banner banner banner
Фадэра. Медитативное чтение
Фадэра. Медитативное чтение
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Фадэра. Медитативное чтение

скачать книгу бесплатно

Фадэра. Медитативное чтение
Дина Дар

Рай…что это за место? Как он выглядит и где он всё же находится – на земле или за границами нашего мира? Роман-метафора, роман-аллегория.Фадэра – это имя главной героини, своенравной молодой кубинки, которая учится в израильской академии искусств. В тот момент, когда её карьера только начинает набирать обороты, она переживает внутренний кризис из-за воспоминаний о своей семье, в которой всё было не так прекрасно. Волей судьбы Фадэра знакомится с Раином, который единственный отвечает на её вопросы. Он бросает ей вызов, предлагая уехать в далекое незнакомое место. Так героиня попадает на остров ловцов жемчуга в самый разгар сбора урожая моря.

О КНИГЕ

Удивлены? Медитативное чтение – это что-то новое для Вас?

Дорогой читатель, это хорошо забытое старое. Медитативное чтение – это когда ты не стремишься донестись до финала произведения, проглатывая один за другим абзацы, борясь внутри себя с претензиями по отношению к автору и его замыслу. То, что я хочу донести в этой книге, можно понять только сердцем, открытым всем реальностям, которые нас окружают – бытовым, творческим, духовным, Вселенским.

В медитативном чтении не важен конец произведения – вся суть в удивительном проживании мира здесь и сейчас.

И если настанет момент в книге, когда вы не поймёте, что хотел сказать автор… Остановитесь, оторвите ваш взгляд от зашифрованных строчек, расслабьтесь, закройте глаза, представьте тех, кого вы любите всем сердцем, улыбнитесь им… Пребывайте в этом состояние столько, сколько захотите, впитывая умиротворение и счастье единения. Настанет момент, когда вы захотите вновь открыть глаза и вы увидите, будто всё впервые, будто неизвестное окружило вас и выросло в тот период, пока ваши глаза были закрыты.

Если так произошло, то вы можете продолжать своё медитативное чтение, чувствуя всем сердцем то, что не смогли понять умом, и тогда ваше Духовное Око прозреет само.

ОТ АВТОРА

Один человек мне сказал: «Что бы ни происходило в твоей жизни – пиши». Моему вдохновению было достаточно одной этой фразы, и я взялась за первый в своей жизни роман. Его судьба была непростой. Под жесткой рукой различных редакторов он превращался то в рассказ, то в краткую повесть, вычёркивались описания целых культур, важные эпохи человеческих взаимоотношений. Вердикт критиков был краток: «Люди так не могут думать – это невозможно!»

Они правы, люди не могут так думать – люди могут так только чувствовать, неся в себе собственное великое, бесконечное. Я доверилась себе, каждому своему слову и вернула всё в первозданный вид – с новосочинёнными словами, со спорящими с грамматикой знаками препинания и ещё другими творческими вольностями, которые я применяла к русскому языку.

Дорогой читатель, но свитер и греет оттого, что в нём есть колющая шесть, которая заставляет пробуждаться всё тело.

Я желаю вам пробуждения…Удачи.

«Нежность – счастье утомлённых»

Художник Фадэра

Картина была практически готова, оставалось только покрыть лаком. Фадэре безумно нравилось то, что она запечатлела. Может, впервые в жизни она вложила в холст частичку души. Картина была проста – две девушки прикоснулись друг другу лицами с закрытыми глазами. Просто молчать… Равный диалог двух душ. Ярче красок. Вот что старалась изобразить она,… да и множество других художников.

Ворвалась Сорин и от увиденного вскрикнула.

– Ах! Как симпатично!

– Тебе нравится?! – с вдохновением спросила Фадэра. Сорин подошла к мольберту, быстро просмотрела картину сверху донизу и выдала свой вердикт:

– Отлично! Лесбиянки вышли то что надо!

Фадэра огорчённо вздохнула. Как всегда, любое творение превращается в хлам из-за пары фраз слепых людей, которые ничего не видят, но упорно целятся тебе в глаза, чтобы сделать тебя подобным им – слепым – и поэтому здоровым, а ты зрячая, значит, нездорова. Иди лечись!

