banner banner banner
Пашня. Альманах. Выпуск 1
Пашня. Альманах. Выпуск 1
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Пашня. Альманах. Выпуск 1

скачать книгу бесплатно

Пашня. Альманах. Выпуск 1
Creative Writing School

В первый выпуск Альманаха «Пашня» вошли лучшие работы выпускников литературных мастерских Creative Writing School – рассказы, эссе, автобиографические истории, стихи. Руководители очных мастерских: Майя Кучерская, Денис Драгунский, Марина Степнова, Олег Швец, Дмитрий Быков, Екатерина Лямина, Алена Карась – и преподаватели онлайн-школы: Евгений Абдуллаев, Марина Вишневецкая, Юлия Идлис, Лиза Новикова, Денис Осокин, Елена Холмогорова – в сущности, представили отчет о проделанной за год работе.

Пашня

Альманах. Выпуск 1

Creative Writing School

© Creative Writing School, 2017

ISBN 978-5-4483-2898-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Плоды Просвещения

В этом году летняя школа Creative Writing завершилась в Ясной Поляне. Погуляв по усадьбе, мы собрались на ее окраине, «пашне», зеленом лужку. Здесь или примерно здесь больше века назад бородатый классик пахал землю. Как говорится, ваше сиятельство, пахать подано!

Мы сидели на травке, попивали легкое вино, закусывали бутербродами. Прямо на земле стоял микрофон, усиливая шум рощи рядом, мастерские представляли свои лучшие тексты и мысли, все шутили, смеялись, пока хохот не перебил гром, собрались тучи, Ясная обрушила светлый, теплый дождь – на нас и на пашню. Отсюда и название альманаха.

Нашей школе всего год, но прошел он так насыщенно и весело, что мы убеждены: это именно альманах, то есть издание регулярное, продолжение еще последует.

Перед вами – смотр наших достижений. Здесь представлены тексты, созданные в рамках очных мастерских, проходивших осенью прошлого и зимой нынешнего года, а также нашей онлайн-школы, открывшейся в феврале. Каждая подборка предваряется вступительным словом мастера – Дмитрия Быкова, Дениса Драгунского, Алены Карась, Екатерины Ляминой, Марины Степновой, Олега Швеца и моим. Рассказы слушателей онлайн-школы рецензировали Евгений Абдуллаев, Марина Вишневецкая, Юлия Идлис, Лиза Новикова, Денис Осокин и Елена Холмогорова, которая написала предисловие к ним, а также взяла на себя труд по редактуре всего вошедшего в альманах собрания сочинений.

В результате получился классический фарм-клуб, в который интересно будет заглянуть всем, кто ищет новые таланты, свежие тексты – издателям, литературным агентам, редакторам сборников и журналов. И просто читателям, болеющим за современную изящную словесность.

Не рановато ли мы вышли хвастаться? Через год! Тем более что мы позиционировали себя как мастерские для начинающих авторов. Можно ли научить начинающих писать так быстро? Как обнаружилось, вполне. Потому что в писательском деле – огромная ремесленная составляющая. Ее можно разъять на компоненты и описать, объяснить. Постоянные разговоры о литературе, обсуждение текстов, споры, чтения – не менее сильнодействующее средство. Обучение техникам письма и погружение в литературную среду и приводит к поразительным и поразительно быстрым результатам. Похоже на чудо, но не чудо, мы же не удивляемся, когда наш знакомый, окончив языковые курсы, начинает говорить на китайском или итальянском, хотя вчера еще был нем.

Структура альманаха сочетает жанровый и хронологический принцип: мастерские располагаются в том порядке, в котором они проходили – от осени до зимы, и распределяются в группы по жанрам.

Добавлю, что «Пашня» – плод коллективной работы, не только авторов, их преподавателей-мастеров, редактора, но и всех, кто оформляет, организовывает и направляет жизнь нашей Школы. Это – соучредитель и соавтор проекта Наталья Осипова, художник Елена Авинова, а также Екатерина Тупова, Ирина Жукова, Екатерина Владимирова, Анна Правдюк, Юлия Виноградова, Евгения Костинская и наши замечательные модераторы и волонтеры, тоже сплошь энтузиасты и пахари.

