скачать книгу бесплатно
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
Дмитрий Михайлович Дёгтев
Дмитрий Владимирович Зубов
В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы. Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?
Дмитрий Дёгтев, Дмитрий Зубов
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.
Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой
© Дегтев Д.М., Зубов Д.В., 2017
© «Центрполиграф», 2017
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2017
* * *
Предисловие
В 2017 году исполняется 100 лет событиям, которые коренным образом изменили не только Россию, но и весь мир и последствия которых мы ощущаем по сей день. Огромная империя, Третий Рим, столетиями выстраивавшаяся по кирпичику сначала московскими князьями, потом царями и, наконец, императорами, а также русской армией и многострадальным и многонациональным народом, в одночасье прекратила свое существование. А гигантская государственная машина, перед которой трепетали в равной степени и другие народы, и сами жители страны, неожиданно для всех потерпела крушение и рассыпалась на мелкие кусочки, словно взорвавшийся паровоз. И несмотря на то что крах Российской империи по времени совпал с распадом других великих держав: Австро-Венгрии, Османской империи, китайской империи Цин, именно это событие в общественном сознании оставило след, по своим масштабам и последствиям схожий с падением Римской империи или Византии. Причем не столько из-за самого краха, сколько по причине того, что на обломках рухнувшей древней державы зародилось совершенно новое, невиданное доселе явление мирового масштаба – коммунизм.
Этот судьбоносный поворот истории с самого начала вызывал страстный интерес у историков, писателей, политиков, публицистов и просто интересующихся историей. Писали царские чиновники-эмигранты, писали западные журналисты и историки, писал Уинстон Черчилль, писали новоиспеченные советские историки и историки партии, писали Ленин и Сталин. Писали и писали. Одни писали ангажированно, другие объективно, третьи субъективно. И все же, как справедливо отметил в недавней статье в журнале «Огонек» известный публицист Леонид Млечин, «и сегодня историки не могут сказать: да, мы ясно понимаем, как это произошло в 17-м году, нам все ясно, мы разобрались…». Масштабность, противоречивость и бесконечная разветвленность темы нередко заводила исследователей в тупик. Как логический, так и количественный. Пример тому – огромный труд Солженицына «Красное колесо», состоящий из десяти толстенных томов! Но даже Александр Исаевич так и не смог четко ответить на вопрос «почему?». А позднее и вовсе пытался свалить вину за революцию на евреев…
Стремление найти всему простое и лаконичное объяснение вполне естественно как для человеческой природы, так и для историка. Ведь их так и учили в вузах – любое исследование должно определять цели и задачи, а потом отчет об их выполнении. Когда историки еще и ангажированы современной им конъюнктурой и «модой», объяснения становятся еще проще, доходя до откровенного упрощения.
В отечественной историографии можно выделить несколько явно отличающихся этапов в освещении событий 1917 года. В 20–30-х годах пришедшие к власти большевики начали сочинять свою версию событий. Во-первых, общество развивается путем последовательной смены «общественно-экономических формаций», а на определенном этапе происходит закономерный переход от капитализма к социализму. В момент, когда «низы не могут жить по-старому, а верхи не могут править по-старому», и происходит социалистическая революция. Во-вторых, этому объективному процессу способствует субъективный: появляются коммунисты, которые объединяют пролетариат, ставят под знамена и берут власть.
Ну а по ту сторону границы многочисленные эмигранты придумывали свою концепцию развития событий, причем в двух типовых вариантах. Первый: царя оболгали, Россия прекрасно развивалась, успешно воевала, но внутренние «черви» предали ее и в решающий момент опрокинули. Им вторил и Черчилль: «Держа победу уже в руках, она (Россия) пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями». Второй: царя свергли правильно, все дело шло к победе и Учредительному собранию и демократии, но откуда-то вылезли большевики и всё испортили.
Потом эмигранты поумирали, а советская власть еще долго оттачивала и совершенствовала свою модель истории, перекрашивая картины с революционными событиями и стирая с них ненужных лиц.
Шлюзы истории вновь открылись в конце 80-х годов. Теперь и сам Ленин оказался не в моде, в стране снова нарисовалась демократия, поэтому историки вновь вспомнили про Учредительное собрание и «республику» Керенского. Февральскую революцию стали возвышать, а Октябрьскую низводить до статуса «предательского» переворота, совершенного «немецкими агентами». В действительности это было лишь воскрешение обозначенной выше второй эмигрантской версии.
Ну а в 2000-х годах, и особенно в канун 100-летия начала Первой мировой войны, вспомнили и про первую версию! Началось всевозможное обеление и возвеличивание царя, возродилась вера в «процветание» и «мощь» России в начале 1910-х годов, а также «выяснилось», что всему виной шпионы и авантюристы, «предавшие» страну в ее звездный час. И если ранее среди заинтересованных в ослаблении царизма сторон фигурировала Германия, то теперь к ним присоединились США и другие страны Антанты. Ну а позорно проигранная война, бессмысленность и роковую роль которой признавали даже большевики, вдруг оказалась «недовыигранной» и превратилась в «упущенную победу». Кстати, теория про «нож в спину» от революционеров и предателей далеко не оригинальна, она была подробно изложена еще в книге Адольфа Гитлера «Майн кампф», только применительно к судьбе кайзеровской Германии. Как тут не вспомнить, что Россия страна с непредсказуемым прошлым!
Данный труд не претендует на очередное «сенсационное» объяснение событий. И вместе с тем позволяет легко развенчать многочисленные мифы и стереотипы, сложившиеся за прошедшее столетие. В представленной книге впервые предложена наиболее полная хронология революционных событий, которые начались задолго до 1917 года. А крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, материалов журналистских расследований и эссе, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников, которые автор изучал в течение нескольких лет, в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.
Кроме того, книга отвечает на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Действительно ли революция 1905 года была буржуазно-демократической? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, не политики, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась гражданская война?
По всем интересующим вопросам с авторами можно связаться по электронному адресу: fau109@rambler.ru (mailto:%20fau109@rambler.ru)
Пролог
Как Александр III заложил фундамент русской революции
«Тесто на огромной сковородке»
В конце XIX века Россия представляла собой огромную империю, которая на западе вплотную примыкала к экономически и политически развитым странам Европы, на юге граничила с разноплеменным и «делом тонким» Востоком, а на востоке упиралась в безнадежно застрявшие в Средневековье дикие восточноазиатские страны. Сама страна тоже представляла собой невероятное лоскутное одеяло, под которым умещались и автономная культурно развитая Финляндия, и полное злобы и внутренних противоречий Царство Польское, и населенный горцами Кавказ, и Поволжье с его развитыми городами и неразвитыми финно-угорскими народами, и дикая, бескрайняя степная Азия, и бесконечная необжитая Сибирь, и многое другое. Ну и конечно же вполне европеизированные (одна в большей степени, другая в меньшей) обе столицы империи.
