скачать книгу бесплатно
Не верю. Не хочу верить. Но иду за ней. Вернее, бегу, готовая обогнать и галопом ворваться в этот проклятый кабинет. Чтобы мне твердо и однозначно сказали: никакой беременности нет.
– Наталья Сергеевна, принимайте. Ваш клиент, – бодро сказала врачиха, – вот, привела вам Фому Неверующую.
И ушла, оставляя меня наедине с полноватой миловидной блондинкой лет тридцати пяти.
– Давай посмотрим, – ласково предложила она.
Я торопливо разделась и буквально взлетела на кресло. Сама не замечая, нервно грызла ногти, вытягиваю шею, наблюдая за ее работой.
– Расслабься, не мешай.
Я откинулась на подголовник. Сумасшедшим взглядом скользила по потолку, стенам, цветным плакатам… Пожалуйста, скажите, что у меня внутри никого нет! Что там абсолютно пусто! Пожалуйста!
– Да, – удовлетворенно произносит врач, – поздравляю. Беременность есть. Матка уже большенькая.
Сердце сжалось в комок и провалилось вниз, наверное, до этой самой матки.
– Пойдем теперь послушаемся маленько, – выбросила в корзину одноразовые перчатки.
Как в тумане, словно желе, я сползла с кресла. На ватных, еле держащих ногах побрела следом за ней в соседнюю комнату. Пока Наталья Сергеевна настраивала аппарат УЗИ, я улеглась, задрала кофту и вздрогнула, когда холодный гель коснулся кожи. Она неторопливо водила по животу датчиком, то надавливая, то ослабляя.
– Вот. Попался, – с улыбкой констатировала факт и развернула ко мне экран.
Квадратными глазами я смотрела на серую картинку. Ничего не понимала, в ушах звенело. Она показывала на какую-то пульсирующую, подрагивающую штуку:
– Это ваш ребенок. Знакомьтесь. – Она нажала что-то на приборе, и я услышала какой-то непонятный ритмичный гул. – Сердечко.
Захлестнула паника, когда, наконец, я поняла, что никакой ошибки нет. Я беременна. У меня в животе растет ребенок. Сердце взбрыкнуло так, будто хотело пробить ребра, потом подскочило к горлу. В ушах колокольный звон.
В этот момент я не ощущала ни намека на радость. Только страх. Жуткий едкий страх. Вытерла живот специальными салфетками, поднялась на ноги и пошла за врачом. Она вернулась за свой рабочий стол, а я снова напротив нее. У меня стучали зубы – громко, сильно, словно я на морозе. С трудом сжала челюсти, и дрожь тотчас спустилась по плечам. Сжала ладони коленями, уже подрагивая всем телом. Нервы гудели.
Она заполняла какие-то бумаги, задавая вопросы о моем здоровье, о здоровье родителей, о здоровье отца. Дернулась, осознав, что Зорин часть этой пульсирующей креветки у меня в животе. Механически отвечала. Да. Здорова. Нет. Наследственных заболеваний нет. Отец здоров. Мать погибла в аварии. Наркотики не принимаю, не курю, не пью… Тут запнулась, вспомнив про злосчастный вечер, ставший началом моего конца:
– Два месяца назад пила шампанское, – не узнала свой хриплый, надломленный голос, – и вот этот препарат…
Извлекла из сумочки белый пузырек, который на автомате вынесла из квартиры Градова. Наталья Сергеевна прочитала, что написано на этикетке, нахмурилась:
– Страшного ничего нет. Разовое применение никак на плод не повлияет. Но! В дальнейшем, если не нужны проблемы, настоятельно рекомендую воздержаться от приема столь сильнодействующих препаратов. Есть более мягкие, деликатные аналоги…
Еще минут пятнадцать тщательных расспросов. Я отвечала медленно, невпопад, словно по голове пыльным мешком настучали. Наконец, врач пристально посмотрела на меня поверх очков и, со вздохом откладывая ручку в сторону, спросила:
– Судя по выражению вашего лица, беременность незапланированная? – Втянув воздух, я кивнула. – И нежеланная?
Я замерла, не зная, что ответить. Я не думала о детях, никогда. Мы с Зориным даже в шутку не планировали стать родителями. Эта тема у нас вообще не находила отклика. Молодые, непоседливые, жили для самих себя. Я даже не знаю, как Артем относится к детям. Хочет ли он их, любит ли? Или на дух не переносит. Может, когда-нибудь потом желание и возникло бы, но конкретно этого ребенка никто из нас не планировал, не ждал, не хотел. Я опустила голову, потому что стыдно за свои мысли. Но они есть, и от них никуда не деться.
