скачать книгу бесплатно
Потом мы бегали в лес, хоть тётка нас за это, конечно же, отругала, но вот только орла нашего мы больше не видели.
глава 4 "Будни"
Оли?нский лес манил нас к себе постоянно. Однажды, мне было лет шесть, я разобиделась на маму, одела бабкину душегрейку. Это такая короткая жакетка из фланели без рукавов, её надевают зимой поверх бюстгальтера, а сверху платье, чтоб теплее было и грудь не застудить. Мне эта конструкция тогда до колен доходила, но меня это не смутило, и я решила уйти из дома к отцу, в Оля?.
Решила идти через этот самый лес, я же не знала тогда, что так не попасть в Оля?, за лесом был ерик, но мы о нем не знали, потому как далеко вглубь леса никогда не ходили – побаивались все таки.
Дул прохладный ветерок. На мне была майка, как обычно, шорты и душегрейка, обмотанная вокруг меня раз в пять, а из-за того, что рукавов у нее не было, я внутри этой жакетки обняла себя за плечи, съёжилась и настырно шагала вперед.
Раздумывая о том, как жизнь ко мне сурова и не справедлива в мои целые аж шесть лет, я перешагнула через яркую узкую пеструю ленточку, лежавшую ровно поперек дороги, и прошла еще несколько шагов.
«Что это за ленточка такая красивая на дороге посреди степи?» вдруг мелькнула у меня мысль в голове.
Я вернулась. Но ленточки уже не было. Повертела головой в разные стороны. Её нигде не было видно, ни в небе, если ее поднял ветер, ни на земле.
«Странно» подумала, постояла еще минуту, и все же решила вернуться домой. От греха подальше. А то мало ли что за яркие ленточки тут валяются.
***
В другой раз, мы отправились в лес на велосипеде с братом и с моим соседом, а оттуда притащили тележку, на которой лодки возят. Волга между нашими селами делает изгиб в виде буквы Z (верхняя черточка – Оля?, верхний уголок – лес, нижняя черточка – Образцово. От нижней черточки до верхней километров пять – семь будет).
Мужики приехали на машине на берег реки и привезли с собой тележку, на которой была шлюпка с мотором. Одни дядьки сели в шлюпку и уплыли, а другие уехали на машине, а тележку (они же не знали, что скоро сюда придем мы, гы – гы) оставили на берегу.
Конечно, мы не могли пройти мимо такого трофейного экспоната!
Брат с соседом по очереди крутили педали велосипеда (один едет, другой бежит рядом), за который мы прицепили находку, а я должна была толкать ее сзади, но пока они не видели, я запрыгивала на нее и болтала ногами.
У соседа в заднем кармане трико лежали каржиные (вороньи) яйца. Но он про них совсем забыл. Его мамка ему напомнила дома этими запачканными штанами про яйцами. И прямо по хребту напомнила.
В это время вездесущий дед брата, увидал нас с бугра. Он поспешил домой.
– Галина, там наши охламоны со стороны оли?нского леса идут, и, кажись, какую-то тележку прут! – отчитался он снохе.
Мы доперли тележку до села, поднялись на крутой бугор, спустились с бугра, дотащили ее до калитки, а у калитки нас уже ждал его отец, сидя в заведённом ГАЗоне. Он нас не ругал, молча привязал тележку к машине и повез обратно.
Досталось нам на орехи от тётки.
Как обычно.
глава 5 "Танькино молоко"
У нас дома жила кошка – Танька, трехцветная умница – мышеловка и спокойная мать троих котят. Им был уже месяц, они носились по всему дому, путались под ногами, лазили по кроватям.
Мы с братом Сережкой играли у нас дома с котятами, а потом они, замученные нашими играми и заботой, спали в своей коробке.