«Где в России центр? – задавался вопросом публицист и журналист Дедлов. – На Западе, в Европе, их указать легко; там государства свернулись небольшими, круглыми, плотными комками. Все лишнее, все ослабляющее плотность государства выделено и вывезено за границу, за моря, в колонии. У нас не то. История пекла наше царство не в «форме», а вылила тесто на огромную сковородку, на которой мы и разлились блином, без определенных очертаний и без центра, который может быть точно указан. Где наша метрополия, где наши колонии? Где область господствующего племени и где живут подчиненные народности? Никакая этнография не даст на это точного ответа. В Рязани и Нижнем найдутся татары, в Вятке русский народ живет только по рекам, в Тамбове и Пензе обширные деревни неассимилированной мордвы, в Симбирске процветают чуваши, Белоруссия и Малороссия нашпигованы частью поляками и в сильной степени евреями, наш юг – мозаика национальностей и племен. Господствующее племя скорее ко лонист, чем абориген, Россия скорее совокупность колоний, чем метрополия»[1 - Книжки недели. СПб. 1896. № 8. С. 65.].
При этом сказать, что Россия была страной контрастов, – это не сказать ничего! Даже в деревнях выделялись добротные избы работящих крестьян и покосившиеся халупы пьяниц и бедняков. Любой даже мелкий провинциальный город состоял из небольшого культурного и относительно благополучного центра и множества приросших к нему бедняцких окраин. Ну а в масштабах страны уровень контрастности был вообще запредельным. В то время как в одних местах уже было электрическое освещение, водопровод и даже телефон, в других еще не слышали, что такое канализация и электроэнергия. В то время как одни разъезжали на трамваях и даже автомобилях, миллионы других не видели ничего современнее лошади и верблюда.
Бюджет страны, который к концу XIX столетия перевалил за миллиард рублей, формировался в основном за счет косвенных налогов. Эта тенденция, кстати, во многом сохранилась и во время советской власти и даже в современной России. Прямые налоги составляли всего 10 % от доходной сметы, а косвенные – 50 %. Покупая любые товары, оплачивая услуги, и в особенности затариваясь водкой, народ, зачастую сам того не подозревая, львиную долю стоимости отдавал не производителю товаров и благ, а государству. Типичный пример – акцизы на спиртное, составлявшие половину косвенных налогов. Около 8 % доходов бюджета составляли пресловутые выкупные платежи, фактически земельная ипотека, которую крестьяне выплачивали за полученную еще в 1861 году землю. Примерно 15 % давали казенные имущества (железные дороги, леса), остальное приходилось на всевозможные гербовые и почтовые сборы. Таким образом, промышленность, крупный бизнес, экспорт приносили лишь малую часть доходов.
Для России было характерно огромное количество казенных предприятий и имущества. Если в западных странах дорогие военные заказы разыгрывались между частными компаниями, которые потом платили еще и налог со своих прибылей, у нас большая часть государственных нужд осуществлялась государственными же учреждениями и фабриками. Которые не приносили никакого дохода, а, напротив, требовали постоянных дотаций.
Несмотря на постоянный рост численности городского населения, говорить об урбанизации и формировании индустриального общества не приходилось. Свыше 80 % населения жило в деревнях, поэтому среднестатистический россиянин до сих пор являлся малограмотным крестьянином. При этом культурная прослойка общества, так называемая интеллигенция, люди умственного труда, а также квалифицированные рабочие составляли ничтожное количество в сравнении с огромной деревенской массой. Пусть она и не была сплошь безграмотной и темной, как ее изображали в советские годы, все же однозначно можно сказать, что Российская империя к концу XIX столетия оставалась отсталой, доиндустриальной страной с многочисленными средневековыми пережитками.
Политическая система полностью соответствовала общей отсталости. После первой попытки революции, произошедшей в 1825 году, царская власть жила в постоянном страхе. Все императоры от Николая I до Александра III вынуждены были метаться меж двух огней – ощущаемой необходимостью реформ явно отсталого общества и опасностью революции. Политическая и придворная элита так же традиционно делилась на «либералов» и «консерваторов». Одни сетовали на вековую отсталость и выступали за реформы, вторые указывали на «незыблемые традиции» и выступали за «порядок» и сдерживание. При этом революционные выступления тоже толковались по-разному. Либералы видели в них признак того, что реформы назрели, консерваторы, напротив, доказательство того, что любые реформы опасны.
Цари же, как маятники, лавировали между двумя течениями, в итоге получалось, как водится, ни то ни сё. Даже реформы Александра II, которые казались «великими» только на фоне векового прозябания и топтания на месте, по сути, тоже представляли собой лишь компромисс в духе «шаг вперед – два назад» или наоборот. Та же «передовая» военная реформа фактически превратила военную службу в некий симбиоз рекрутских наборов и всеобщей повинности.
А вот судебная реформа 1864 года, наоборот, представляла собой другую крайность. Как писал историк Сергей Ольденбург, «русский суд, основанный на судебных уставах 1864 г., стоял с того времени на большой высоте, «гоголевские типы» в судейском мире отошли в области преданий. Бережное отношение к подсудимым, широчайшее обеспечение прав защиты, отборный состав судей – все это составляло предмет справедливой гордости русских людей и соответствовало настроениям общества»[2 - Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. Т. I. Белград, 1939. С. 24–25.]. При этом для политических чаще всего применялась административная ссылка, для тех, кто поопаснее, – в Сибирь, для менее опасных – в «места не столь отдаленные» – в северные губернии[3 - Выражение «места не столь отдаленные» пошло именно от этого. Имелось в виду – не такие далекие, как Сибирь.].
Однако на деле излишняя либерализация суда и применение суда присяжных в отсталом и малокультурном обществе привели к тому, что многие преступники, в том числе жестокие убийцы, стали вовсе избегать наказания! Главным мерилом права в России стал не собственно закон, а мнение, а состав преступления заменили эмоции. Примеры идиотского дореволюционного правосудия будут приведены ниже…
Что касается реформы местного самоуправления, то созданные органы (земства, городские думы и управы) стали лишь некими междусобойчиками сельских и городских элит с узкими полномочиями и ни в коей мере не являвшимися по-настоящему представительными органами власти.
