скачать книгу бесплатно
– А?
– Два. Почему ты стоишь?
– Не хулигань, – сказал Олежик. – Спускайся.
– Спущусь отсюда только после моей смерти, – прорычал Толик.
– Ты гнилой дед, – донеслось из толпы, и в то же мгновение в источник реплики полетела гитара. Люди успели отпрыгнуть, гитара стукнулась об асфальт и разбилась. К ветру примешалось гудение струн.
– Ты злой, завистливый и расчетливый человек, – сказал Толик. – Гитару мне сломал.
Собралась над нами буря. С земли поднялись окурки, палочки и листья, и закружились воронками, каждая из которых висела, как галактика, под самым неправдоподобным углом. Одна оплела небольшую группу людей и стала размахивать перед ними ржавой оберткой. Люди поглядели на это и пошли по домам.
Первые капли тыкались в нас лениво, эпизодично, но с течением времени дождь разогнался.
Я прятался под скрюченной липой, Олежик с заведующей – под козырьком магазина, а Толик стоял на крыше и задумчиво глядел в бегущие от дождя спины. Вода струилась по нему, как живой костюм.
– Вы вместе? – спросил меня Олежик.
Я открыл рот, чтобы ответить, и задумался.
– Ну вместе, – сказал, и это прозвучало фальшиво, пересохше.
Кашлянул и повторил решительней:
– Вместе.
– Так забери его, пожалуйста. Хватит уже.
Толик спрыгнул с парапета на козырек, лег и перегнулся к Олежику.
– Какая у тебя сережка! – сказал. – Дай мне.
Олежика перекосило.
– Что ты! Не хочу.
– Ну дай! – требовал Толик. – Дай-дай-дай.
Сережка была дешевая и самая простая – обыкновенное кольцо из плохой стали. Олежик посмотрел на заведующую, та кивнула. Он снял серьгу и переложил в протянутую руку.
Толик сжал кольцо в кулаке и тут же каким-то нелепым образом кувыркнулся вниз. Приземлился на ноги, но неудачно – правая подвернулась. Рухнул на влажный газон и свободной рукой вцепился в стопу.
Я выбежал под дождь и склонился над ним.
– Пробейте мне дырку, – скулит.
– Ну привет, – сказала заведующая. – Дырку ему пробейте. Пойдем, Олежик.
Толик приладил серьгу к уху и посмотрел на Олежика.
– Пробей, а?
– Иголка нужна, – сказал Олежик.
Повисло молчание.
– А что сразу я, – сказала заведующая. – Ничего я вам давать не должна.
– Пожалуйста, – скулил Толик. – Иголочку.
– Повесим кольцо и уйдем, – говорю.
– Я много раз так делал. Это быстро, – улыбнулся Олежик.
– Знаешь что, Олег, ты должен гнать таких, а не собирать под дверью, – сказала заведующая и ушла в магазин.
Оттуда она вынесла иглу с белой нитью в ушке. Олежик достал зажигалку, закурил и заодно поводил огнем по иголке. Острие почернело. Толик сам взялся за левое ухо, оттянул мочку и повернулся ухом к Олежику. Зажав в зубах сигарету и роняя на Толика пепел, Олежик проколол мочку недалеко от середины и несколько раз прошелся иголкой вверх-вниз, расширяя отверстие.
– Надо бы обеззаразить, – сказала заведующая.
– Обойдется, – сказал Олежик.
– Ты что!
Она сбегала в магазин, вынесла катыш ваты и початую бутылку водки. В мясистом и строгом ее лице что-то потеплело. Налила водки на вату и приложила сочащийся катыш к мочке. Взяла у Толика колечко и его тоже искупала в водке.
– Выпить не хочешь? – спросила.
– Не пью, – сказал Толик.
– Я выпью, – говорю. – Если можно.
– Нельзя, – она убрала бутылку в глубокий карман халата.
Олежик вставил серьгу в прокол. Толик поднялся на здоровую ногу и посмотрел на отражение в витрине.
– Вот оно как! – потрогал колечко. – Неплохо, а?
– Неплохо, – сказала заведующая. – Уходи теперь.
– До свидания, – говорю.
– Спасибо, Олежик, – сказал Толик. – Ты мой друг.
– Дурак, что ли? – улыбнулся Олежик. – Иди отсюда.
Отверстие в его ухе сжалось на прохладном ветру. Хороший парень.
Толик поскакал домой на одной ноге, а я пошел рядом, поддерживая за локоть.
Глава четвертая. Поединок
Из деревянного дома, вытянутого острым углом в лес, и состоявшего сплошь из неплотно пригнанных оттопыренных досок, вышла бабушка по имени Прохорчик Фаня. Она была одета в тулуп, блестящий жиром на солнце, и две юбки, маскирующие одна в другой многочисленные дыры. Несла топор и посасывала леденец.
Все вокруг съела старость: давно заасфальтированная дорожка треснула на части и поросла высоким укропом; забор так низко пригнулся к земле, что по нему, как по мосткам, иногда входили коровы с улицы и ровняли тушами весь участок; сарай расползался на части, в щелях мелькали рога и розовые пятачки.
Фаня кое-как срубила сломанную ветром вишню и вынесла в кусты бузины, растущие за забором. Из приставленного к порогу грязного котелка взяла мотыжку и принялась тяпать сорняки, не упустившие возможность вырасти на ее ухоженной земле. Огород занимал сорок соток и на треть был покрыт картофелем, на четверть кабачком, на одну пятую помидором, на одну шестую огурцом, на одну седьмую луком, на одну восьмую клубникой и на одну девятую щавелем.
