда спичка погасла. – Не получилось.
Больше для розжига ничего не принес.
Я взялся за разведение огня сам. Из взятых дома старых газет слепил стержни, перемешал их с собранным в карьере хворостом, и равными охапками разместил между колесами по всей куче. Бензиновой зажигалкой поджег газеты в каждой охапке, бросил ветки и сухие тряпки на растущий огонь. Скоро костер вырос из каждого хода дырчатой горы и с шумом над ней соединился.
Я полез наверх. Размеры огня превысили разумную величину. Протуберанцы опаляли склонившиеся над карьером деревья. Жар волнообразно фонтанировал и жег мне щеки; Толик стоял на камне посреди лужи и накрывал голову курткой. Самым досадным было, что из карьера прямо на пятиэтажки летел огромный поток черного дыма. Люди выходили на балконы пить чай и угорали в густом чаду. Я бы охотно погасил костер, но уже не мог – он был слишком велик.
– Что-то мы перестарались! – крикнул я Толику. Пламя, гудевшее как буран, заглушило меня.