Но наиболее дурно были проведены реформы аграрные, которые не только не смогли модернизировать сельское хозяйство, но в итоге вообще привели к его упадку и деградации. Отмена крепостного права подорвала частное землевладение, фактически вернув в деревню средневековую общину. Как справедливо выразился тот же Ольденбург, «общинное землевладение, препятствуя обезземеливанию слабых элементов деревни, в то же время тормозило сильные, предприимчивые элементы, получалось равнение по худшим». В результате эффективность сельского производства зависела не столько от производительности труда, сколько от урожайности, то есть от природы и погоды. В благодатные годы хлеба в стране было хоть завались, в голодные, наоборот, тысячи крестьян умирали с голоду, а казне приходилось выделять колоссальные средства на помощь крестьянам. Кроме того, государство еще и ставило всяческие препоны, например в виде огромных пошлин на недорогую импортную сельхозтехнику, дополнительно тормозя развитие аграрного бизнеса. Ну а выкупные платежи, легшие тяжким бременем на несколько поколений сельхозпроизводителей, и вовсе стали непосильным гнетом и кабалой.
«Явилось нищенское, пьяное население»
«А знаешь ты, какая жизнь была под крыльями двуглавого орла?» – пела в одной из песен Любовь Успенская. В действительности жизнь была такая же, как и всегда. Так уж устроена Россия, что в ней постоянно с кем-то борются и что-то реформируют. На смену либералам приходят «твердые руки» и крепкие хозяйственники, потом наоборот – и снова следуют реформы. Но сущность российской действительности при этом не меняется…
Восьмидесятые годы XIX столетия стали очередной эпохой закручивания гаек. Бурное и насыщенное событиями правление Александра II, завершившееся убийством оного террористами, сменилось унылой стабильностью Александра III. Новый царь решил буквально выполнять совет обер-прокурора Синода Константина Победоносцева: «Не следует приступать к таким мерам, которые уменьшают авторитет власти, дозволять обществу рассуждать о таких вещах, о которых до настоящего времени оно не имело права говорить». А 6 мая 1881 года новый министр внутренних дел граф Николай Игнатьев издал циркуляр начальникам губерний, в котором, в частности, говорилось: «Верховная Власть измерила громадность зла, от которого страдает наше Отечество, и решила приступить к искоренению его». Граф Дмитрий Толстой, вскоре сменивший Игнатьева, также считал, что до либеральных реформ Александра II в России все было хорошо и мирно, а теперь, дескать, нам «явилось разоренное, нищенское, пьяное, недовольное население крестьян, разоренное, недовольное дворянство, суды, которые постоянно вредят полиции, 600 говорилен земских, оппозиционных правительству».
Так и началась эпоха, которую потом назовут «контрреформами Александра III». Суть их в основном свелась к тому, что народу попросту запретили говорить и думать о политике. Не только критика, но и вообще какое-либо упоминание о деятельности государственных органов строго воспрещалось. Особенно хорошо это видно по страницам газет тех лет. Пресса времен Александра III была на редкость скучна, суха и лаконична. Лучше всего газеты было читать перед отходом ко сну. В них не печатали ни про скандалы, ни про коррупцию, даже простые криминальные сводки попали под запрет. Народу должно было казаться, что все в стране хорошо, тихо и спокойно. Все работают, молятся и никого не убивают. Такого не было потом даже при Сталине! Тогда газеты не имели права только критиковать политику партии и правительства, а также советский строй, все остальное отдавалось на откуп журналистам.
Все в стране подлежало строгой бюрократизации и вездесущему административному контролю. Даже праздники, которые следовало отмечать, строго регламентировались. В апреле 1883 года СМИ опубликовали высочайше утвержденный список праздничных дней. Все они носили церковно-монархический характер. 1 января следовало отмечать Обрезание Господне, 6 января – Богоявление, 2 февраля – Сретение, а 26 февраля – день рождения государя императора. Мартовские праздники включали в себя день восшествия на престол государя императора, Вознесение Господне, день священного коронования их императорских величеств и Сошествие Святого Духа. С апреля до осени праздничных дней не предусматривалось, ибо в это время народ должен был трудиться и еще раз трудиться, как говорил великий самодержец. Только 29 июня выделялся один день на поминание святых апостолов Петра и Павла, а 14 сентября отмечалось Воздвижение святого животворящего креста. 1 октября гражданам следовало отмечать Покров Пресвятой Богородицы, а 22 октября праздник Казанской Божьей Матери. Далее следовали: 14 ноября – день рождения государыни императрицы, 21 ноября – Введение во храм Пресвятой Богородицы, 6 декабря – День святого Николая Чудотворца и, наконец, 26 декабря – Рождество Христово.
Список дополнялся всевозможными местечковыми датами. Так, специально для Нижнего Новгорода были учреждены еще два местных праздничных дня: 4 февраля – День святого благоверного князя и великомученика Георгия (основателя города князя Юрия Всеволодовича) и 1 ноября – День святых Космы и Дамиана. Имели в виду Кузьму Минина и Дмитрия Пожарского. Одним словом, молиться и еще раз молиться. За Христа, святых и государя императора.
Между тем дела в стране обстояли не очень благополучно. Иначе нельзя объяснить тот факт, что местные органы власти распродавали на торгах вещи умерших в больницах людей! Так, в одном из номеров газеты нижегородское губернское земство разместило объявление: «26 апреля сего года назначен торг на продажу имущества, оставшегося после умерших в больнице с 1 января 1882 года по 1 января 1883 года разных лиц, за получением которого родственники тех умерших не являются». Можно только гадать, сколько бесхозных вещей осталось на больничном складе за год. И что это были за вещицы такие. Вряд ли больные ложились в больницу с серебряными ложками и сервизами и приносили с собой дорогие шубы и украшения. Скорее всего, основную долю указанного «имущества» составляли банальные поношенные тряпки и обувь.
«Вещи дезинфекцированы, – уточняла пресса. – Торг будет производиться в присутствии конторы заведений вышеуказанного числа, в 10 часов утра, почему желающие торговаться приглашаются в контору, где могут видеть имущество и опись к нему».
