banner banner banner
Таня Гроттер и ботинки кентавра
Таня Гроттер и ботинки кентавра
Оценить:
Рейтинг: 4

Полная версия:

Таня Гроттер и ботинки кентавра

скачать книгу бесплатно

Таня Гроттер и ботинки кентавра
Дмитрий Емец

Таня Гроттер #8
Таня Гроттер, Гробыня, Ванька Валялкин, Гуня Гломов, Ягун и Шурасик попадают в параллельный мир. Леса этого жутковатого мира населены нежитью, а горы и подземелья духами. В нем царствуют четыре стихии: огонь, вода, воздух и земля, которым подчинены все живущие в этом мире маги. Никто не способен использовать магию иной стихии, кроме той, что дает ему силы. Здесь незримо властвует Стихиарий – бесплотное существо, силы которого в десятки раз превосходят силы обычного чародея. Когда-то Стихиарий был перенесен сюда магией Феофила Гроттера. Некогда предок Тани воспользовался помощью Стихиария, но, сочтя назначенную цену чрезмерной, нарушил договор и, не расплатившись с ним, хитростью перенес Стихиария в параллельный мир. Для того чтобы покинуть его и вернуться в собственное измерение, Стихиарию необходимо напоить руны своей чаши кровью Феофила Гроттера, которая бежит теперь в единственных жилах – жилах Тани Гроттер…

Дмитрий Емец

Таня Гроттер и ботинки кентавра

Ван увидел двух лисиц, стоявших на задних лапах, прислонившись к дереву. Одна из них держала в руках лист бумаги, и они смеялись, точно над хорошей шуткой.

Ван попробовал спугнуть лисиц, но не тут-то было; тогда он бросился на лисицу, державшую листок, подбил ей глаз и отнял бумагу. На постоялом дворе Ван рассказал о своем приключении. В это время появился господин с синяком под глазом. Он с интересом выслушал Вана и попросил показать ему бумагу. Ван уже протягивал лист, как вдруг хозяин постоялого двора заметил у новоприбывшего хвост. «Это лисица!» – закричал хозяин, и человек мгновенно обернулся лисицей и убежал.

Лисицы не однажды пытались вернуть бумагу, покрытую непонятными письменами, но безуспешно. Ван решил вернуться домой. В пути он встретил все свое семейство, направлявшееся в столицу. Родные Вана утверждали, что двинулись в путь по его просьбе, а мать показала письмо, в котором он приказывал продать все имущество и приехать к нему в столицу. Ван внимательно посмотрел на письмо и увидел, что это чистый лист. И, хотя они остались без крова, Ван решил: «Возвращаемся».

Однажды в доме объявился один из младших братьев, которого все считали умершим. Он принялся расспрашивать о злоключениях семьи, и Ван рассказал ему всю историю. «Ах, – сказал брат, услышав о столкновении с лисицами, – в этом-то корень всех бед». Ван показал брату листок. Тот поспешно схватил бумагу. Заполучив желаемое, он издал какой-то возглас и, обернувшись лисицей, убежал.

    Ню Цзян. «История о лисицах». – Личная библиотека Борхеса. Антология фантастической литературы. СПб., 1999, с. 402.

Все в известном нам мире подчинено симметрии. У нас две руки, две ноги, два глаза. Только болотный хмырь стал бы утверждать после этого, что наш мир единичен во Вселенной.

    Акад. С.Черноморов

Глава 1

ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ГРОБУЛИЯ

Гробулия Склеппи, придворная фрейлина Царства Огня, сладко спала на огромной кровати из деодеда[1 - Редкое магическое дерево. Не горит в огне, не тонет в воде, но взрывается при одном звучании слова «баобаб». К счастью, упомянутое дерево не известно в данном измерении. На слово же наложено табу.] с четырьмя резными головами сатиров, которые имели свойство каждый раз за полчаса до полуночи менять выражение. В данный момент одна из голов была демонически угрюма, другая хохотала, третья рыдала отравленными анчарными слезами, четвертая же спала, похрапывая во сне громче самого царя Бэра, о котором придворные льстецы говорили, что он храпит музыкально, на три такта исполняя государственный гимн. Злые же языки утверждали, что каждый раз в полнолуние Бэр полностью выхрапывает легкомысленную песенку: «Я у реченьки гуляла, водяного повстречала».

Кровать Гробулии была роскошна, но имела дурную славу. Сказать по секрету, ни у кого другого в царстве, кроме самой Склеппи с ее извечной тягой к могильному юмору, не хватило бы смелости поставить ее у себя в покоях.