«Кстати, о лечении – неплохая мысль!» – Фадэра поднялась со своего места, в шутку называемого «намоленным». Действительно, запах краски напоминал чем-то запах благовоний в храме. Она оставила Сорин в комнате, та была более устойчива к запаху искусства. Как у всякой соседки по комнате, у неё выработался рефлекс не замечать того, что происходит с живущими рядом. Попросту, все превращается в тень, даже Фадэра…или нет…и Фадэра тоже. Она вышла из комнаты, пару шагов по квартире – и вот она уже на балконе, курит из общей пачки сигарет, так удобно. Все художники курят, заменяя себе этим кислород, мысли о прошлом, настоящем и будущем. В их квартире и так уже плюнуть было некуда, того и гляди попадешь в творческую натуру.

Стоя на балконе, Фадэра подумала про себя, какое всё-таки хорошее сочетание: сигарета, девушка и её сигаретные мысли. Диалог между ней и сигаретой продолжался недолго, но за это время Фадэра успела поразмышлять на разные темы: вот она здесь, в самом центре котла под названием Бецалель. Вот она – великая академия художественных и прикладных искусств, которую каждый год тысячи абитуриентов пытаются взять как последнюю Бастилию, но только ломают копья своего стремления о стены из множества вопросов. Ваше творчество, оно, как вы думаете, будет актуально через 100 лет? Вы считаете его оправданным для мира искусств? И если ты отвечаешь да, то за тобой с грохотом закроется дверь, а из-за неё тебе продекламируют: «Что ж, нам вас нечему научить, вы и так состоявшаяся личность и вконец замечательный творец!» Уходя в свой лагерь «понимающих людей», потирая свои ссадины от колких сарказмов, они поднимают в последний раз свой зазубрившийся меч самолюбия и как бы произносят: «Я вам ещё покажу! Я вам такое выдам! Вы за мной ещё приползёте…»

«Интересно, а ведь на их месте могла быть и я», – подумала Фадэра.

Забавно, девушка, которая приехала с далёкой Кубы, вооружённая для покорения строгого жюри лишь одной картиной. Первое, что ей сказали, едва она развернула картину фронтально: «Вы что? Издеваетесь?! Что это за сюжет: два старика сидят на скамейке и улыбаются?» И кто-то ещё более умный: «Я уже молчу про технику исполнения!» «Да, вы абсолютно правы! Абсолютно!» Между этим утвердительным кряканьем кто-то более адекватный вдруг спросил: «Первого персонажа я узнал, это Фидель Кастро. А другой?»

– Это Че Гевара.

И тут все смолкли.

– С чего вы взяли, что Че Гевара был бы именно таким стариком?

– А с чего вы взяли, что не таким?

И тогда по простоте душевной она сказала: «Если вам не нравится, я переделаю его на того, кто для вас является таким».

Вышла. Ожидание. Вы приняты. Другим: «До свидания, до следующего года». Ничего не объясняли, почему они меня выбрали?! Я думала: «Наверное, за талант, за оригинальность и южную самобытность». Мама не врала, когда говорила, что ей очень нравится, как я рисую собак у соседей на заборе. Только потом мне объяснили, что меня взяли исключительно за то, что я послушная. Дословно: «Такая девушка будет очень востребована у людей, потому что она следует их желаниям, а желание заказчика – закон для художника». Когда Фадэра вглядывалась в прошлое, ясным для неё оставалось лишь одно: она никогда не исправила бы картину и не будет исправлять ее сейчас и в будущем. Чувство художника – вот что для неё было законом. Всё её творческое бытие представилось как Мёртвое море – на него она смотрела с балкона, в котором не тонут лишь соль и туристы!

Она заглянула в пачку сигарет. Закончились…Фадэра даже не успеларасстроиться поэтому поводу, как с треском на балкон ворвалась Хорха и в приказном тоне сказала:

– Дай закурить!

Смяв пачку сигарет и кинув на кафельный пол, она показала Хорхе, что надеяться ей не на что.