– Понятно, – сдержано ответила врач, – будешь делать аборт?
Передернуло от непонятных эмоций.
– Не знаю, – ответила чуть слышно, опустив глаза в пол.
Наталья Сергеевна молчала, давая мне время прийти в себя, а потом аккуратно спросила:
– Молодой человек? Муж?
– Развелась месяц назад, – понуро опустила голову еще ниже.
Уткнулась лицом в ладони и не дышала. Да почему же все так складывается? Шиворот-навыворот. У меня больше не осталось сил.
– Я обязана предупредить, что срок уже немалый. Еще пара-тройка недель – и аборт будет делать нельзя. Только преждевременные роды. Но все-таки еще время есть. Подумай хорошенько, что делать дальше. Ты молодая, сильная, здоровая. Справишься. А вот после аборта могут быть проблемы. Начиная воспалением и заканчивая невозможностью иметь детей в дальнейшем. Подумай. Иди домой, посиди в тишине, взвесь все за и против. Это серьезный шаг, и после него жизнь уже не станет прежней. Главное запомни: мужики приходят и уходят, а дети остаются.
– Я подумаю, – прошептала, еле удерживая себя на месте. Трясло так, что руки-ноги ходуном ходили.
Видя мое состояние, она недовольно покачала головой:
– В любом случае выпишу тебе витамины и легкое успокоительное.
Забрав рецепт, я поблагодарила и вышла из кабинета. Будто робот, направилась к выходу, глядя только перед собой. Все остальное – вне поля моего зрения. Словно лошадь в шорах. Расплатилась за оказанные медицинские услуги и покинула клинику словно прозрачная безликая тень.
Забравшись в машину, я полчаса сидела, не шевелясь, пытаясь собрать себя воедино. В мозге полный разлад. Крутилась только одна мысль – как так-то? Что происходит с моей жизнью? Кто-нибудь может мне это объяснить? Вселенная решила меня добить? Доломать окончательно? Съездила, покаталась на машинке. Теперь возвращаюсь домой, получив порцию помоев от Градова, вдобавок еще и беременная! Отличный день, твою мать! Пойти с моста, что ли, прыгнуть?
Как добиралась до дома – не помнила. Только хлоп – пришла в себя на кухне с кружкой чая. Ошалелым взглядом смотрела в одну точку, не моргая, не двигаясь, как статуя. Полный ступор. В отличие от внешнего спокойствия – внутри землетрясение. Каждую кость перекручивало, переламывало, каждую жилу рвало на волокна.
И что мне теперь делать? Что?! Рожать? Куда? Я со своей-то жизнью справиться не могу! Барахтаюсь, пытаясь не захлебнуться в дерьме, а тут еще ребенок. Аборт? Черт, да меня трясет от одного этого слова. Видать, кто-то когда-то все-таки успел в меня вложить хоть немного понятия, что такое хорошо и что такое плохо. Аборт – это плохо. Очень-очень плохо.
Только от осознания этого не легче. Не хватало смелости на выбор. И то, и другое казалось гибелью. Боже, как же плохо! Я не могла решать это одна. Не хотела. Мысли ходили кругами. Раз за разом проигрывала в голове момент, когда на сером экране показали что-то темное, непонятное. Снова накатили сомнения. Может, сбой в системе? Ошибка? Может, все-таки ничего во мне нет? Вернее, никого.
Вскочила и побежала в гардеробную, на ходу стаскивая с себя домашнее платье. Встала перед зеркалом в одних трусах. Рассматривала себя долго, придирчиво: прямо, сбоку, с другого бока. Ну какая из меня беременная? Какие десять недель? Живот чуть ли не к спине прилипает! Или общая потеря веса пока компенсирует? Да нет, ошибка! Конечно же, это ошибка! Занесло просто в какую-то зашарпанную неизвестную клинику к не пойми каким врачам…
Осеклась. Нормальная клиника, и врачи хорошие. Просто я не хочу быть беременной. Не могу.