Двенадцатью годами до того на ней был задушен подушкой первый магнистр Пламмельбурга, вызвавший гнев Ее Величества царицы Нуи тем, что упорно прикидывался трезвенником, не желая осушать чашу с ядом. А еще девять лет и семь месяцев спустя суровый магшал Рокк на этом же ложе зарубил двуручным мечом свою легкомысленную супругу и ее пажа. Меч магшала Рокка был знаменитый «Сын Пламени», второй из трех великих мечей царства. Лезвие его было сплошной огонь, красноватый и даже с искрой у рукояти и испепеляюще белый к краю. Лучше всего «Сын Пламени» разил перед рассветом. В дождь же он почти терял свою силу и едва мог справиться с заурядным заговоренным щитом.

Если приглядеться, можно было заметить, что спящая Склеппи что-то держала в руках, гладила и прижимала к щеке. Это были самые обычные варежки – красные пушистые варежки на резинке, которую обычно продевают в рукава маленьким детям, чтобы варежки не потерялись. Теперешней Гробулии они едва налезли бы и на нос. В Царстве Огня, где даже в суровые зимы никогда не замерзала вода и не опадали листья, варежки были экзотикой, тревожащей и опасной.

– Чьи это маленькие ручки? – поцелуй в ладонь. – Какая ты у меня большая девочка, Аня! Ты в прошлый раз не замерзла? Надеюсь, эти новые варежки ты не будешь стаскивать?

Она трясет головой – как же можно их стаскивать на морозе, когда даже дома ей не хочется их снимать?

– Не отходи далеко от подъезда! Стой так, чтобы я постоянно видела тебя из окна.

– Ага.

– И не приноси больше дохлых птиц. Сколько можно? Я не хочу, чтобы у моей дочки лежали под подушкой мертвые замороженные птицы со свешивающимися головами. Теперь, когда у тебя такие чудесные варежки, ты же не будешь больше этого делать?

– Не-а, обещаю, что не буду. Я же не убиваю их!

– Но ты их подбираешь. Еще не известно, что лучше. Стой ровно, не вертись!

Ее берут и легонько дружелюбно трясут, застегивая пуговицы. Варежки – маленькие, пушистые, очень приятные – облегают руки. Только резинка чуть мешается в рукавах. Но и это терпимо. Резинка – это надежность, залог того, что варежки не потеряются.

– И не придумывай себе больше эти мертвецкие имена. Ты огорчаешь этим свою маму! Ну беги, зайка! Чтобы я тебя видела из окна, помни! Я люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя, мам!

Она сбегает по лестнице – второй этаж кирпичной пятиэтажки. В подъезде полутьма. Пахнет штукатуркой, недавно вымытыми ступеньками и сигаретными окурками, которые мокнут в банках на подоконниках. И ко всему этому примешивается вкусный, манящий запах домашней стряпни из нижних квартир. Склеппи немного боится подъезда. Она крадется вниз, на секунду оказывается в полной темноте нижней площадки у урчащего распределительного щита – и пытается нашарить дверь. И вот наконец новые варежки нащупывают длинную деревянную ручку двери подъезда и чуть в стороне – кнопку, открывающую домофон. Нажимает, слушает комариный писк, толкает. И ей в глаза бьет снежная, колючая, такая манящая белизна…

Внезапно в спокойный сон Гробулии проникло извне какое-то беспокойство.

– Опять эта наглая Склеппи! Сколько можно выносить ее выкрутасы? Да разбудите же ее кто-нибудь! – жалующимся голосом крикнул кто-то.

– Сама буди, Эйда!

– Почему я? Она сейчас пинаться начнет!

– Смотрите, у нее в руках опять ее проклятый амулет вуду! Может, отобрать его?

– Ага, сама попробуй. Она тебя наизнанку вывернет… Ты что, не знаешь Склеппи?

– Но нас же много!

– Нас много, но это-то Склеппи!

Истошно завизжала случайно затесавшаяся в толпу фрейлин любимая борзая принцессы Августы, которой в суматохе отдавили лапу. Гробулия попыталась зарыться в перину и применить заклинание невидимости, но этот фокус не сработал: ее все равно нашарили. Ощутив, что ее самым бесцеремонным образом трясут, Склеппи наугад пнула ногой, но ни в кого не попала. Зато за ее ногу ловко ухватились и не отпускали уже, лишая Гробулию возможности наносить новые пинки.