– Ещё три часа дня, а ты уже похожа на человека с двенадцатичасовой рабочей одышкой. Что случилось?

Хорха, пропустив вопрос мимо ушей, в то же мгновение достала свою табачную заначку из щели дверного косяка. Расправив резким движением залежалое добро, она впихнула в свой рот сигарету, будто кинув бревно в печь, и подпалила свою первую затяжку. Она выпустила пар, нервно размахивая сигаретой, как, собственно, и кистью во время написания учебных художественных работ. В ней нарастало негодование. В такие моменты она походила на Гойю, гонимого призраками.

Вдруг из неё вырвалось: «Уроды!» Она говорила что-то скверное на своём родном ливийском языке, а затем прибавила: «Да что они понимают, галеристы хреновы!» Потом обернулась к Фадэре и с вызовом произнесла: «Я тебе сейчас покажу!» Через мгновение Хорха появилась с холстом метр на метр.

– Видишь?!

– Вопрос, конечно, провокационный. Знаешь, когда как, иногда мне…

Хорха перебила саркастические рассуждение.

– Фадэра, перестань! Это самая лучшая моя работа! Ну что им могло не понравиться в ней?!

Фадэра присела на корточки, чтобы рассмотреть картину внимательнее. Действительно, что их смущало? В этой работе всё понятно: с левой стороны нарисован красный треугольник, с правой – синий квадрат, а в центре композиции – зелёная груша. Пока Фадэра разглядывала картину, Хорха добавила:

– Название «Жена и Муж делят совместно нажитое имущество». Чистейший концептуализм.

Фадэ подумала: «Концептуализм, угу… чистейший идиотизм. Конечно, художники – народ сумасшедший, но сумасшествие – болезнь недоказуемая, а в этом полотне налицо хронический художественный насморк».

– Ну, как тебе? – прервала мысль Хорха.

– Ты хочешь услышать мой вердикт? Хорха, мы с тобой работаем в разных жанрах, и я не вправе говорить о том, чего не понимаю и не уверена, что хочу понять.

– Что бы ты исправила в картине? Мне интересно твоё мнение. Говори смело, я приму это к сведению.

Фадэра помолчала, затем начала говорить:

– На твоём бы месте я бы исправила фон с бежевого на песочный, так лучше заиграют краски и фигуры будут выглядеть объёмнее, добавь ещё сюжетных предметов – в этом я тебе не помощник, но так композиция будет понятнее.

Фадэра отвела глаза от полотна и взглянула на Хорху, та резко затянулась и на выдохе с дымом произнесла:

– Ты хочешь сказать, что я плохой художник?!

Фадэра опешила от такого поворота событий.

– Хорха, неужели ты меня сейчас не слышала?! – она подошла и приобняла её за плечо. – Не знаю, что от тебя хотели владельцы галереи, но картина чудесная, если ты, конечно, в неё веришь, как в самую лучшую.

Хорха сделала последнюю затяжку и затушила сигарету о картину, прямо о зелёную грушу, и произнесла сакраментальную фразу всех «униженных и оскорблённых»:

– Я верю в то, что не родилось ещё поколение людей, которое поймёт моё искусство.

Кинув последний презренный взгляд на Фадэру, она стремительно выскользнула, как мыло из рук ребёнка, обратно в комнату, оставив свою лучшую картину, уничтоженную одним движением горящей сигареты, и свою лучшую подругу, уничтоженную горящими словами обидного непонимания. И именно тогда Фадэра поняла что-то для себя доселе неизведанное: «Да, искусство забирает сердце у самых лучших».

???

