скачать книгу бесплатно
Роды. Partus
Даница Маркович
Представляем русскоязычному читателю удивительно светлый роман сербской писательницы Даницы Маркович. В палате белградского роддома несколько рожениц, медсестер и врачей встречают новое тысячелетие. За стенами роддома тяжелое для Сербии время, оно звучит в разговорах персонажей и прорывается сквозь стены больницы. Но, как говорит Даница: «Вопреки всему дети все-таки рождаются». Ее героини понимают, что их задача – подарить новую жизнь, даже когда их собственную жизнь предали.
Роды
Partus
Даница Маркович
© Даница Маркович, 2017
© Олеся Банович, перевод, 2017
© Антонина Курносенко, иллюстрации, 2017
Редактор Ольга Симонова
ISBN 978-5-4483-7176-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящается моим долгожданным детям – Андрею, Софии и Страхине, истинным героям всех историй
Partus, us, n, lat. нем. Geburt, Entbindung, Niederkunft, Kre~en; англ. delivery, child-birth, labor; фр. delivrance, accouchment, naissance; ital. parto; рус. роды; sr. porodaj, radanje, rodenje
Partus agrippinus, m.lat. роды при тазовом предлежании плода
Partus immaturus, m.lat. «незрелые» роды,
Partus maturus, m.lat. своевременные роды
Partus praecipitatus, m.lat. стремительные роды
Partus praematurus, m.lat. преждевременные роды
Partus serotinus, m.lat. запоздалые роды
Partus siccus, m.lat. сухие роды
А вы хотели бы знать, что есть истина?
Действие происходит в больничной палате номер 39.
Это женская палата. Здесь намного интереснее, чем в мужской.
В отделении патологии беременных акушерской клиники Белграда всего за один день можно увидеть и услышать столько, сколько не увидишь и не услышишь ни в одной казарме за весь срок военной службы.
Женщины в беде, находясь рядом друг с другом, сближаются за одну ночь.
Если бы не боль и страх, никто не говорил бы незнакомым людям сокровенные, смешные и грустные слова. Здесь говорят обо всем, ведь свидетели – только белые стены.
Словно в водовороте огромной реки, где смешивается вода из разных источников, несколько женщин оказываются в новой истории, встречая вместе Новый год.
Это была не обычная новогодняя ночь. Ожидалось наступление нового тысячелетия.
По такому поводу медицинские сестры перевели всех женщин в одну палату и перенесли туда телевизор, чтобы они смогли посмотреть праздничную передачу и устроить праздничный ужин.
Здесь – только пациентки скорой помощи или больные с осложнениями, которых пока не могут выписать.
Женские больницы – странные места.
Хотя нельзя сказать, что у нас всё идёт не так, как надо.
Дети всё же рождаются.
Что было вначале?
Обливание
«Потерпите, потерпите ещё немного», – сквозь зубы повторяла Мира, обращаясь к нагруженным продуктами пакетам, которые она несла.
В последний рабочий день года было слякотно, на дорогах собирались пробки.
«Я же обещала себе, что больше не буду много покупать. Но эти отпускные! Ждала их каждый день, а получила как раз сегодня, в такую погоду!» – продолжала свой монолог Мира, неся большой, туго набитый полиэтиленовый пакет – того и гляди лопнет.
Другой рукой она придерживала второй пакет, внутри которого виднелись рулоны туалетной бумаги нежно-розового цвета.
«Может, подхватить пакет снизу?» – подумала Мира, чувствуя, как полиэтилен предательски выскальзывает у неё из-под пальцев. «Это мне в наказание, потому что я пожадничала и не купила те жёлтые пакеты, которые покрепче. Да вот ещё, платить этим мошенникам! Я не позволю им обдирать меня на каждом шагу!» – сказала она, удерживая пакет обеими руками.
Маленькая элегантная сумка из чёрной кожи соскользнула с её плеча и ударилась о пакет. Из неё вылетела неумело запакованная коробка со шприцами для палаты номер 39 и упала прямо в лужу на тротуаре. Дождь, как назло, усилился.