– Стыдись, Гробулия! Ты позоришь высокое звание фрейлины! Ее Высочество не желает начинать без тебя свой утренний туалет!.. Она может опоздать на прием, и это сегодня, когда ей должны представить ее жениха принца Форна! Какой скандал! Когда-нибудь иссякнет даже безграничное терпение Его Величества Бэра III и он велит залить тебе в горло кубок раскаленной лавы! – сказал чей-то писклявый от ответственности голос.

– Иди ты в театр, Эйда! – открывая глаза, внятно сказала Склеппи. Она уже поняла, что он, тот самый сон, который она так любила и так надеялась запомнить, – опять ускользнул. Ну почему? Почему всегда так? Ни разу ей не удавалось досмотреть его до конца. Всякий раз все заканчивалось яркой белой вспышкой света.

От такой наглости фрейлины опешили и даже отпустили ногу, но, опомнившись, насели на Гробулию все разом и начали стягивать с кровати. Сопротивляясь, Гробулия посылала их в консерваторию, в цирк, на магладиаторские бои и куда придется, но зудящий рой фрейлин не отставал. Некоторое время Склеппи отбивалась гремучими огненными запуками и рыжими молниями, соскальзывающими с ее талисмана подобно змеям, а затем, когда талисман у нее отняли, то и подушкой. И, лишь потеряв ее в пылу боя, она смирилась и свесила с кровати ноги.

– Уговорили! Я сейчас приду! Только дайте мне одеться! – сказала она звенящим от честности голосом, быстро пряча варежки в укромную нишу в спинке кровати. Век варежек недолог, но потому так сладок он… За прошедшие годы пух вылез. Моль прогрызла дыры. Сквозь обмякшую резинку проглядывают желтоватые прожилки, давно утратившие упругость. Сколько раз варежки, как на волоске, повисали на своей резинке над распахнутой пастью мусоропровода, однако она так и не нашла в себе сил расстаться с ними. Они стали ее талисманом, с которым она не расстанется ни в одном из миров, куда ни заведут ее извилистые дороги магии… Если кто-то захочет украсть варежки из ниши кровати – хотя никто в Царстве Огня не посмеет связаться с загадочным амулетом вуду, – в руку вору войдут сразу четыре отравленных шипа, пропитанных смолой анчара, и голова сатира зальется лицемерными слезами над похолодевшим трупом. Древние кровати умеют хранить тайны – свои и чужие. – Не хотите уходить? Ну тогда отвернитесь! – сказала Склеппи еще честнее, надеясь вздремнуть еще хотя бы минуту. Возможно, чудесный сон вернется.

Но наученные горьким опытом фрейлины не поддаются и на эту уловку. Одиннадцать фрейлин в двадцать две руки наспех одевают Склеппи и увлекают ее за собой…

* * *

Шестнадцатилетняя принцесса Августа, единственная дочь Бэра III, грозного повелителя Царства Огня, и его супруги Нуи, которая после рокового проклятия воздушных магов воображала себя палачом, металась по своей спальне. Сказать, что она была взволнована или встревожена, значило просто промолчать. Единственное, чего принцесса не делала – не извергала огонь, да и то потому, что это значило бы отнимать хлеб у придворных драконов.

Едва Гробулия появилась в ее опочивальне, принцесса Августа кинулась к ней.

– Склеппи, ты бросила меня, негодница! Все меня бросили!.. Если я вам надоела, так и скажите! И я уйду! Оставлю все и уйду в простом рубище и с мешком за плечами! – крикнула она со слезами на глазах.

Гробулия подавила зевок и выполнила на три такта церемонное придворное приветствие. Принцесса Августа грозилась уйти по два раза в неделю, но то ли рубище было не того фасона, то ли в мешок помещалось мало бриллиантов… Сказав еще пару фраз о своих невыносимых страданиях, Августа остановилась и позволила фрейлинам приступить к утреннему туалету. Пока одни обтирали лицо и шею принцессы губкой, другие – с чулками, корсетом и шуршащими юбками – терпеливо ожидали своей очереди.

У всех женщин царской фамилии лица были длинными, лбы низкими, а нижняя челюсть непропорционально тяжелой, точно они держали во рту камень. Придворные льстецы утверждали, что это лучшее доказательство чистоты крови – ведь прабабушкой принцесы по материнской линии была легендарная Амулия Великолепная, императрица Всех Царств. Злоязычное же простонародье находило более простое и правдоподобное объяснение. «Лошадиный сглаз, сосед! Нечего было на кентавров войной ходить – вот и домахались сабелькой. Семь поколений теперь весь род отдуваться будет».