Фаня взялась за прополку расторопно, не выпрямляясь, чтобы не трудить лишний раз спину, и сразу же погрузилась в мысли. Фанин муж давно умер, и с каждым годом все труднее без него обходиться. Родственники приезжают редко, в основном на разделку свиней. Фаня охотно отдает им урожай, откладывая для себя не больше скромного погребка, которого ей все равно хватает с избытком. Сын Мишка приезжает вдрызг пьяный и не трезвеет до самого отъезда, дочь Валя без умолку болтает о ценах на продукты, а свою мать, которая хочет поделиться с ней воспоминаниями, совсем не слушает. Внуки больше любят бегать по деревне, чем сидеть на коленях у бабушки, заманить на которые их можно лишь узором денежного знака. Такой человек, как она, рассуждала Фаня, никому не нужен, живет по недоразумению божьему, и скорее страдает, чем радуется. И мозги у нее не думают, и ни одного желания нет. Что же это такое, и скоро ли кончится? Покойный муж предупреждал, что так будет. Сидел на табуретке, ел и приговаривал: «Умру, и останешься одна. Будет тебе плохо». Раньше ей казалось, что он пугает ее из вредности, но теперь правда открылась, – он многое видел наперед и остерегал от долгой жизни. Если бы знала, пила бы и курила вместе с мужем, думала Фаня.
После прополки она пустила свиней полежать в плетеном загоне, и тут в ее спокойную жизнь ворвались мы. Толик прыгнул на забор и с треском повалился вместе с ним в бузину. Я вошел через калитку.
– Здравствуйте, – говорю.
– Кто вы такие?
– Мы пришли с миром! – заревел Толик и выбрался из кустов.
Фаня взяла прислоненный к дому топор.
– А ну пошли вон!
Меня она убедила, – все-таки надо понимать, что мы потревожили живого старого человека, – но Толика просто так не проймешь.
– Это я тебя должен охранять, а не ты меня, – сказал он и отобрал у Фани топор.
Здесь надо уточнить, что с тех пор, как у него появилась серьга, он стал искателем приключений. Вчера увидел на карьере автомобильную покрышку и сказал, что обязуется найти и собрать в кучу все эти разбросанные по миру останки черного уродства, а потом сжечь.
Мы их собрали и сожгли, но об этом позже.
Сегодня гуляли по Грибово, и он почувствовал что-то на Фаниной территории.
– Уходите, – сказала Фаня.
Толик обнял ее за плечи свободной от топора рукой.
– Теперь ты в безопасности, – говорит. – Можешь не волноваться.
Посадил ее на завалившийся к стенке стул и внимательно оглядел двор.
Я присел возле грядки с клубникой.
– Не бойтесь нас, – говорю. – Мы отличные люди.
– Я вам не верю, – прошептала она.
Толик поднес к ней лицо.
– Я тебя освобожу, женщина! – говорит.
– Не надо.
– Освобожу, не бойся. Усмирю всех этих львов, что кружат здесь и не дают тебе покоя.
– Каких таких львов?! – спросила перепуганная старушка.
– Да вон же, – Толик показал топором на свинарник.
– Не смей! – вскочила Фаня.
Толик великодушно посадил ее обратно.
– Я понимаю твое беспокойство, но мне это не составит труда.
Он приблизился к свиному вольеру и шагнул в лужу. Топор в его руке опускался и поднимался, лезвие шаталось на топорище и издавало зловещее бряцанье. Свиньи переглянулись, хрюкнули от ужаса и разбежались по углам. Фаня снова вскочила, но я задержал ее, раздавив при этом пригоршню клубники, прижатую к груди.
– Кто вожак? – спросил Толик.
– Мне кажется, тот, черноволосый, – говорю.
Толик ударил черноволосого борова ногой в брюхо. Тот отбежал на середину вольера. Толик выбросил топор, взял борова за плечи и поставил на задние копыта. Боров не понимал, чего от него хотят, и неловко отталкивал Толика, а тот все силы пускал, чтобы удерживать врага в вертикальном положении – так они и стояли.
Свиньи ободряюще хрюкали борову. Одна самка, влачащая по пыли сосцы, переживала сильнее других: похоже, она была его дамой. Их дети, маленькие розовые поросята, боязливо выглядывали из копны сена в хлеву.
Я ел с земли мятую клубнику. Руки были липкими от сока, вокруг них вились осы. Фаня увидела, что я отвлекся, забежала в вольер и стала выдирать борова у Толика из рук. Боров пятился, за ним – Фаня и Толик, кто-то споткнулся, все они упали на сплетенную из лоз ограду и сломали ее. Боров душераздирающе рохкнул и сбежал в угол. Там им занялась его дама. Она подложила ему под живот сено и деликатно подула на взмыленную шею. Он тяжко сипел.
Толик лежал в луже в ногах у Фани.
– Твой лев – просто зверь, – говорит.
– Конечно! Самый ярый свин в деревне. Все соседи завидуют.
– Не повезло.
– Надо было к Рене забраться. Она пьющая, у нее свиньи дохлые.
– Не надо. Я его побежду.
Я прогулялся по территории, пощипал недозревшую черную смородину. Зашел в туалет и солнечным лучом разбудил спящих в дыре крылатых туалетных червей. Они взлетели в воздух и пустились присаживаться мне на лицо и руки. Я зажмурился и кое-как сосредоточился.
– Ну у вас тут и стрекозы! – крикнул, чувствуя, как подлые черви звенят возле уха и касаются меня.
Послышался ответ, но я его не разобрал. Медленно двигалось время, с ним истекала моя нужда. Черви активно летали. Я бы за такой дом не сражался, но у людей и червей предпочтения разные, и не мне их судить. Когда вышел на улицу, черви подталкивали меня в спину. Несчастные создания, не видят, в каком зле живут.
– Вы что-то сказали? – спросил у Фани, вернувшись к вольеру.
– Я не тебе, я ему.