В аудитории было душно – как-никак начало мая, а в Иерусалиме уже под 30 градусов. Студентов набилось столько – яблоку будет негде упасть. Ажиотаж был понятен. Уже неделю всё в академии дышало ожиданием великого новатора в живописи и архитектуре, человека-оркестра, как его окрестили критики. Трепеща, публика ожидала великого Шафира Лефаса. Фадэра стояла в проходе между рядами. Было неудобно, ноги уже начинали затекать, звезда опаздывала, как и положено. Можно сказать, что Фадэру сюда привёл стадный, заражающий всех интерес. Интерес с каждой минутой угасал, а сожаление, что ей уже не выбраться из этой людской воронки, становилась всё больше. Ремень от сумки, в которой лежала нарисованная вчера картина, натирал плечо, и от этого обстановка становилось ещё невыносимее. Но всё-таки она была в более выигрышном положении в отличие от тех, кто разоделся в соответствии со своим внутренним миром. Одни сидели с разноцветными дредами, кто-то приклеил к ресницам голубые перья – это, видно, для того, чтобы они контрастировали с оранжевой шубой, две девушки надели балетные пачки на свои далеко не балетные фигуры, в общем, каждый выделялся как мог. Человека в шортах, белой майке и с узлом волос на голове было не заметно… и это была Фадэра.

Когда в этой тарелке несовместимых ингредиентов энергия накалилась до такой степени, что всех начинало бить статическое электричество, появился Шафир Лефас. Подобно маслу, он влился в эту толпу и смазал «все и вся». Всё пришло в движение. Этот волшебник был, как всегда, элегантен, холоден, колоссален. В два смычка Шафир Лефас заставил всех его слушать. Словно воскресший Паганини, он был готов сыграть своё новое произведение специально для этой публики.

– Если мы музыкальные инструменты в руках Бога, то могу сказать, что Бог ужасно фальшивит.

Так начал свою микрофонную речь Шафир Лефас, периодически убирая свои белоснежные волосы с загорелого лица.

– Часто при посещении музеев, выставок или даже при просмотре творчества тех или иных художников нас невольно посещают мысли: «Что это? Это что угодно, только не искусство. Я и сам бы лучше нарисовал».

Все в аудитории положительно закивали и как один сказали: «Да, вы чертовски правы».

– Ребята, могу сказать: для того чтобы нарисовать плохую картину, нужно тоже учиться. Это тоже искусство. Искусство протеста. Я знаю художников, которые творят под действием наркотиков и алкоголя (кто-то в зале хихикнул). Но мы не будем углубляться в детали, кто к каким демонам обращается, когда хочет достучаться до Рая. Творческой неги, так сказать. Главная задача таких художников – провокация. И больше, скорее, в поведении, чем в работах. Такое искусство (а это искусство!) подрывает устои так уже полюбившихся Рафаэля, Рембрандта и Веласкеса. Но что за суп без соли!

Зал засмеялся, а он, довольный и красивый, продолжал мысль:

– Критиковать этот жанр никогда не перестанут, потому что он критикует творческий процесс в целом. Художников-протестантов часто называют фиглимистами или просто идиотами. Могу сказать, что слово «идиот» – не что иное, как «иди от». Они уходят от привычки, направляя всю свою жизненную энергию на поиски нового.

Помните, что, глядя на такие полотна, вы не должны изучать манеру мазков, игру света – вы должны понять идею и собрать воедино разрозненные куски смысла. Вас заставляют думать, в этом смысл искусства протеста. И как вы уже заметили, моя многопочтенная публика, я говорю «да!» такому искусству.

После этих слов Фадэра закрыла глаза, думая, что на минутку, но задремала, прямо стоя среди людей. Её голова скользнула кому-то на плечо, и этот кто-то был непротив: «Пусть спит, наверняка устала». Проснулась она от микрофонного шума.

Художник продолжал речь:

– Ещё раз повторяю. Человек – это своего рода почва для семян искусства. Рано или поздно они прорастают, зацепляются за вас корнями – корнями творчества.

«Да, это пока единственный корень, который я могу впустить в себя», – выдохнула Фадэра.

Произнеся эту фразу, как бы кинув мнимому собеседнику, она начала пробираться к выходу.

– Простите, что вы сказали?

Услышав эти слова, Фадэра подумать не могла, что они обращены к ней.

– Девушка в смешных шортах, вы единственный человек, который сейчас стоит ко мне спиной. Вам не нравится моё выступление? Что вы сейчас произнесли, перед тем как начали уходить?