Майя Кучерская
10 августа 2016

Елена Авинова

Графический репортаж «Пашня»

Мастерская

Майи Кучерской

Проза (осень 2015)

Ничего не могу с собой поделать: мне нравятся эти рассказы. Каждый своим и по-своему.

Оттого ли, что я присутствовала при их рождении, что прожила с их авторами общие несколько месяцев 2015 года, а с некоторыми и больше? Не думаю. Оттого ли, что большинство из тех, чьи рассказы публикуются ниже, до прихода в нашу школу никогда не писали законченных текстов, и вот какие-то 10 недель раскрыли в каждом несомненный литературный талант? Нет. Потому что даже если вычесть все это наросшее тепло, родство, все эти педагогические радости, останутся живые истории, рассказанные неповторимо, каждая о своем.

Итак, мне нравится «Сувенир» Юлии Виноградовой. Анекдот и прикол – историю о том, как полиция в аэропорту приняла за опасное оружие игрушку, – Юля превращает в драму предательства, разрыва с родным городом, любимыми людьми, завершающуюся внезапным обретением нового дома. Все это изложено на нескольких страничках – лаконично, емко, почти сурово и с безупречной точностью, психологической достоверностью. На наших глазах из семечка (анекдота) вырастает дерево.

А «Латексный костюм в шкафу» Анны Комиссаровой? Тоже прекрасен. Нетривиален! И по набору персонажей, и по теме, и по идее. Это рассказ про московских фриков – полубогему, поселившихся однажды в съемной квартире старого доходного дома на Цветном бульваре вместе с самим рантье, бывшим фотографом и кинооператором, который хранит в шкафу латексный костюм. Сквозь щели его шкафа и этого текста тихо сочится атмосфера странности, бесприютности и полного одиночества каждого из героев, их общей раненности молодостью, как сказано, впрочем, в другом сочинении. Нет, не только молодостью, но и временем. Этих странных людей бог его знает каким ветром занесло в сегодняшнее, очень неуютное для них время, от которого они надеются спрятаться в модном баре «Симачев» или в другой стране, но попытки их обречены. Самый, пожалуй, грустный и неожиданно злободневный в подборке рассказ. «Потерянное» поколение в России образца 2010-х годов.

«Мне не страшно» Михаила Кузнецова – негромкий рассказ о любви, мужа к жене и сыну, героя к миру, который на глазах захирел: деревня, когда-то переполненная жителями, за десять с лишним лет почти опустела, непьющий, один из самых достойных в деревне парень Ваня сделался алкоголиком, жена из веселой красавицы превратилась в лежачую больную. Ей кажется, что смерть близко, и она хочет крестить сына поскорей. Митя идет пешком 12 километров за батюшкой в райцентр, лишних денег на такси нет, а Ваня напился так, что не смог отвезти. Но батюшка отказывается ехать в деревню – без двух огласительных бесед с крестными родителями крестить младенца нельзя. Митя находит выход. Прочитайте – увидите какой. Сквозь внешнюю тишину этого рассказа – здесь никто не кричит, не рвет на груди рубаху, не рыдает – проступает глубинный стоицизм главного героя, он несгибаемый, и пока он жив, будет стоять это село. С таким действительно «не страшно». Как не страшно и то, что сквозь какой-то врожденный литературный профессионализм этого текста проступает дух прозы деревенщиков, однако он присутствует здесь лишь как окликаемая традиция, не заглушая собственный авторский голос.

«Мороз» Татьяны Мазурёнок – святочный рассказ, действие которого проходит в одном из самых зимних мест на земле – Якутске! Как и предписано законами жанра, рассказ источает ощущение волшебства, хотя никаких волшебников и дедов морозов тут нет, просто под школой прорвало трубу и за ночь в подвале образовалась «настоящая ледяная крепость». Ее увлекательное описание – с норами, желобами, белой королевской залой и создает атмосферу сказки, близкого чуда, которое действительно вскоре вырастает на пороге дома одного из героев рассказа. Это самый светлый в подборке рассказ, недаром в конце его звучит именно это слово, «свет!»

«Надя» Юлии Орловой – горестная история девочки с «фиалками в голове», с которой столько доброго и счастливого было связано в жизни героини, пока после катастрофы принцесса не превратилась в слабоумное чудовище. История Наденьки дана в очень метко описанных интерьерах: «Сквозь дрему я почувствовала запах детства. В этой поздней электричке пахло пирожками – жареные, толщиной с сосиску, девять рублей пачка, обернутая целлофаном, их можно было купить в пекарне у поликлиники» – и вот они, пирожки, электричка, поликлиника – сочные, живые. В итоге получился идеально тонко прописанный портрет, который может украсить и длинный рассказ, и повесть, и роман.