За окном падал снег. В печке потрескивали дрова. Мама готовила ужин, дед сидел на кухне и слушал радио. Дома было тепло и вкусно пахло из кухни. А мы валялись на полу, на ковре, лениво болтали и думали: чем бы еще до ужина заняться? Решили поиграть в «альчики». Вы знаете, что это за игра? Тому, кто не знает, объясню.
Осенью забивали откормленных свиней и заготавливали на зиму мясо. Замораживали кусками, делали колбасы, крутили фарши, готовили зельцы, варили тушенку и много, много чего еще.
Но обязательно первые дни, после забоя, наслаждались жареными кусками свежего парного мяса с прослойками жира. В кипящем сале обжаривался картофель с луком и чесноком, потом это все укладывалось в одну сковороду, накрывалось крышкой и томилось. Вкуснятина! Аромат шел по всему дому! А еще огурчики, помидорчики, капустка соленые.
Еще обязательным блюдом шел холодец. И вот, когда мясо разваривалось, мама сливала бульон через марлю в миски и разбирала мясо на кусочки. Среди костей были эти самые «альчики». Это округлые косточки в суставах. Она обмывала их и отдавала мне, и в придачу еще пару мослов.
Это игра наподобие игры в кегли. Так же расставляешь костяшки в линию на расстоянии друг от друга, отходишь и кидаешь в них мосол. Кто больше «альчиков» собьет, тот и выиграл.
Наигрались в «альчики» – Сережка победил, поиграли с заводным железным роботом. Опять развалились на полу перед телевизором.
– Ма-а-м! Ну, скоро ужин? Есть охота! – крикнула я ей из комнаты.
–Сейчас, сейчас! – У нее всегда после «сейчас» еще полчаса проходило.
– Маринка! – крикнула мама из кухни. – Пусти Таньку.
Танька выбегала на улицу, а когда возвращалась, подходила к окну на кухне и мяукала, просилась.
Я побежала, открыла ей дверь. Она зашла, потрясла лапами, встрепенулась всем телом, стряхивая снег с шерсти и запрыгнула в коробку к котятам. Те проснулись, замяукали и полезли к мамкиным соскам, смешно расталкивая друг друга. Мы сидели рядом и наблюдали за ними.
– Интересно, а какое у нее молоко? – спросила я так, между прочим.
– Не знай,– пожал плечами брат.
– Не, ну, у коровы знаю, у козы знаю. А у кошки вот – какое?
И тут нам в голову обоим пришла одна и та же мысль. Мы посмотрели друг на друга.
– Давай попробуем, – предложил Сережка.
– Давай, – поддержала я.
Котята уже опять спали, довольные и сытые. Я достала Таньку из коробки. Положила ее на пол, повернула на бок.
– Давай ты первый, а я подержу лапы, чтобы не оцарапала, – сказала я.
Сережка разгладил в стороны шерсть вокруг одного соска и прижался губами.
– Тьфу, – сплюнул он шерстинки и опять прижался к соску.
Танька бешено вращала глазами и пыталась вырваться. Но держала я ее крепко и она от бессилия стучала хвостом об пол. Брат там что-то чмокал, чмокал.
– Ну, что? – в нетерпении спросила я.
– Да ниче нет, – он пожал плечами.
– Дай я теперь, ты не умеешь, держи Таньку! Смотри как надо!
Теперь брат держал кошку, а я пристроилась к тому же соску, что и брат. Аккуратно губами почмокала сосок. Ничего. Еще раз. Опять ничего.
Если бы Танька могла говорить, она бы крыла нас таким трехэтажным матом, но вместо этого она нервно утробно мяукала.
– Маринка! – опять донеслось с кухни. – Что Танька орет?
Мы отпустили кошку, она опрометью бросилась под кровать и, мне показалось, лапой покрутила у виска.
– Ничего! – крикнула я в ответ.
Мы посмотрели с Сережкой друг на друга. На щеках и губах у нас залипли шерстинки. Мы вытирали лица друг друга и тихо хихикали. А потом был вкусный сытный ужин. А потом я долго извинялась перед Танькой.