Не все хорошо было и с патриотизмом. Как известно, во время царствования Александра II в Российской империи была введена всеобщая воинская повинность. 1 января 1874 года был принят закон, который заменил существовавшую больше полутора веков систему рекрутских наборов всеобщей воинской повинностью. Если раньше в армии служили только податные сословия (крестьяне, рабочие и ремесленники), то теперь долг родине отдавало всё мужское население империи с 20 лет, без различия сословий.
Однако это вовсе не значит, что в армии в конце XIX – начале XX века служили все поголовно, как многие нынче уверены. Дело в том, что та же военная реформа 1874 года значительно сократила численность вооруженных сил, сразу на 40 %. Поэтому мужиков, достигших 20 лет, в стране было намного больше, чем требовалось для призыва. И зачислялись на действительную службу лишь 25–30 % от их числа: к примеру, в том же 1874 году из 725 тысяч человек, подлежавших призыву, были призваны только 150 тысяч, в 1880 году из 809 тысяч – 212 тысяч, а в 1900 году из 1150 тысяч – 315 тысяч. Остальные призывники освобождались от службы, кто по состоянию здоровья, а кто – зачастую – и просто по жребию! Существовали также всевозможные льготы: единственный сын у родителей, единственный кормилец в семье при малолетних братьях и сестрах и т. п. Срок службы для солдат сухопутных войск составлял 6 лет, а для матросов – 7 лет. Но и тут всеобщего равенства не предвиделось. Так, лица, имевшие высшее образование, служили всего 6 месяцев, окончившие гимназию – полтора года, а начальную школу – 4 года. То есть самые долгие 6–7 лет «мотали» только неграмотные – крестьяне, кои составляли тогда абсолютное большинство (80 %) призывников.
Военкоматов в те времена не было, а заботы по призыву новобранцев лежали на уездных по воинской повинности присутствиях и волостных правлениях. Однако призывные органы 130 лет назад, как и в нынешние времена, сталкивались с большими проблемами. Многие достигшие 21-летнего возраста граждане, дабы избежать отправки в армию, попросту скрывались и ударялись в бега. Причем, что интересно, «косили» по большей части дети не из бедных крестьянских, а вполне обеспеченных семей, в том числе чиновников, госслужащих и военных.
В газетах чуть ли не в каждом номере печатались объявления о розыске уклонистов. «Балахнинское уездное по воинской повинности присутствие объявляет, во всеобщее сведение, что в оное препровождены метрические выписки священно- и церковнослужителями приходов на родившихся в 1862 году следующих лиц – гр. Балахны Вознесенского собора: сына рядового полицейской команды Николая Логинова, Ивана, – отставного унтер-офицера Петра Иванова, Семена, – денщика командира балахнинской инвалидной команды, штабс-капитана Кривобокова-Кривобольского Егора Осипова, Василия, – мещанской девицы гор. Балахны Александры Яковлевой-Пастушковой, Михаила, – подлежащих исполнению воинской обязанности в текущем году, но установленным порядком ни к одному из призывных участков Балахнинского уезда не приписанных и где проживающих, неизвестно. Вследствие сего уездное присутствие просит полицейские учреждения и частных лиц, в случае открытия места жительства означенных призываемых, сообщить об этом по принадлежности, для привлечения их к исполнению воинской повинности», – говорилось в одном из таких сообщений.
Впрочем, отнюдь не все крестьяне тоже рвались послужить родине и царю. К примеру, несколько лет скрывался от призыва житель деревни Молчаново Сергачского уезда Нижегородской губернии Василий Батанов. Этот несознательный гражданин несколько раз переезжал с место на место и даже сменил фамилию на Бурмистров. Четыре года полиция и земские органы пытались разыскать уклониста, но в итоге следы его затерялись где-то в Казанской губернии… В том же уезде, но в селе Абаимово крестьянин Степан Сковородин несколько дней «отмечал» грядущую отправку в армию. Все селяне сочувствовали будущему солдату. Все-таки 6 лет отлучки от семьи и друзей. Хотя никаких войн в царствование Александра III не велось, все же служба, понятное дело, не приносила особого удовольствия. Поэтому все щедро поили Сковородина водкой и утешали. Однако аккурат в день призыва гражданин, видимо, передумал отдавать «священный долг», вследствие чего бесследно исчез…
Одни в дамках, другие – в дураках
Воинская повинность создавала еще одну серьезную проблему. Дело в том, что до 20 лет многие крестьяне уже успевали жениться, вследствие чего супруга на долгое время оставалась без мужика. Фраза «не дождалась из армии» остается актуальной по сей день, хотя сейчас срок службы составляет всего 1 год. А каково было бабе, когда милого нужно было терпеливо ждать шесть, а то и семь лет! В то же время вокруг полно других мужиков, которые волей жребия избежали призыва. В общем, благодаря закону 1874 года одни оказывались в дураках, а другие, наоборот, в дамках. Точнее, при дамах…
Пока первые отдавали долг родине, вторые зачастую развлекались с их женами и даже уводили их к себе в дома. Ну а когда законные мужья возвращались, начиналось выяснение отношений, очень часто приводившее к дракам, сжиганию домов, убийствам и другим инцидентам.
Типичный случай такого рода имел место в обычном селе Иванцово. После военной службы туда вернулся уволенный в запас местный крестьянин Евдоким Бухтеев. О своем скором прибытии он заранее уведомил родню в письме. Как-никак, должны были соскучиться за шесть лет разлуки. Возвращение крестьянина из армии, да еще и целым и невредимым, было принято отмечать всей деревней. К тому же перед уходом на службу Евдоким женился на своей возлюбленной Пелагее, коя, естественно, обещала терпеливо ждать его все эти годы… Однако вместо толпы радостных родственников на дороге, ведущей в деревню, запасника встречал только его тесть – крестьянин Николай Куманеев. Который сообщил Евдокиму безрадостное известие. Мол, супруга его уже давно вошла в любовную связь с крестьянином Николаем Серякиным, к коему и переехала на постоянное местожительство.
Поубивался, погоревал Евдоким да пошел к себе домой. Ему бы плюнуть да найти другую жену, ан нет! Несколько дней брошенный муж просидел в тоске, а потом все-таки решил идти возвращать «благоверную». В состав делегации также вошли тесть и два соседа Бухтеева – братья Глотовы. Надо отметить, что такой «формат» не являлся изобретением Бухтеева. Напротив, к концу XIX столетия в нижегородских деревнях уже сложилась традиция возвращения жен законным мужьям. Дабы соперники сразу не покалечили и не поубивали друг друга, в делегацию всегда включались тесть или иной родственник жены, а также несколько «понятых» из числа односельчан.