Наконец, совсем уже одетая и готовая к приему, принцесса Августа села на высокий стул у зеркала. Почетной обязанностью Гробулии – чему завидовали все без исключения фрейлины – было расчесывать и укладывать принцессе волосы. Взяв деревянный гребень, все еще хмурая Склеппи решительно взялась за дело.

– Эй, что с тобой сегодня? Ты дернула меня за косы! – с возмущением воскликнула принцесса.

– С каких это пор жирные макароны, прилипшие к лысине, стали называться косами? – пробурчала Гробулия.

– Ты что-то сказала, Склеппи? – переспросила Августа.

– Я сказала: простите, Ваше Высочество! Я очень сожалею, что причинила вам неудобство. Мерси, пардон, ай эм сорри, их либе дих!

– Прекрати говорить эти слова, ненавижу черную магию! Ты сказала что-то другое! Я не глухая! – подозрительно сказала принцесса.

– Ваше Высочество, есть сколько угодно других фрейлин, которые лучше меня умеют укладывать волосы! Кроме того, это вообще можно сделать с помощью магии. Фенус бальзамус брадобреюс; Эпиляторус тоталис или что-то в этом духе, – заявила Гробулия.

Одиннадцать фрейлин в ужасе притихли. Ох уж эта Склеппи! Разве кто-нибудь еще осмелился бы сказать это принцессе? Августа надулась.

– Но я хочу, чтобы меня расчесывала именно ты! Будешь отказываться – тебя бросят в медного быка, хоть ты и моя подруга. Так будешь расчесывать или нет? – топнув ногой, сказала она.

– Да сколько угодно буду! Но только ближе к вечеру. До обеда я ничего не соображаю… Это не мое астральное время! Сейчас моя карма на подзарядке, мозги в починке, а я сама в отключке, – заявила Гробулия.

Угроза принцессы бросить ее в раскаленного быка не произвела на нее впечатления. В Огненном Царстве темперамент почти у всех был соответственный, а характер пребывал где-то на отметке между «скверный» и «очень скверный». Зато и остывали все быстро.

– Не соображаешь ничего? Я давно это заметила. Но почему, Склеппи? – хихикнула принцесса.

– Просто надо ложиться не позже рассвета, а не бродить по дворцу! Тогда десять утра перестанет быть безумной ранью! – не удержавшись, наябедничала толстая фрейлина Эйда Сирос, удостоенная чести обувать принцессе правую туфельку. Гробулию она терпеть не могла, впрочем, та платила ей взаимностью.

Августа с любопытством уставилась на Склеппи.

– Это правда, что ты гуляешь по ночам?.. А, знаю: свидание! Какого бедного пажа ты охмуряла сегодня?.. Хи-хи… последний отвергнутый тобой осел вздумал заколоться кинжалом прямо у дверей моей спальни. Только почему-то решил, что сердце у него в ляжке, – хмыкнула принцесса.

Гробулия убито кивнула:

– Ах, Ваше Высочество! А что я могу поделать? У меня принцип такой: ни дня без разборки, ни ночи без свидания. Иногда я даже назначаю два или три. Просто так. Обожаю динамить мужиков. И еще люблю, когда они дерутся из-за меня – мечами, кулаками – неважно.

– Хм! – вкладывая в это хмыканье все негодование, возмутилась Эйда Сирос. Если бы хмыканьем можно было убить, Гробулия точно повалилась бы замертво.

– Не кипятись, Эйдочка! – сладко сказала Склеппи. – Я же не виновата, что у тебя было только одно свидание – с царским поваренком. Ясное дело, поваренок не явился. Потом оправдывался, что это все из-за старшего повара. Будто повар заставил его мешать в котле лапшу, чтобы она не слиплась. Да только, на мой взгляд, он не мешал лапшу, а вешал ее кое-кому на хорошенькие толстые ушки.

Принцесса Августа расхохоталась, зато Эйда покраснела до кончиков волос.

– Ложь! Наглая ложь плебейки! – крикнула она.

Принцесса Августа прищурилась. Она обожала стравливать своих фрейлин.

– Эй, Гробулия! Ты слышала? Тебя назвали плебейкой! Что ты об этом думаешь? – спросила она.

– Ничего не думаю! Видала я таких благородных! Кровь голубая, а сама синяя! – фыркнула Гробулия.

Эйда Сирос вспыхнула.

– Что ты понимаешь в благородстве, выскочка? Твой дед торговал гробами и просмоленными балахонами во время чумы – тогда и вылез в люди. Твой отец был просто жулик, который чудом избежал быка! Мой прадед Люпус Сирос был грозой летающих крепостей воздушных магов. А мой отец, главнокомандующий Кирос Сирос, дважды осаждал Арапс… И тем не менее я ложусь спать в десять вечера!