А Танька долго нас стороной обходила.
глава 6 "Икра, клубника, городские"
Я всегда ждала лето! Как в песне: «лето – это маленькая жизнь». Точнее и не скажешь. Помимо всяких разных проделок, купания и прочего, я его ждала, чтобы поехать на целый месяц в гости, в Оля?, к своей любимой бабулечке и отцу.
Но как бы я их не любила, первые три дня для меня были адаптивными: днем все хорошо, а ночью в тишине раздавалось мое тихое поскуливание «хочу к маме». Но и там у меня была подружка, Ленка, и ровно через три дня я уже не рвалась домой, а вместе мы распрекрасно шарахались по селу в поисках приключений. Конечно, они были не такие бедокурные, как дома, но все же.
Когда приезжала я, за следом приезжала моя тетушка (старшая дочь бабули) со своими тремя внуками. Я им доводилась тёткой, что придавало мне важности и я иногда ходила перед ними павлином, хотя племянник был на год меня старше, одна племянница – одногодка, а вторая на четыре года младше. Уживалась я с ними не очень.
– У, городские, понаприехали, – косилась исподлобья я на них.
Чем они мне насолили? Да ничем. Просто они жили по расписанию и всегда под присмотром, и в воспитательных целях тётушка пыталась и меня под это подвести.
Представляете, босоногую вечно чумазую, загорелую (дочь степей все-таки) деревенскую девчушку заставить спать в обед (с этим вопросом с самого садика была беда – боролись, боролись, а потом смиренно ждали, когда я вырасту и покину сие премилое заведение), мыть руки, ноги, особенно пятки, расчесываться. Да какая это жизнь!? Казарма и только. А они были такие белокожие (даже летом), всегда чистые и причесанные, такие воспитанные, даже носами не шмыгали и не размазывали сопли по всей физиономии локтем.
И я, домовенок Кузя. Я и тётушка прямо два персонажа из этого мультфильма, я – Кузя, а она – Девочка, которая пыталась привести его в порядок. Бабуля и отец в эти воспитательные потуги никогда не встревали – ученые уже были. Мы с ней противостояли честно – один на один.
В очередной раз, уложив своих внуков в обед спать, она решила приняться за меня.
– Марина, давай мой ноги-руки и тоже ложись спать, – пошла она в наступление.
В детстве у меня была привычка выражать свое недовольство всем своим видом. Я опускала голову вниз, как бык на родео, сдвигала брови в одну линию и смотрела исподлобья так, что болели глаза и готовы были закатиться совсем под лоб и больше не выкатиться, сжимала губы, раздувала ноздри. Ни дать, ни взять – Домовой на тропе войны. Перьев и боевой раскраски не хватало только. Не знаю, как я выглядела со стороны, но себя я считала в такой момент убедительной.
Я ничего не отвечала на любезное предложение отдохнуть.
– Марина, ну, смотри, ребятишки уже спят. Иди, ложись, – продолжала увещевать она маленького злобного домовенка.
Я понимала, что она просто так не отстанет, а меня уже ждала Ленка – нам нужно было срочно исследовать заросли можжевельника за дамбой, а потом на речке искупаться, пошляться по селу, в общем дел по горло, и я пошла в атаку.
– Вот, своих, иди и укладывай, а я не буду! Ишь, понаприехали тут и командуют, не буду! – топнула я ногой и еще больше насупилась. Глаза уже ломило нещадно, я даже испугалась, что точно окосею, но не уступала. И прошу заметить, что тётушка старше меня на пятьдесят лет (!). Это так, к слову сказать.
Перепалка продолжалась недолго. В результате поединка тётя Фая ни с чем ушла в дом.
А я так и стояла – вдруг она вернется, а я тут глаза разминаю и кривлю мордаху от боли. Постояла еще минут несколько. Все, больше не могу «держать фасон»! Расслабилась и давай глаза тереть, один глаз все-таки залез под лоб, еле выкатила.