Мира наклонилась, чтобы поднять сумку, решив бросить коробку. Пакет словно этого и ждал и сразу лопнул. По тротуару и улице разлетелись лимоны. Мимо, словно реактивный самолет, пролетел спортивный автомобиль, облив водой из лужи стоящую на тротуаре Миру с головы до пят.
Вода стекала по её лицу, а завитые накануне локоны стали похожи на мочалку. Мира заплатила пятьсот динаров за эту «водяную» укладку, сделанную в преддверии новогодней ночи. Её светлые волосы пахли дождём и краской для волос.
«Сволочи!» – крикнула она вслед автомобилю. «Это из-за вас у нас все разваливается, папенькины сынки! Когда-нибудь вы за это заплатите!»
Мира посмотрела в витрину, рядом с которой она остановилась. Вид у неё был смешной. В отражении стекла она встретилась глазами с насмешливым и дружелюбным взглядом усатого мужчины, стоящего прямо за ней. Он, наверное, всё видел и слышал, подумала Мира, покраснев.
Высокий мужчина с усами стоял рядом, словно заслоняя её от улицы. В руках он держал несколько собранных лимонов.
– Это ваше! – дружелюбно сказал мужчина и помог ей придержать остатки пакета, в который Мира пыталась сложить испачканные вещи, поднятые с тротуара.
Мира молча кивнула. Она была настолько удивлена, что даже рта не раскрыла, чтобы его поблагодарить. Мира чувствовала не столько стыд, сколько растерянность. Она вспомнила, что постоянно видела этого мужчину, когда с ней что-нибудь происходило. Прошлой зимой Мира поскользнулась и упала, и тот же мужчина подошёл к ней и подал ей руку. Когда в подъезде её дома кого-то ограбили, он и тогда был там. Может быть, он полицейский?
Мира спокойно, с достоинством отвернулась от усатого, не проронив ни слова, по-женски проворно собрала грязные вещи в мокрый пакет и не спеша пошла к пешеходному переходу. Старомодный каблук на её сапожках, которые она носила ещё со времен училища, отклеился от намокшей кожаной подошвы и начал хлюпать. Но Мира, не задерживаясь, почти насмешливо пошла дальше.
Сквозь запотевшие стекла автобуса пассажиры с удивлением смотрели на женщину, стоящую у светофора.
«Словно медведя увидели!» – с облегчением подумала Мира и начала неестественно медленно переходить улицу.
«Я – укротительница дождя», – подумала Мира упрямо. – «Э-то смеш-но!» – декламировала она в ритме шагов.
Автобус бешено рванул на зелёный свет, всколыхнув огромную лужу.
Мира беспечно улыбнулась. Как же человек зависим от всех этих атмосферных явлений! А всё потому, что он отдалился от природы!
«Дождь – совершенно естественное явление. Хотя, по правде говоря, сейчас должен идти снег. А ведь сказали, что сегодня выпадет снег».
Мира вскинула голову движением, которое выдавало в ней бывшую красавицу.
«И совсем не страшно промокнуть и быть мокрой и грязной, это даже весело. Это лучшее из того, что произошло со мной сегодня».
Она не смогла бы расслабиться и выйти из стресса другим способом. «Будь беспечной, расслабься, иди домой, приготовь кофе». Решения следовали одно за другим.
«Порвался пакет, машина облила водой из лужи – какая ерунда! Как будто это смертельно! Та машина вообще могла меня сбить!»
Ей не было холодно: «Ничего страшного!»
«Даже если на меня выльют бочку воды, мне всё равно!» – повторяла Мира, направляясь к своему дому.
У входа в подъезд она столкнулась с соседом. Он придержал дверь, чтобы дать Мире пройти, но намеренно встал так, чтобы задеть её грудью. Искра с сигареты, которую сосед держал во рту, упала на его клетчатое пальто.
– Кто же это вас так облил, соседушка? – попытался пошутить сосед, отгоняя в сторону дым, а вместе с ним и свой затхлый запах. – Наверное, надо вас обсушить и обогреть. А то я смотрю, это некому сделать, – продолжил он.