Когда указанные граждане подошли к дому Серякина, того на месте не оказалось, а к калитке вышла сама Пелагея. Пришедшие стали уговаривать ее вернуться к мужу. Мол, погуляла, погрешила – и будет, пора восстановить справедливость. Венчались же перед Богом! Та в ответ заявила, что в принципе не против, только боится сожителя, который угрожал убить ее, если она вернется к мужу. В итоге «переговоры» растянулись на целых полдня. Решающую роль сыграли слова тестя, то есть отца Пелагеи, который заявил, что проклянет дочь и отречется от нее, если та не смоет свой грех возвращением к законному супругу. В общем, как пел в одной из песен известный шансонье Михаил Круг, «поломалась для виду девица» и согласилась. После чего пошла собирать вещи, а делегацию на это время впустила подождать во двор. Ну а потом разыгралась настоящая драма. «В этот момент неожиданно появился Серякин, – рассказывали материалы дела. – Узнавши, с какой целью пришел Бухтеев, начал кричать на всех и грозить убийством. Наконец, быстро сбегавши в избу, он вернулся оттуда с револьвером в руках и, прицелившись в Бухтеева, произвел в него три выстрела. К счастью, пули пролетели мимо и только одна из них ранила в правое бедро стоявшего около Бухтеева Куманеева». В итоге раненый тесть был отправлен в больницу, а Серякин в полицию. Ну а Пелагея вернулась к мужу, который, несмотря ни на что, простил ее. Жили ли супруги потом долго и счастливо, история умалчивает.
Александр III «прославился» также тем, что насильно выдавал кредиты крестьянам. Следует напомнить, что после отмены крепостного права в 1861 году им предоставлялось право выкупить у помещиков свои наделы, при необходимости взяв для этого ссуду в банке. Однако прошло уж 20 лет, а многие даже не подумали это делать, на полжизни оставшись в статусе «временнообязанных». В итоге государь решил: раз не хотите выкупать добровольно, примем закон и заставим сделать это принудительно. Проще простого! Сами выкупные платежи были снижены, выкуп наделов сделан обязательным, попутно был учрежден Крестьянский поземельный банк для выдачи кредитов. Сообщения об «обязательных» выкупных сделках также печатали в газетах: «Акт об обязательном выкупе бывшими временнообязанными вдове коллежского советника Елене Ивановне Мотовиловой, крестьянами Ардатовского уезда, дер. Дурновки, Репьевки тож, отведенной по уставной грамоте земли в следующем количестве: усадьбы 30 десятин, 1200 соток, выгону и под прудами 10 десятин, 600 соток, пашни 281 десятина, 2200 соток, сен ного покосу 20 десятин, 800 соток, итого удобной 343 десятины и неудобной 13 десятин». Эдакая принудительная земельная ипотека. Хочешь не хочешь, а влезай в долги…
Эпоха «миротворца» ознаменовалась не только пресловутыми «контрреформами», но и своеобразной национальной политикой. Лозунгом времени стала фраза «самодержавие – православие – народность». Под последней при этом понималась опора на «коренные народы» России, к которым относили довольно много национальностей. Исключение составляли в основном евреи. «Православие», по мнению обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, означало отказ от мирного сосуществования с другими религиями, «враждебными» православию. Главным врагом, естественно, тоже признали иудаизм…
«Еврейский вопрос» рассмотрен
В общем, нашли на кого свалить причины накопившихся проблем. Ну а дальше, как водится, на евреев сразу же нашелся позорный компромат. В 1881 году в СМИ были опубликованы факты деятельности компании «Грегер, Горвиц, Коген и Варшавский», которая занималась снабжением русской армии во время войны 1877–1878 годов. «Еврейское предприятие» было обвинено в коррупции и всевозможных злоупотреблениях. Одним словом, наживались на войне мерзавцы! Вскоре по приказу царя в ответ на «справедливое» негодование общественности был создан «Центральный комитет для рассмотрения еврейского вопроса», который занялся им, как говорится, по полной программе. В решениях комитета говорилось, что нужно вернуться к традиционной русской политике, согласно которой евреи считаются инородцами. В 1882 году были введены так называемые «временные правила» для еврейского населения России. Последнему отныне запрещалось вновь селиться в сельской местности, приобретать недвижимость за пределами районов проживания, арендовать земельные угодья и переезжать из одной деревни в другую.
Впоследствии «правила» неоднократно дополнялись новыми ограничениями. Так, тот же Победоносцев считал, что евреям незачем учиться. Дескать, университеты существуют на налоги населения, а евреи составляют лишь 5 %, и будет несправедливо, если при их «генетической склонности» к наукам они займут 95 % мест в университетах вместо русской молодежи, более «ленивой» и «тупой» в этом отношении. В связи с этим были введены квоты для приема евреев в вузы, составлявшие, к примеру, в столице всего 3 %. Прием евреев на государственную службу был прекращен, а в армии они больше не допускались к производству в офицеры.
Затем начались массовые выселения евреев из крупных городов. Только из Москвы по приказу генерал-губернатора – великого князя Алексея Александровича – было изгнано около 20 тысяч человек. Многие евреи, прожившие в городе 30–40 лет, внезапно получали уведомления о выселении в месячный срок. Тех, кто отказывался уезжать добровольно, попросту гнали по этапу пешком, как заключенных и бродяг. Высвободившиеся еврейские дома по дешевке распродавали с молотка.
Общество в целом приветствовало эти события. В первую очередь евреев ненавидели за их проникновение в культуру, науку, торговлю, где они успешно конкурировали с «коренными народами». Евреев-ювелиров, ремесленников и ростовщиков не любили за их богатство и «жадность». Да и вообще, евреи, как правило, были «при деньгах». Что само по себе вызывало негодование трудящихся.
В общем, власть угадала с тем, куда направить энергию нищего и недовольного народа. «Скажите, а погромы будут?» – такая фраза, ставшая крылатой, была произнесена одним из героев в последней советской комедии «Дежавю», вышедшей на экраны в 1989 году. Именно таким вопросом в начале 80-х годов XIX века, вероятно, задавались многие россияне. Ибо все к тому и шло. И погромы были. В 1881–1883 годах они охватили весь юг страны. В Киеве было разрушено и разграблено более тысячи еврейских домов и магазинов, беспорядки сопровождались избиениями и убийствами. Затем были погромы в Одессе, Жмеринке, Борисполе, Ростове-на-Дону, Екатеринославе и других местах.