– Эйда, ради Огня, отвали! Я потому и люблю ночь, что ночью ты не путаешься у меня под ногами! – взмолилась Гробулия.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной, выскочка? Да мой отец Кирос Сирос…

– …самый бездарный полководец Империи, превзошедший даже Тифуса II Невезучего, – не выдержала Склеппи. – Дважды он едва успевал вскочить на дракона и смыться, когда маги Арапса ночными вылазками разбивали его войско. В последний раз, по слухам, он прилетел в одном сапоге. Не будь он таким подхалимом, его давно бы назначили смотрителем царских павлинов. На большее он все равно не тянет.

Принцесса Августа захихикала. Хотя она была принцессой могущественного Царства Огня, а Склеппи всего лишь фрейлиной, но факт остается фактом: Гробулия с ее сильной харизмой вертела принцессой как хотела. Вспыльчивая и капризная, Августа скорее согласилась бы лишиться своей редчайшей коллекции фарфоровых чашек, чем провести один день без Склеппи. Но при этом говорить о любви принцессы к Гробулии не приходилось. Принцесса вообще мало кого любила. Просто Гробулия была необходима ей как воздух.

– Склеппи, да как ты смеешь? – жалобно воскликнула почти уничтоженная Эйда.

– Умолкни, киса, и надень на Ее Высочество туфлю, чтобы нам было чем в тебя запустить, если ты снова начнешь бредить! И еще одно: когда в следующий раз вздумаешь подсыпать мне в чай слабительного, не забывай рядом с чашкой ложечку со своим вензелем, – добивая поверженного врага, посоветовала Гробулия.

Эйда Сирос снова вспыхнула и отвернулась.

«Выскочка, наглая выскочка! – подумала она. – Год назад она не помнила даже, кто она такая! Забыла все церемонии, даже имя короля! Кое-кто шептал, что ее подменили! Ну ничего, мой час еще пробьет! Она зарвется – и я ее уничтожу!»

– Склеппи, эти бестолковые фрейлины не могут даже разнюхать про принца, красивый он или нет! Говорят, якобы он так и пересек границу в рыцарском шлеме! – перестав хихикать, громко пожаловалась Августа.

– Меня это не удивляет. Да простит меня Ваше Высочество, принц Форн скорее всего просто обезьяна, – сказала Гробулия.

– Ты меня убиваешь! Ты точно уверена? – спросила Августа озабоченно.

– Принцы всегда чуть получше крокодила. Красавчиками они бывают только в сказках. Те, кто считает иначе, начитался сказок натощак, – заявила Гробулия.

Принцесса прикусила губу:

– Боюсь, что ты окажешься права, Склеппи. Ты всегда права. Это просто невыносимо. Может, мне тебя отравить, а?.. Почему ты думаешь, что он страшный?

– А каким, пардон, еще может оказаться сын Гуссина Семипалого и Улюлии Приплюснутой? Если он окажется красавчиком, я съем живую виноградную улитку.

Эйда Сирос даже передернулась от такого кощунства.

– Все слышали ее слова? Это государственная измена! – воскликнула она.

– Измена? Ничуть. Это всего лишь Склеппи злится, что мы ее разбудили, – сказала принцесса. – Склеппи, но ты сама его видела? Хотя бы краем глаза?

Гробулия фыркнула:

– Сами знаете, как ваша мамуля относится к нарушению этикета. Никто не может ни взглянуть на принца до начала церемонии, ни даже переговорить с ним. Я видела только его водных драконов у нас в реке.

– И как они тебе?

– Ничего себе, довольно жуткие. Там собралась толпа, и все на них глазеют. Вообразите, они не умеют летать и выдыхают не огонь и даже не дым, а раскаленный пар и кипящие струи воды. А вот сбруя на них неважная. Но Гуссин Семипалый всегда был скряга. Говорят, он ходит по дворцу в фальшивой короне, опасаясь, что настоящую украдут. Прислал сына, а на уздечках драконов ни единой жемчужины. В конце концов, не каждый день сватаешься. А ведь жемчуга-то у них завались.

– А сундуки для приданого небось пришлет свои, чтоб побольше влезло. Говорят, у него есть один такой сундук, в который влезет пятая часть нашего Царства! – поспешно вставила Эйда Сирос.

Принцесса Августа вспыхнула.

– Помолчи, Эйда! Может, я еще не соглашусь стать его женой! Отошлю его восвояси, – сказала она с негодованием.