Вспомнила любимые зеленые глаза и до боли закусила губу, до солоноватого привкуса крови во рту. Черт, ну почему я не залетела, когда мы еще были вместе? Вернее, залететь-то залетела. Настрогать ребенка мозгов хватило, а вот дальше… Если бы обнаружилось раньше, то все могло быть иначе. Я бы не попала на этот гребаный благотворительный вечер. И наша семейная жизнь могла перейти совсем на другой уровень. На взрослый. Когда нас в этом мире уже не двое, а трое.
Под сердцем заныло. Или хотя бы до развода узнать правду. Может, и развода тогда бы не случилось. Смогли бы удержаться рядом. Нахмурилась, упрекая себя в наивности. Еще ни один брак не был спасен внезапной беременностью. Что сломалось – уже не склеить. Ничего бы не изменилось. Так же бы и разошлись. Разве что Артем навещал бы… Не меня… Своего ребенка.
Легкие обожгло. А кто вообще сказал, что он мне поверит? Примет на веру мои слова о том, что ребенок его. Не чужой, не нагулянный в пьяном бреду? Положа руку на сердце – я бы на его месте не поверила, и винить его в этом не имею права.
Весь вечер металась по квартире, нервно заламывая руки, пытаясь решить, что делать. Как быть дальше. С одной стороны понимала, что надо сказать Зорину вне зависимости от его реакции. Он имел право знать. И решать надо вместе с ним. С другой стороны – моя извечная трусость. Вдруг не поверит? Прогонит, отмахнется. Равнодушно пожмет плечами и скажет «Мне все равно. Решай сама». Что тогда?
Что если за волосы потащит делать аборт? Или, наоборот, в приказном порядке заставит рожать? При этом не захочет даже видеть меня. Будет жить дальше, как ему вздумается. Я, конечно, идиотка, но прекрасно понимала, что если эта новость и обрадует его, ко мне он не вернется. Ему неприятно находиться рядом со мной, и это уже не исправить.
Как же я устала. Неужели не будет перерыва в этой непрекращающейся пытке?
Так хочется остановиться на минуту, отвлечься от тяжких мыслей. Сделать глубокий вдох, расправить плечи. Но не получалось. Обстоятельства давили со всех сторон, раз за разом лишая точки опоры.
Окончательно измотав себя сомнениями, я пошла спать. Разбитая, усталая и глубоко несчастная. Слишком много нервов я сегодня потратила. Заснула еще до того, как голова коснулась подушки. Стремительно провалилась в глубокий сон. Темноту. Без сновидений. Без метаний. Просто сон. Отдых. Забвение.
***
Утро встретила со свежей головой и боевым настроем. Мне надо поговорить с Артемом, а еще лучше – увидеть его. Лично. Заглянуть в глаза. Все ему рассказать. Хватит бояться. Моя трусость и так уже слишком дорого обошлась нам обоим.
Не могла предугадать его реакцию. Обрадуется. Рассердится. Придет в ярость. Прогонит. Неважно. Утаивать не имела права. Он должен знать. Что делать дальше – решим вместе.
Хорошо меня Макс вчера потрепал, качественно. От души. Но, сам того не желая, он протянул мне руку помощи, выдавил из того тупика, в котором я погибала. Знала – он хотел сделать еще больнее, утопить, но вместо этого разбил оковы, стягивавшие грудь.
Впервые за время нашего с Артемом расставания меня перестало душить чувство вины за тот проклятый вечер. Да, я много сделала ошибок, разрушила нашу жизнь, обидела его. Но теперь я могу хотя бы посмотреть ему в глаза, потому что любила и не предавала. Не разменивалась на других. И это придавало мне сил. Словно открылось второе дыхание.
Раньше даже не могла позвонить Зорину, нормально поговорить с ним, потому что чувствовала, как отвращение к самой себе затапливает с ног до головы. Я словно вывалялась в грязи и не могла себе позволить даже приблизиться к Артему. Не могла и двух слов связать, потому что они казались нелепыми, пустыми. Не могла сказать, что люблю его, потому что это звучало как издевка, жестокая насмешка над нашими чувствами. А теперь…
Я по-прежнему грязная, по-прежнему гадкая. Но твердо знаю, что на одну чудовищную ошибку уже меньше. Правильно говорят, что все познается в сравнении. Теперь еще больше убедилась, что зря тянула время, зря не поговорила с ним. Я должна была сразу прилететь к Артему, как только отец открыл мне глаза на мои выкрутасы. Признаваться во всем, каяться, ползать у него в ногах. Потому что Градов был чертовски прав – мы бы справились. Пережили. Потому что любили друг друга до безумия. А так получилось, что я не верила в нас, не доверяла Зорину. Он ведь знал меня как облупленную с первого курса. Знал, на что я способна, видел во всей красе не раз.