Славный город Нижний Новгород вроде бы находится не на юге и общем-то не являлся каким-то там густонаселенным евреями городом, как, к примеру, Одесса. Здесь жило лишь чуть больше тысячи иудеев. Тем не менее местные жители тоже не остались в стороне от погромов. Некоторые нижегородцы из слухов и газет знали о происходящем. И кое-кто, видимо, подумывал: вот бы и нам с местными разобраться! Осталось лишь повод найти…
Вечер 7 июня 1884 года в Канавине, где находилась знаменитая Нижегородская ярмарка, был ничем не примечательным. И так бы, вероятно, он и завершился – мирно и буднично, если бы прямо посреди слободы, среди убогих развалюх и лачуг, населенных портовой и ярмарочной беднотой, среди разгуливающих ломовиков, только что пропивших всю очередную копеечную получку, вдруг не раздался дикий вопль. Неистово орала, как оказалось, некая Федосья Рогожина. Причиной «тревоги» был увиденный ею факт, как две еврейские девочки несли куда-то ее полуторагодовалую дочь. Казалось бы, ну несли – и несли! Может быть, никто и не придал бы этому факту большого значения, если бы «несли» ребенка не евреи. Ибо про последних в русском народе ходили самые невообразимые слухи. Иудеев, кроме всего прочего, нередко обвиняли и в поедании детишек. «Жрать понесли!» Именно такой слух распространился среди канавинских обывателей со скоростью ветра. И столь же мгновенно послужил спусковым крючком для начала погрома.
Вскоре к небольшому еврейскому кварталу стала стекаться разъяренная толпа. Первым делом погромщики атаковали иудейскую молельню. Присутствовавшие при этом полицейские ввиду своей малочисленности не стали оказывать народу активного сопротивления, ограничившись лишь «увещеваниями». Буйствующая толпа, быстро разросшаяся до нескольких тысяч человек, сломала ворота, вышибла оконные рамы, а затем стала крушить все подряд на своем пути. Ворвавшиеся внутрь молельни ломали вещи, потом выкидывали их на улицу, где те окончательно «добивались» и разграблялись. Вскоре бесчинствующие добрались до «святая святых» – «еврейских сундуков». Оные выносили на улицу и тут же делили добро «по справедливости». Вот оно, мол, нажитое на нас богатство! Здесь же, в молельне, были зверски растерзаны первые пять лиц еврейской национальности. Причем погромщики еще и сорвали с них всю одежду, изорвав ее в клочья. Разрушив молельню и уничтожив все в ней находящееся, толпа с криками «Ура!» и «Бей!» направилась к конторе Дейцельмана. Сам хозяин был жестоко избит, а встретившийся по дороге Азер Аркин забит до смерти. Затем бойня переместилась на соседние еврейские дома.
Когда стемнело, на место прибыл лично нижегородский губернатор Николай Баранов. «Отсутствие луны и освещения в заречной части делало ночь особенно темною, – писал он потом в своем рапорте государю. – Все улицы еврейского квартала были затоплены бушующей толпой, простиравшейся, вероятно, до шести тысяч человек. Первое сборище я застал у разрушенной уже еврейской молельни, около которой было несколько изуродованных трупов и один еще живой избитый еврей, которого доколачивала толпа». По приказу губернатора в Канавино были направлены войска, а речная полиция получила приказ временно прекратить сообщение через Оку, дабы беспорядки не перекинулись на сам Нижний Новгород, расположенный на высоком правом берегу. Только благодаря этому, по словам Баранова, «толпы рабочих, ночевавших в Нижнем, до утра не знали о буйстве, происходившем в Канавине, и, вероятно, благодаря лишь этому в городских еврейских кварталах все оставалось в совершенном покое».
Погромы в Канавине продолжались до 01:30 8 июня. Только после этого стражам порядка удалось навести порядок и заняться осмотром места происшествия. Которое представляло собой весьма печальное зрелище. «Картина была поистине ужасна, – сообщалось в рапорте Баранова. – Все ценное было похищено, все, что могла сломать грубая сила бушевавшего народа, было разрушено, рамы, дверные, оконные косяки, половицы, печи, части крыши – все было исковеркано. Обломки были перемешаны с окровавленными клочьями одежды, и самые части трупов валялись во дворах и на улицах. Между прочим, были подняты две череповые кости, человеческий глаз и отдельно валявшийся головной мозг». В разграбленных домах украдено было все, что только было возможно унести. Не только деньги и ценные вещи, но даже тарелки с ложками. «Повстанцы» оторвали все ненавистные еврейские дверные ручки и даже вытащили вьюшки из их печей.
Весть о еврейском погроме в Канавине быстро распространилась по губернии, в связи с чем некоторые воодушевленные граждане попытались организовать подобные мероприятия в Балахне и Арзамасе. Однако эти акции были пресечены властями.
Любопытно, что сам Александр III как-то сказал генерал-губернатору Гурко: «Сердце мое радуется, когда бьют евреев, но дозволять этого ни в коем случае не следует». Посему нижегородские националисты и экстремисты все-таки пошли под суд. Всего по делу было задержано 112 человек. Кстати, сразу после арестов губернатор Баранов стал получать «подметные письма» и «устные просьбы» от общественности, которая требовала немедленного освобождения задержанных. В частности, говорилось, что «нельзя наказывать православных за жидов», а произошедшее являлось никоим образом не бунтом, а «просто народ потешился». Однако закон, как говорится, есть закон.
В начале октября состоялся суд. Он проходил в закрытом режиме, дабы лишний раз не будоражить общественность. 10 человек, обвиняемых в «умышленном убийстве через истязания», и еще троих, признанных виновными в покушении на разбой и нападении на дом, приговорили к каторжным работам на срок от 7 до 20 лет. Еще 20 человек, обвинявшихся по менее тяжким статьям, были направлены в арестантские роты. Что касается самих евреев, то после погрома половина из них в панике бежала из Нижнего Новгорода…
И эти события, увы, были лишь предвестником грядущих бедствий России.