Миниатюра Александры Подольской «Мальчики» сводится к шутливому дон-жуанскому списку героини, ее воспоминаниям о мальчиках, которыми довелось когда-то быть любимой или просто отмеченной. Всего три кратких сценки, тем не менее из них складывается вселенная – вот она поэтика недоговора, хемингуэевская теория «айсберга» в действии, когда три штриха создают вселенную, трагичную, нежную, прозрачную.

«Поцелуй» Дианы Янбарисовой – о том, что ничего другого у людей все равно нет, кроме поцелуя, который, если не оживляет мертвых, то согревает живых. Проще говоря, ничего нет, кроме, ну да, любви – старшей сестры к маленькому брату, бабушки к внукам, мамы к детям, любви, которая только одна и может заполнить бездну на месте умершего близкого человека. Любовная порука – круговая, пожалеет сестра брата, потом он пожалеет ее, а потом… так и будет тянуться связь, потому что любовь никогда не престает. И еще даже по такому небольшому тексту очевидно, Диана – мастер необыкновенно тонких и красивых описаний, напоенных чувством цвета, света, движений воздуха: «Стены комнаты бледные, слабо светится пол, отражая окно. Матовый воздух залетает внутрь теплого спящего Ромы (на подушке, как всегда, мокрое пятнышко слюны), мамы, как будто спокойно, только по пальцам закрывающим рот, текут серые струйки туши». И из двух предложений поднимается образ утра, в которое уже пришло горе и пустота, но все это герои переживут, потому что… см. выше.

Вот такие семь поцелуев читателю – лаконичный, потерянный, стоический, светлый, сочный, нежный, красивый.

Майя Кучерская

Юлия Виноградова

Сувенир

– Виктор Рогов?

Рогов стоял у паспортного контроля и искал в кармане летних брюк посадочный талон. Перед проходом с криками бегали чьи-то дети, обнималась прощающаяся пара, завернутые в покрывала азиатские женщины почти волоком тащили свои тюки. Громкоговоритель один за одним объявлял рейсы, ухая на разных языках и в промежутках разыскивая неких Грековых.

– Виктор Рогов, рейс 243?

Расслышав свое имя, Рогов обернулся. Перед ним стояли двое охранников аэропорта и полицейский в одной рубашке без кителя. Несмотря на кондиционеры, в зале было душно, и августовское солнце жестко пекло через огромные окна.

– Старший лейтенант Козин, – представился офицер. – Пожалуйста, пройдемте с нами!

Рогов пожал плечами и спокойно согласился. Он догадывался, о чем пойдет речь, надеялся, что пронесет, но служба безопасности аэропорта сработала оперативно. Виктор убрал в кожаный портфель паспорт, поправил очки и под призывное «пройдите на посадку» не спеша последовал за лейтенантом. Только сейчас он заметил, что вместе с ними шла невысокая очень худая женщина в строгом синем платье. «Волосы как у Полины», – отметил Рогов. Лица женщины он не видел.

Они пересекли зал ожидания, лавируя между чемоданами, детскими колясками и подростками, развалившимися на полу, покрытом серым ковролином. Прошли мимо кафе, где Рогов полчаса назад пил остывший кофе с пушистой молочной пеной и поставил на своей новой рубашке цвета слоновой кости темное, мгновенно расплывшееся шоколадное пятно от сладких блинчиков. Рогов ковырнул пятно, на ходу перехватил портфель в другую руку и пощупал в кармане длинный гладкий ключ от своей венской квартиры.

Жить в Вену Рогов переехал два года назад. Его институтский друг Марик, полноватый, всегда вежливый меланхолик, звал его к себе уже много лет. Виктор отказывался и втайне даже жалел приятеля. После окончания экономического института они оба наработали серьезный профессиональный опыт. Рогов быстро взлетел на карьерном лифте и в итоге возглавил российский филиал крупной австрийской девелоперской компании. Марик же, как казалось Виктору, променял возможности, которые сулила им российская финансовая действительность, на «укладывалки для яиц» (ему принадлежала маленькая компания по производству упаковочного оборудования). Раз в месяц Рогов летал в головной офис в Вену. Вечерами они с Мариком садились в любимом кафе в переулке за Альбертиной и, скрипя ножами о фарфоровые тарелки, резали тонкие и желтые словно масленичные блины шницели.