Я поеду к Артему, поговорю с ним. Чего бы мне этого не стоило. Если надо – буду ночевать у дверей, дежурить у подъезда, добиваясь встречи. Что угодно. Теперь я могу это сделать, и меня ничто не остановит. Пусть отмахивается, игнорирует, прячется. Я не отступлю. Костьми лягу, но докажу ему, что изменилась, что люблю его больше жизни.
Нервничая и чуть дыша, набирала номер Зорина. В ответ тишина. Раз за разом. Меня это раздражало, бесило, но я не сдавалась. Он может игнорировать меня сколько угодно. Я все равно не отступлю.
После обеда все-таки начала терять терпение. Боевой запал постепенно сходил на нет. Тёмка не откликался, хотя набирала его миллион раз.
– Ну, пожалуйста, – гипнотизировала я трубку горьким взглядом, – ответь мне.
И тут, словно услышав мои мольбы, пришло сообщение: «Кристин, хватит названивать! Уймись уже, наконец! Надоела!»
Словно ледяной водой окатили. Насколько чужое, раздраженное письмо. Перед глазами образ сердитого Зорина, пишущего мне это послание. На глаза навернулись слезы. Только не реветь, только не реветь! Сейчас не до этого. Не до завываний, не до жалости к себе несчастной.
Торопливо собралась, схватила ключи и выскочила из дома. Хватит звонков. Надо ехать к нему. Поговорить, глядя в глаза. Попытаться хоть как-то сделать шаг навстречу.
Глава 7
Что такое пять секунд? Иногда пролетят – не заметишь. Иногда их достаточно, чтобы все исправить, начать заново. А иногда именно они становятся приговором, надолго определяя дальнейший путь.
Кто бы знал, как я ненавидел эту сучку. До ломоты в теле, до безумия, до красной пелены перед глазами. Почти так же сильно, как и любил… и от этого ненавидел еще больше. За то, что никак не отпускает, вцепилась когтями в душу, и сколько ни отталкивай, ни отдирай от себя – бесполезно. Она внутри, под кожей, в каждом биении сердца. Замкнутый круг.
Проклятье. Надо было тогда не в армию бежать от нее, а в другой город. Насовсем. Навсегда. Глядишь, не пришлось бы нырять с разбегу в такую кучу дерьма. Хотя… Все равно бы нашел способ вляпаться, притянуться к ней, как гвоздь к гигантскому магниту.
Первые дни после того вечера находился в каком-то непонятном состоянии. С одной стороны – клубилась злость, ревность, ярость, желание придушить эту лживую гадину. А с другой – изумление, идиотское ощущение того, что все это ошибка, ложь. Непонятная клевета. Что не могла она быть такой, как говорил Градов. Гребаный пижон, с которым она… за моей спиной… Ну не верил, хоть ты тесни. Был уверен, что знаю ее, чувствую. Не могла она так врать. Не могла так дрожать в моих руках, признаваясь в любви… Я бы понял, почувствовал фальшь.
Зверел от того, что пытался оправдать ее.
Перед глазами образ: в расстегнутом платье, с небрежно растрепанными волосами, искусанными припухшими губами. Растерянная, испуганная моим внезапным появлением. Руки этого кретина, спокойно лежащие у нее на коленях. Сука! Что-то мычала, ревела, хотела поговорить. А я закипал, раз за разом возвращаясь к тому моменту, как открыл комнату и увидел ее на диване. Разморенную, почти невменяемую, разобранную.
Сбежал на несколько дней, опасаясь, что не сдержусь. Убью в состоянии аффекта. Размажу по стенке. Сломаю. Наделаю глупостей, о которых потом буду жалеть.
Первый шок постепенно отступал, а вместе с ним и моя нелепая уверенность в ошибке. Вспоминал все наши дни, то, какой она была в начале. Ее горящие глаза, которые начинали буквально светиться, стоило только зайти в торговый центр. Тогда казалось забавным, а сейчас понимал, что ни черта забавного. Она была готова горло перегрызть, извернуться как угодно, лишь бы дорваться до денег, до шмоточного безлимита. Даже со мной была готова жить, спать, чтобы папаша кормушку не прикрыл. Черт, противно-то как, до блевоты.