Мира повернулась к соседу и поняла, что хорошее настроение, завладевшее ею после того, как автомобиль окатил её водой из лужи, быстро улетучивалось. Она резко, с нажимом, спросила:
– А что делает твоя жена? Бьет баклуши?
– Мадам, не надо сразу злиться, я просто спросил, – сказал сосед насмешливо. – Вам ведь тяжело без мужского плеча.
Мира посмотрела на него.
– Слушай ты, кобель! Вот что я тебе скажу – иди ублажай себя сам! – взъярилась она. – Это нетрудно, ты только наклонись пониже.
Мира подумала, что когда-нибудь она действительно ударит соседа ногой в пах. Она хотела сделать это с того самого дня, когда сосед начал рассказывать всем соседям по подъезду и во дворе, как он устанавливал Мире телефон. Он усмехался и рассуждал, какими страстными могут быть женщины, у которых давно никого не было.
Миру охватила слабость. Она ощутила брезгливость и дурноту. И какой-то сладковатый запах, будивший воспоминания об унижении. И усталость.
Мрачный коридор погасил её порыв, навеянный дождем. Мира вошла в холодную квартиру.
«Да я уже привыкла к дуракам», – мелькнула у неё мысль.
Мира разложила на столе мокрые покупки. Бумажные тарелки с клоунами и салфетки не намокли. Ей казалось, что эти клоуны развеселят пациенток из палаты номер 39. В другом пакете было раскрошенное печенье. Сыр и колбаса уцелели. Мира хотела испечь пирог с луком-пореем и тмином и подогреть его на больничной кухне. Но сейчас она подумала, что вряд ли успеет это сделать.
«Не знаю, как женщины всё это выдерживают», – подумала Мира, думая о своей работе. Она была главной медсестрой гинекологическо-акушерской клиники.
«Если бы я была замужем, мне пришлось бы и за мужем ухаживать. Что тогда?!» – подумала Мира и решила, что ей неплохо и одной, без лишних обязанностей. «А если бы у меня был кто-нибудь? Пришлось бы ходить по салонам, делать макияж, педикюр, эпиляцию… Ещё и на свидания ходить. А сколько всё это стоит! Я и так ничего не успеваю». Мира остановилась, а затем резко повернулась в сторону балкона: – «Да пропади оно пропадом!» Она побежала туда, чтобы внести одеяло, которое в то утро оставила проветриваться под ярким солнцем. Подскочив на балконе, Мира поскользнулась и упала.
Она в отчаянии ударила кулаком о балконные ограждения и засмеялась над собой.
Мира вернулась в комнату, неся тяжёлое намокшее одеяло, неуклюже опустила его на пол и села на ковер.
Она пыталась взглянуть на ситуацию со стороны и не воспринимать ее всерьёз. Обычно это помогало. Надо взглянуть на ситуацию с позитивной точки зрения! Ведь столько людей в данный момент голодают и не имеют крыши над головой…
«Мы ощущаем себя маленькими и ничтожными по сравнению с Космосом. Наши проблемы кажутся смешными. Мы вновь достигаем равновесия. На самом деле это очень просто!
Когда-нибудь всё это пройдёт, просто я очень устала» – подумала Мира.
Не помогло. Сегодня Мира не могла сконцентрироваться, чтобы нейтрализовать события и достичь гармонии, как её учили на занятиях йогой.
Глубокий вдох.
Мира обняла себя за плечи и притихла, закрыв глаза и пытаясь убежать от всего. Она тосковала по надёжному прибежищу, по утешению, недоступному для большинства людей. Вспомнила о своей больной матери, которая когда-то лежала на кровати на кухне с выходящим во двор окном.
Окно было украшено кружевным подзором, который мать связала своими руками. Оно всегда было открыто и выходило во двор, который они делили с тремя соседними домишками. Все соседи могли подойти к окну, заглянуть в комнату, или же сидели на скамейке рядом со старой шелковицей, откуда доносился аромат послеобеденного кофе.
«Кофе!» – кричала тётя Анка, и все собирались за столом, в тени шелковицы, словно под стенами городской крепости, у земляного обрыва Бежании[1 - Бежания – район Белграда.].