Иешуа-бумеранг
В 1902 году в рабочей слободе Сормово, что на берегу Волги, состоялась первомайская демонстрация – одна из первых в России. 5000 рабочих завода в знак протеста против тяжелых условий труда, несправедливой оплаты, снижения расценок за сдельную работу и против штрафов, налагаемых заводской администрацией, объявили забастовку. Затем часть из них вышла на Большую улицу (ныне Коминтерна) и двинулась маршем, выкрикивая всевозможные лозунги, в том числе и политические. Ошарашенные полицейские с ужасом услышали такие крамольные призывы, как «Долой самодержавие!», «Да здравствует политическая свобода!». Стражи порядка потребовали, чтобы рабочие расходились. Однако те лишь плюнули в их сторону и продолжили шествие, с революционными песнями и криками «Долой царя!», «Долой самодержавие!».
На зрителей-сормовичей все это произвело неизгладимое впечатление: никогда доселе на этой земле не звучали столь смелые призывы и заявления. Однако правоохранительные органы вскоре пришли в себя, вызвав подкрепление, ближе к вечеру разогнали демонстрантов. Десятки людей были арестованы. Их грузили на специальные полицейские телеги (воронков и автозаков тогда еще не было) и под конвоем увозили в Нижний Новгород. Среди задержанных оказался и 17-летний юноша Ешуа Свердлов.
Это был типичный выходец из нижегородского еврейского ремесленничества. Отец Ешуа – Михаил Израилевич Свердлов – был гравером, его мастерская на Большой Покровской сохранилась по сей день. Жизнь евреев, как известно, была полна тягот и лишений. В царской России это были люди второго сорта, которые не могли селиться в определенных местах, получать образование и заниматься некоторыми видами деятельности. К тому же евреи периодически подвергались издевательствам и погромам, которые, впрочем, устраивала по большей части люмпенизированная публика. Многие жители относились к евреям хорошо, уважая их за образованность, интеллигентность и таланты в различных ремеслах.
Ешуа Свердлов родился в 1885-м, всего через год после описанного выше крупного еврейского погрома в Канавине. Несколько лет после этого события нижегородские иудеи попросту боялись перебираться через Оку на ярмарку. А бежавшие оттуда старались селиться поближе друг к другу и к центру, где было больше полиции и не так страшно выходить по вечерам на улицы. В этих условиях было неудивительно, что многие большевики оказались выходцами именно из еврейской среды. Ведь марксизм олицетворял не только и не столько борьбу за права рабочих, сколько вообще стремление к новой жизни, равенству и братству, в том числе между народами.
Свердлов, который уже в подростковом возрасте стал представляться более благозвучным именем Яков, рано остался без матери. Отец же постоянно работал, дабы прокормить большую семью. Поэтому юноша жил относительно свободно, уже во время учебы в гимназии познакомился с нижегородскими марксистами и увлекся их пропагандой. По окончании пяти классов Свердлов поступил учеником к аптекарю в том самом зловещем Канавине. Именно здесь молодой еврей познакомился с рабочими, а в 1901 году вступил в нижегородскую ячейку РСДРП. Как раз нищие пролетарии, работяги с заводов не случайно были выбраны социал-демократами в качестве наиболее благоприятной среды для распространения революционных идей. В отличие от ярмарочно-канавинских люмпенов, которые по большей части зарабатывали непосильным трудом на очередную бутылку водки, а потом шли бить морды прохожим, на заводах работали мужики-кормильцы, на которых лежала непосильная ноша по содержанию многодетных семей. К тому же заводской труд требовал гораздо больше культуры и интеллекта, чем работа грузчиков и ломовиков в порту. Закономерно, что именно рабочие первыми пошли на демонстрации, а потом и на баррикады.
Первый арест для начинающих революционеров был своего рода экзаменом, «квалификационным раундом», во время которого отсеивались «примазавшиеся» и «временно примкнувшие», а оставались только по-настоящему идейные. Условия в царских тюрьмах и ссылках были, конечно, не концлагерные и не гулаговские, но все же далеко не курортные. Граждане, примкнувшие к бунтовщикам и митингующим просто в порыве эмоций или моды ради, там быстро ломались и после освобождения в революционные дела больше не совались. Других же царская тюрьма, напротив, закаляла и подвигала на новую борьбу. Не случайно у большевиков количество арестов, ссылок и отсидок всегда являлось предметом особой гордости. Эдаким подтверждением, что я, дескать, настоящий, идейный революционер.
Таким оказался и молодой Яков Свердлов. Отсидев положенные полгода в тюремном замке на Острожной площади, которая в советские времена была переименована в площадь Свободы, он разом превращается из революционера-любителя в революционера-профессионала. После раскола РСДРП на меньшевиков и большевиков Свердлов, будучи максималистом по характеру, не задумываясь переходит на сторону последних и даже становится организатором большевистской группы в Нижнем Новгороде. «Революция и еще раз революция! – думал он. – Начинать надо с малого. Создавать всё новые и новые ячейки, вовлекая в них больше и больше людей. С тем чтобы в нужный момент вся страна заполыхала красным пламенем». Быстро став выдающимся организатором и агитатором, Свердлов вел работу по всему Среднему Поволжью: в Нижнем Новгороде, Костроме, Казани и Саратове. В результате за короткое время возникла огромная сеть кружков, была отлажена целая система копирования и распространения нелегальной литературы. Лидеры большевиков высоко оценили таланты Свердлова и в 1905 году отправили его в командировку на уральские заводы.
Заметили неугомонного и вездесущего еврея-пропагандиста и правоохранительные органы. Посему дальше пошла непрерывная череда арестов и ссылок. В июне 1906-го Свердлов получает 2,5 года крепости. Затем после месяца на свободе он отправляется уже в ссылку в Нарымский край. При царе была настоящая мода отсылать пламенных борцов куда подальше. Пусть поживет в глуши, подумает, может, одумается… Да и рабочих там нет, агитировать особо некого. Однако большевики были не из тех, кого сломят суровый климат и невзгоды. В июне 1910 года Свердлов убежал в Петербург, где через несколько месяцев был пойман на демонстрации, после чего отправлен уже в самое отдаленное место Нарымского края – село Максимкин Яр (туда раз в год приходил пароход и дважды в год – почта). Но он снова не сдался и совершил пять подряд неудачных побегов. Причем каждый из них был сопряжен с неимоверными лишениями: порой Свердлову приходилось неделями скитаться по тайге, питаясь ягодами и другим подножным кормом. После последнего побега уже тяжелобольного Якова опять привозят в Нарым. Но, немного отлежавшись, осенью 1912 года он снова бежит. На сей раз в лодке-душегубке, в которой едва не тонет во время шторма. С трудом попав на пароход и проехав верст сто, Свердлов опять попадает в лапы полиции и возвращается в место ссылки. И через неделю новый побег! Таким количеством не мог похвастаться ни один кадровый большевик. И это при том, что Свердлов, мягко говоря, не отличался богатырским здоровьем! Но фанатичное стремление к борьбе и ненависть к режиму снова и снова гнали его прочь.