Знал, что преследует какие-то цели, выходя за меня замуж. И меня это не останавливало. Был рад, что поймал, и даже не особо заморачивался о причинах. Мало ли что это может быть. Отцу досадить, перед подругами выпендриться. У девушек же есть такая фишка: выскочить замуж раньше других. Да что угодно! Но только не так. Не ради новых трусов.
Все еще надеялся на что-то, поэтому поехал к ее папане. Он встретил как всегда – бодрой улыбкой, которая стремительно погасла, стоило ему заглянуть в мои мрачные глаза. Как-то сник. Сел за свой царский стол, недовольно нахмурился, взял ручку и неосознанно начал ее крутить, выдавая свое напряжение. Первый раз видел его таким разобранным, но было насрать. Если все, что сказал Градов – правда, то он соучастник. Прекрасно знал о проделках дочери, сам ее к этому толкнул. И молчал, улыбался в глаза, зная, что творится за моей спиной. Они одной породы. Антины. Я задавал вопросы в лоб, не юля, не щадя. С каждой минутой все больше холодея внутри. Андреич не стал отпираться, ходить вокруг да около. Признался, во всем честно, хоть и был не в восторге от беседы.
Хотелось поехать к ней, устроить такой разгон, чтобы стены обрушились. Вывернуть, вытрясти из нее всю правду. Разорвать. Выжечь. Причинить боль. От ярости дымился, гнал как сумасшедший. Но чем ближе к городу, тем горше становилось внутри. И на смену желанию крушить пришло нестерпимое желание избавиться от нее. Отвернуться. Забыть, как кошмарный сон.
Сам виноват. Во всем. Ведь изначально знал, что ничего у нас не нет общего. Но самоуверенно полагал, что хватит сил ее перекроить, переделать. Что главное – удержать ее рядом, а там уж справлюсь, достучусь. Хватит. Настучался уже по уши. Знать ее не хочу! Она как символ моей неискоренимой беспечности, символ моего провала. Видеть не могу больше.
А дальше, как в бреду, вместо того чтобы завернуть к ней, доехал до ЗАГСа и подал заявление на развод, еще до конца не веря, что сделаю это. Разорву нашу связь. Что все закончилось. Нам дали месяц на раздумья. Гребаный месяц. Все осмыслить, разобраться в себе и, если передумаем – забрать заявление. В чем здесь разбираться? В том, что наивный влюбленный дурак? Ничего не замечавший из-за своей одержимости этой заразой? Так я знал это давным-давно. Просто отрицал очевидное. А она вон какая молодец. Взяла и махом все доказала, расставила по местам.
Самое странное, что хотелось забрать обратно это проклятое заявление сразу, как только подписал. Сдержался. Ругая себя на чем свет стоит, ушел, сжав в руке поганый лист бумаги.
Она звонила. Тысячу раз. Не отвечал. Игнорировал. Сбрасывал звонки. Писала – удалял сообщения, не читая. Не надо мне такого общения. Хотел глаза в глаза. Слышать голос. Видеть ее эмоции. В последний раз.
На третий день успокоился достаточно, чтобы вести себя адекватно, и поехал к ней.
Когда зашел в квартиру, которую привык считать своим домом, снова грудину вывернуло от того, что все это иллюзия. Для нее все это неважно. Имеет значение лишь третья комната, до отказа набитая шмотьем.
Сам себе не верил. И ей не верил. И Градову. Никому не верил. Вспоминал наши последние месяцы. Ведь было здорово. Или я опять херни навыдумывал? И она просто подстроилась? Научилась читать меня между строк и вести себя соответствующе? Так, чтобы я добровольно был готов положить весь мир к ее ногам? Пока она с ним… Черт, даже думать об этом не мог, потому что образы душили. Один гаже другого.
В квартире тишина, но знал наверняка, что она дома. Как всегда, чувствовал ее каждым атомом.
Кристина обнаружилась в спальне. Спала, прислонившись спиной к изголовью. Полусидя, прижав к себе ноги. Вроде маленькая такая, слабая, а внутри все разворотила хуже атомной бомбы. В тот момент отчаянно захотелось, чтобы Тинка как-то оправдалась. Сказала, что все это бред. Чтобы объяснение нашлось. Неважно какое.
– Градов врал? – задал один единственный вопрос, важнее которого просто не было.
Она мялась, жалась, но ответ я и так видел. В голубых прозрачных глазах, умоляюще смотревших на меня. О чем просишь, родная? Не мучить тебя словами? Пожалеть? Зря. Жалости у меня не осталось.