Они жили в маленьких домиках рядом с Тошиным Бунаром[2 - Тошин-Бунар – улица в Белграде.] спокойно, по-провинциальному. В мире, в котором все уважали и заботились друг о друге.
Рядом со школой дети играли в мяч на мостовой, по которой не проезжали машины.
Детство Миры закончилось неожиданно, когда погиб её отец.
Мира как раз была на выпускном вечере, когда сообщили, что на заводе случился пожар и есть жертвы.
После этого всё стало происходить очень быстро.
На похоронах Мира чувствовала себя торжественно. Она не плакала. Отец был офицером запаса, поэтому на похоронах играла военная музыка, под которую провожают генералов. Потом солдаты дали торжественный залп из ружей. Прогремели выстрелы. Стоя над могилой, серьёзные люди в военной форме вспоминали её отца добрым словом. Мира гордилась отцом и всё время думала о том, что бы он сказал, если бы узнал, что его ожидает такой конец. Мире казалось, что она ничего не знала из того, что другие люди говорили о её отце. Для неё он был просто папой. Солдаты опустили гроб в яму. Мира и мать держались друг за друга. Воцарилась тишина, которую прерывали лишь воробьи, шумно ссорясь в кустах и нарушая торжественность похорон.
Вот и сейчас птицы вернули Миру в реальность. Они пронеслись над городом в низком полёте, изредка вскрикивая. Над окном собиралось свинцовое облако надвигающегося холода.
«Чёрные стаи сменились белыми», – подумала Мира. Ей нравилось вести себя как в кино и разговаривать вслух, когда она нервничала. И если слова звучали глупо и банально, она тут же смеялась и подтрунивала над собой, словно беседовала с лучшей подругой или наивной младшей сестрой. «Да кому какое дело до их цвета, пусть себе летят».
Сегодня, накануне Нового года, этот слякотный день не дал ей ни одного шанса убежать от грусти.
В проветренной квартире стало очень холодно. Миру охватил озноб, и она накинула одеяло на худые плечи.
Именно тогда всё это и началось. В мыслях она вернулась к умирающей матери, вспомнив её сморщенное серое лицо. Мать когда-то была крупной женщиной, работала счетоводом в только что открывшемся «Меркаторе»[3 - «Меркатор» – имеется в виду торговый центр и крытый рынок Старый Меркатор, расположенный на территории муниципалитета Новый Белград.] и очень гордилась этим. До тех пор, пока ей не сообщили о гибели мужа.
В том же месяце они получили результаты обязательной рентгенографии, которую тогда делали в смешных маленьких автобусах, припаркованных возле тротуара.
Не верилось, что те мини-автобусы могли решить чью-то судьбу. Мира всегда думала, что такой диагноз могут поставить только в больших больницах с бетонными стенами, где доктор вызывает тебя и говорит: «Мы должны вам кое-что сказать. Речь идёт о вашей матери. Она ничего не знает, но вы должны знать. Вам придётся подписать эти бумаги, хоть вы и несовершеннолетняя. Вы единственный член её семьи, больше у неё никого нет. Ваша мать умирает от неизлечимой болезни». Хуже всего, что Мира это подписала. Мать «разрезали и зашили», после чего выписали из больницы под присмотр ребёнка, едва созревшей пятнадцатилетней дочери. Наверное, именно поэтому Мира поступила в медицинское училище.
– Будешь жить для других, дочка, – сказала ей мать. Она говорила о девушке, которая смотрит смерти в глаза и остаётся в этом мире совершенно одна. Мать не могла проронить ни слезинки, скрывая от дочери сильные боли, и только вздыхала, лёжа в комнате. Дочь слышала её плач в своём сердце, словно надвигающийся страх, который не давал ей ни сна, ни покоя.
Мира не спала ночами, вскакивая от каждого шороха и прижимая мать к себе. От раны на груди матери неприятно пахло, но дочь не обращала на это внимания, судорожно обнимая мать и молясь, чтобы боль отступила. Иногда Мира ненадолго засыпала, лежа одна в темноте, с открытыми глазами, застывшими и неподвижными.