Только в конце 1912 года Якову удается еще раз добраться до Петербурга, однако вскоре, после доноса провокатора, его опять высылают – на этот раз, как злостного рецидивиста, в суровый Туруханский край, туда же, где жил ссыльный Иосиф Джугашвили. Там Свердлову пришлось провести без малого четыре долгих года.
Переломным этапом в деятельности большевиков стала Первая мировая война. Полиции стало попросту не до них, контроль за оппозицией вскоре ослаб. А Свердлов и большинство его коллег с воодушевлением встали, как они сами говорили, «на пораженческую точку зрения». И это понятно. Николай II ввязывался в войну, надеясь сплотить разболтавшуюся и разобщившуюся всякой «крамолой» нацию (стандартный такой приемчик) на почве «патриотизма». А получилось все с точностью до наоборот. Прогнивший режим начал трещать по швам, а большевики только и жаждали его поражения, чтобы нанести решающий удар. Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло.
Во время войны снова сбежавший из ссылки Свердлов, теперь уже не просто закаленный, а поистине стальной революционер, проделал невероятный объем работы по подготовке к революции. Обладая феноменальной памятью, он играл роль своего рода «главного сервера» партии. В его голове имелась подробнейшая информация обо всех партийных кадрах, их «косяках» и заслугах, слабостях и достоинствах. Благодаря чему каждый использовался точно и полно в меру своих способностей и возможностей. За это Свердлов и получил от Ленина характеристику «богатейшая памятная книжка партии». Вождь постоянно обращался к нему за советом, и аналитический мозг Свердлова практически всегда выдавал безошибочные комбинации действий на все случаи жизни.
Не случайно после Октября 1917-го 32-летний Яков становится председателем ВЦИК и секретарем ЦК ВКП(б). Фактически это был второй человек в новом государстве после самого Ленина. Он руководил съездами Советов, ежедневно лично принимал сотни людей и еще выезжал на места, проводя митинги среди рабочих.
«Через нелегальные кружки, через революционную подпольную работу, через нелегальную партию Свердлов пришел к посту первого человека в первой социалистической республике», – писал о нем вождь мирового пролетариата Владимир Ленин. «Свердлов обладал исключительной памятью, он прекрасно помнил всех людей, с которыми встречался, великолепно знал их, чем они полезны и вредны партии», – говорил в 1934 году Иосиф Сталин. Горьковская газета «Ленинская смена» в статье «Памяти Я.М. Свердлова», опубликованной к 15-летию смерти революционера, называла его не иначе как «одним из крупнейших строителей партии и советской власти», а также «выдающимся организатором и лучшим агитатором-пропагандистом среди большевиков». И все это не было ни малейшим преувеличением.
По мнению многих исследователей, именно Свердлов являлся инициатором ключевых решений о начале красного террора и массового истребления кубанских казаков, а также о расстреле всей царской семьи.
Вот тогда запущенный Александром III еврейский бумеранг вернулся. Спустя 34 года после произошедшего при попустительстве и с молчаливого одобрения властей рядового еврейского погрома еврей, родившийся через год после жестокой расправы и проведший детство в страхе, отдал приказ о казни последнего российского императора.
Да, среди сотен людей, которые в конце XIX – начале XX века объявили целью своей жизни свержение ненавистного самодержавия и создание нового общества, было много евреев. Но было среди революционеров так же много и грузин, азербайджанцев, украинцев, поляков, мордвинов и конечно же русских. И модное нынче утверждение, что революцию сделали евреи или же евреи стояли в ее авангарде (намекал на это даже великий Александр Исаевич), конечно же неверно по своей сути. Революцию делали революционеры, а у революционера, как говорил Ленин, нет национальности! А вот становились революционерами или же присоединялись к ним и помогали по разным причинам. Загнав евреев, талантливый и активный по природе своей народ, в положение людей даже не второго, а третьего сорта, превратив их в «громоотвод», на котором периодически разряжали свою ненависть к жестокой действительности люмпены и хулиганы, царизм сам создал питательную среду для бесконечного числа бомбистов, демонстрантов, конспираторов и пропагандистов. Из которой по злой иронии судьбы и выросли палачи последней царской семьи.
Но вовсе не евреи были причиной катастрофы, постигшей самую большую страну в мире!
Глава 1
Алая заря
«Бессмысленные мечтания»
Любая смена власти порождает в народе надежды на перемены. В России, где каждого царя приходилось терпеть по 20–30 лет, что было равно тогдашней средней жизни целого поколения людей, эти надежды были тем более сильны. Перемен желали все, хотя все по-разному. Крестьяне мечтали о решении земельного вопроса и снижении финансовых тягот, рабочие о сокращении рабочего дня и справедливых условиях труда, купцы о снижении пошлин и административных барьеров в торговле. Крупный бизнес и землевладельцы, городские и столичные элиты желали получить свою долю участия в государственном управлении. Интеллигенция же, как наиболее образованная и культурная часть общества, мечтала о серьезных политических реформах, а если говорить точнее, о ликвидации самодержавия. Так сложилось, что в России почти каждый мало-мальски образованный человек чуть ли не автоматически становился врагом самодержавия. Любой писатель мог рассчитывать на популярность и «власть над думами» только в том случае, если он хотя бы намеками высмеивал царскую власть. Минимум, на что рассчитывала просвещенная часть общества, – это конституционная монархия.
Если бы власть добровольно пошла на уступки, как это было в начале правления Александра II, то большая часть общества, вероятно, восприняла бы это с воодушевлением. И царь получил бы своеобразный карт-бланш хотя бы на десять лет вперед. Ну а революционерам и бунтовщикам пришлось бы немного обождать, прежде чем радикальные идеи снова приобрели бы популярность и сочувствие, как это было в конце правления Александра II.
Однако Николай II не был бы Николаем II, если бы сразу, как говорится, с порога не развеял эти надежды! В своей известной речи 17 января 1895 года к земским депутациям он недвусмысленно заявил: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земств в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный, незабвенный Родитель»[4 - Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 49.].