В одну из таких поездок жена Рогова Полина попросила его забрать в венском антикварном магазине заказанные ею не то гравюры, не то акварели кого-то из старых мастеров. День в офисе был напряженный, вечер разлился горьковатым австрийским пивом и быстро перетек в торжество молодого вина. И про мастеров, и про магазин Виктор, конечно, забыл. Полина не разговаривала с ним несколько дней. Весь этот антиквариат она любила, покупала, берегла, заставляя комнаты одновременно немецкими фарфоровыми пастушками, русскими прялками и пышными ампирными креслами с бронзовыми вензелями. Мечтала и сама открыть антикварный магазин, над чем Рогов иронично подшучивал. Ценности чужих старых вещей он не понимал. Их запах напоминал ему собственного деда и тяжелую обязанность детства проводить каждую субботу в компании несвежей одежды, черно-белых фотографий и болезненного нытья.

Из жужжащего зала ожидания свернули в тихий, словно больничный коридор. Охранники сопровождали Рогова и при его среднем росте казались громадными надутыми куклами, какие бродят в парках аттракционов. Лейтенант шел впереди, маленькая женщина торопилась рядом и почти беззвучно, одними губами что-то ему говорила. Темные с живыми пружинными завитками волосы закрывали ее шею и щеки. Когда она поворачивалась к офицеру, Рогов едва мог увидеть правильный профиль ее носа и бледные скулы.

Когда Полина, пряча лицо в таких же плотных спасительных локонах, ему все рассказала, Рогов сразу позвонил Марику. Уже через неделю Виктор снял в пятом районе Вены квартиру. Перевез московские вещи, но картонные коробки, обклеенные этикетками транспортной компании, до сих пор стояли неразобранными. Рогов засиживался в непривычно скромном офисе, слушал новости на немецком, вяло листал документы, но больше смотрел в окно на проносящиеся по Рингу трамваи. По ночам спал он плохо. Марик убеждал, что после сорока новую жизнь начинать даже проще, тем более с его – роговским – опытом. А потом убегал забирать своих девчонок из школы. В Россию Виктор летал теперь редко – передать проекты новому директору, подписать документы о разводе да пару раз, чтобы повидаться с сыном. Мишка скучал, часто звонил ему. Жаловался на школу, просился в гости. Ни про мать, ни про отчима не говорил ни слова.

Через стеклянную дверь вошли в серую, пахнущую хлоркой и искусственным ароматизатором комнату. Несколько офисных стульев, стол, в центре – обычный багажный сканер. На ленте Рогов увидел свой чемодан.

– Это ваш багаж? – спросил полицейский

– Мой.

Рогов узнал бы своего зеленого «чумазеку» из тысячи других чемоданов. Это имя семейный любимец получил от еще маленького Мишки. В командировки Виктор летал с легким кожаным саквояжем, а огромный семейный чемодан они с Полиной купили во время первой совместной поездки. Тогда они даже еще не были расписаны, но уже через год родился сын, и все встало на свои места. Чемодану предстояло вынести не только тяготы аэропортной жизни, но и детские смеси, липкие цветные пюре, протекающие фломастеры и даже протухших в дороге экзотических рыбок. Дорожный помощник держался с достоинством, его бережно хранили в кладовке на отдельной полке. Только однажды он захромал – отлетело колесо и сломалась ручка. Возвращаясь из итальянского отпуска, Полина засунула между летними платьями и панамками бронзового Диониса, габариты которого не выдержал даже такой вместительный гигант. Это была одна из ее первых покупок. Их остановили на таможне и четыре часа выясняли ценность обнаженного бога. Годовалый Мишка уснул тогда у Рогова на руках. В этом же чемодане Виктор увозил вещи в свою старую холостяцкую однушку.

– Открывайте! – громко сказал лейтенант.

Рогов щелкнул потертыми замками, из-под поцарапанной крышки выпали мятые рубашки.

– Доставайте!