Вышла бабуля.
– Мариночка, ну зачем ты так с тёткой, – гладила она меня по голове и плечам, – она же вон на сколько тебя старше, в бабушки тебе тоже годится! Иди, извинись…
– Не пойду! А че она меня спать укладывала? – опять насупилась я.
Бабуля прижала меня к себе. От нее пахло теплом и добротой.
– Ну, хорошо, не хочешь спать – не спи, просто полежи полчасика, – она тихонько тянула меня к порогу.
Вот бабуле я не могла отказать, хоть Ленка меня ждет, хоть целый мир.
– Ладно, полежу полчасика, – пошла я на компромисс.
Мы зашли в дом, я залезла к бабуле на кровать и плюхнулась к стенке. Она легла рядом, с краю. Лежим. Я изучаю потолок.
– Марин, ты хоть глаза закрой, – пошла на хитрость бабуля.
Но я ее тут же раскусила. Ага, сейчас, усыпите, как же! Но глаза закрыла. Прошло пять минут.
– Все? – распахнула я глаза.
– Нет, еще немножко, – ответила бабушка, всем своим видом показывая, что она дремлет, как и остальные.
Они думали, что своим сонным царством и меня укачают! Ох, уж эти взрослые! Вроде бы взрослые, а такие наивные!
В течение этих полчасика я бабулю так достала, что та с радостью выпроводила меня на улицу. Полежала я немного и то хорошо, а ей самой хотелось поспать, на нее сонное царство точно подействовало.
После этого тётушка больше не пыталась меня укладывать спать в обед. А вечером я прибегала домой до такой степени уставшая, что уже с закрытыми глазами обмывала на пороге ноги, добегала до своей раскладушки и плюхалась лицом вниз замертво. До утра.
Вот приблизительно в таком противоборстве и проходили наши дни совместного сосуществования.
***
Как я уже ранее говорила, во всех дворах были летние кухни. И у бабули была. Прямоугольной формы землянка – мазанка, разделенная стеной на две части: первая половина, выходящая окнами на улицу – это кухня, а вторая, задняя часть – баня. В кухне было все, что нужно, чтоб не ходить в дом – не таскать туда песок и не нагонять жары.
В кухне в простенке между двух окон стоял стол, слева от него холодильник, стол со старенькой электрической плитой «Мечта», справа сетчатая кровать, дровяная белоснежная печка, буфет и вешалка.
Мы с бабулей очень любили чаевничать.
Черный чай пили из чашек с блюдцами. Наливаешь из чашки горячий чай на блюдце и с долгим громким звуком засасываешь его, кладешь в рот кусочек рафинада (она заранее наколет крупные куски щипчиками на маленькие, чтоб в рот помещались) и опять засасываешь чай.
Бабуля варила необыкновенно вкусный калмыцкий чай – его пили строго из пиал. Для нас это был целый ритуал, как у китайцев, а городские этого не понимали. Для них чай как чай, пили все из чашек, об пиалы пальцы обжигали.
Что они в этом понимали?
***
В прежние времена Астрахань была щедра на огромные по-настоящему сладкие сахарные арбузы, ароматные мясистые помидоры и на настоящую черную икру.
Я больше всего любила зернистую. От ястыковой (жировой по–другому), нити жирка застревали в зубах, а паясная (прессованная как сыр) неприятно липла к зубам, а зернистая – то самое! И опять же, белужья – больших размеров серые икринки были слишком жирные, севрюжьи – мелкие, а осетровая – самое блаженство.
Меня никто не ограничивал в количестве употребляемой икры. Берешь кусок хлеба, накладываешь на него бугром икру, наливаешь горячий сладкий чай и все – ты на седьмом небе от вкуснятины.
А городские? Сядут рядком, как курята, в руке по тонкому кусочку хлеба, на нем размазана чайная ложка икры, и жуют в сухомятку. Разве так едят икру!? Эх…