Дожал ее, заставил говорить. Хотя уже все равно. Я и так знал истину, чувствовал ее каждой клеточкой. Нет никаких ошибок, никакой лжи. Этот хрен сказал чистую правду. Ничего, кроме правды.
Она чуть ли не ревела, тянулась ко мне, а меня словно парализовало. Не мог заставить себя шевельнуться. Руками обвивала шею, а мне казалось, будто по мне ползут змеи. Снаружи. Внутри. Под кожей. Не мог больше. Не хотел. Сдохну, если останусь рядом с ней. От ревности, от злости, от ненависти, от презрения к себе, что, как безвольный слабак, вместо того чтобы отшвырнуть ее, как шелудивую дворнягу, послать на хер, просто сидел, чувствуя, как кишки скручиваются в узел.
Кое-как встал. Выложил уведомление о предстоящем разводе. Кольцо. Оно жгло до кости. Нестерпимо хотелось избавиться от него.
Кристина что-то лопотала, пытаясь удержать, остановить. Оттолкнул ее, осадив, и, не оборачиваясь, ушел. Все. Хватит с меня. Наигрался.
Полчаса стоял на лестничной площадке рядом с ее дверью, закрыв глаза, привалившись спиной к стене. Потому что непреодолимо тянуло обратно. Что-то внутри меня настолько крепко приросло к ней, что не получалось просто уйти, и одна мысль о том, что все, это конец, приводила в бешенство.
Как безумный, окунулся в работу на износ, чтобы ни о чем не думать. Хватался за командировки, за внеплановую работу – за все. Лишь бы отвлечься. Везде она мерещилась. Ее голос, запах, улыбка. Наживую от себя отдирал, выкорчевывал каждое воспоминание. Каждый жест, каждое слово из памяти вырывал. Старался избавиться от нее, оттолкнуть. Не выходило ни черта. Она внутри, пульсировала по венам, обволакивала. Душила своей ложью, подлостью.
Сука. Ненавижу. И при этом отчаянно мечтаю снова увидеть. Бред. Гребаный непрекращающийся бред.
Уму непостижимо, во что я тогда превратился! Каким злобным психом стал! Срывался постоянно, орал на всех. Мало того – в драки несколько раз влезал. Все эмоции, что разрывали меня изнутри, требовали выхода. Требовали жечь, крушить, разрушать. Хорошо, что в тот период Тинито ни разу на глаза не попалась. Убил бы, наверное, и сам бы потом застрелился, к чертям собачьим. А сколько раз ловил себя, останавливался в последний момент, чтобы не набрать ее номер? Сколько раз, колеся по ночному городу, неизменно приезжал к ее дому и сидел часами в машине, пытаясь понять, какого хера здесь делаю?
Не отпускала. Поймала на крючок и держала, вцепившись мертвой хваткой.
Я сбегал, уезжал. Боясь, что если окажусь рядом, то потеряю контроль, сорвусь. Потому что адски хотелось прикоснуться к ней и одновременно уничтожить, растоптать, как это сделала со мной она. И я бы уничтожил. Рано или поздно внутренний зверь вырвался бы на волю с одной единственной целью: порвать, раздавить, отомстить, причинить столько боли, чтобы дышать не могла. Как я сам.
И Кристина притихла. Затаилась, не подавая признаков жизни. Один раз только позвонила, когда был в длительной командировке. Странный разговор, ни о чем. Чувствовал, что хочет сказать что-то другое, важное. Но этого не произошло. Хорошо, что в тот день был далеко от нее, а то бы не выдержал, примчался. И чем это все могло закончиться – неизвестно. Не надо мне этого. Хватит. Надо завязывать с этой затяжной болезнью, возвращаться к нормальной жизни.
В город вернулся в ровно в тот день, когда нас должны были развести. Специально тянул до последнего, чтобы не было шансов пойти на попятную. Не заезжая домой, отправился в ЗАГС. Прибыл туда первым на полчаса раньше срока и ждал ее, следя взглядом за котами на дереве. Тощие, изгулявшиеся… можно подумать, мне есть до них дело. Плевать. На все плевать.
Ближе к назначенному времени начал переживать. Неужели не придет? Решила проигнорировать? Забыла? Внутри раздражение смешивалось с каким-то нелепым облегчением. Может, мне тоже уйти? И будь что будет?
Идиот.