Рогов знал, что они ищут, и не торопился. Медленно разложил белье и несессер. Поставил на стол флакон Boss с разбитой крышкой, наполнив комнату кисло-сладким ароматом дорогого парфюма. Достал папку с Мишкиными рисунками и целый мешок мелочей, выбросить в Москве которые не решился. Глупости, привезенные из путешествий, детские поделки, фотография мамы в поломанной деревянной рамке, которую он все время забывал поменять. Сгреб все, что осталось.

Наконец, на дне показался черный кофр.

– Что там? – спросил полицейский.

– Ножи, – спокойно ответил Рогов. – Показать?

В бархатных ячейках кофра лежали два огромных стальных полотна с полированными деревянными ручками.

– Оружие.

– Нет, это кухонные ножи, – уверенно возразил Рогов. – Для мяса. Я мясо готовить люблю. В Японии заказывал, у мастера.

– Килл Билл, – хихикнул у двери один из охранников, но осекся под быстрым взглядом лейтенанта.

– Сейчас сертификат покажу, – продолжил Рогов, вытягивая из портфеля черную глянцевую книжечку.

– Я же говорила, что он не может, – донеся из угла неожиданно певучий голос. Маленькая женщина в сером платье наблюдала за ними. В этой безликой комнате она показалась Рогову хрупкой диковинной статуэткой наподобие тех, что Полина когда-то расставляла у них дома.

Лейтенант внимательно осмотрел ножи, взглянул на иероглифы и фотографию улыбающегося японца в поварском колпаке.

– Что еще в чемодане?

– Ничего.

– Ничего? – неприятные, по-девичьи большие глаза офицера смотрели прямо на Виктора, – закрывайте!

Рогов удивленно приподнял брови, но чемодан закрыл. Лейтенант включил монитор сканера.

– Это что? – спросил он и развернул мерцающий экран к Виктору.

Рогов почувствовал, как картинка на мониторе поплыла, и интуитивно дотронулся до очков. Прямо перед ним в черно-белых потрохах родного «чумазеки» красовалась металлическая звездочка, японский сюрикен, смертельное оружие, категорически запрещенное к провозу. Его форму узнает любой мальчишка, интересующийся нинзя. Они с Мишкой успели посмотреть вместе несколько фильмов. Рогов приложил руку ко лбу – она показалась ему ледяной. Откуда? Кто мог его подставить? Да и зачем? До своего отъезда Виктор закрыл все дела по бизнесу, отдал долги, врагов у него не было. В этот раз он пробыл в Москве всего четыре дня, ни с кем не встречался, только с сыном. Полина заезжала забрать Мишку. В первый раз за долгие месяцы Виктор смог спокойно разговаривать с бывшей женой.

– Что это? – повторил лейтенант.

Рогов растеряно посмотрел на него, невольно перевел взгляд в угол на копну темных волос.

– Я не знаю.

– Он не врет, – опять отозвалась женщина.

– Доставайте! – приказал лейтенант.

Рогов еще раз заглянул в основное отделение чемодана, потом расстегнул боковой карман, сунул руку в глубокий проем. И на мгновение облегченно зажмурился.

Мишке шесть. Виктор только что получил повышение, серьезную должность, которая поможет им отдать долги за недавно купленный в коттеджном поселке дом и обеспечит сыну дорогую частную школу. На радостях укатили в отпуск. В августе на Мальте стояла жара. Рогов плавал и отсыпался. Мишка без устали рубил деревянным мечом воображаемых драконов и глазел на старинные замки. Полина скупала в антикварных лавках пахнущие подвалами безделушки. «Так, – подтрунивал Виктор над ее уловом, – Колокольчик. Миленько. Ключ без замка. Очень практично. Какая-то дребедень со львом…». «Это дверной молоток, – деловито перебивала Полина, – тук-тук, видишь? Мальтийский крест, символ ордена рыцарей-госпитальеров…» – «Не надо, дай отдохнуть», – Рогов морщился, представляя, как они повезут купленное добро домой. История его мало интересовала.