Фадэра обернулась навстречу взгляду одного человека, на неё же обернулись все в этой аудитории. Большинство жалели, что обращение прозвучало не в их адрес, и не понимали её молчания. Звёздный час, которым грех было бы не воспользоваться. Для Фадэры же вся эта ситуация была непонятным стечением обстоятельств. Игра «дяди случая». Как для милого глухого, она повторила:

– Я сказала, что «корень творчества» – это единственный корень, который я могу впустить в себя. Вот и всё. Простите меня, но мне нужно идти.

Она уже практически развернулась телом и мыслями к своей первоначальной цели.

– Вы имеете что-то против мужчин?

Случай начинал уже заигрывать с Фадэрой. Её ход был следующим. Аудитория напряженно молчала. Она взглянула на художника и с уверенностью врача, озвучивающего диагноз, сказала:

– А вы что– то против женщин?

Из динамиков прозвучал звонкий удивленный смех.

–Хм… Вы отвечаете на вопрос вопросом, недурно. Вы стесняетесь? Или, может,вы плохо понимаете английский?

– Вполне сносно себя чувствую, и для разговора с вами мне хватит знаний.

– Расскажите мне о себе.

– К сожалению, здесь находитесь не только вы. Не думаю, что мой монолог хотят слушать присутствующие. Все ждут ваших слов, а не моих.

– А я жду ваших.

Наступил момент, когда один взмах крыла бабочки мог бы вызвать цунами на другом конце планеты.

Фадэра начала:

–Меня зовут Фадэра Амах. Родом я из маленькой кубинской провинции Пинар-дель-Рио. Моя мать Калиста Амах работает на сигаретном заводе «Вегерос» в этом же городе. Когда она познакомилась с моим отцом Давидом Амах, офицером ВВС Израиля, на авиационной базе «Хацерим», он забрал её в Тель-Авив. Вскоре, когда я уже была в сознательном возрасте, из-за того что моя мама не могла найти место работы, она улетела обратно в Пинар-дель-Рио, забрав меня с собой. Но, несмотря на это, отец часто появлялся в нашем доме, и у меня никогда не складывалось впечатление, что меня воспитывает один родитель. Девять лет назад его тактический истребитель Ф-16 разбился вблизи границ Палестины.

Всё, что мне досталось от него – это фамилия, пара наград и военная форма, я обрезала его военные штаны и сделала из них себе шорты, которые вы только что назвали смешными.

Опять она вернулась с того, с чего начинала, – к тишине.

– Простите, но мне пора идти.

Фадэра дрожала от душевного напряжения. Она кинулась вон из аудитории и даже не заметила, как наступает людям на ноги. Ремень у сумки оборвался, и картина с треском упала на пол. Она уже хотела бросить её, как вдруг Шафир Лефас, наблюдавший за её поведением, сказал:

– Фадэра, покажите мне вашу работу.

В этот момент она поймала эмоциональный подъём, который был свойственен только безнадёжно больным людям, когда они смеются смерти в лицо. Фадэра тут же парировала, улыбаясь:

– Ваша настойчивость достойна такой же благодарности. Что ж, я её и так уже не донесу.

Всё расступились и дали ей пройти к самой сцене, где стоял человек-оркестр. Кто-то даже помог ей донести картину. Ведь это было бы кощунством упустить такой шанс – встретиться взглядом с Шафиром Лефасом. Как врачи смотрят на рентгеновский снимок больного, так и он смотрел на её картину. Фадэра же, засунув руки в карманы, чем-то напоминала своего отца, такая же сильная, готовая к любым боевым задачам. Сейчас она поднялась на какую-то неопределённую высоту. Космоса ещё не было видно, а рельеф Земли уже терялся за облаками. Что же будет дальше? Чувство бодрящей истерики медленно перетекало в восторженное ожидание.

Она не могла понять, что он изучает: технику, работу с цветом, сюжет. Все замерли, некоторые от нетерпения потеряли сознание, но его улыбка её обнадёжила. Держа картину в одной руке, он подошел к Фадэре и обнял её другой.

– Друзья мои, мне понравилась работа Фадэры, это отличный пример «искусства протеста». Никогда я ещё не видел, что бы так рисовали любовь – любовь лесбиянок.