Он и подумать не мог, что это будет их последняя поездка. Осенью Виктор вступил в новую должность и погрузился в работу. Мотался по командировкам, иногда и ночевать оставался в офисе. Ему нравилось. Нравилось поднимать все с нуля, создавать там, где не получалось у других, исправлять то, что казалось неисправимым. Пока решал одни проблемы, накапливались другие. Он не замечал, что Мишка стал чаще оставаться у бабушки. Не понимал, что несколько раз возвращался просто в пустой дом. С Полиной он даже виделся не каждый день. Несколько раз пытался поговорить, объяснить, что это временно, что дальше будет легче. Она соглашалась, ни в чем не упрекала, тихо плавала по дому, переставляя с места на место кованые подсвечники. Больше не пыталась рассказывать ему о символическом значении винограда в истории искусства, видах инкрустации на мебели или творческом почерке известного художника.

Это был обычный глухой вечер после рваного гудящего рабочего дня. Когда Рогов по пыльной июньской Москве добрался до своего поселка, было уже за полночь. Полина сидела за столом в полутемной кухне. На ней было атласное черное платье и жемчужные бусы, которые Рогов подарил ей много лет назад. «Ты откуда такая торжественная?» – удивился Виктор. И сразу заметил, что в руках жена мяла и крутила маленький листок бумаги. Она всегда так делала, когда сильно волновалась.

Рогов так и не узнал в тот вечер, как звали антиквара. Как оказалось, невидимый соперник, который теперь и соперником-то не был, тенью скользил по их жизни уже давно. Это с ним Полина ходила на выставки и вернисажи, по его рекомендации покупала старинные карты и гравюры. Виктор с отвращением подумал, что, быть может, этот человек даже бывал в его доме, и бросился в темноту кладовки за чемоданом. «Ты ведь никогда не понимал, что я люблю на самом деле», – донеслось из кухни вдогонку, и дверь захлопнулась.

Тук-тук. Виктор вытянул из кармана чемодана ту самую дверную колотушку с Мальты. Бронзовую звездочку мальтийского ордена, похожую на сросшиеся вместе четыре ласточкиных хвоста. Молоточек в форме головы льва с лохматой гривой и грозно приоткрытой пастью. Зачем-то он схватил этот молоточек еще тогда, в смятении убегая из дома. И так и не решился избавиться.

Лейтенант молча уставился на колотушку.

– Сувенир с Мальты, – объявил Рогов и криво улыбнулся.

Когда Рогов закрыл за собой дверь, охранники все еще хохотали, а маленькая женщина с черными волосами, психолог, продолжала твердить: «Я же говорила. Не мог он». Колотушку он оставил ей на память.

До вылета самолета оставалось 40 минут. Первый раз за два года Рогов почувствовал, что летит домой.

Анна Комиссарова

Латексный костюм в шкафу

Митя сказал: «Отвоюй себе место в этом шкафу, тут довольно пусто». Оставил ключи и ушел. Стоя в темном коридоре с охапкой одежды, я открыла дверь огромного шкафа и сдвинула в сторону его содержимое. Пальцы коснулись чего-то липкого, гладкого и скользкого, похожего на человеческую кожу. Это был латексный костюм.

Я всегда считала, что лучше делить быт с человеком, чье понимание свободы вмещает непопулярные пристрастия и модели поведения, нежели с тем, у кого оно ограничено стремлением к стандартной добропорядочности.

Два года назад я не раздумывая написала бритоголовому парню в латексе на аватарке, который запостил объявление о том, что на Цветном недорого сдается уютная комната в трешке. В Интернете нас объединял только паблик Жака Деррида, но я решила, что это достаточное основание для гармоничного оффлайн-соседства.

И не ошиблась.

На пороге меня встретил высокий, голубоглазый и приветливый Митя.

Угостил чаем и показал комнату – высокий потолок, свежий паркет, пустые стены молочного цвета, двуспальная кровать и кожаный диван, на котором лежал металлический ошейник.

– Остался от предыдущего жильца, стриптизера, – объяснил Митя. – Он уехал танцевать в Китай.

– Почему такая невысокая цена? – спросила я на всякий случай.

– Это же всего лишь комната, – просто ответил домашний философ, и мы обменяли деньги на ключи.

Я вселилась весной, во внутреннем дворике цвела сирень, и само название – Последний переулок – звучало как обещание чего-то неизбежно нового.

В меру замкнутый и тактичный Митя оказался идеальным хозяином и соседом. Сам оплачивал счета за свет и воду, не вмешивался в мою жизнь и спокойно относился к гостям в любое время суток. Зимой купил по обогревателю – мне и другому жильцу, добродушному бодибилдеру с татуировкой во всю спину Славе.